Особый вид плохого II: Недооценённая юность

      Джису сильно жалеет о том, что не позволила Хэину прийти на встречу с Джехёном. Хотелось увидеть его хотя бы у дверей в медиационный центр перед тем, как запереться с мужем и адвокатами в просторной комнате, стены которой всё равно давили на лёгкие так, что от волнения и страха приходилось дышать ртом.       И даже когда Джехён, за целых три часа встречи не выявивший на лице ни единой эмоции, будь то самодовольной или раздражённой, выказал своё желание не доводить их развод до суда, дав согласие на мирное соглашение по поводу опеки, Джису не могла вдоволь нарадоваться тому, что начало по предположениям сложного пути далось спокойным. Было ли дело в шантаже Хэина или в том, что Джехён наконец смирился с тем, что проиграл в своей бессмысленной битве за власть над Джису, она не знала. И, если быть искренней хотя бы с собой, ей было плевать. Ведь итогом будет то, что она сможет жить с Дальби и с Хэином. Пусть и нюансов по поводу своей карьеры они не обсуждали.       Её карьера в балете теперь зависела от того, захочется ли Джехёну уничтожить то, что не получилось себе подчинить.       — Твой подручный пёс сегодня не с нами? — вырывается сарказмом из губ почти бывшего мужа, когда они выходят из кабинета.       Джису стоит рядом со своим адвокатом, желая поговорить с ним наедине, пока они не попрощались, а Джехён всё же не захотел терять шанса напоследок отыграться на её самообладании.       — Прекрати, Джехён. Не усложняй всё, — устало вздыхает Джису, ощущая, как внутри всё чешется от порыва бросить ответную колкость.       И будь ей всё ещё семнадцать и не будь у неё ответственности перед дочерью, она так и сделала бы. Как раньше. Когда главной проблемой в её жизни было исключение из балетной академии.       — Забавно. Как можно усложнить то, что никогда не было простым? — колко ухмыляется Джехён, игнорируя то, как его адвокат закатывает глаза и уходит в сторону выхода, на ходу доставая пачку сигарет.       Во время их встречи Джису быстро догадалась о том, что нанимал его не сам Джехён, а родители. Чета Чон не изменила себе и даже в разводе единственного сына приложила руку так, чтобы всё закончилось тихо для политической компании главы семейства. Даже несмотря на то, как ярко изнутри выгорает сам парень, разрушаясь и сходя с ума от того, что всё желанное ускользает из рук.       — Я проклинаю день, когда познакомился с тобой, Ким Джису, — цедит сквозь стиснутые зубы Джехён, выплёвывая свои слова ей прямо в лицо, и Джису хотела бы сказать, что такого же мнение о том дне.       Рассказать о том, как глубоко и очень давно ненавидит его. Как одно его существование по чуть-чуть уничтожало её каждый день. Однако не может. Не когда перед ними обоими стоит сложная для каждого из них задача совместной опеки над дочерью, которая должна будет узнать наконец правду о том, что мама и папа никогда друг друга не любили.       Девушка глубоко вздыхает, опустив взгляд к мраморному полу, и сжимает своё нетерпение в кулак. Работа предстоит долгая и трудная. Но Джису к такому привыкла с раннего детства. Доказывая всем и каждому свою силу и то, что она достойна быть в числе лучших. А значит, и в общении с Джехёном она будет таковой. Лучше, чем он был и будет.       — Всего доброго, Джехён. Увидимся на следующей неделе, — произносит она со сдержанной улыбкой и отходит к своему адвокату, чтобы тихо попросить его о встрече завтра.       Сейчас говорить о разводе у неё больше не осталось сил. Их обычно подпитывает Хэин, которого она собственноручно наказала, лишив собственного общества, и не подумала о том, что, когда его нет рядом, жестоко наказывает саму себя.

