Канаты рвутся

Цепи давят звеньями на молочную кожу, холодом бьют по израненным запястьям. Протяжные стоны срывают голос, кандалы натирают голеностопы до ссадин и кровоточащих мозолей, а капельки пота стекают по ключицам вниз падая на раскаленные пески территории ада. Граница между цветущими садами и огненной лавой, место способное испепелить каждого грешника за преступление против существ чужого рода. Врата встречают Рохана мучениями и жаждой — испытаниями способными сломить человеческую душу. Здесь проводится небесный суд над теми кто совершил обряд слияния с ангелами или демонами. Кишибе смотрит на багровое небо затянутое темными облаками, зная о приближающемся конце. Удушье подкрадывается незаметно, но ангельское дитя ставшее причиной ненастья, никогда не станет величайшей глупостью его короткой жизни. Художник улыбается проходящим мимо чертятам пугая их неестественной бледностью зеленоватых роговиц. Нагой до паха, избитый плетью служанок Люцифера, не опускает головы, захлебываясь эндорфинами, витающими в воздухе искрами. Знакомые синие омуты напротив, будоражат воображение, ангел стоит с обуглившимися белыми крыльями. Торс, некогда исследованный пальцами зеленоглазого покрыт россыпью иссиня—пурпурных синяков складывающихся в созвездия. Они наблюдали за ними расположившись на траве за неделю до крушительного положения. Это воспоминание помогает забыться, как и атлетически сложенное тело, манящее недоступностью. Ранее не подозревающий о своей принадлежности, Джоске Хигашиката видит, как белое перо сгорает, причиняя нестерпимую боль. Он полукровка — мишень, которая должна была стать козырем в борьбе против человеческого рода. Мог ли знать портовый город Морио о укушенном запретном плоде, и плате в виде трёх недель издевательств в ожидании приговора. — Джоске, ты как? Издает гортанный рык похожий на звериный, от жажды голос настолько осип, что громко как раньше крикнуть не получится. Парень шевелит рукой, активность ангельского тела накапливает энергию, которая запечатывается в кандалы, чуть позже бьёт поступающим огнем до плеча. Хигашиката кусает язык, капелька крови течет из уголка рта, к подбородку, падает стремительно, испаряясь. Рохан бысстыдно облизывает губы. — Крепче чем яйца вкрутую. — О, ты все ещё можешь отпускать шуточки.— Кишибе сдувает челку. — Для того, чтобы ты не растерял настроя, перед казнью. — Мы сбежим, ты веришь мне? — Рохан, наши попытки заканчивались выжиганием кожи на спинах, выворачиванием крыльев, твои наброски сожгли в Морио. Я не хочу терпеть это ради упущенной возможности любить тебя. — Тогда обещай не отпускать руку, когда Люцифер отрубит головы. — Клянусь, развеяться одним прахом. Церберы клацают когтями по дороге из камня, скрежет доносится до самых окраин пустыни, оба нервно сглатывают, но смело держатся перед клыками погибели. Пришел их конец? Становится холодно, мурашки останавливаются, не бегут по позвоночному столбу. Они дышат вечным голодом, обжигают бледную кожу, с шерсти падает снежинками пепел. Демонесса с черными рогами, красит её не поступки, а губы цвета спелой вишни, она размахивает цепями, не давая существам наброситься раньше срока. Джоске чувствует это конец, сейчас под звонкий лай, на абсолютно чужой земле, их выведут на место казни. Тяжёлое косое лезвие, пыльное от барханов вздымающихся на равнинах с бешеной скоростью лишит головы. Станет темно, одиноко, там на улочках Морио с помехами заработает радио. Томоко выйдет за покупками, напряжённо сжимая сумку. Взвалит на плечи ношу, о тайне рождения голубоглазого мальчишки. Проронит слезу, сорвется на истерику, крича в пустоту, пугая прохожих, сильная рядом с ним, без него станет слабее? Так и не узнав, что случилось с её кровинушкой. Им до приговора буквально пара минут. А они продолжают флиртовать друг с другом на расстоянии, как в первый раз. На выставке одного из друзей Рохана, впервые заприметив друг друга у картины со спелыми персиками, парни нашли общий язык. Кишибе предложил выпить чашечку эспрессо, на что дитя ангела дало положительный ответ. В кафетерии испачкавшись кремом от пироженого, Рохан отдал платок, прикоснувшись к скулам нового знакомого, юноша похотливым языком облизал пальцы, выцеловывая косточки. Мангака покрылся румянцем, Хигашиката в первый раз ощутил ток по спине, крылья захотели раскрыться и предстать во всей красе. Джоске вовремя вспомнил, ангелам нельзя влюбляться и здесь он для другой миссии скрепить печатью себя и другого ангела из воинствующего клана, но этот ураган сметал здравый смысл. Джоске встал из-за стола, подвигал бедрами и направился в сторону санузла, не растерявшись Кишибе последовал за ним. Перечеркнув счастливую судьбу белого листа чернилами. Страстное слияние в галерее родило новое изящное искусство. Смертного и возвышенного. Ускоряются шаги, церберы неожиданно затыкают