Ever More

Истинность — союз, дополняющий друг друга на глубинном уровне. Совершенное сочетание внутренних сущностей. Это пара, естественным образом достигающая баланса эмоциональной и физической гармонии. Родственные души, связанные невидимой нитью, и никто другой не сможет выразить ту безусловную взаимопомощь и взаимопонимание, в которых нуждается каждый человек. Однако, истинность вовсе не значила, что посвящённые мгновенно возгорятся любовью друг к другу или не переживут и дня в разлуке. Согласно современным взглядам, истинность означала лишь наилучшее совпадение животных начал альфы и омеги. Идеальным соответствием феромонов, сходящихся, как фрагменты пазла. Но если в народном фольклоре внешнего мира, таившем множество исторических новелл об их посвящённости и безграничной верности, сохранилась присказка о том, что отвернётся весь мир, но истинный останется верен, то среди представителей доминантно-рецессивной природы — высших форм проявления животных начал — эта связь категорически отвергалась. Не принималась, и считалась порочной. Порождающей чудовищ. Страшилками о щенках истинных любили пугать с самого детства. Гибриды, обладающие неукротимой силой, способные в одно мгновение принимать свою животную сущность? Какая жуть. Они опасны. Это чудовища, почти оборотни, которым нет места в нормальном обществе. Так думал каждый, кому это внушили. Мысль о встрече со звериным взором обращённого наводила на всех ужас и неприязнь. По рассказам, которые Минхо слышал, массовое истребление началось ещё при десятом правителе династии Чосон, Ёнсангуне, которого характеризовали как самого жестокого короля в истории. Именно во времена его правления, когда во дворцовых покоях обнаружили обращённого щенка, истинных пар доминантных и рецессивных родов начали преследовать. Их истребляли тысячами, пока целый вид не поредел до десятков. Некогда процветавший род резко сократил численность, оставшись на грани исчезновения. Очевидно, миф про гибридов был приукрашен и сильно очернён. Для правящих элит было выгодно, чтобы дети с сильнейшими генами не появлялись на свет. Не претендовали на власть. Они придумали идеологию, поверили в неё, следили за неукоснительностью её исполнения, сковав страхом и себя, и других. Уникальные щенки редкой природы отличались необычной силой устрашали их. Разговоры о них табуировали. Об истинности было принято не говорить вслух, а от щенков считалось нужным избавиться ещё в зародыше. Если истинные нарушили запрет об отношениях, их ожидал всеобщий суд, за которым следовало лишение всех прав и титулов, а в организм альфы кололи раствор волчьего лыка, ядовитого растения. Ярко-красные ягоды, попав в состав крови, деформировали его биологическую систему, отравляя природную целостность. Положительная новость состояла в том, что факт истинности и гибридной крови можно было скрыть. В клане Ли этой возможностью не пренебрегали. Их род продолжал придерживаться древних обычаев. Испокон веков ценил детей истинных, даже внебрачных, убеждённый в том, что именно благодаря этой связи кровь их потомства крепла и становилась сильнее, обеспечивая твёрдое и стабильное основание для будущих поколений. Истинность — это преимущество, а не недостаток, каким его хотели представить. Рождение Юджина — не ошибка. Заря, коралловыми бликами отражавшаяся за зрачками Хёнджина, догорала в них теплом огненного озера. Он подарил ему своё согласие на новое начало. Его пара, с которым их пути разошлись и могли больше не пересечься. Его истинный, решившийся воспитать малыша один. Его милая судьба, старательно прятавшая свою безоружность за стеной холодного льда и безразличия, но тем не менее доверившийся внутреннему инстинкту. Дорогой омега, сделавший шаг ему навстречу. Ради их общего будущего, крохотной жизни с фиалковыми глазами. Неизмеримое раскаяние ныло в груди. Тяжесть вины без жалости сдавливала горло, и альфа внутри обречённо рвался окутать его заботой, объять бережностью. Минхо понимал, что был виноват перед ним. Что не разобрал природу влечения, не понял слёз, стоявших в золотистых глазах тем холодным вечером, когда омега отрекался от своих чувств. Что отпустил его, проигнорировал ощущение жалящей скорби под сердцем. Дефектная особенность Хёнджина не позволила его узнать с помощью инстинктов. По досье на семью Хвана, которое Минхо прочитал не так давно, он подозревал, что действия Хёнджина были связаны с его родителем. Его папа зачем-то запрещал ему иметь связь с альфами. Насколько он понимал, Хёнджин покинул родительское крыло для самостоятельной жизни, оставив призраки прошлого позади, и более не поддерживал связей. Но разве он не должен был хоть как-нибудь это почувствовать? Как он мог не узнать, не распознать свою пару, приняв за закономерное притяжение к миловидному омеге? Как мог так легко отпустить? И почему его прекрасную природу кощунственно искалечили? Ещё о многом Минхо предстояло узнать, и со своей стороны он был намерен прояснить все недосказанности, чтобы те подводные камни не стали преткновением в их будущем. Филигранную кисть Хёнджина выпускать не хотелось. Омега поднял на него удивлённый взор, но не стал вырывать из сплетённых пальцев, когда телохранитель Ви предложил им два зонта, чтобы дойти до припаркованного авто. — Телохранитель Ви, можешь оставить зонт себе, — спрятав улыбку, проговорил Минхо, передавая зонт Хаджуну, который собирался идти под дождём без зонта, — Мой достаточно широкий, чтобы вместить двоих. Мерный стук дождевых капель мелко вбивается в нейлоновый зонт. Веяние освежающей летней прохлады с очередным вдохом осело в лёгких. Придерживая на одной руке Юджина, ухватившегося за его шею обеими ручками, другой Минхо прижимает к себе Хёнджина теснее. Воссоединившись после продолжительной разлуки, втроём они теперь составляли одну маленькую семью, обретя новую надежду. Как только омега с ребёнком забираются в салон, он вдруг обращает внимание, что Хаджун желает ему о чём-то сказать, и закрывает заднюю дверь. — Что у тебя? — Господин. Глава Со выразил беспокойство по поводу наследного главы и возможного аннулирования соглашения о перемирии между регионами из-за его действий. Он просил Вас поговорить с ним, так как Вы его друг и единственный, кто может на него повлиять. Вчера Минхо узнал, что Чанбин спрятал у себя омегу дома Ким, с которым состоял в отношениях неофициально, и это вызвало напряжение в столичном регионе. Нужно было выяснить, что на него нашло, и, если получится, вразумить. Нарушение перемирия могло разозлить глав Тэгу и спровоцировать череду новых войн между домами, что угрожало общей безопасности. И в первую очередь Минхо думал о Хёнджине и Юджине. Чтобы клановые разборки не коснулись их. Минхо кивает Ви: сегодня он посетит дом Со. — Ты узнал, где Триада хранит противоядие? — Ещё нет, но скоро узнаю, — без колебаний отвечает Хаджун, на что доминант изгибает губы в понимающей улыбке, и, ободряюще похлопав по плечу, скрывается в салоне. Пару лет назад стало известно о разработке противоядия свойствам волчьей ягоды. По ясным причинам его рецепт не являлся общедоступным и был надёжно упрятан старейшинами Триады — трёх глав старейших кланов. Триада выступала аналогом главного контролирующего органа над всеми доминирующими династиями в стране, призванная подавлять мятеж и не допускать новых гражданских войн, периодически разжигаемых в прошлых