***

      Желание увидеть любимого пересиливает любые напоминания здравого смысла о том, что Джису пора самолично заняться собственной карьерой. Все годы их с Джехёном брака ею занимался он. Искал танцевальные труппы, находил хореографов, подписывал к желаемым антрепризам. Даже занимался её публичной деятельностью, наняв для этого своих людей. Создал идеальную куклу с безупречной репутацией и неповторимыми навыками. Вывел на свет бездушную оболочку под видом счастливой жены и довольной молодой матери. Первым и пока единственным принадлежащим лишь ей решением было возвращение в родную страну и еженедельные выступления в сеульском центре искусств. И Джису считает его самым лучшим за последние три с половиной года.       Однако поиском новой антрепризы и наймом агента, которому она сможет всецело доверять, Джису займётся после. После того, как встретится с Хэином и поговорит с ним. Нахождение с ним полдня в разлуке превратилось в непосильную задачу. И хотелось поскорее обнять его и признаться в том, что не держит на него зла. Не может больше.       Квартира Хэина встречает её безлюдным холодом. Но Джису знала, что не найдёт парня средь бело дня дома. Наверное, чтобы забыть про их вчерашнюю ссору, он погрузился в работу. И пусть работа — это грязные криминальный бизнес, она была бы рада этому, если отвлечением для него не станет сам товар. Джису не уверена в том, хватит ли у неё сил оттащить любимого из лап наркотической зависимости.       Джису решает не говорить ему пока о том, что она дома, чтобы не мешать, ведь уверена, что Хэин может бросить всё и примчаться к ней незамедлительно. Она впервые находится в его квартире в полном одиночестве и больше не ощущает себя тут гостьей. Полноправной хозяйкой, которой можно заходить в любую комнату, переставлять мебель, как ей угодно, готовить, убирать так, как если бы не у неё было по несколько домработниц и нянек для дочери. Джису нравится домашний быт, в который она каждый раз падает в отношениях с Хэином. Приходить домой не ради того, чтобы заночевать и переодеться, а после сложного дня счастливо улыбаться от мыслей о том, что в скором времени её ждёт уют. И предвкушение подобной рутины радует её.       Мыслями она легко уносится в будущие дни, в которые сможет называть Хэина мужем. Когда они будет заезжать на машине за Дальби в детский сад. Возвращаться втроём домой, готовить вместе ужин, садиться за общий стол и без умолку общаться, рассказывая о том, как прошёл сегодняшний день. У Джису ни с матерью, ни за время брака с Джехёном не было такого. Лишь когда они с Дальби начали жить у него. Даже несмотря на то, куда их обоих занесла жестокая жизнь, Джису знала, что шанс на такое будущее у них есть. Они сквозь пот и кровь создавали его совместными попытками.       Джису не сразу замечает то, что во время уборки дома оказывается в не закрытом на ключ кабинете Хэина. Совесть внутренним голосом делает ей лёгкое замечание о том, что сюда ей вход может быть запрещён. Однако она быстро отгоняет эти мысли в сторону, заменяя их любимым голосом, твердящим о том, что больше нет понятия его. Только их. Да и она не собирается что-либо тут менять. Даже убираться не будет. Только посмотрит на то, что изредка окружает Хэина, и мечтательно представит его с серьёзным выражением лица, читающим какие-то там документы.       Ей даже мерещится чёткий образ парня за столом у окна, грозным взглядом уткнувшегося в монитор компьютера на нём. И Джису, медленно подойдя к нему, лукаво улыбается и неосознанно ловит себя на желании заняться с ним сексом прямо на этом могучем офисном стуле. Понабравшись достаточно смелости, она садится на него и маленьким ребёнком, коим уже очень давно не является, крутится вокруг несколько раз. А когда лицом возвращается к столу, застывает.       Радостная улыбка моментально слетает с лица, и мышцы за долю секунды немеют, когда глаза вчитываются в больно колющие по так и не зажившим ранам слова.       — «Ким Джию была убита?» — читает она несколько раз. Сначала про себя, потом вслух. Изучает каждый изгиб написанных почерком Хэина букв и вопросительного знака.       Что эти слова на исписанном до краёв листе могут означать, она понятия не имеет. Поэтому принимается за внимательное изучение того, что находится на столе. Отбросив на крайнюю полку всю мораль неправильного вмешательства, ведь Хэин размышлял на тему смерти её матери. Как ей казалось случайной. Как хочет выяснить Хэин, не такой уж и случайной.       Но должных ответов на заданный не ею вопрос она не получает. Не только потому, что в коряво написанных Хэином догадках отсутствует логика, которую, как Джису быстро поняла, не впустил в его голову алкоголь, а то и наркотики.       