Спасение утопающих — дело рук самих утопающих

Розария гладит его по спине успокаивающе. Она усмехается и язвит, но в глазах ее плещется страх. Девушка отпускает грехи за горстку моры, курит дрянной табак, а еще пьет, как не в себя. Это не тот человек, с которым надо бы водиться. Розу не любят в городе, на том эти двое и сошлись. Выстоять перед ненавистью и сплетнями намного легче в паре, нежели в одиночестве. Розария ненавидит все сущее, ненавидит Архонтов, ненавидит людей и себя. Себя в первую очередь, об этом Кэйе известно. Когда Альберих впервые заговорил с девушкой, все моментально стало очевидно. Розария ревела у таверны, после очередного разговора с Варкой, когда Кэйа ее нашел. Обнял, поставил на ноги и сказал: — Ты смогла пережить то, что было в прошлом, раз сейчас здесь, — он глянул выразительно на ее глаз Бога. — И тебе стоит собой гордиться, а не слушать всяких занудных стариков. Он не знает почему сказал о Варке в таком тоне, но злоба наполнила каждую клеточку его тела. Роза казалась такой маленькой и отчаявшейся, просто не было возможности пройти мимо. Положа руку на сердце, Кэйа может сказать, что Розарию он любит. Она восхитительная, удивительная, о ней вообще можно долго говорить. Когда Альбериху хуже, чем есть обычно, Розария приходит к нему. Садится на кровать, толкает локтем в бедра и просит подвинуться. Девушка шипит что-то недовольно, ругается самыми последними словами. Кэйе на это охота рассмеяться в голос, но из горла выходит глухой хрип. — Я его однажды зарежу, — бормочет она, оглаживая растрепанные волосы мужчины. — И никто, даже ты, не сможет меня остановить. — Он тут ни причем. — Я слышала, что говорят в таверне. Выплеснуть тебе в лицо сок? Серьезно? — Рычит Розария, сжимая пальцами кожу на шее, пытаясь привести себя в порядок. — Я разозлил его. Очень, — дрожа телом произносит Альберих. — Я ненавижу его. Очень, — вторит она, притягивая голову друга себе на грудь, крепко прижимая. — Ненавижу. Кэйа молчит. Он не может вымолвить и слова. Мужчина дышит тяжело, наслаждаясь запахом Розарии. Это не успокаивает почти, от нее несет чем-то тяжелым и горчащим на языке. Они оба разбиты, покрыты трещинами, хватаются друг за подругу и удерживают от падения в Бездну. Там, быть может, спокойнее в разы, но они не справятся по одиночке. Розария Кэйей дорожит безумно сильно. Она трет кривоватую бабочку на бедре и ухмыляется. Когда они двое были младше, им часто взбредали в голову безумные идеи. Альберих нашел в библиотеке Ордо древнюю Сумерскую книгу, в которой были описано множество ритуалов. Один из них (не совсем понятный) — чернильный рисунок на теле в знак принадлежности определенному племени. И, конечно, Розария подбила Кэйю на эту авантюру. Идея долго крутилась в голове и в один момент, когда оба были чертовски пьяными — девушка решилась. Они взяли чернила, кинжал, и остатки выпивки, конечно. Кэйа тогда смущался немного, наблюдая за тем, как Розария вздергивает подол платья и стаскивает с ног колготки. Она обещает терпеть и смеется над предостережениями Альбериха. Кэйа старательно делает глубокие надрезы на коже, смачивая спиртом. Кровь течет одну маленькую вечность, и Розария просит действовать быстрее. Юноша тогда прошипел что-то сквозь зубы и спешно стал заливать раны черными чернилами. Капли щекотали кожу неприятно, но оно того стоило. Черная кривоватая бабочка красовалась на левой ноге. Розарии хотелось верить, что именно это станет началом чего-то нового. Она думала, что прошлое наконец отпустит. Не отпустило. Сковало цепями и не позволяет сделать и шага. Розария рассказывает Кэйе детские сказки, чтобы отвлечь. Он долго не выдерживает и говорит: — Когда в детстве я не мог уснуть, Дилюк читал их мне, а потом не мог проснуться вовремя. И плачет навзрыд, а Розария обещает ему, что все наладится обязательно. Ее саму на слезы прорывает и как бы она не старается, соленая влага оседает в чужих волосах. Ненавидеть кого-то — легко. Простить кого-то — легко. Но ненавидеть, а затем прощать самого себя — это очень тяжело. Они едва справляются с этим. Розария как-то сказала Кэйе, что ее длина волос напоминает о прошлом, ведь отец (того старого разбойника она называет так лишь в собственных мыслях, что спрятаны где-то глубоко на дне сознания) не позволял ей их состригать. И ее это тяготит очень сильно, ведь каждый раз, когда она смотрит в зеркало, то вспоминает весь тот ад, через который ей пришлось пройти. И тогда Кэйа вынул кинжал и отрезал ей волосы под корень. — Если ты не можешь сделать этого сама, это сделаю я. Пора научиться отпускать прошлое. И Розария усмехнулась: — Это ты мне сейчас говоришь? — Она вскинула брови, указывая на длинную прядь синих волос. Кэйа на это ничего не ответил тогда. В любом случае, они заняты спасением душ друг подруги, вместо того, чтобы спасти самих себя. Они оба тонут, но каждый из них уходит глубже, стараясь вытолкнуть другого. Один из кинжалов, который с собой носит Розария, однажды подарил ей Кэйа со словами: "Это тебе подарок. На день появления". Розария считает этот день своим днем рождения. Это был первый раз, когда она получила что-то за просто так. За то, что она просто есть. Этим же кинжалом она угрожает Дилюку, прижимая его к грязной стене переулка. — Я перережу тебе глотку, Рагнвиндр, — Розария дышит тяжело, угрожающе сощурив глаза. — Ты будешь истекать кровью и сдохнешь прямо здесь, — Люк на это усмехается только. — Будешь рад потерять его? — Она ведет заточенным лезвием по коже, делая слабый надрез. — Ты худшее, что могло случиться с ним. Лучше убей сам себя, или ненависть сожрет тебя быстрее. Розария идет к храму, прикрывая рот дрожащей ладонью. Ее сердце колотится бешено и она едва может сделать вздох. Мир крутится вокруг и кажется таким маленьким и ничтожным. Она падает на колени перед статуей Барбатоса и читает все известные ей молитвы. Девушка не на секунду не прекращает шептать и не двигается до тех пор, пока первые рассветные лучи не озаряют площадь. Единственное, о чем Розария просит — даровать Кэйе счастье. **** Где-то один маленький бард клянется, что сделает все возможное.