Гидра Вироледо: Ведьмак. Истории Школы Кота II

Саовина 1047 Листва все еще держится на деревьях, похоже, нас ждет суровая зима. Во всех городах юга беспризорников меньше, чем привезли к нам за полгода. Правитель Города Золотых Башен прислал несколько обозов продовольствия, откуда вдруг такая милость? Не нравится мне все это, но зато никого не ждет смерть на пустой желудок. В лучшие годы было сложно собрать и полсотни детей, а сто тридцать семь?! Сто тридцать семь голодных ртов — мы ведьмаки, а не кухари, я никогда так много не готовил… Сто тридцать семь сломанных судеб, хотя… других среди нас не бывает. У кого-то из сопляков завелись вши и пришлось всех обрить, думаю, всегда теперь стоит так поступать. Гроссмейстер Ивар вверил мне пятнадцать адептов и уже больше месяца я тренирую детей фехтованию, рукопашному бою и ломаю их тела тяжелыми физическими нагрузками. Среди объектов есть очень интересные экземпляры: мальчишка, которого привез Кольгрим, отлично машет кулаками — мать отдала его Кольгриму взамен уплаты заказа на топляков. Брат сказал, что отказывался его забирать, но малец сам стал умолять взять его с собой. Также могу отметить кучерявого нордлинга: пацан — акробат, и ловко обращается с ножами — первоклассный метатель. Рингер спас его, прячущегося, под обломками лагеря бродячих артистов — на бедолаг напал леший, выжил только этот мальчишка. Есть пара близнецов — отлично управляются с мечом, я еще никогда не видел такого уровня у детей, они не так хороши в драке, как пацан Кольгрима, но быстро усваивают уроки… склонен предполагать, что дети не из простолюдин. Братья скрытные, обособленные, замкнутые…Хорошая старшая речь и то, как они держатся за столом, намекает на не сельско-портовое воспитание. Может быть дети одной из фрейлин, наскучивших королю? Но кто бы тогда стал их так тренировать? Чародеи сказали, что близнецы совсем не эманируют и если им удасться перенести мутации, возможно, они не смогут использовать и простейших знаков. Мужики прозвали одного бастардом Злобоглаза, когда великий мастер узнал об этом — наотрез запретил им так называть мальчика при остальных детях. Я устал от постоянного ворчания Ассария, старый волшебник беспокоиться, что к следующей Саовине у нас опять будет много новобранцев. Магик говорит, что уже через каких-либо пятьдесят лет чудовищ станет намного меньше и нам не останется места в мире людей. Гроссмейстер Ивар ему на это сказал, что наше Предназначение куда важнее простой охоты на бестий. В канун ночи духов за мной послал мастер Ивар, он сидел у себя в покоях возле камина и смотрел на огонь, его руки тряслись, в ногах лежали испачканные листы бумаги и разлившийся пузырек чернил. — Слушай и записывай… — сказал гроссмейстер шепотом. — Спираль, искрящаяся блеском мириад звезд сквозь пелену тумана, кружится в бесконечном вихре. Багровая луна с запада освещает пустоту, темную пустыню из абсолютного ничего, а белое солнце — с востока. По спирали скачет кавалькада красных всадников — их доспехи украшены человеческими костями, их лидер огромен, корона его увенчана острыми шипами. Черные изорванные плащи и знамена всадников развиваются в ледяном ветре вьюги, несущийся вслед за процессией… — гроссмейстер замолчал. Наклонился ближе к языкам пламени, пляшущим на обуглившихся палениях и будто получше вгляделся в огонь. — В самом конце кавалькады… призраков… мчатся чудовищные псы, словно ледяная пыль, что тянется за кометой… дикие гончие… дикие гончие… Я слово в слово записал сказанное гроссмейстером и, когда он развернулся ко мне, из его левого глаза текла кровь. Великий мастер попросил оставить написанное на столе и велел идти, уходя я слышал, как он продолжал шепотом повторять «Дикие гончие». Видения с каждым годом все сильнее терзают мастера. Завтра мы отправим адептов на двадцать лун одних в горы и я, наконец, смогу выехать в город… Мидинваэрне 1047 До нас дошли толки, что в окрестностях Геммеры бушует неизвестная губительная зараза, которая очень заинересовала Ассария и чародей убедил мастера Ивара отправить меня