За отворённой в кабинет дверью стоит сам парень. Застыв на пороге, он смотрит на стол, за которым сидит Джису и в истерической скорости вчитывается во всё, что только можно прочесть. Даже в непонятные числа из распечатанных отчётов, которые не говорят ей ни о чём. Как и сам Хэин, медленными шагами приближающийся к столу.       — Джису, — тихо зовёт он девушку, хорошо понимая, что нет смысла что-либо отрицать и пытаться отгородить её от того, чего ещё сам не знает.       — Что… что это значит? — в такой же громкости спрашивает Джису, подняв на него голову, и даже не удивляется тому, что Хэин одет во вчерашнюю одежду, с потрёпанными волосами, синяками под глазами и яркой демонстрацией того, что этой ночью он ни на минуту не смыкал глаза.       — Джису, — вновь зовёт он девушку, огибая стол, чтобы подойти ещё ближе.       Девушка неуверенно встаёт на ноги, продолжая смотреть на записи на столе, и чуть было не падает обратно на мягкий удобный стул, так как ноги не желают держать её. Всё тело отказывается принимать прочитанное за правду. А сильнее всего болит сердце, ведь по взгляду Хэина, смотрящего на неё виновато и с глубоким отчаянием во влажных тёмных глазах, Джису осознаёт, что именно это терзало душу её любимого последние несколько дней. Правда о смерти её матери, в которой Хэин может быть и не виноватым.       — Хэин… за… зачем ты в этом копаешься? — спрашивает она обеспокоенно, ведь уверена лишь в одном.       Узнав что-то новое и подробное о смерти матери, Джису её вернуть не сможет. Она провела слишком много времени, обдумывая причины и последствия. Ни одно из этих размышлений не принесло ей успокоения. Только невыносимую тоску по любимому, от которого на три с половиной года отказалась.       — Я хочу узнать правду, — честно признаётся Хэин, опустив глаза, и робко берёт девушку за трясущиеся ладони, желая как можно скорее согреть лёд её пальцев своей безусловной любовью. Что бы он не узнал, Джису он больше не отпустит. Поэтому и не хотел пока ей что-либо говорить.       — Какую правду? Что… что она тебе даст, Хэин? — с каждым словом голос Джису становится громче, и им она выявляет своё искреннее недовольство. — Я… я не хочу, чтобы ты вновь терзал себя этим. Пожалуйста, — произносит она, когда, выпустив пальцы из плена его ладони, обнимает за щёки, чтобы поднять на себя печальный полный раскаяния взгляд. — Прекрати уже мучать себя. Я… я же простила тебя. Прости и ты себя, прошу тебя, Хэин, — бормочет и приближается лицом к его лицу, обдавая кожу тёплым воздухом своего частого дыхания.       — Дело не в этом, Джису, — шепчет Хэин, не зная, как произнести свои следующие слова, так как сам не может до конца поверить в собственные догадки, что с каждым днём в его голове приобретают всё более чёткие очертания. — Я… я думаю, в смерти Джию-нуны может быть виноват босс. Что умерла она, не потому что переборщила с дозой плохого товара, а потому что…       — Что? — Джису громко его перебивает, не желая слушать дальше этот бред. — Зачем твоему боссу делать что-то с матерью? Она была никем. Простая официантка, продающая себя за деньги, — говорит она, до боли кусая нижнюю губу от горечи озвученных слов.       — Не говори так, — произносит Хэин, хмурясь, и хорошо понимает, как Джису неприятно так говорить. — Она не была никем. Она была твоей матерью, она была моей близкой подругой, она была объектом чистой бескорыстной любви хёна. Она была намного больше, чем простой официанткой. И я узнаю правду о её смерти, чтобы наказать виновных.       — Нет! — Джису с ярким ужасом в глазах прикрикивает и отходит назад, отталкивая коленями стул на колёсиках. Отрицательно мотая головой, она демонстрирует весь страх на своём исказившемся от эмоций лице. — Не надо, Хэин. Это может быть опасно! Даже если… даже если твой босс сделал это специально… — произносит, с трудом глотая накопившуюся во рту слюну, что застревает в глотке большим комом, — я не хочу, чтобы ты вмешивался в это и подвергал себя опасности. Любимый, — она вновь переходит на шёпот и делает широкий шаг вперёд, чтобы цепко обнять Хэин, без промедления прижимающего её крепче к своей часто вздымающейся груди, — я не смогу жить, если потеряю тебя. Даже ради Дальби, — добавляет следом почти неслышно, дабы показать Хэину всю безграничность своей дикой к нему любви.       — Джису. Моя Джису, — горестно повторяет он, в мерном темпе поглаживая тёплой ладонью сгорбившуюся в его объятиях спину, и вслушивается в то, как девушка тихо всхлипывает в его ключицы.       — Пообещай мне, Хэин, — резко подняв на него голову, произносит Джису твёрдым тоном и с влажными от неконтролируемых слёз страха глазами, — пообещай, что сделаешь всё ради того, чтобы быть в безопасности.       — Детка, я…       — Пообещай!       — Обещаю, Джису, — вынужденно отвечает Хэин, выдержанно улыбнувшись уголками губ, и нежно целует её, мысленно обещая и самому себе, что сделает реально всё ради того, чтобы быть в безопасности и сохранить в ней свою любимую.

