~ Кровь Алого Солнца ~

{ Февраль }

А время течет…

Течет.

Не умолило оно.

Течет времени реки, ее зная, ни начала своего, ни своего конца.

Ничто не остаётся, как прежде.

Даже само время, бесконечно изменчиво.

Дни эти тихими были.

Лишь шепот комнат зимних заставлял насторожиться.

Страшное произойдет, если не остановить пургу.

Страшное произойдет, если метель домой пустить.

Ибо закончится весна…

— Люси, ты не замечала странного ничего? — вопрошала Ичика, рядом с кухаркой становясь — Да. Будто бы…— Люси к уху подруги прильнула — Будто бы что-то задумали эти новенькие. Мне становится жутко от них — рыжая вновь к плите вернулась — Они замышляют что-то. Я слышала, как мать сыночка своего уговаривала… — не успела мысль свою закончить дева, как скрип раздался в далеке

Это лестница скрипела, ибо по ней, змеёй гордыни госпожа Флавия ползла, взгляд от слуг не отрывая. Замолкли девушки.

Волосы алые, что в косах были, на грудь спадали, двигаясь слегка, извиваясь.

Спустилась госпожа, да в комнате скрылась другой.

— Даже у стен есть уши. Нам нельзя говорить об этом здесь — шепнула рыжая, убавляя огонь на плите — Мы поняли друг друга. — и ушла Ичика по делам своим.

Следила за ними Флавия.

Как только в доме появилась их, так взора не отводила она.

Глаза ее жуткие.

Не живые.

С детства самого они такие были…

Но что бы не задумала сестра младшая.

Что бы не сделала.

Не сломить ей волю.

Волю Криновскую и их свободы.

По крайне мере так думали они…

— Ичика — Рохоризантема слугу остановила, в коридоре очередном — Подруга моя милая. Моя милая Ичика. Что печалит тебя, что волнует? Вид твой взволнован до ужаса сердца моего. Расскажи, что с тобою? — женщина к щеке холодной прикоснулась, брови в домик сводя — Госпожа… — прильнула к той девица — За род Ваш волнуюсь я. Волнуюсь за жизни ваши, ибо вижу, как рушится жизнь наша — Ичика руки чужой коснулась

Вздохнула женщина.

За руку служанку взяла, да в комнату свою отвела.

Дверь закрыла на ключ, окна зашторивая извечно.

Села, вместе со служанкою вместе, на ложе свое, да близко так, будто бы снегири они зимой лютой.

— Эти трое замышляют что-то. Косо на нас сестра Ваша младшая зыркает, а сын с мамкою своей шепчутся о чем-то. Задумали они что-то не хорошее, чувствую я. — шептала вечно юная слуга — Я тоже так думаю, дорогая. Должны узнать мы, что именно хотят сотворить они. После сможем и Виктории сообщить. Пока нам нужно быть аккуратными ибо не глупы они. Больше на сторону нашу должны прийти. — Родохризантема прислушивалась извечно. — Поняла Вас. — встала Ичика, да откланялась

Осталась в комнате одна Хризантема. Думала она.

Размышляла.

Что же делать им?

Как правду всю узнать?

Губы она поджала, на дверь глядя.

А свет солнца лишь слегка в комнату проникал, оставляя даму в полутьме снежной.

Готовила обед слуга.

Овощи нарезала она.

Под бурление думала о словах подруги своей.

Права она.

Права.

Но что делать им, как быть?

А если не смогут спасти дом родной от волков напасти?

Не у что обречены ведьмы рабы на мучения вечные?

Шаги послышались.

Это Стефан на кухню зашёл.

В сторону его смотрела рыжая, улыбаясь мило.

Юноша хмыкнул, улыбаясь той в ответ.

Он за стол сел, вниз глядя

— Обед ещё не готов. Приходи позже — слуга в бульон кидала овощи — Я просто пришел посидеть. Тем более. Я подружиться с тобой хочу. Раз живём в одном доме — блондин голову подставил, в рыжих волосах копаясь мыслями

Удивилась рыжая.

Обмануть хочет?

С мысли сбить?

Или добротой обманет?

Решила подыграть чужаку кухарка.

На лице улыбка лукавая.

— Хорошо. Давай дружить. — та обернулась — Вот и замечательно! У тебя очень волосы красивые. Я никогда не видел таких — карие глаза открыл шире Стефан

» Он как дитя. Будто бы сказать нечего… »

Думала рыжая, готовкой занимаясь. Хмыкнула она, да вновь улыбку натянула.

— Спасибо, мне очень приятно. Мне тоже нравятся твои волосы — Люси выдохнула — Правда? А все говорят, что они как солома — тот светился слегка — Не слушай никого, Стефан. Ты должен всегда свое мнение иметь. Ты можешь лишь прислушиваться, не более — дева плечами пожала хмыкая.

Долго ещё общались они.