веках. В крови каждого клана преобладало стремление к лидерству и власти, спорных ситуаций было не избежать. Орган исполнительной власти был необходим, чтобы поддерживать в мире порядок и исполнение встречных обязательств, не допускать произвола и хаоса. Так считали те, кто учреждал этот орган, однако в итоге несменяемость власти привела к очередной автократии. Разумеется, это вызывало скрытое недовольство домов, но пока альтернатив не было, к перевороту не решались. — Юджин, я прочитаю ещё одну сказку, и ты ляжешь спать, договорились? — предложив мизинец для закрепления обещания, уговаривает Хёнджин улёгшегося энергичного человечка по другую сторону кровати. Пообедав, они поднимаются наверх, чтобы уложить младшего альфу. Хёнджин сказал, что его дневной сон должен продлиться от двух до двух с половиной часов. Юджин лежал между ними и вертелся воодушевлённой юлой, продолжая вспоминать то, что пережил за сегодняшний день. Ребёнок с неохотой раздумывает над ответом, но в конце концов скрепляет договорённость протянутым мизинцем, — Тебе очень понравилось в парке? — Да! — ни секунды не сомневаясь, отвечает ребёнок, засмотревшись на яркие иллюстрации лесных обитателей в книжке для детей. — Кого ты видел? Глубоко призадумавшись, Юджин начинает по очереди перечислять всех, кого запомнил особенно, а Минхо не мог отвести взгляда от матовых губ Хёнджина. Нежным тоном он вторил его малышу; на пионовых устах парня блуждала улыбка, которой нестерпимо хотелось коснуться. Минхо по-прежнему находил Хёнджина очень привлекательным. Было заметно, что со времени их первой встречи, он стал более зрелым и уверенным в себе, и это придавало ему даже большей соблазнительности. Некоторая наивность из глаз пропала, но мягкий взгляд и лёгкие движения улавливали, магнитом притягивая взгляд альфы. Парень ворожил его непреодолимо. Мысль о том, что Хёнджин согласен попробовать быть с ним, стать его, зажигала внутри него неясное пламя. — Ты так счастлив их встретить, Юджин-а? — ласково спрашивает Хёнджин, разглаживая детские волосы. Юджин согласно кивает, вглядываясь в глаза омеги. — Папа, ты счастлив? Минхо наблюдает, как рука Хёнджина замирает, переставая массировать голову сына. Невинная непосредственность затаила дыхание обоих. Минхо смотрит на него, ожидая ответа. Хёнджин переводит на него взор янтарных кристаллов, встречаясь с его. — Да, — вполголоса произносит Хван, — Я счастлив, Юджин. — Отец, ты счастлив? — игривый Юджин с улыбкой поворачивается к Минхо. — И я счастлив, — отвечает он, зажмурив глаза от улыбки. — Тогда мы все счастливы, — с удовольствием заключает Юджин, резво падая спиной на кровать, заставляя родителей вздрогнуть от неожиданности. — Сын, я же говорил тебе так не делать, — хмурится Хван, в ответ слыша лишь беззаботный смех. Он вновь принимается поглаживать каштановую макушку, иногда из-под ресниц посматривая на Минхо. Альфа готов отдать всё, чтобы ощутить эти длинные пальцы на себе. Расслабленный массажем малыш больше не мельтешит между ними, оставаясь лежать и рассматривать иллюстрации в своей книжке. — Хёнджин, когда вернёшь мои мандарины? — спрятав озорную улыбку, обращается Минхо. Покосившись на родителей по очереди, Юджин прислушивается к их разговору. День их первой ночи, когда омега слопал у него дома целых полкило мандаринок, пообещав вернуть всё до последней штуки, ясно проносится перед глазами. Как Хёнджин прижимался к нему без слов, мысленно готовясь прощаться. Разумеется, Минхо не нужно, чтобы Хёнджин что-то возвращал, но тот забавный момент так удивил его и вдруг пришёл на память. Он хотел посмотреть на реакцию Хвана, напомнить ему о беззаботном времени, проведённом когда-то вместе. До того, как Хёнджин заговорил о необходимости расстаться, Минхо помнил тот день, как один из самых счастливых. И теперь хотелось создать с ним больше приятных воспоминаний. Ничего не ответив, Хёнджин опускает глаза, пряча расплывшуюся улыбку. — Юджини, спроси, когда папа вернёт мандарины, — поправив откинутое одеялко, предлагает Минхо. — Папа, мандарины? — наивно посматривает Юджин на родителя. Хёнджин убирает упавшую прядь со своего лица, заводя за ухо. — Передай, что никогда. — Никогда, — заявляет Юджин, передавая слова омеги Минхо. Смущённо приподняв брови, Хёнджин переглядывается с Минхо, прежде чем они засмеются. Юджин смеётся по инерции, потому что смеются его родители. Хёнджин похож на забавную ласку, когда рдеет и смущается. Весь Хван Хёнджин — ласка в человеческом обличье, нежный комок, который хочется обнять и окружить теплотой. Так и не дослушав сказку, в какой-то момент Юджин прикрывает глаза, погружаясь в сон. Хёнджин убирает руку с его загривка, и они пересекаются с Минхо взглядами. Желание поцеловать ласку по-прежнему плещется на краю подсознания. Некоторое время они смотрят друг на друга, не решаясь пошевелиться. Наступил момент, когда они должны говорить откровенно и честно. Но поцеловать хотелось сильнее. И, приподнявшись, Минхо упирается рукой о подушку. Придвигается к омеге, замирая напротив губ. Златые поля подсолнухов манили его близостью и солнечным блеском. Хёнджин не отстраняется и взгляда больше не отводит. Опускаясь к румяным губам, Минхо аккуратно накрывает их своими. Приминает лишь слегка, и Хёнджин отвечает на поцелуй с той же мягкостью. Прямо сейчас он так счастлив ощутить их вкус снова. Затянув Хёнджина в свои объятия, чтобы парень перебрался на его сторону, он укладывает ласку рядом с собой. Тесно прижавшись, Минхо может ощутить соприкосновение их скул, и то, как Хёнджин расслабляется, укладывая голову на плечо Минхо. — Ты, наверное, задумываешься, почему… я не захотел отношений, — негромким шёпотом произносит Хван. Он выдерживает небольшую паузу, чтобы собраться с мыслями, — Я, можно сказать… воспитывался немного в других условиях. Не до конца сознавая, что это значит, ещё ребёнком, я дал обещание, что в моей жизни не будет места романам, связям с альфами. Что посвящу её театру, которым так горел мой папа. И до некоторого момента верил в то, что это желание — моё собственное. Прославленный премьер и восходящая звезда балетного мира не смог смириться с утратой мечты всей своей жизни и спроецировал её на сына, который должен был непременно пойти по его стопам. Я не знаю, по какой конкретно причине он испытывал стойкую ненависть по отношению к альфам, потому что он так и не рассказал мне. Вроде как… произошло с ним что-то, очень неприглядное, в юности. Он избегал разговоров о прошлом. Так что я держал своё обещание из солидарности своему родителю, и был уверен, что никогда не стану вступать ни с кем в близость. Но в тот день… тяга, которая влекла к тебе как магнитом, когда ты встал передо мной, потрясла меня больше, чем я ожидал. Такая сила влечения… была мне незнакома. Желание быть с тобой как будто шло изнутри. И в моей голове вдруг мелькнула мысль… что, если я позволю себе побыть с тобой? На короткое время. Никому ведь не станет от этого плохо? Мой омега сделал выбор за меня. Мне впервые захотелось… поддаться искушению. Всего раз в жизни. Почему-то я посчитал, что потом эти навязчивые мысли отпустят меня, и больше я о тебе не вспомню. На утро я выпил таблетки, подавляющие симптомы течки, полный решимости сказать правду. Я хотел, чтобы последние минуты, проведённые с тобой, не были омрачены тоской, и решил подождать ещё немного. Но как только