***

      В офисе до непривычки тихо. И Хэин не сразу это замечает. Ему кажется, словно в конторе отсутствует половина сотрудников, обычно работающих в это время рабочего дня. Однако запоздало догадывается о том, что количество работников всё то же. Среди них всего лишь не слышно самого шумного, яркого и заполняющего собою всё внимание временного босса.       Хэин не говорил с Гёхваном пять дней, так как хотелось отгородиться от мыслей о том, что ему пришлось узнать. Тот, пусть и не появлялся физически, не изменяя себе, продолжал делиться в статусах мессенджера о том, что ел на завтрак и что пил вечером в пабе. И Хэин не знал наверняка, в порядке ли друг, однако его отсутствие в офисе, а больше тишина, которой покрылась их нечастая переписка, всё же настораживали.       — Хён вообще не приходил в офис? — спрашивает он у сидевшей за своим столом Юджин, которая, не скрываясь, выбирает на рабочем ноутбуке купальники для покупки.       — Он взял себе полевые работы, поэтому его офисные дела выполняют другие. Сказал, что хочет отдохнуть от бумаг, — равнодушно отвечает женщина, ни на секунду не отвлекаясь от монитора. — Как думаешь, жёлтый бикини не сильно будет меня полнить? — интересуется как ни в чём не бывало.       После визита Хэина в их с боссом апартаменты, они ни с ней, ни с мужчиной не открывали той темы. Сам Сынджо и до этого редко появлялся в офисе, а сейчас, активнее занимаясь физиотерапией, чтобы облегчить боли в хромающей ноге перед отпуском, совсем не заходил в здание их офиса. И Хэин, перестав как-либо доверять старшему, больше не тревожил его вопросами, ответы на которые тот всё равно не собирался давать. Как и его новоиспечённая жена, которая, кажется, и вовсе забыла о том, в каком состоянии Хэин предстал перед ней в то утро. Разбитый, покинутый, обманутый близкими и готовый на всякую глупость ради правды.       Сейчас Хэин таким не выглядит совсем. Собранный, с уверенным взглядом, до мельчайших деталей выполняющий назначенную ему работу. Потому что обещал. Обещал, что не подвергнет себя опасности. И в этот раз, может даже, впервые за время своего с Джису знакомства, он намерен выполнить своё обещание.       — А если без отвода внимания? — кисло усмехается Хэин, чуть нагибаясь над столом женщины, и держится ладонью за спинку её стула так, чтобы развернуть лицом к себе. — Где Ку Гёхван, нуна?       — У тебя закончились деньги на балансе? — язвит в ответ Юджин. — Позвони и узнай, где твоя подружка, раз так соскучился, — фыркает она и несильно отталкивает Хэина в грудь, чтобы вернуться к выбору купальников.       — Бери чёрный, нуна. В чёрном ты секси, — произносит он после недолгой паузы, выпрямившись на месте. И поправив ткань рубашки на груди, достаёт из кармана брюк телефон, чтобы просто убедиться в том, что его очередной звонок останется неотвеченным.       И стало быть, Юджин также не в курсе того, где Гёхван и что с ним, но судя по тому, как нервно она щёлкает по клавишам клавиатуры, насторожена она не меньше. А значит, она тоже догадывается о том, что есть вероятность того, что хён не в порядке.