Принц и его советник

— Спасибо, Сильвия, ты очень доб… Мужчина и молодая девушка напротив него, которая с улыбкой подавала ему тёплый чай, одновременно вздрогнули, обернувшись к громко хлопнувшей двери, и чудом не выплеснули всю наполняющую чашки. — Кэйа! Заметив, что в комнате кроме Кэйи есть и еще кто-то, взволнованный голос утихает. Служанка оставляет чашку на маленьком подносе и мигом встаёт, отвешивая неглубокий поклон. На лице её играет легкий румянец и, кажется, молодого господина это вводит в замешательство. Он сжимает кулаки и поджимает губы, а затем переводит взгляд на Кэйю, который мягко шепчет девушке "иди". Он тоже просит её покинуть их, но отнюдь не так любезно. Дверь закрылась, и Кэйа устало вздохнул. — Вы не можете так врываться, мой принц, — аккуратно переставив поднос с кровати на тумбочку и откинув одеяло, сказал Кэйа. Дилюк нахмурился сильнее, выражая своё недовольство, но Кэйа заметил, как забегали его глаза от него обратно к двери. Вообще, Дилюк может врываться куда захочет и когда захочет, если мы говорим о правах, но они оба знают, о чем сейчас идёт речь. — Посмотрите за окно, — он кивнул в сторону рамы на противоположной стене за которой уже во всю хозяйствовала госпожа ночь, укрывая все небо своим темным полотном, и свесил ноги с кровати, тут же морщась. И это, кажется, отрезвило Дилюка, потому что он тут же кинулся в его сторону. — Да стой ты! Куда вскочил, — начал сетовать он, ставя ладони напротив его плеч, желая, но не касаясь. С недавних пор он начал быть осторожнее в своих жестах, что не осталось незамеченным Кэйей. Кэйа, пытающийся встать, чтобы поклониться своему юному господину, остался сидеть и поднял взгляд на него. С недавних пор изменился и он. Чем старше становится Дилюк, тем почтительнее относится к нему его советник, чтобы воспитать в нем уважение к самому себе и чтобы Дилюк никогда не забывал, кем является. Некоторые приближенные принцев и принцесс наедине с ними ведут себя более неформально, позволяют себе отпускать шуточки в сторону королевских особ, ребячиться и позволять ребячиться и своим воспитанникам, только они не учитывают, что позже эти самые их воспитанники могут случайно ляпнуть что-то неподходящее их статусу среди других людей, что являлось ужасно неприемлемым. А потому Кэйа старается соблюдать все порядки, даже если за некоторые Дилюк и безумно обижается на него. — Со мной все в порядке, — звучит, честно, немного глупо, ведь почти весь его торс обвязан бинтами. — А вам лучше вернуться к себе. Только по состоянию Дилюка, Кэйа уже предполагает, к чему это может привести. Дилюку нельзя позволять быть чересчур эмоциональным в его присутствии, они уяснили это уже давно, а потому он спешит поскорее прогнать его обратно к себе. Не потому, что не любит его компанию, только потому, что это просто-напросто небезопасно, в первую очередь, хотя бы для принца. — И зачем ты мне врешь? Разве я не могу волноваться о тебе, не могу волноваться о своём советнике? Как только мне сообщили, что ты ранен, я прибежал к тебе, что случилось, Кэйа? Почему такое произошло? — алые глаза затянулись беспокойством и, кажется, чем-то ещё, смахивающим на обиду. Конечно, ведь Дилюк считает свой визит проявлением высшей степени привязанности, а Кэйа так бессердечно прогоняет его, не оценив жест. — Обычная тренировка, всякое случается, успокойтесь, видите, я жив, почти здоров… — О Архонты, ни за что не поверю, что тебя покалечил какой-то новобранец! — Дилюк прервал его, недоверчиво хмурясь, — Кэйа, тебя что, ранили где-то исподтишка? Неужели ты