собрать больше информации про хворь. Ровно треть из моих подопечных не вернулась с первого испытания, а остальные, похоже, осознали, что это было лишь началом их, возможно, очень короткого пути к становлению ведьмаками. К ночи Дня Зимнего Солнцестояния я добрался до земель в окрестностях Геммеры и сразу встретился с ликом Красной Смерти — именно так люди в здешних краях прозвали эту страшную болезнь. Кровь была ее гербом и печатью — жуткий багрянец крови. Люди падали прямо на улице от неожиданного головокружения, корчились в мучительных судорогах, потом из всех пор несчастных начинала сочиться кровь. Больных рвало и проносило ярко-алым, а страдания неминуемо завершались смертью. На телах жертв, а особенно на лице, выступали красные пятна. Редкие из близких решались оказать поддержку или помощь зачумленному, а если и мужались, то во всех случаях вскоре погибали следом. Болезнь, от первых ее симптомов и до смерти, протекала менее чем за две недели. Меня мучили голод и жажда, зад ныл от седла, а медальон раздражающе нервировал все время дергаясь на груди. В такую ночь, как на Миденваэрн, когда воздух прямо-таки вибрирует от магии, медальон дрожит не переставая, а на душе всегда не спокойно. Ни одного постоялого двора не работало — жители, кто не успел бежать, в муках умирали по хатам. Несмотря на весь ужас творившийся в этих почти обезлюдевших землях, местный герцог собрал приближенных на карнавал, устроенный им в укрепленном монастыре на окраине. Зная, с каким почтением местные люди относятся к нашему брату, я отправился прямиком на праздник. Башня монастыря — причудливо изогнутая, но все же величественная, венчалась символом солнца на шпиле и отбрасывала длинную тень в ярком свете луны. Подворье было опоясано высокой стеной, с тяжелыми деревянными воротами, украшенными еловыми венками. Увидев мой медальон стражи с уважением поклонились и без лишних вопросов пустили меня за порог. Вояки даже не попробовали забрать оружие и вконец удивили меня тем, что предложили на выбор три маски: лошади, волка и кабана. Не долго думая я нацепил морду клыкастой свиньи и вошел в обитель празднества. Драпированные черным бархатом стены блестели в свете сотен свечей на круглых позолоченных люстрах, подвешенных на цепях к потолку. Золотые украшения были буквально разбросаны по зале, сверкали в доверху забитых сундуках, раскрытых напоказ. На галерее, окружающей анфиладу, против главного входа стоял массивный треножник с огромной пылающей жаровней в виде лошадиной головы. Из глаз и раскрытой пасти железный конь изрыгал языки пламени. Такой, как бы это лучше описать, — варварской роскоши, я еще никогда не видел за свои скромные полвека. Я локтями прокладывал себе дорогу к столу, пахло потом, множеством скученных тел, словом, атмосфера была самая праздничная. Ровно в полночь придворные протрубили в горны и намеренно заклепали засовы. Они решили закрыть все входы и выходы, дабы никакая зараза не прокралась к ним сегодня ночью. Я скептически воспринял эту идею, но решил воспользоваться гостеприимством — утолить голод, выпить вина и хорошо отдохнуть, ибо желания возвращаться в промерзшее седло не имелось. Обитель была обеспечена всем необходимым: здесь были фигляры и музыканты, танцовщицы и распутницы, хотя разница между ними невелика, но больше всего гости ухохатывались с личного шута герцога — неуклюжего искалеченного карлика. Собравшиеся вызывали у меня невольное отвращение. Когда празднование было в самом разгаре герцог взобрался на один из столов и поднял кубок — смычок с неприятным звуком соскочил со струны и музыканты затихли, перестали кружиться в танце ряженые. Только хозяин открыл было рот, как снаружи донеслось протяжное и зловещее пение петуха — медальон задрожал пуще прежнего. Петух прерывался на короткие паузы и с надрывом начинал кричать вновь. Птица пела так долго, что страх стал закрадываться в души собравшихся и даже меня это начало напрягать. Четырежды пропев петух успокоился, но не успело стихнуть удаляющееся эхо, как многие из собравшихся обратили внимание