я начал говорить… что ночь ничего не значила, и мы не будем вместе, мой омега вдруг начал сопротивляться. Он начал реветь и стенать в моей груди, а я не мог ничего сделать, — стиснув ткань на его футболке, омега сдавленно всхлипывает, — Потому что уже обещал себе, что дальше одной ночи обещание, данное когда-то, не нарушится. И каждый день меня штормило от мыслей о тебе. О том, что однажды ты будешь любить другого омегу. Что будешь с ним вести себя так же мило, как со мной, а обо мне ты уже не вспомнишь. Знаю, это глупо. Ведь я сам отказал тебе. Я был тем, кто оттолкнул и установил завершающую точку. Ты поступил благородно, послушав и отступив по моей просьбе. Это был логичный конец для наших не начавшихся отношений. — Никто ещё не нравился мне так, как ты. Подумать только. Хёнджин изводил себя переживаниями, что однажды ему будет нравиться другой. Тогда как Минхо гадал о том, что парень желал видеть рядом с собой другого альфу, вместо него. Отпустив его руку, Хёнджин приподнимается, желая заглянуть в его глаза. — Это правда, Минхо? Минхо подтверждает его вопрос согласием, и Хёнджин обнимает его, навалившись всем телом и прижавшись. Альфа ласково потирается кончиком носа о его висок, вдыхая с волос аромат персиковых нот. — Но как ты узнал о том, что я собирался обручиться? — О… я… приехал в универ. Найти тебя. Мне сказали, что вся ваша группа на стадионе, и пошёл туда, а у трибун встретил Хана. Он упомянул об этом. Минхо закатывает глаза. Куда уж без этого любителя почесать языком. Болтливый Хан Джисон никогда не умел держать язык за зубами. С досадой размышляя о друге, Минхо вдруг зацепился за другие слова, которые упомянул Хёнджин. — Ты хотел найти меня? Не разрывая объятий, Хёнджин глухо отвечает: — Я хотел сохранить Юджина, и вспомнил, как ты сказал, что я могу найти тебя. — Чёрт бы побрал этого Хан Джисона, — не сдерживает ругательства альфа. — Всё нормально, — возражает Хёнджин, — Главное, что всё сложилось хорошо и мы всё прояснили. — Что было потом? — Потом… потом я встретил О Сехуна. Это мой одногруппник, с которым мы неожиданно подружились, хоть были совсем разными по характеру, — Хван слабо усмехается, — Он у меня всегда был такой спонтанный, мог внезапно загореться какой-то идеей и не отпустить, пока не исполнит задуманное, а мог и без какой-либо на то причины поехать на другой конец полуострова. — Он альфа или омега? — напрягшись, уточняет Минхо. Он вздрагивает, когда Хёнджин недовольно цокает, щипая его в бок за глупую ревность. — Омега. Ты разве не помнишь его? Высокий, худой парень, с волосами радужного цвета. Он был в тот день на фестивале, когда мы познакомились. — Это он предложил тебе рвануть в Австралию? Усмехнувшись, Хван чуть отстраняется, но остаётся лежать на нём сверху. Хотелось бы оставаться с тактильной лаской весь день. — Нет. Мы поехали на ферму. Где-то с месяц я жил в деревне, в глуши. Его дед позволил мне остаться. Ничего тяжёлого я не поднимал, так как был беременным Юджином, но помогал ему вести учёт по продаже молока, яиц и прочей местной продукции, которой закупались городские организации. Потом я решил уехать, потому что и так задержался у них надолго. Некоторое время я жил один, снимая комнату, а уже после купил билет до Сиднея. Наверняка папа Хёнджина искал его, но в глуши его было почти нереально найти. Поэтому омега пережидал время в деревне. Мысленно он надеялся, что прохожие не обращались с ним грубо из-за того, что омега в положении был немеченым. Представление о Хёнджине с округлившимся животиком потянуло Минхо опустить взгляд ниже. Сейчас, конечно, он был плоским. Альфа подавил желание огладить его ладонью. В памяти вдруг отдалённо прозвучал ломаный голос Хвана, умоляющего его о щенках, обдав пах опаляющим жаром. Тряхнув головой, Минхо сбрасывает с себя навязчивые картинки. — Поставим метки друг другу сегодня? — спрашивает он неожиданно для себя, немигающе разглядывая замершего Хёнджина. Пометить омегу своим запахом захотелось ещё в парке. В общественных местах Хёнджин привлекал внимание отсутствием у себя метки. Думать о том, что каждый раз Хёнджину придётся сталкиваться с альфами, навязывающимися со своим флиртом, было неприятно. Как бы то ни было, метки — большой шаг для пары. Это долгосрочный знак обоюдной принадлежности, запечатывающий их запахи для других. Знак занятости. Если Хёнджин даст своё согласие — значит, он рассматривает возможность связать с ним своё будущее положительно. — Я… — парень осекается, в упор изучая его, — Хорошо. Я согласен. Это ведь будет значить, что ты мой? Ласково приложив ладонь к щеке омеги, прикрывшего от этого глаза, Минхо приближается к его уху. — Всецело твой, — проникновенно произносит Минхо, касаясь мочки уха горячим дыханием. — Смотри не пожалей, — с дразнящей хитринкой в глазах усмехается Хван, — После таких слов тебе лучше не смотреть в сторону других омег, милый мой. Ты не хочешь увидеть меня в гневе. — Не пожалею, — в тон ему отвечает альфа, но из-за последнего обращения озадаченно вскидывает брови, — Как ты меня назвал? Накидываясь на тихо смеющегося Хёнджина, который пытается отползти от этого к стенке кровати, Минхо принимается щекотать его. Их приглушённые разговоры давно превысили допустимый децибел, но крепкий детский сон позволял Юджину не просыпаться от возни рядом. Тихий стук в дверь заставляет обоих застынуть. С нежеланием покидать омегу Минхо поднимается и идёт открыть. За ней стоял Тэмин. Невесёлый вид младшего брата подсказывал ему, что тот хочет поговорить с ним на серьёзную тему, поэтому он выходит наружу, затворяя дверь за собой. — Ты занят? — Что случилось, Тэ? — на его вопрос омега отводит взгляд и поджимает губы. Так брат не хотел показывать, что сильно расстроен. Тревога за него начинает прокрадываться, оседая где-то в височной доле болотной тиной. — Минхо, — нервно пережимая ногти на пальцах, зовёт младший, — Пожалуйста, не говори про это отцу, но… Тэкён уже некоторое время преследует меня. Не даёт мне проходу. Предлагает выйти за него. Он приезжает ко мне в универ, и ждёт с занятий, подстерегая каждый день. — Чего? —Минхо зашипел, — Он умом тронулся? От захлестнувшей волны негодования мышцы шеи напряглись. Подобная наглость была неслыханной грубостью и нарушением кодекса чести, который должны соблюдать все без исключения альфы доминантных кланов. — Поговори с главой клана. Он всегда умел прикидываться, что не понимает моих слов. — Когда это началось? — строгим тоном спрашивает старший. — Я нравился ему ещё в школе, до того, как начал встречаться с его братом. Но две недели назад, когда Сонкёна отключили от аппарата жизнеобеспечения, он вдруг начал говорить о браке. — Две недели? А чего раньше не сказал? — злится Минхо. Будучи старшим братом, который всегда и везде приглядывал за ним, он редко ругал его, но таких вещей Тэмин должен был научиться не утаивать. Минхо мог бы разобраться с этим раньше. Сейчас же назревание нового конфликта было нежелательным. — Но он обычно не пересекал черту. Не злись так, он пока не сделал ничего сильно неприемлемого. — Что значит «пока»? По-твоему, надо дождаться, пока этот псих что-нибудь не выкинет? Я давно тебе говорил, чтобы Ханыль сопровождал тебя. — А я тебе говорил, что нянька мне не нужен! — сердится в ответ Тэмин, тут же обречённо смягчаясь, — Просто поговори с его отцом… Стиснув зубы, альфа раздражённо