Кряж и кровь

Очередь огромна! Тая спрыгивает с подводы и тут же понимает, что совершила большую ошибку: теперь непонятно вообще ничего, лишь море шапок, платков да макушек видно в свете факелов и редких ламп. На тракте впереди застава, это она увидеть успела, но чья — вопрос. Тая осторожно пробирается между людьми, слушает крестьянское негодование. Где-то квохчут куры, ревет натужно корова. Впереди голосят бабы: отчего бы это им, тутошним, ждать пропуска — от какого-то там атамана — из Удачной до Гуляйполя. Ясно, махновцы. Это хорошо. Тая щупает зашитое у сердца шелковое послание красному подполью Перекопа. "Товарищи, рабочий люд Юзовки с вами!"... Знай она классика, вторила бы, ибо украинская ночь воистину прекрасна, и месяц, и звёзды глядят с неба на столпотворение с необъятного небесного свода, горящего и дышащего. Пахнет полынью-чернобыльником, стрекочут оркестром цикады. Тая пристраивается за семейством, едущим, видимо, в Екатеринослав, и разворачивает нехитрый тормозок. Два яйца, два огурца, с пяток ломтиков пряного сала да яблоко. Ничего, нам бы день простоять, да ночь продержаться. Впереди мужик в соломенной шляпе спорит с патрулём махновцев, пока Тая уплетает сало с яйцом: — Оце віл мій іздох через вас, бо стоїмо в полі, що ж ви за Іроди такі, ніц людського не маєте, ані пиття; ані розуміння, коли Запоріжжя дістанусь... Она сворачивает остатки еды, суёт в котомку, на неё же и ложится. Месяц задорно блестит в тёмном небе, и Тая почему-то преисполняется уверенности: её миссия будет выполнена, Деникина разобьют, а она еще обнимет добрую подругу Розу Залкинд. Ночь темна, но заря Малороссии будет алой.