на человека в ярко-алом саване и непроницаемой красной маске, которого до сей поры никто не замечал. Слух о появлении человека в костюме Красной Смерти сразу облетел гостей — новость передавали шепотом пока не загудела и не зажужжала вся толпа. Гость был высок ростом и изможден, маска его столь точно воспроизводила застывшие черты трупа, что даже могильщик с трудом обнаружил бы обман. За неизвестным тянулся длинный багряный кровавый шлейф, и тянулся он от наглухо закрытых главных дверей. Герцог глядел на таинственного гостя, расхаживающего торжественной поступью среди трепещущих от страха людей, и все заметили, что по телу герцога пробежала какая-то странная дрожь. Тут, герцог, вне себя от ярости и стыда за секундное малодушие, кинулся с топором на человека в красном, но никто из придворных, одержимых смертельным ужасом не последовал за господином. Могучий геммерец вознес топор, но не успел опустить грозного оружия на голову застывшего неподвижно противника. Весь огонь освещающий залу на секунду потух и раздался пронзительный крик. Секира со звоном рухнула на каменный пол, на котором спустя секунду распростерлось мертвое, сочащееся кровью, тело герцога. Неизвестный в алом саване исчез также незаметно, как появился, засовы с хрустом разлетелись на куски и ворвавшийся с улицы ветер с собою нес только смерть. Гости один за другим стали падать, страшно трястись в конвульсиях, заблевывать кровью пол, а пламя в жаровне заплясало в потоке воздуха и потухло. Скажу вам честно — не так много интересного я повидал за свою, относительно других моих братьев, скучную жизнь, но этот пир я надолго запомню — я вас уверяю. Образцы для сумасшедшего магика я брать, конечно, не стал, но Красную Смерть я ему опишу, простите за тавтологию, во всей красе. Имбаэлг 1048 ИСПЫТАНИЕ ЭЛИКСИРАМИ День первый Из ста тридцати семи детей до испытания травами смогли дотянуть девяносто. Могло бы быть на одного больше, но мальчишка из отряда Варрита округлил — сорвался на «клыках» и расшибся насмерть. Как жаль… Хотя, может, это и лучше того, что уготовлено для оставшихся. Мы разделили детей на группы по десять, ибо за большим количеством испытуемых Ассарий одновременно не уследит. Я никогда раньше не видел, как нас создают… Гроссмейстер сказал, что я уже заслужил право присутствовать на нашем великом таинстве. Зная мое увлечение писательством, мастер Ивар позволил мне делать заметки, сказал, возможно, моя писанина когда-нибудь пригодится. Больше двух месяцев великие мастера вместе с Ассарием и его учениками готовили зелья, эликсиры и мутагены для испытаний. В первую десятку вошли и мои подопечные — близнецы и рыбацкий сынишка Фолан. Чародей напоил адептов двумя эликсирами, насколько я смог понять первый —разведенная иволга, чтобы увеличить порог восприимчивости к ядам, второй — смесь зелий для ускорения регенерации с метаболизмом и усиления восприимчивости к магии. Мы закрепили детей тугими ремнями на тяжелых дубовых столах, в рот вложили кляпы из кожи. Зелья подействовали почти мгновенно: зубы детей закрепили от напряжения, хотя тела их наоборот выглядели абсолютно расслабленными. Один из детей пробудился и стал пытаться вырваться, но чародей быстро наложил на него заклятие и парень снова уснул. Меньше чем через час его сердце остановилось и мы закрепили на его столе следующего. Когда желваки адептов расслабились мейстер велел мне вынуть кляпы, так как больше подобных эффектов не ожидалось. Почти все кожные лоскуты были прокушены насквозь. Дети тяжело задышали, жадно глотая воздух. К началу ночи мы потеряли еще двоих, среди них был Фолан… День второй До самого первого луча солнца я не мог перестать разглядывать наши столы для испытаний. Каждый из них испещрен разной глубины царапинами от мелких ногтей, дерево покрыто въевшимися пятнами от крови, зловонного пота и других субстанций. Сколько умерло на этих столах? Стоит оно всего этого? Да и кто я, чтобы судить о таком? Глядя на изможденных адептов я вспомнил… не помню уже как его звали, то ли Эйган, то ли Дэглан — мы сдружились с