выдыхает. — Ладно. Но я скажу Ханылю, чтобы из дома ты без него не выходил, пока я не решу вопрос с Тэкёном. Поморщившись от досады, младший разворачивается. Из глубины коридора до него доносится обиженное «ясно» и топот ног по мраморным плитам. Альфа заглядывает в комнату, и замечает, что Хёнджин стоит у зеркала, завязывая волосы в хвост. — Хёнджин, — шёпотом зовёт он, и тот поднимает на него взор, — Мне надо ехать. Издав слабый вздох, Хван кивает. — Увидимся вечером?.. — Подойди, — просит альфа. Пристально вглядываясь в него, Хёнджин поднимается и медленной походкой подходит к проёму двери, где стоял Минхо. Теперь они оба имели понимание, что их интерес к друг другу взаимный. С этого момента Минхо будет флиртовать с ним от всей души, не сдерживаясь. Демонстративно закрыв глаза, он вытягивает губы трубочкой, подобно капризному ребёнку. На губы ложатся два пальца с сымитированным звуком лёгкого чмоканья, которое издал Хёнджин. Открыв глаза, Минхо усмехается, наблюдая перед собой шкодливо хихикающего парня. Тянет тонкое запястье на себя, чтобы приблизиться, и Хёнджин, наконец, перестаёт вредничать, прижимаясь своими сладкими губами к его. Напоследок уловив возможность ещё раз клюнуть омегу в щёку, Минхо направляется к выходу, чтобы не поддаться соблазну задержаться и углубить поцелуй. В гостях хорошо, а дома лучше. Пора было думать о переезде. Обустройство нового дома, в котором они втроём могли поселиться, завершилось, но в связи с новыми обстоятельствами требовалось усилить систему охраны и безопасности. Возможно, переехать получится послезавтра. Неуважение в отношении омег среди родовых династий было недопустимым. Все кланы должны соблюдать их неприкосновенность до соглашения между домами. Таково было одно из начальных условий мирного договора, подписанного полвека назад. Но привлечь к ответственности за то или иное нарушение по факту могло стать затруднительным. Как и в любом замкнутом обществе, коррумпированность не миновала и их круг. Иногда кланы могли прикрывать друг друга, закрывая глаза на некоторые проступки, оставляя друг другу возможность избежать наказания, или, наоборот, «сдерживать». Зная слабости и секреты друг друга, дома могли иметь преимущество и рычаги давления. Впоследствии такие отношения метаморфозировались в обоюдный шантаж. «Стучать» друг на друга было не принято, и для начала все разногласия стоило пробовать решать между собой. Зачастую обе стороны были заинтересованы в мирном урегулировании конфликта и могли прийти к компромиссу, удовлетворив взаимные требования. Именно поэтому Минхо пересекал территорию чужих владений, уверенно вышагивая по окатанному гравию усадьбы клана Квон. Нужно было добиться того, чтобы сын Квона прекратил преследовать Тэмина, но при этом не усугубив отношения между семьями. Начинать противостояние в целом виделось нецелесообразным. Но если клан не уступит его требованиям, ему придётся пойти на более радикальные меры. Минхо не допустит, чтобы к Тэмину проявляли неуважительное отношение будто он омега распутного поведения. До настоящего времени младший из близнецов клана периодически давал знать о своём неугомонном характере, но пока династии закрывали глаза на его выходки и не видели ничего предосудительного в его склонности наводить смуту, привлечь его к взысканию не представлялось возможным. Минхо был хорошо знаком с натурой беспринципного подонка. Тэкён его заклятый враг со школьных времён. Но так было не всегда. В начальной школе они даже как-то сидели за одной партой. Списывали, выручали друг друга от старшеклассников, любивших гнобить тех, кто помладше. А в средней тот резко переменился в другую сторону, будто его подменили. Не объясняясь в чём дело, Тэкён рассорился с Минхо, а после начал вступать в спор уже со всеми, по поводу и без. В старших классах он стал главным зачинщиком травли и издевательств, угнетая всех, кто ему не понравится, заставляя всех остальных трястись от страха перед ним. Это приводило их к неизбежной конфронтации и дракам. Его брат-близнец, в противоположность ему — скромный и дружелюбный альфа, никогда не доставлял другим неприятностей. Большинство поддерживало с ним хорошие отношения, а Тэмин начал встречаться с ним. Из близнецов Тэкён оказался намного более амбициозным и инициативным, чем его брат. И тем не менее, именно Сонкён был Первенцем дома. Первый на очереди к наследству, первый во всём. С Тэмином они собирались пожениться, а старший из братьев должен был стать следующим главой клана, но трагически погиб, не справившись с управлением, вылетев с трассы во время заезда, и впал в глубокую кому на долгие полтора года. От аппарата поддержки жизнедеятельности его отключили лишь недавно, до последнего надеясь, что их наследник проснётся. Клан переживал большой траур и скорбел по утрате наследного главы. Возможно, это спровоцировало Тэкёна, и тот потерял разум окончательно. Настойчивость на замужестве с Тэмином могла говорить только об одном. Он планировал следующее главенство. Тяжёлые двери со скрежетом сдвигаются. Минхо проходит в тёмный кабинет и видит Шивона, действующего главу клана, сидевшего за дубовым столом. Желтовато-тусклый свет, исходивший от старинных ламп, и наглухо затянутые шторы оставляли пространство меркнуть в полумраке. Последние десятилетия старший Квон страдал чувствительностью к свету из-за болезни сетчатки глаза. Минхо увидел в приглушённом свете напрягшиеся плечи и черты худого, измождённого лица. — Ли Минхо? — в скрипящем голосе сквозит надсада, — Чем обязан? — Я пришёл увидеть Квон Тэкёна, — переходит к делу Минхо, — Но, как мне сейчас передали, в данный момент он отсутствует. — По поводу?.. — кисло улыбаясь, хрипит крепкий мужчина. — Он преследует моего младшего брата. Меня интересует, с какой стати он позволяет себе подобные вольности. — Преследует? — вскинув толстые брови, переспрашивает Шивон. Затем его губы сжимаются в тонкую полоску, — Право, ты всё не так понял. Не нужно так горячиться, я как раз хотел это обсудить. Это я подал ему идею поухаживать за твоим братом, но не подумал, что он выйдет за рамки. Ты, наверное, уже слышал, что две недели назад нашего Первенца отключили от аппарата. Мы надеялись, что Сонкён придёт в себя, но, к сожалению, он так и не очнулся. Наш клан столкнулся с большим горем, как ты понимаешь. Но если вы пойдёте нам навстречу, Тэмин мог бы выйти за второго моего сына. Согласно договору… — Согласно договору, — прерывает Ли холодным тоном, — после гибели альфы, с которым был заключён договор о браке, наступает прекращение договорных обязательств. — Минхо, ты, как наследный глава, должен войти в наше положение. Мы потеряли Первенца, наследника династии. Наш дом останется без будущего лидера, а доминантная кровь станет слабее. Ни один клан не согласится отдать своих омег за альфу не наследной крови. Я прошу твой дом мне не отказывать. Мы можем подписать допсоглашение. — Это исключено. Рецессивные омеги вступают в брак по собственному желанию. Не по расчёту. С Сонкёном они состояли в отношениях, потому что сами выбрали, но теперь, когда его не стало, Тэмин волен выйти за кого угодно. — Мы можем дать им время познакомиться. Сам понимаешь, они ещё молодые, не знают чего хотят, им нужно время, чтобы сблизиться. Не отказывайте нам. Испорченные отношения между домами не нужны ни вам, ни мне. — Для начала Тэкён должен прекратить преследовать