заслужил чью-то ненависть? — на секунду он затих, а затем аккуратно поднял руку, прикрывая часть своего лица, словно в смущении, — нет-нет, не подумай, если тебя правда ранили… ну, во время тренировки, в этом ничего такого нет, говорят, молодые сейчас очень проворные и умелые, ведь их же начал учить вернувшийся Варка, да ещё и ты… Дилюк обычно не так разговорчив, но буквально за пару минут успел навалить на него столько, умудрившись между тем ненавязчиво пару раз топнуть его по гордости, что Кэйа смеётся, подняв руку с просьбой прекратить. — Ну все-все, Ваше Высочество, прекратите, пожалуйста, иначе вы далеко зайдёте и раните мое самолюбие, — Дилюк начал слушать его, и он продолжил, улыбаясь: — Тут вины особой ни у кого нет, тренировка была в лесу, учили молодых перемещаться без следов и бесшумно в разных условиях, сначала все шло хорошо, но один из первогодок начал нервничать, и когда спереди нас был небольшой уступ, по которому им нужно было спуститься, юнец внезапно увидел выпрыгнувшую откуда-то лису, испугался и вскочил, толкнув сотоварища, который в панике схватил за ремни уже меня и с которым мы дружно скатились вниз. Слышал, у него бедро ушиблено, ну а я рассек бок суком дерева. Отделался малым. Кэйа решил умолчать о том, как вдобавок ударился головой, из-за чего весь отряд ждал его пробуждения, по их словам, около пяти минут и как за тем они ещё полчаса волочились из леса, ведь продолжать тренировку с задыхающимся от слез из-за вывиха мальчишкой и паникующим из-за него же остальными было практически невозможно, особенно, когда их смотрящий и сам истекал кровью, еле соображая. Дилюк весь рассказ слушал его с напряженным лицом, а под конец тяжело выдохнул, чуть прикрывая глаза. — Тебе нужно быть осторожнее. Когда меняли повязки? — спросил он и опустил глаза, и следом сразу же смутился, только сейчас заметив, что сидит Кэйа без рубашки. — Только что. — Та… служанка, верно? Она, что, умеет? Уверен, что не нужно перевязывать? Дилюк за секунду мрачнеет. Кэйа узнаёт это выражение лица, оно не сулит ничего хорошего и наводит на мысли, что этот вечер так же не закончится без очередных нравоучений. Он подпустил Дилюка слишком близко, сам же не заметив этого. По крайней мере, совесть хочет шептать ему о его невиновности. — Сядьте, пожалуйста, — хлопнув по месту рядом с собой, попросил Кэйа, и Дилюк без пререканий сел, виновато заламывая брови. И как его такого ругать теперь? — Я просто волнуюсь, Кэйа… — он знает, что за этим последует, а потому пытается свести тему, но отведённый взгляд говорит честнее любых слов. Дилюку все ещё учиться совладать со своими внезапными и бурными эмоциями, а потому часто выдаёт себя на казалось бы самых мелких упущениях. Кэйа глубоко вздыхает и тянется в сторону, чтобы взять свою рубашку и, игнорируя покалывания в области бока живота, накидывает на плечи рубашку, держа в голове, что нагота всё ещё может смущать Дилюка, хоть его торс и почти полностью покрыт бинтами. — Навестить вы могли меня и утром, — Дилюк, только хотевший потянуться к нему, чтобы помочь с рубашкой, застыл и опустил руки, сжав пальцами белоснежные простыни постели. — И разве я не говорил вам брать с собой прислугу везде? Кэйа не ругает его, но атмосфера в комнате повисает именно такого толка. Он знает, как Дилюку не нравится подобное, как тот всячески избегает разговоров на тему "можно" и "нельзя", ведь считает, что уже немаленький для них. Вообще, Кэйа с ним ещё с отрочества, когда его из рядовой прислуги, занимающимся всем тем, что под руку попадётся, перевели в главный