пасти с белыми клыками, демонесса преклоняет колено. Это не Люцифер, а господин Дио — главный судья променявший воздух земного шара на сущность отвергнутую небесами. Единственный выживший приговоренный к казни, он подходит к пленным, узнавая в них себя. От этого тянет блевать, Брандо опускался также низко, но спасти любимого не смог, Джонатан сорвался. Светловолосый достиг того берега, и пропасть заглотившая смысл его жизни, приняла роковой шаг. Потеряв человечность, Дио предал ради своего существования близкого. За это ему отдали место главного палача-судьи. Правда, пачкать руки в крови с помощью топора, мужчина не намерен, запачкает новую униформу. А ее всё-таки жалко. Гильотина сверкает в лучах солнца, приказывая окрасить не только холмы в алый, но и тела в кандалах. Дио проверяет различные крепления, строения лищающего по одному веленью жизни, всё в порядке. Оборачивается, дабы приказать своей помощнице снять железо с человека и ангела. Сомнения закрадываются под кожу, протекая по венам, достигают сердца, а оно в глубине Дио Брандо кричит, молясь дать этим грешникам возможность держать друг за друга в последний раз. — Сейчас наша казнь, господин судья? — Как давно вы знакомы? Этот вопрос вводит Рохана в ступор. — Четыре месяца.— встревает Джоске. Им не время умирать, сотню лет назад я был на их месте.—шепотом проносится в мыслях. — Кем созданы влюбленные, ответьте осуждённые. — Романтиком с плохим чувством юмора — Кишибе замечает неуверенность действий судьи. — Хорошо, я стану таким же романтиком и дам вам возможность переродиться. — С чего это?— Хигашиката напрягается. — Каждый должен исправлять ошибки, двигаться дальше, почему бы вам не попытаться воспротивиться законам небес? — Звучит, как сумасшествие. — А вы попробуйте. Принимать вызовы любят оба, но чем ближе плата за перерождение, тем страшнее знать цену. — Что мы должны сделать? — Пройти по канату от одного берега до другого не упав, вы будете привязаны друг к другу, и если один из вас оступится, у другого останется лишь выбор. Отвязать верёвку, убив любимого или упасть вместе с ним. — Перерождение произойдет, когда мы оба достигнем того берега? — Да, только в этом случае. При гибели одного, если напарник доходит до конца он выбирает новую сущность, сами понимаете, после убийства невозможно остаться человеком. — Мы можем поразмышлять над этим? — Не более двух минут, если ответ отрицательный, попрошу расположить ваши головы под гильотиной. Стены сдвигаются навстречу, церберы толкают их плоты по течению бурной реки прямиком на падающий с грохотом водопад. И путешественников странствующих по облакам больше не будут искать, если они вдвоём забудут про свои приключения зашедшие слишком далеко. — Хочешь пройтись со мной по краю? — Поздно об этом думать, наши души схвачены в цепи, но этот миг последний проведем вместе, пока солнце не потухнет. Рохан знает это то самое солнце отражающееся в темно-синих глазах Джоске в их первую встречу. И оно сгорит не в состоянии справиться с запредельной температурой. — Не держи на меня зла, моя любовь. Джоске улыбается. Влюбленным нужно вернуться домой, необходимо выпить чай с Томоко и подурачиться с друзьями. Без этого они не догонят ушедшие моменты времяпровождения здесь, на судебном заседании. Дио достает из нагрудного кармана песочные часы, переворачивает, песчинки дарят тепло стеклу заполняя его трещины. — Мы согласны, судья вершите жизни грешных существ. Брандо передает ключи для открытия замков, спустя пару минут молодые люди освобождаются. Можно попытаться сбежать, но сил нет даже на шаг. Изнеможденные пленники чувствуют, как на бедрах закрепляется веревка. Это странно, но если один упадет, то станет камнем потянув второго на дно. Страшно от этих догадок, поэтому, что бы не произошло Рохан схватится зубами за канат, не дав даже повода Джоске резать. Что творится в голове Хигашикаты? Только то, что ходить как все по земле, вряд ли он сможет, так никто не пытался. Все падали выкрикивая прошлым отношениям: вы неудачны, противны, страшны, неблагодарны. Хотели вернуться к тем, кто посылает сигналы отступления. Нуждаясь в этом громе накрывающем при прикосновениях, но решение расстаться станет верным, при сохранении своих слов, не нарушив обещания тому самому разбитому много раз. С несколькими кусочками скотча. Камни под ногами щекочат голые ступни, пропасть тянет ручонки к живым. Рохан пинает огромный камень, словно хочет показать, не сдается тот, кто не пробовал вступать в борьбу с противником превосходящим силы. Джоске оглядывается, крылья чернеют, обжигая спину, покончить с собой, прекратив нещадящее терзание неплохой вариант. Правда, под боком надоедливый мангака, которому на этой неделе выпускать новую главу из десяти страниц. Читатели и фанатки расстроятся, а становится врагом густонаселённой Японии, хулиган Морио