и принуждать его к браку. Если Тэмин захочет, мы вернёмся к этому разговору. Но пока его ответ «нет», он должен держаться от него на допустимом расстоянии. Тэмин не несёт ответственности за будущее вашего клана. Если я узнаю, что Тэкён ослушался моих требований, разговор примет иной оборот. Оставайтесь в границах разумного. Я надеюсь, мы поняли друг друга, глава Квон? Шивон угрюмо молчит. — Вы, альфы клана Ли, привыкли к тому, что все с вами считаются. Прикрываетесь благородством, контролируя мир во всём мире. Вас боятся, потому что Ли Донук создал себе такую репутацию в своё время, — с шумом дыша, с надрывом в голосе произносит Квон, — Но ты, Ли Минхо, имея его характер и нрав, вступаешь в наследие, когда перед тобой всё приготовлено на блюдечке, и совсем не знаешь… какая борьба может завязаться, когда один из кланов теряет своё наследие. Минхо оценивающе смотрит в зелёные глаза Квона. Шивон неприкрыто угрожал, что способен пойти на нарушение перемирия. Но Тэмин не согласится на замужество по принуждению, Минхо знает его отношение к этой идее. Тэкён должен найти любого другого омегу знатной крови. — На каком блюдечке? — Ч-чего? — На каком блюдечке, я спрашиваю? Я собирался говорить с тобой по-хорошему, но ты не оставляешь мне выбора. Для главы клана весьма опрометчиво смотреть на мир столь однобоко, не находишь? Поддерживать мир во всём мире тоже непросто, знаешь ли. Я так понимаю, шантажируя меня началом конфликта, столкнуться с отлучением ты не против. Тогда уж теряется весь смысл твоей речи, что ты плёл про своё желание сохранить династию. Побагровев от гнева, Шивон вскакивает со своего места. — От… отлучением? Ты из ума выжил?! Минхо смотрит на мужчину с ледяным равнодушием. Протянув ладони над деревянной поверхностью, надавливает на плечи, осаждая пыл и вынуждая старика сесть обратно. Нависает над ним, давая понять, что манипулировать им не получится. — Я не намерен продолжать с вами диалог, если вы продолжите гнуть своё, — категорично отрезает Ли. Челюсть альфы подрагивала от переполняющих эмоций, а грудь тяжело вздымалась. — Не знаю, когда это случилось, но он стал одержим только Тэмином… И ни о ком другом он не желает слышать. Я не знаю, что делать. — Тэмин — не единственный вариант из всех возможных. У вас есть выход из положения. И не один. Но Тэкёну стоит поразмыслить над этим уже самостоятельно. — Тэкён стал неуправляемым после смерти своего брата. Он не слушает уже даже меня. — Убеждай его как хочешь, — сухим, нетерпящим возражений тоном проговаривает Ли, — Ты его глава и отец, ты должен держать его в узде. Ты знаешь, что с ним будет, если он захочет откусить чью-нибудь руку. На этом я заканчиваю дальнейшее обсуждение о Тэмине. Всего доброго, глава Квон. Минхо покидает покои клана Квон в раздраконенном настроении. Массивные ворота медленно отворяются, издав механический писк, позволяя проехать во двор закрытого частного сектора, поместья клана Со. — О чём, чёрт побери, ты думал, Чанбин? Где омега клана Ким? — у Минхо нет желания разбираться в непонятных словах друга, твердившего ему одно и то же последние пару минут. — Я никому не скажу, где он. Даже тебе, — тем же тоном отвечает наследник Со. — Что ты несёшь? Верни его обратно, — зло рыкнул Ли, и почувствовал зажигание внутреннего альфы в собственных глазах, — Его клан уже подал апелляцию о ходатайстве за прекращение мира. Ты понимаешь, что это значит? Это коснётся обоих регионов! — Мне плевать! — альфы хватают друг друга за грудки в упрямом нежелании уступать. Чанбин был крупным альфой и уложить его было непросто даже в шуточном бою. — Плевать?.. Если у тебя одного едет крыша, это не повод подвергать опасности и себя, и нас, — в схватке они блокируют друг другу руки, сдерживая от первых ударов, — Верни его домой. — Я не изменю свой ответ! — Верни! Два крупных тела валятся на пол, переворачивая положение, напряжённо шипя и порыкивая. Чанбин первым бьёт по рёбрам, Минхо врезает ему по челюсти, на мгновение дезориентировав. Борьба, больше напоминала ребяческую потасовку, чем настоящую драку. Не давая друг другу передохнуть и не желая покоряться, наследные главы наносят друг другу удар за ударом. Минхо удаётся применить приём захвата, которым он сжимает локтём чужую шею, не давая вырваться. — Сейчас же скажи, где он! — рычит гремящим рёвом, слушая хрипящие вдохи Со. — Блять, Ли Минхо, отъебись от меня! Я встретил своего истинного! Потрясённо застыв, Минхо пропускает новый удар и валится на спину, в шоке разглядывая жадно хватающего воздух Чанбина. Минхо успевает увернуться от следующего удара, отшвыривая парня от себя. — Вы закончили? — скептически моргая, Со Канджун, зеленоглазый омега дома Со, с хрустом пожёвывал откушенный кусок красного яблока. — Я бы посмотрел на тебя, как ты запел, если встретил своего истинного и его хотели отдать другому. Сука, испортил мне красивую рубашку. А если Сынмин начнёт переживать, что у меня ранки на лице? Вот что мне теперь делать! — продолжает возмущённо бухтеть Чанбин, переводя тяжёлое дыхание. — Не начнёт. Он в курсе, что эти царапинки заживут на тебе, как на собаке, — встревает невозмутимый омега. — Ты что здесь забыл вообще? — ярится старший, — Иди помогай Сынмину с приготовлением рыбного соуса! Канджун издаёт ленивое фырканье. — Вот ещё. Сам иди помогай, я согласился помочь только с нарезанием редьки. — Со Канджун, ленивая ты задница! — Говорит тот, кто сбежал из кухни самым первым. И я пришёл звать тебя, потому что Сынмин хотел, чтобы ты помог, а не страдал тут хернёй, лишь бы не идти на кухню! Чанбин оскорблённо прижимает руку к сердцу. — Ты думаешь, я, мужчина с шикарными мускулами, боюсь заходить на кухню?! Я?! — грозно ревёт альфа, — Ты это говоришь обо мне?! Мне?! — Тебе, тебе. — Ну да, конечно, ты прав, — внезапно спокойно отвечает Чанбин, тут же состроив привычно эгьёшную моську, — Так что, дорогой братец, ты ведь не откажешь в моей просьбе?.. — Ещё как откажу. Твой парень, ты и помогай, — со скукой откусив от яблока, Канджун запоздало приветствует Минхо, и исчезает в глубине коридора. В школьные годы, Канджун, Тэмин, Чанбин и Минхо проводили вместе много времени. Отмерший от потрясения Минхо, озадаченно смотрит на друга. — Ким Сынмин твой истинный? — Невероятно, да? Мне и самому не верится! — довольно произносит Со, мечтательно воззрившись на люстру в потолке, — Я словно в миг стал каким-то избранным, знаешь, как будто я особенный или типа того! — Да. Рад за тебя, — Минхо с улыбкой хмыкает, — А что дальше делать-то собираешься? — Ты думаешь я не продумал!.. — драматично схватившись за грудь, начинает Со, но когда Минхо строго вскидывает брови, переходит на нормальный тон, — Ладно, ладно. Вообще-то, у меня есть план. То есть был. Кое-какой. Минхо закатывает глаза. — Ну, и? Что за план? — Дождаться, пока помолвку не расторгнут, — гордо объявляет Чанбин, — Или со стороны Кимов, или со стороны сватанного альфы. Минхо в сомнении косится на Со. — А если не расторгнут? — Расторгнут. Сто процентов. До региональных войн дело не дойдёт. В каком веке мы живём? Пора всё решать цивилизованно. Вчера я сказал его отцу, что мы истинные. Думаю, он задумался над тем, чтобы отозвать апелляцию. — Мне бы твой позитивный настрой. Ты уверен, что он не сдаст вас? — Да не, он же не идиот, чтобы сына подставлять, — отмахивается Со. — Тогда хотя бы отца своего успокой. — Я