Люси вздыхала извечно, раздражаясь, а Стефан наоборот, тянулся, светился от общения с девой.

Много, от него, рыжая не узнала. Лишь о пожаре, о смерти отца и о том, как же сильно он семью свою любит. До боли нелепо.

На обед, Бруно с Дарианной, решили не идти.

Они друг другом дышат, а больше и не нужно ничего.

Любовь их быстрая, светлая.

Сами за ней не поспевают дети.

Их весна никак не кончается.

— Я скажу им все — говоря о слугах других, заявила беловласая — Пусть помогут нам, в случае чего. Лучше быть ко всему готовым. Надши обещала приезжать чаще — сердце так и билось сильней — Я тоже постараюсь что-нибудь придумать. Не волнуйся, Ичика, все будет хорошо. — Люси подругу обняла, желая поддержать

Ичика слугам вести разнесла, как птица юного апреля.

Тише в доме стало.

Аккуратней были шаги.

Лишь скрипы и слезы дома были такими же громкими и живыми. Напряжение лишь росло.

Никто не мог конца увидать средь туннеля, ибо свет не пробился сквозь тьму липкую.

Но закончилась суета.

Окончился день, ибо на замену ему ночь пришла.

Люси уже поднялась по лестнице. Сердце сильней билось ее.

Руки дрожали слегка.

Что же задумала хитрая служанка? Средь коридоров темных, средь тьмы царства, нашла дверь нужную дева, да постучалась, поспешно заходя. Комната в оттенках бордовых. Кофейные стены были холодны.

На ложе своем, Карл лежал, книгу читая очередную.

Стук проигнорировал он, но, как только увидал, кто пришел к нему, сразу сел.

— Люси, здравствуй — тот улыбнулся слабо, с места не вставая — Что случилось? Чего так поздно ты? — тот место, что рядом с ним было, погладил, приглашая даму сесть — Прости, что отвлекаю, — начала рыжая, смущённо подойдя к юноше — Так темно и душно у нас. Мне совсем жутко в крыле слуг — она рядом с ним села, вся сжимаясь — Ты не отвлекаешь меня, милая. Приходи ко мне, когда пожелаешь — Карл улыбнулся ласково, стараясь рыжей не касаться — Я приняла решение одно. Карл, я. — замялась вновь она, но резко голову к юноше подняла — Я готова быть с тобой. Несмотря ни на что! Ты мне тоже очень нравишься… — врала она.

Врала, ибо сердце ее матерью его занято, но что бы род Крин спасти, что бы его спасти, Люси должна была.должна.

Опешил седой.

Не понял сначала, брови хмурил, а после…

После сердце его вновь застучало быстрей.

Эмоции приятные по телу разошлись. Мурашками кожа покрылась.

Рука его аккуратно плеча чужого коснулась, а сам придвинулся ближе.

— Правда? Ты хочешь быть со мной? — желая ответ положительный услышать, юноша вздыхал глубоко — Да. Очень хочу. — Люси голову рыжую на плечо чужое уронила.

Растаял глава.

Сразу к себе прижал девицу, да отпускать не желал.

Как же дня он этого ждал.

Как же желал слова эти услышать. Его любят.

Его любят…

Карл к уху ее наклонился, шепча:

— Я люблю тебя, Люсси́я. Никто не посмеет обидеть тебя — он щеку ее поцеловал.

Но встала рыжая напротив юноши. Она на колени его села, руку его на грудь свою кладя.

Раскраснелся Карл, да не подал виду смущения.

Он руку сжал аккуратно, к шее губами мягкими прикасаясь

— Может, тогда, день этот отметим? —Люси горячо выдохнула — Я тогда в магазин должен сходить — седой нехотя от шеи отлип — Нет…такое только после свадьбы — кухарка голову отвела — Можно…что нибудь другое. — она в глазах его тонула — Но я хочу тебя, — стал ближе юноша — И я тебя, но пока нам не стоит торопиться… — она коснулась носом своим его.

Сидел в комнате своей Александр. Одинок он был, упрям.

Ничего не волновало его, не тешило. Лишь лучший друг — алкоголь всегда был с ним.

В потолок морская гладь глядела. Думал о вечном паренёк.

Думал о смысле жизни его.

О смысле земного бытия.

В один момент звуки услыхал он.

На бок перевернулся, да пытался не слушать…

— Карл.мф — на юноше лежала кухарка, губу кусая — Люси…пха.— юноша голову ее гладил извечно, иногда и на спину переходя

Терлась лоном своим об орган детородный Люси, постонывая тихо. Голову рыжую на грудь чужую уронила, счастье Карлу даря.

Оба одиноки были.

У одного давно дамы не было, у другой же разрыв тяжёлый.

Нашли друг друга они.

Дополняли друг друга они, желая ближе быть.

Стоны громче и громче становились. Сладкими они были, нежными, как суфле утра.

Так и продолжали любить друг друга до рассвета…

Закончилась зима…