пока не намерен. В его планах съездить с мамой к морю, и там переспать на диком пляже с художником, что все время обещает написать историю о них. Сыграть с ним в прятки, обнаружив друг друга в новых локациях огромного острова. — Кто пойдет первым, милый? — Я, запомни, ангелы выше терпимой боли. — Осуждённые у вас есть время, пока песок не переместится из верхней части в нижнюю. — Честно ли это, судья? — Всё на этом свете имеет начало и конец, как бы грустно это не звучало, так вы продолжите путь? — Спрашивать нас не надо. — Тогда спешите, игра началась. Джоске разводит руки в стороны ловит всем телом жаркий воздух, если бы по щекам стекали сладко-соленые дорожки, они стали бы пылью. В глазницах воспалением, не дающим насладиться видом багрово-охристых песков. Истончившаяся веревка, погрызанная церберами, повидавшая немало заключённых, пугает, время заметает следы, оставаясь единственным воспоминанием о них. За спиной родной шепот, Хигашикате одному не справиться никак, мангака хватает влажную ладонь, сжимая. — Ты очень нужен мне. — Не смотри вниз, малыш. Словно по хрупкому стеклу, боясь порезать капилляры и истечь алой жидкостью, ангел шагает. Позади лай изголодавшихся псов, они расстроены в случае гибели, коршуны настигнут добычу быстрее. Рохан хочет запомнить изгибы крыльев, улыбку на лице, пару слов застывших комом в горле. И их нагие не бесстыжие души танцующие на канате выводя из себя главного зрителя. Без тебя мне найти выхода. Стена представшая голубоглазым ангелом замрёт — обрыв, иллюзия-испытание от Сатаны соизволившего спуститься на бал. — Следуй по зову голоса. Хигашиката потерян. — Милый я здесь, нам осталась половина каната. Ангел помнит, в него, как в сложную программу заложен алгоритм не ходить по воздуху, который рассекает лишь пару узлов. Они не довязаны и под тяжестью греховных крыльев порвётся. Солнце чёрное глядит посмеиваясь, на берегах жгут костры сжечь тела. Порох парит над их головами оседая на сальные волосы Кишибе, жаль, расчесать и привести в порядок Джоске нет возможности. Небожитель дрожит осиновым листом от резкой смены температур. Холодит ступни, художник дышит глубже, разрядка, осознание — болевой синдром от потери частей крыльев. Ангел не сможет дальше сражаться, любое движение вонзается стрелами в плоть. Единственное правильное решение оторвать крылья силой, перетерпеть и дойти. Выше посланников рая не подняться, руки пронзит молнией, и напряжение упокоит человека на раз два. Катастрофическая ситуация, но Рохан будет биться за мечты даже если они больше не сражаются вдвоём. — Помнишь чаек на набережной? — Я тогда хотел остаться один, мы поссорились. — Биться, как хрустальная ваза, не страшно? — После того, как меня чуть не смыло настигающей волной и ты схватил за рукав кожанки, нет. — Я снял с тебя одежду и мы остались в футболках. — Шторм накрыл парочку у ограждения, но не птиц ловящих рыбу—улыбнулся Джоске. Вспомнив их растрёпанных и с шмыгающими носами. — И мальчишка захотел стать буревестником предостерегающим путника от бедствий. — Да. Джоджо оборачивается глядя в глаза цвета летней свежескошенной травы. Он разворачивается спиной к финишу, его приз прямо перед ним. Одновременно перемещаются на место разрыва и планируют пикировать вниз. Кишибе цепляется пальцами за ниточку, удивлённо распахнув ресницы, ангел рвет крылья. Так легче держаться. — Сколько можно провести в заточении нарушив порядок исполнения приговора? — спрашивает Дио у себя — Целую вечность — подсознание подаёт ответ не лучшим блюдом с ледяной корочкой. — Ты обещал полёт, засранец. — Радость моя, отпускаю. Рохан размыкает пальцы. Канат рвётся. Дио Брандо держит в руках концы веревок, на той стороне псы догрызающие косточки, цепляются зубами за другие. Натягивая сеть из тысячи нитей, судья выносит верный приговор. Над ними проплывают воспоминания отзывающиеся улыбками и рисунками на окнах их дома в Морио, мягко и тепло, прикрывая веки, боятся два влюбленных сердца потерять себя.

***

Ночь выжигает фонарными столбами зрение, шторы не задернуты, и покачиваясь Рохан приближается к подоконнику. Не помнящий событий последних недель просыпается от кошмаров, где преследуют белые крылья. У них разные пути он живой, рано встречаться и попадать в райские сады. Вновь галлюцинация мелькает. Рохан кричит. А со спины обнимают знакомые ладони. Свет ночника освещает лик. — Джоске, где твои крылья? Парень снимает рубашку поворачиваясь спиной, вместо них, как у людей — лопатки. — Дио забрал мой нимб и сущность ангела, достойная плата за наше перерождение. — Наконец я не буду делить тебя с облаками. Хигашиката целует кончик носа. Доказано любому существу на свете. У приземлённых высшая любовь Вдохнув порочной слабости глоток. Не допустила разногласий. Способных разорвать на клочья. Те канаты. Что мы невольно верностью зовём.