собираюсь рассказать им сегодня. Давно не виделись, кстати. Что у тебя, ты узнал про того омегу? Чей малыш? — Мой. Они оба мои. Оказалось, он мой истинный. Просто не сразу распознали чувства, приняв за обычную симпатию. — Не распознали? Как это? — Так получилось, — Ли качает головой, не желая углубляться об особенности Хёнджина. — Вот это да. Получается, почти все в твоём роду встретили истинных. Наверняка мы не одни, да? — Надо подумать, как поднять на заседании вопрос об отмене этого запрета. Но для начала выяснить, каковы преобладающие настроения среди кланов по поводу истинных и насколько их взгляды категоричны. Взгляд Со становится серьёзным, и он согласно кивает. Адрес Хван Йеджина привёл его почти на окраину города. Минхо тормозит автомобиль у подъезда, и поднимается на лифте. На гудки домофона отвечают не сразу, но спустя минуту дверь всё же приоткрывается, и в узком проёме показываются тусклые, медово-шафрановые глаза Хван Йеджина. — Вы кто? — слабым голосом интересуется он. — Вы — родитель Хёнджина? — при озвученном имени, его глаза вишнёво загорелись, — Меня интересуют несколько вопросов относительно вашей связи с родом Хван. Это необходимо, чтобы мы с Хёнджином могли вступить в брак. — Где он?.. — взволнованно выдыхает омега, — Ты… его парень? — Меня зовут Ли Минхо. Я наследный глава династии. Хочу просить руки и сердца Вашего сына. Пребывая в ошеломлённом молчании, Йеджин с минуту рассматривает его через мелкую щель, но всё же отворяет, пропуская в небольшой коридор. Квартира кажется ему совсем маленькой по сравнению с теми, что он привык видеть. Проходя в гостевой зал, Минхо застывает у стены со множеством цветных фотографий в аккуратных серебристых рамках. Хёнджин, улыбающийся после выступления. Хёнджин во время награждения. Хёнджин в детстве, держит Йеджина за руку у входа в здание балетной школы. Хёнджин с поздравительными цветами. За станком на занятиях. В костюме с белыми крыльями на сцене. На выпускном с Йеджином. Фоторамки выбивались из общего интерьера своей чистотой и отсутствием пыли. Кажется, те были единственными вещами, за которыми омега исправно ухаживал. Мужчина без слов приглашает его сесть за стол. Из того, что он знал, впечатление о Йеджине сформировалось не самое положительное, и желания относиться к нему мягче отсутствовало. — Для сочетания с Хёнджином потребуется благословение со стороны клана Хван. Я прошу Вас говорить мне правду, если ещё желаете ему счастья. — Он мой сын, — дребезжащим голосом проговорил омега, — Конечно, я желаю ему счастья. — И всё же сильно ограничивали ему свободу, — замечает Минхо, пристально наблюдая за изменением чужих эмоций. Он ещё не находил объяснения мотивам его поступков. — Пришёл учить меня жизни? — вставая около витрин со стеклянной посудой, Йеджин достаёт два стакана и открывает дверцу мини-бара рядом, чтобы достать холодную бутылку вина. Вопросительно посмотрев в его сторону и получив отрицательный кивок, разливает в один из стаканов с шестью гранями, — Таковы жертвы артистов балета. — Просто хочу знать, для чего они были, если не для того, чтобы обнаружить себя одиноким затворником в собственном доме, ежедневно топясь в алкоголе. Стоило ли это того? По-вашему, Хёнджин был бы счастлив, посвятив жизнь тому, чему не желал? Йеджин усмехается, отпивая вино. — Я знаю, почему он ушёл, Минхо. — И почему же? — ему было интересно, как старший Хван сам трактовал свои поступки. — Он говорил тебе обо мне? — Почти нет. — Полагаю, он сильно ненавидит меня. — Почему так решили? — В последний раз, когда мы виделись, я пытался заставить его сделать кое-что, за что он меня теперь не простит. — Что именно? — Он воспротивился и сбежал, когда я предложил ему избавиться от щенка. — Что предложили?.. — нахмурился альфа. Ярость заполонила глаза. Сжимая руки, он попытался остыть, ведь теперь всё оставалось в прошлом и Юджину ничто не угрожало. — Аборт, — безэмоционально отвечает Хван, — Всю его жизнь я ограждал его от общения с альфами, но вдруг на приёме у врача мы узнали, что он носит ребёнка. — На тот момент он был совершеннолетним. Почему вы считали, что имеете право решать за него? — Зачем ему воспитывать щенка в одиночку в таком молодом возрасте? — Но это было его собственное решение. И Вы противостали ему. — Так было лучше для него. Я не хотел, чтобы к нему относились с презрением из-за того, что у него не было альфы. Ты понятия не имеешь, с каким давлением общества сталкиваются одинокие омеги. И я корил себя за то, что не доглядел. Не уберёг его. — Не уберегли от чего? Отношений? Поэтому удалили ему железу? — Ах, да, — в опустевший стакан доливается новая бордовая жидкость, — Наверное, тебе было интересно, почему я, настроенный к альфам резко негативно, запрещал Хёнджину доверять альфам и требовал держаться от них подальше. — Но у Вас был муж, к которому Вы, как я думаю, испытывали тёплые чувства. — Да. Испытывал. И любил. Так, как никого другого. До встречи с ним, я ненавидел всех альф поголовно. Просто всех. За то, на что они способны. За то, что они сделали с моим папой, и моим старшим братом-омегой. — Сделали что? — насторожился Ли. Йеджин прожёг его холодным, пронзающим взглядом. — Воспользовались, — сухо произносит омега со свирепым сиянием во взгляде, — Мы жили втроём в гостевом доме, снимая комнату в неблагополучном районе и увязая в больших долгах. В нашу комнату внаглую ввалились пьяные уроды, требуя заплатить долг, пока однажды одному из «гениев» не пришло в голову заставить расплатиться по-другому. Мобильной связи тогда не было, и полиция была довольно медлительной. Папа успел только спрятать меня, затолкав в какой-то платяной шкаф. И всё стало происходить на моих глазах. Минхо в смятении смотрел на замолчавшего Йеджина, делающего новый глоток. Тот продолжил: — Но то, что я услышал о рецессивных омегах, по-настоящему повергло меня в шок. Ты и сам должен понимать, в каком опасном они положении в нашем мире, Минхо. Поэтому я принял решение удалить его железу. Мне всё равно, кто что скажет. Можешь осуждать меня сколько угодно, но по-другому ему было не выжить. Он бы привлекал внимание каждого проходящего мимо альфы своим запахом, и кто знает, что взбредёт тем в голову, когда они узнают в его аромате рецессивную природу. Минхо знал. Рецессивные омеги — существа ментально более слабые, чем остальные омеги. Их волю было легко подчинить. Именно поэтому они всегда должны быть под защитой. Всего век тому назад были распространены случаи подчинения и содержания рецессивов в когнитивном и физическом рабстве. Как бы ему не было обидно за Хёнджина, поступок его родителя имел под собой разумное основание. — Ваш муж, Хван Инхён, доминантный альфа седьмого поколения, но Вы не поддерживали связей с кланом Хван, — продолжил разговор Минхо, — Почему? Вы могли обратиться за помощью к ним. — Инхён… отказался от брака по расчёту. Ты знаешь, как это бывает. Его отец был сильно разгневан, что он хотел связать узы со мной, обычным омегой. Меня возненавидели за то, что Инхён ушёл из дома. С чего им мне помогать? В данное время пост главы занимал брат Инхёна, Хван Инёп. Согласно обряду, клан Хван должны были одобрить брак. Нужно разузнать, что он за человек. — Господин Инхён оставил для Хёнджина что-нибудь, что принадлежало клану Хван? — Да, фамильную драгоценность. Он подарил ему колье, которое передавалось омегам в