дворец, заметив, что парень сообразительный и все ловит буквального налету, где он первое время прослужил в библиотеке и помощником местного советника, счетоводом, писарем, даже пару раз успел на кухню заскочить, да на охоту выйти, кем он только не был. Но главным вихрем, закручивающим его жизнь и вплетающим в него также и проблемы, был маленький, красноволосый и очень милый господин, который все время захаживал в библиотеку, просил у него совета по книжкам, делал вид, что у него какой-то очень важный разговор с кем-то другим из рабочего персонала, маячил между большими стеллажами, украдкой поглядывая на него и считая, что делает это незаметно. Как Кэйю только за это не ругала главная библиотекарша, сетуя и браня, ведь все посчитают, что юного омегу намеренно завлекает какой-то "пацан-недоросль", находящийся под её опекой. Однако, несмотря на все опасения, сложилось всё намного лучше, его даже какое-то время считали молодым гувернером или няней Дилюка, что ужасно не нравилось второму: "скажи им, что это не так!" — прозвучало в голове знакомое. Какое-то время он все еще поработал на побегушках у того советника, прежде чем Крепус, отец Дилюка, решил утвердить его должность официально (Кэйа уверен, что тут не обошлось без слов рекомендации от Дилюка), назначив месячное жалованье и выдав собственную комнату. И хоть сейчас та комнатка кажется очень маленькой и неудобной, в сравнении с тем, что он имеет сейчас, вспоминает он о ней и Дилюке, который спиной вперёд вёл его к двери, рассчитывая на бурную реакции, с тёплой улыбкой. Недолгую паузу и нахлынувшие воспоминания прерывает чужой голос. — Почему я… то есть, разве я не могу захотеть побыть наедине? Почему не могу пожелать приватного разговора с кем-то? Да это же ни в какие рамки, я же не маленький. Начал Дилюк уверенно, но под конец голос ощутимо дрогнул. Как же все это сложно. — Просто возвращайтесь к себе, Ваше Высочество, вы же уже убедились, что о моем состоянии нет причин волноваться? Кажется, то, что Кэйа продолжил сохранять официальный тон, ощутимо задело Дилюка, он даже подобрался весь, словно в попытке вскочить и выйти, но его отвлекло шипение. — Больно? Мне позвать лекаря? — Дилюк двинулся вперёд, обеспокоено бегая глазами от повязки на чужом торсе, до болезненно нахмуренных бровей, коснулся пальцами еле ощутимо смуглой ладони на бинтах и обернулся к двери, уже готовый окрикнуть кого-то. Не в таком свете Кэйа желал выставлять себя перед своим принцем. — Нет, просто… кольнуло, — он разжал пальцы, до этого непроизвольно плотно втиснутые в покрывало, и поднял взгляд, одновременно с тем успокаивающе накрывая левой рукой чужую, с такой беспокойностью и нежностью касающуюся его. Сердце Дилюка, по ощущениям, пропускает удар. Но Кэйа, видимо, считает своим долгом испортить момент, выдав повторно: — Возвращайтесь к себе, пожалуйста… А если хотите помочь, передайте девушке у дверей зайти, она все еще должна быть там. Упоминание служанки разжигает огонь в глазах Дилюка. Он тяжело сглотнул и поднял голову, словно пытаясь продемонстрировать задетую гордость. — В чем я хуже справлюсь? Почему ты прогоняешь меня, Кэйа? Я ведь и завтра навещу тебя… — Так заходите днём, я нисколько не против, Ваше Высочество, но а сейчас уже темно, вам лучше прислушаться ко мне, — Дилюк, будто действительно не слыша его, лишь придвигается ближе, сжимая его ладонь. Кэйа еле сдержал себя от того, чтобы резко не отпрянуть назад, — неужто мне стоит повторно ввести уроки этикета? Дилюк на этих словах моментально нахмурился. — Мы сейчас даже не во