ним, когда попали в нашу старую обитель в горах Амелл, но парнишка не смог пережить трансмутаций. Ассарий ввел внутривенно три инъекции первой семерке: крупные вены и артерии на их телах вздулись черным, темно синяя паутина сосудов, покрывавшая всю кожу, иногда становилась бордовой. Бой детских сердец заполнил хладную залу лаборатории. Одного подопытного стало рвать черной кровью, тогда младший подмастерье магика создал ауру вокруг мальчишки и начал монотонно повторять заклинание на старшей речи. Ребенок выгнулся в спине так, что захрустел позвоночник, я подскочил к нему, чтобы прижать к столу и успокоить. Только я прислонил ладонь к его груди, как почувствовал, что сердце в маленькой грудной клетке разорвалось с глухим чавкающим хлопком. Чуть позже ночью умерли еще четверо: двое от эликсиров, двое от инъекций. Теперь я знаю, что находится в соседней комнате — огромная печь… День третий Ночь сотрясалась криками доселе безмолвных детей, они взывали пересохшими ртами на помощь, пока мы отпаивали их грибной водой. Из первой группы до рассвета дотянули лишь близнецы, в бреду они повторяли одну и туже фразу: «Не обнажай без причины, без славы не вкладывай»… Мы развязали ремни на руках мальчиков, но усилили перевязь на ногах, обессилевшие они хватали воздух перед собою, страшно скрючивали пальцы в болезненных приступах. Глаза их остекленели и более не реагировали на свет. Дыхание стало громким и хриплым, напомнило, шаркание по неровному полу. Кожа покрылась смердящей слизью — запах стоял хуже чем в гнездах гнильцов. Тогда мы подняли столы и снова ввели им элексиры, но на этот раз в яремную вену, и кровь у близнецов пошла носом, тяжелый кашель перешел во рвоту. Когда рвать им стало нечем и вышла из них вся желчь, мучаемые спазмами, обветшали они совсем и обессилели. Мы перевезли их в другую келью для подготовки к финальному этапу. ИСПЫТАНИЯ ТРАВАМИ И СНОВИДЕНИЯМИ Темная, плохо проветриваемая круглая комната, была сыра от растущего на стенах мха и грибка. Прямо по центру стояла большая, кованая красивым узором в виде извивающегося клубка змей, кадильница, в которой курились сухие листья Бледной Акации и ветви полыни. Тонкие серебренная иглы, размером с комариный хоботок, аккуратно прошли сквозь хрусталики испытуемых, обезвоженных сильными смирительными чарами. Завершающий укол приходился в позвоночник, мне показалось, что металл вошел в кость без сопротивления, словно в мягкую мокрую глину. Больше их телам не потребуется круглосуточной поддержки чародея и дело останется только за их организмом, надеюсь, завтра мы к ним добавим еще как минимум двоих. Когда травы прогорали до тла — я менял их на новые. Отроки бредили в сизом дыму, безмолвно шевелили губами, водили уставшими глазами из стороны в сторону, налитые кровью глазные яблоки лезли из орбит. Ассарий периодически заходил к адептам в дымную келью, чтобы наслать на них заклинание с очередным наваждением. К ночи пятого дня в курильне мучилось пять детей, отмучились же к этому моменту — тридцать три. Липкий пот на телах близнецов высох, кожа побледнела и стала горячей, дыхание успокоилось, а пульс утратил полноту и жесткость, был, однако же, довольно сильным, скорее медленным, нежели быстрым. Шестой день, а у нас очередная дюжина трупов. Ивар в бешенстве, и я его понимаю — необычайно высокая смертность. Если все также скверно пойдет и дальше, то из почти сотни новобранцев мы в лучшем случае получим десяток… а сколько из них сгинет даже не получив медальон? Весь этот день и ночь гроссмейстер провел вместе с нами в лаборатории, лично уносил тела и омывал столы перед следующими детьми. Наконец, настал день седьмой. Ночь отступила и заря окрасила малиновым горизонт. В компании чародея и мастера Ивара мы отправились проверять близнецов. Как только тяжелая дверь кельи захлопнулась за нашими спинами, братья резко дернулись, словно бы очнулись ото сна и раскрыли очи. Гроссмейстер выдохнул с облегчением, ведь мутации прошли успешно – глаза мальчиков изменились. Теперь они дважды братья: братья по крови и братья по цеху.