их семье из поколения в поколение. Хёнджин забрал его с собой, когда сбежал из дома. Когда он был младше, то очень любил его примерять, — меркло улыбнулся Йеджин, — Но потом перестал, когда понял, что пару с альфой в своей жизни он не составит. — Значит, она у него? — Думаю, он продал её, чтобы начать новую жизнь. Разблокировав экран телефона, Минхо открывает страницу с подготовленными фотографиями известных драгоценностей, принадлежавших династиям, и находит нужное изображение колье с голубым камнем. — Это оно? — спрашивает он. — Да, оно. Семейная реликвия омег клана Хван. — Но Вы не думали, что Хёнджин мог встретить свою пару? Также, как и Вы Инхёна. Несмотря на ненависть, Вы смогли построить с ним отношения. — Инхёна я встретил ещё в школе. Он не сразу завоевал моё расположение. Я принял его чувства спустя девять лет ухаживаний, — Йеджин кротко улыбнулся сквозь слёзы, и Минхо на мгновение увидел в нём Хёнджина, — Я рос травмированным, закрытым в себе ребёнком. Всё, что я мог делать, чтобы жить дальше — жить в своих мечтах. Как-то случайно я увидел, как по телевизору показывали балет. И воображение себя артистом, порхающим на сцене, не замечая никого вокруг, помогало мне жить, стало моей отдушиной. Я выходил на крышу школы и танцевал. Просто, наугад, повторяя движения, которые запомнились. Я не заметил, что кто-то спал на парапете, и, наткнувшись на чужой наблюдающий взгляд, застыл как вкопанный. С тех пор он не оставлял попыток подружиться со мной, и был первым, кто похвалил мои выступления. Через неделю от классного руководителя ко мне поступило предложение, что я могу бесплатно обучаться в балетной школе. Естественно, я обрадовался и не мог поверить, что это происходит наяву. И только спустя годы я узнал, кто оплачивал моё обучение всё это время. Что никакое оно не бесплатное, что никакой я не Поттер, которому пришло волшебное письмо из Хогвартса. Несмотря на мои попытки оттолкнуть, Инхён приходил поддержать меня во время каждого выступления. Всегда в тёмном зале я видел только его, и в глубине своего сердца всегда искал его среди других зрителей. Его восхищённые взгляды и комплименты сводили меня с ума. Мне хотелось совершенствоваться, оттачивать навыки ещё усерднее и стремиться к идеалу. Я горел идеей стать лучшим, стать премьером, и на недолгое время я исполнил свою мечту. Но после его смерти я будто стал одержим. Из-за травмы я больше не мог заниматься тем, чем любил. И стал невольно проецировать свои желания на Хёнджина. Я хотел, чтобы он добился успеха вместо меня. Я сожалею, что причинил много боли своему сыну. Пожалуйста, попроси за меня у него прощения. Признаки былой красоты ещё сохранялись на лице мужчины. Минхо прослеживал в нём некоторые жесты и манеры, которые ранее замечал в Хёнджине. — Я предложу Хёнджину встретиться с Вами, и Вы сами попросите у него прощения. Если он согласится, — Минхо отчего-то казалось, что Хёнджин не откажется. — Он никогда меня не простит, — Йеджин отводит глаза, пряча стоявшие в глазах слёзы. — У Вашего сына намного более нежное сердце, чем Вы думаете. Я знаю, что Вы переживаете за него. С ним и нашим сыном всё хорошо. Я обещаю Вам позаботиться о них ценой собственной жизни. — Не надо, — качает головой омега, — Ценой собственной жизни — не говори так. Если тебя не станет — они останутся одни, что тогда им делать? Ты нужен им. Поэтому оставайся в живых и просто будь с ними. Кивнув, Минхо поднялся, но старший поднялся за ним следом, сломленно проговорив: — Прости меня, Минхо. Что препятствовал вам и хотел избавиться от вашего сына. — Извинения приняты, — приподняв уголки губ, ответил Ли, — И… дайте мне, пожалуйста Ваши банковские реквизиты. — Реквизиты? Зачем? — растерянно смотрит Хван. — Всё же Вы воспитали Хёнджина хорошим человеком. Он вырос чутким и добросердечным. И, по-своему, но защищали его, как могли. Спасибо Вам. — Постой. Как его зовут? — Юджин. Его имя — Юджин. Блестящими глазами Йеджин робко улыбнулся, повторяя имя, будто пробуя на вкус. — Ли Юджин. Красивое имя. По дороге он замечает смотровую башню Намсан и отчего-то ему хочется подняться на неё. Автомат, где Хёнджин приобрёл замок, с тех пор как они были здесь, пристроили в другом месте, но он узнаёт нужную область перил, возле которых Хёнджин повесил замок. Спустя минуту поисков, он находит знакомый металлический корпус. Почерк Хёнджина, выведенный перманентным маркером, был всё таким же отчётливым как три года назад. «Ли Минхо, ты мне нравишься! От: Х.Х.» Минхо держит его в руке, слегка проведя по его краю. Его омега признался ему в чувствах и похоронил их здесь же. Может быть, загляни он сюда до их последнего разговора тогда, они воссоединились бы раньше… Заезжая во двор дома, Минхо останавливает автомобиль, но не спешит выходить, задумчиво оглаживая бархатистую поверхность коробки в кармане брюк. Спонтанно решил купить помолвочное кольцо, не зная даже размера пальца, и купил наугад, попросив самый распространённый размер. У бассейна он обнаруживает Юджина на руках у Донука, который опять пререкался о чём-то с Раном. Заинтересованно поглядывавший то на одного, то на другого из спорящих малыш, учуяв его присутствие, оборачивается и зовёт его, заставляя альф обратить на него внимание. — Что за шум, а драки нет? Привет, маленький кролик, — говорит он, склоняясь, чтобы поцеловать ароматные волосы сына. — Вот скажи мне, кто из нас прав, — возмущённо начинает Донук, — Я прочитал в этом вашем интернете, что Юджину пора заняться физической активностью. С чего ему будет лучше начать: с танцев или прыжков на батуте? Минхо с подозрением косится на братьев. — Думаю, он может начать сразу с бокса, да, Юджин? — говорит он, беря сына за кулачки и легко подёргивая ими в воздухе, что вызывает у младшего альфы смех, — Думаю, он оценит, если Вы покажите ему, как надо плясать. — Видишь? А я говорил! С батута он может упасть и повредить себе что-нибудь! — победно ликует Ран, на что Донук с досадой закатывает глаза. — Ты ездил к младшему Со? — спрашивает отец, погладив улыбающегося Юджина по голове. Минхо кивает, — И что он? — Истинный, — одним словом отвечает он. — Интересно… тогда с нами ещё два клана? — Пока неизвестно, что решит глава клана Ким, но Чанбин считает, что конфликт решится мирно. Про клан Квон Минхо решил пока не упоминать, так как Тэмин просил его. Отец мог остро отреагировать на ситуацию с омегой. Но если младший Квон предпримет новую попытку, утаивать об этом дальше он не станет. Оставив Юджина с Раном и Донуком, спорящими теперь из-за того, какую песню им стоит включить, Минхо направляется в холл дома. Хотелось скорее увидеть Хёнджина. Поднимая взор на неподвижный силуэт, застывший у начальной ступени лестницы, Минхо встречает полюбившееся тепло сливочно-персиковых глаз. Ощущение предвкушения, затаившееся внутри, останавливает их на мгновение, словно следующий шаг столкнёт их в неизведанный омут. Во всём доме стояла тишина, как будто все разом исчезли. Ничего не мешало Минхо пойти к нему. Больше не было преград, через которые они не могли переступить. Минхо поднимается по ступенькам, не отрывая от Хвана прямого взгляда, и с каждым шагом становится всё ближе. Между лицами, замершими в ожидании, остаются считанные сантиметры. Сверкающие розово-жёлтые лепестки пылко вьются в радужках напротив. Соприкосновение губ ощущается как озарение созвездий на грудной