дворце, Кэйа, а сейчас и вовсе наедине, зачем нам этот этикет? Никто ведь не видит. Кэйа чувствует, как все его старания и часовые сборки программ менталитета чужих стран стремительно катятся с высокого склона вниз. — Прекрати так обращаться со мной. Неужели я расстроил тебя чем-то? Кэйа? Кэйа снова думает о том, что это растянутое и тихое "Кэйа" нужно запретить произносить Дилюку на законодательном уровне. Абсолютно нечеловечно смотреть на него с таким взглядом из-под ресниц и что-то ещё и просить. Но порой собственная выдержка поражает его самого. — То, что нас никто не видит, допускает подобное поведение? Разве такому мы учились все это время, мой юный господин? Вы знаете какое безобразие будет в стране, если все будут придерживаться подобного принципа? — Кэйа изогнул бровь изо всех сил стараясь сохранять непринуждённость. Дилюк, кажется, задумался, даже руку убрал, обратно сцепляя со второй своей в замок. — Данное поместье всегда было особенно активным… разносчиком слухов. Вы считаете, что это не проблема, однако я не хочу, чтобы нам сейчас хоть что-то доставило неудобств, мы ведь приехали отдохнуть… С чем я, конечно, немного провалился, но вы все еще можете одержать верх. Под конец Кэйа все же улыбнулся, чтобы сгладить напряженную атмосферу, но в этот раз его улыбочка все же не спасла. Дилюк, честно, умный мальчик, он практически никогда не забывает о том, как себя нужно вести, о том, что важно следить за своим авторитетом, но стоит им оказаться наедине — его будто подменяют, оставляя вместо сдержанного и вежливого юношу — юнца, смотрящего в его темные глаза с безрассудностью и желанием пойти на глупости. — Мне все равно на слухи, они ничем не подкреплены, в чем их вес? Думаешь, им отец поверит охотнее, чем мне? Разве есть что-то сделанное мной, что заслуживает порицания, разве сделал я плохое, разве помешал кому-то? — Дилюк, — окликнутый опускает взгляд и закусывает губу. Кэйа видел, как слово за словом смущение накрывало лицо напротив, но сейчас время было не для сентиментальных сцен из рыцарских романов. Кэйа потянулся вперёд уже сам, мягко расплел его пальцы, сплетенные друг с другом, положил его ладонь на кровать и накрыл своей рукой поверх. Плечи Дилюка заметно дрогнули, заставив сердце Кэйи кольнуть от горечи. — Ты говоришь лишнее, думаешь — тоже. Ты утверждаешь, что не хочешь видеть служанку рядом, хочешь общаться приватно и в комфорте, но ты никогда не выражаешь ей недовольства при разговоре с кем-то другим, но при этом, пожелав перекинуться со мной парой фраз, можешь её даже в одну комнату с нами не впускать, да что там в комнату, когда в последний раз Мико сопровождала нас в саду? Принц напротив него выглядит совсем ребёнком, отчитываемый взрослым. Кэйа видит, как он с каждой секундой дышит прерывистее, вдумчивее, очевидно пытается сымитировать спокойное дыхание, скрыть, как ему это сложно даётся. — Ты все понимаешь, но делаешь вид, словно тебя это не касается, — в голосе Дилюка нет упрёка, только неизмеримое огорчение со шлейфом смирения. — Тут нет ничего, что можно было бы не понять, ты привязан ко мне, так же как и я — привязан к тебе. В этом нет чего-то плохого, — он улыбнулся и сжал его руку, в ответ получив глаза, блеснувшие надеждой, — но твои появления у меня в такой час могут неправильно трактовать, понимаешь, Дилюк? Дилюк понимает. Кэйа тоже понимает, точнее — видит. То, как рушится этот блеск надежды в алых глазах. — Я понимаю, — но улыбку, хоть и кривоватую, он и себя все же выдавливает. Кэйе больно видеть его таким, но ещё больнее будет, если