клетке. Как раскалённая плеяда огней. Протянув пальцы к острой линии скул, Минхо с нежностью оглаживает уголок губ, раскрывая их сладость навстречу. Поцелуй углубляется, рождая из вечности неугасимый внутри огонь, пуская всполохи по кровеносным сосудам, сбивая сердечный ритм. Тягучий язык Хёнджина потрясающе мягкий, податливый. У Минхо мутнеет сознание от сорванных вздохов. Он прижимает стройное тело к своему, сдавливая бёдра, слепо подталкивая парня в сторону комнат. Целовать Хёнджина хочется бесконечно, остановив время. Раствориться в ощущениях полностью, забывая обо всём, чтобы во вселенной остались только они. Мысли плавятся, он не доверяет себе, целуя вкусные губы. Он хочет забрать у Хёнджина все болезненные нити воспоминаний, а вместо них передать новые. Передать ему весь свет, которым он наполняется, когда дышит им. Трепещет перед ним. Хочет ценить и лелеять; смешать их феромоны, поставить метку. Обещать ему всего себя безмерно. Прерывистое дыхание разбивается о его. Минхо прислоняет омегу к стене, ведёт дорожку поцелуев к ушку. — Хёнджин, я думаю… то, что я чувствую к тебе, очень серьёзно. Облегченный выдох, изгиб губ в улыбке. — Я на это надеялся… — Ты согласен на взаимные метки? Прямо сейчас, — Минхо смотрит ему в глаза, ищет хоть тень сомнения, но не улавливает ни одной. — Хочу, — эфемерно шепчет Хёнджин, размывая границы между трезвостью и дурманом, — Прямо сейчас. Хочу быть твоим. Внутренний альфа изнывает от услышанных слов. Взяв парня за руку, он целует распухшие губы ещё раз, прежде чем ведёт их в комнату. — Ты слышал о метках принадлежности? — уточняет Минхо, поглаживая костяшки пальцев, разглядывая свет в глазах Хёнджина. Распахнутые балконные двери позволяли слабому ветру проникать в комнату. Оранжево-апельсиновый свет заходящего за горизонт солнца падал на их лица, пока они стояли друг напротив друга. Хван пожимает плечом. — Вроде как… нужно прокусить железу? Согласно кивнув, Минхо расплывается в улыбке. — Да. Это можно почувствовать инстинктивно, — альфа поднимает их руки, прикладывая к шее, — Здесь, ощути её расположение. Взволнованно ощупывая кожу подушечками пальцев, Ласка с тревогой сглатывает. — А ты… уверен, что у тебя получится поставить её мне? Минхо кивает. — Да. — Л-ладно. Но мне всё равно нужно направление в процессе. — Да, конечно. Давай немного расслабимся, — тесно прижавшись, Минхо обнимает его, аккуратно целуя приоткрытое кофтой плечо, — Чем занимался сегодня? — Я нашёл работу, — с радостью в голосе делится Хван, — Завтра поеду на собеседование. — Я рад за тебя, — «Ласка», хотелось добавить ему, но он закусил губу. — А ты? — А я нашёл наш замок, — приглушённо проговаривает в ответ альфа, покусывая кожу на плече. — Замок? — теряется омега. Минхо чувствует, как он смущенно улыбается, и вдыхает его запах поглубже в лёгкие, — Ты был на смотровой башне? — Ты правда имел в виду то, что написал? — тихо спрашивает он. — Да. Сейчас я чувствую к тебе то же, что и тогда, Минхо. Хочу быть с тобой. Он больше не может ждать. Чуть отстранившись, чтобы порыться в кармане брюк, он достаёт коробочку, обитую чёрным бархатом, и открывает. Увидев кольцо со сверкающим бриллиантом, Хёнджин прикрывает рот. — Прости, это снова вышло как-то неромантично, да? — Глупости, — выдыхает Хван, — Какая красота, Минхо. Спасибо тебе, — Хёнджин благодарно всхлипывает, прижавшись для объятий. Взяв бледную кисть, Минхо достаёт из футляра кольцо и надевает его на безымянный палец, — Ты был прав, мне невероятно повезло встретить тебя, — со смехом в хитром прищуре говорит омега, но вдруг обнаруживает, что та слегка болтается на пальце. Они удивлённо смеются, переглянувшись, — Что? Оно мне велико. Ты купил его, не узнав мой размер. — Всё-таки не подошёл? — Да всё нормально. Ты очень удивил меня, — усмехается парень, а Минхо думает, что у Хёнджина подобных колец вскоре наберётся целая коллекция, но уже одного размера, — Но мне и так нравится. Это даже мило, что ты взял не тот размер. Такая нелепость, — хихикает Хван. Прильнув к лицу альфы, Хван касается щеки лёгким поцелуем. — Я поставлю метку первым, — говорит Минхо, и Хёнджин соглашается, — Будет больно. Как только я попаду в твою кровь, у тебя может помутиться рассудок. Но совсем ненадолго. Не бойся и не паникуй из-за этого чувства, ладно? Хёнджин снова кивает. — Ладно… — Открой шею. Закрывая глаза, омега дрожащими пальцами чуть оттягивает ворот и грациозно отклоняется, раскрывая соблазнительно бледную кожу шеи. От этого доверчивого действия Минхо едва не кружит голову. Чувствуя, как из дёсен инстинктивно выступают клыки, он вдыхает нежный персиковый аромат и впивается ими в железу Хёнджина. Вскрикнув и заскулив от острой боли, пронзившей его тело, Хёнджин учащённо дышит, крепко впившись ногтями в плечи Минхо. Парень болезненно стонет, пока феромоны вступают в процесс соединения, и альфа внутри воет от блаженства вместе с ним. Глаза омеги зажигает янтарный свет. Успев жалобно прошептать имя альфы, Хёнджин смыкает веки, и силы начинают покидать его. — Держу тебя, Ласка, — шепчет в ухо Минхо, подхватывая ослабевшего парня на руки, — Держу. Ранка начинает ускоренно регенерироваться и затягиваться, оставляя белый шрам, означавшим запечатанную метку. Придя в себя, омега открывает горящие глаза, резко дёргая Минхо на себя и впиваясь в кожу шеи, в желании поставить взаимную метку, заставляет Минхо утробно зарычать. Только ощутив смешивание их запахов, Хёнджин отпускает его. Минхо не переставая лижет шею Хёнджина в месте свежепоставленной печати, и омега начинает стонать от поглощающего удовольствия. Хёнджин тянется к нему, и они соединяются в новом поцелуе, теперь уже сознавая свою полную принадлежность друг другу. Сущности подчинились. Не выпуская из объятий, Минхо ставит Хёнджина на ноги. Ясность сознания приходила медленными приливами. Разум альфы вновь блуждает на перепутье мыслей, окатывая внутренности цунами раскаяния и боли. — Минхо?.. — встревоженно зовёт Хван, в растерянности наблюдая, как Минхо опускается к его ногам, обнимая бёдра. Прижимается лбом к поджавшемуся животу, вдыхая запах сочетавшихся ароматов, приятной филармонией ласкающих рецепторы обоняния. Когда на суде альф заставляют опуститься на колени, это лишает их главенствующего статуса. Встать на колени – значит потерять честь. Но его честь принадлежала теперь Хёнджину. Всё, что принадлежало ему, теперь принадлежало и Хёнджину. Как и всё, что принадлежало Хёнджину, теперь было его. Его боль, его слёзы, его радость и горе. — Спасибо, — беспорядочно шептал альфа, заставляя Хёнджина замереть, — Спасибо, что сохранил нашего мальчика. Сквозь ткань целуя стройный живот, не отдавая себе отчёта, он ведёт ладони под футболку, вверх по голым бокам, ощущая дрожь, пробежавшую по телу омеги. С рваным вдохом, Хёнджин позволяет стянуть с себя верхнюю часть одежды. Возбуждение прокатывается по нутру распаляющей лавиной. Длинные пальцы Хвана погружаются ему в волосы, слегка массируя, и его рык вибрацией расходится по коже омеги. — Минхо, Хёнджин?.. — раздаётся за дверью голос. Минхо выругивается, когда Хёнджин резко отпрыгивает от него. — Ты не запер дверь?! — Нет, — отвечает альфа, обречённо наблюдая, как парень лихорадочно хватает с пола свою футболку, и мечется, подобно загнанному хорьку, не зная куда податься — то ли в ванную, то ли на балкон, то ли под кровать.