он позволит чувствам Дилюка вспыхнуть, а затем, "затем" которое обязательно наступит, сам же потушит их, плеснув ледяной водой обязанностей. Прямо сейчас, между строк, пробежало отчаянное признание Дилюка, признание, которое и тайной не было. Секрет, который знали они оба; о знании котором друг у друга было известно им обоим. Оно было озвучено незаметно, но так же ясно, как и отказ Кэйи, который и отказом назвать нельзя, если подумать. Он отказал ему и сделал вид, что речь идёт совсем о другом. Перевёл тему, но дал понять, чего ему стоит ожидать, а точнее, что не стоит ожидать. — Я не хочу, чтобы это доставило вам проблем. Я всегда думаю в первую очередь о вас, о том, чтобы не позволить никому разбить вам сердце. — Я благодарен тебе, — Дилюк сжал его руку в ответ и отзывчиво прильнул ближе, словно показывая, что не держит обиды, однако Кэйа даже в глазах его может прочитать: "и в место этого ты решил разбить мое сердце сам". — Мне спокойно, когда ты рядом. Кэйа улыбнулся. — Вы будете счастливы, абсолютно счастливы, и найдёте того, с кем вам будет так же спокойно, как со мной, — уголки губ Дилюка дёрнулись от его слов, но Кэйа не взял во внимание, вместо этого подняв руку, чтобы осторожно заправить прядь алых волос за ухо. Дилюк проследил за жестом растерянно, но ничего не сказал, остался сидеть как есть и смотреть на него, будто в Кэйе прячутся все ответы на вопросы, которые мучают его каждую ночь. И внезапно, Кэйа вновь подал голос, сместивший всю скорбь на лице Дилюка: — Хотите выбраться на городской рынок? Дилюк прищурился. — И что я буду должен сделать взамен? Кэйа засмеялся негромко. Надо же, неужели он настолько очевиден? — Ничего. Вы же принц, я не имею право что-то просить у вас взамен, моя цель — порадовать вас. — Кэйа, — Дилюк хлопнул его недовольно по бедру. Кэйа всегда любит его дразнить, заостряя внимание на статусе принца, а тот каждый раз заводится за пол оборота. Кэйа начал смеяться лишь сильнее, мол, рыбка попалась на крючок, но тут же захрипел, когда рёбра кольнули непонятно куда, но очень больно. — Вот так и бывает, если быть поганцем! — несмотря на злорадство, кинулся Дилюк к нему почти сразу, обеспокоено накрывая рукой бинты чуть выше предполагаемой раны. — Сильно больно? — на этот раз Дилюк лекарей не предлагает. Теплота чужой руки ощущается приятно, но сосредоточиться на ней сейчас даже при желании было бы непросто. Кэйа поднял расфокусированный взгляд, попытался сосредоточить его и чуть ли не вздрогнул, заметив чужое лицо настолько вблизи своего. Боль проходит, а в горле пересыхает. — Прошло, просто… нужно быть аккуратнее с резкими движениями, как вы говорили. Дилюк, заметив его взгляд, чуть тушуется и все же немного отодвигается от лица Кэйи. — Да, — кивнул Дилюк и не сумел отвести взгляд. — Так значит… завтра на рынок? — Вечером. После ваших занятий. — Ты про историю? — энтузиазм Дилюка чуть спал. — А еще есть каллиграфия и вышивка, потому что я нашёл нового учителя. — Кэйа, — вздохнул отчаянно Дилюк и жалобно посмотрел на него, — я не люблю, не мое это, ты же знаешь. — А для меня платок украсили, я бы поспорил! — воодушевляет его. Платок с силуэтом павлина, который около года назад подарил ему Дилюк, все еще лежит у него аккуратненько уложенный в тумбочку, чтобы лишний раз не портить. — Потом свяжете для своего будущего супруга, знаете, как он обрадуется такому жесту? Вышитый на платке узор от второй половинкой считается очень романтичным жестом. Дилюк сжимает его руку в своей посильнее и с теплом в глазах обращается к нему: — Я знаю.