autopsy of a tragedy

Глава двадцать третья. Произвол судьбы

«Ваш отказ отправить помощь его убьёт!» – Тигнари

***

Спонсорский зал был переполнен. Люди выпивали и восторгались тем, что происходило на многочисленных экранах, где сейчас транслировался видеоряд лучших моментов сражения, которое произошло прошлой ночью. Когда Тигнари, Сайно и Нилу забежали в зал из лифта, практически никто не обратил на них внимания. Нилу остановилась на входе, широко распахнув глаза и удивляясь творившемуся здесь празднованию. Для неё это было так непривычно, ведь раньше она никогда сюда не заходила. – Сюда! – позвал Тигнари её и Сайно и начал протискиваться сквозь толпу. Яркие солнечные лучи освещали зал, но Фатуи не было до этого никакого дела: Голодные игры были нескончаемой вечеринкой, так что алкоголь лился рекой, а всеобщее настроение было крайне восторженным. Тигнари казалось, что его сейчас стошнит от увиденного. Его компания спонсоров во главе с Хайпасией сидели за своим обычным столом и наслаждались поздним бранчем и сухим белым вином. Они подняли бокалы, когда увидели спешащего к ним Тигнари с Нилу и Сайно на хвосте. – Тигнари! Поздравляю! Твои трибуты отлично себя показали! – Да, минус три Похитителя сокровищ за ночь, вы можете в это поверить?! – Кавех такой очаровательный, как он обнял бедного Мику! Это было просто душераздирающе! Они подвинулись, приглашая Тигнари и Нилу сесть за стол, а потом, обменявшись взволнованными взглядами, предложили Сайно присоединиться к ним. Однако ментор Дистрикта 10 скрестил руки на груди и остался непоколебимой статуей позади, смотря на них сверху равнодушным взглядом. Тигнари хотелось иметь столько же самообладания, что и Сайно. Сейчас у него уходила вся сила воли на то, чтобы не броситься через стол и стереть эти тупые улыбки с лиц спонсоров. – Спасибо, – сказал он и тут же прочистил горло, когда услышал, как язвительно прозвучал его голос. Нилу беспомощно на него взглянула. После ужасов прошлой ночи даже она не могла заставить себя улыбнуться. – Это было невероятное сражение. Думаю, нам стоит их за это вознаградить, не так ли? – О, безусловно, – глаза Фатуи засверкали, и Хайпасия рьяно нагнулась к нему через стол. – У Кавеха есть любимые лакомства? Он похож на настоящего сладкоежку! – Я… что? – услышав разговоры про сладости, Тигнари опешил и позабыл, что собирался сказать. Он ошарашенно уставился на них, не в состоянии подобрать остроумный ответ, пока Фатуи разглагольствовали о любимых десертах, раздумывая, какому из них Кавех обрадуется больше всего. Тигнари оглянулся назад. Костяшки пальцев Сайно побелели от того, с какой силой он вцепился в свои предплечья. – Эмм, – наконец пробормотала Нилу. – Мы имели в виду лекарства. – Лекарства? Но зачем? – спросил старший из группы спонсоров, неспешно глотнув вина. – Да, Кавех же не ранен. Тигнари опустил ладони на стол, сжимая пальцами край столешницы, чтобы не броситься на спонсоров. Его хвост вилял всё быстрее с растущим раздражением. Однако, один из Фатуи счёл этот жест прелестным и, заворковав, протянул руку, чтобы его погладить. Сайно шагнул вперёд, преграждая путь Фатуи, прежде чем его пальцы могли коснуться меха. Вместо того они упёрлись в его бок. Сайно метнул на них испепеляющий взгляд, и Фатуи осел в своём стуле, брызжа слюной и извинениями. Тигнари проглотил улыбку, отчаянно цепляясь за осколки самоконтроля, которыми ещё обладал. – Нет, не ранен, – он услышал собственный голос, прозвучавший настолько в разрез с внутренними эмоциями, что Тигнари его даже не узнал. – Но Хайтам получил серьёзные увечья. Рана, полученная от огня, особенно требует медицинского вмешательства. Фатуи тихо переглянулись, подняв брови. Некоторые улыбнулись Тигнари улыбками, полными жалости, и его хвост тут же разочарованно опустился вниз. Он понял, что скажет Хайпасия, ещё до того, как она открыла рот. – Понимаешь, Тигнари, на данном этапе игр спонсорские подарки крайне дорого стоят. – Да, и Альхайтам вроде как уже выполнил свою роль прошлой ночью, – добавил другой спонсор. – На арене практически не осталось трибутов, и Похитители сокровищ больше не угроза. – Именно, – согласилась Хайпасия. – Мы любим Альхайтама, правда! Но Кавех покорил наши сердца! Мы хотим, чтобы победил он, но этого не случится, если мы будем тратить наши деньги на других трибутов, понимаешь? – Без Хайтама ему не победить, – выдавил Тигнари сквозь стиснутые зубы, отчаянно пытаясь говорить нейтральным тоном, хоть его лицо и выражало полное отвращение. – О, да ладно, – заговорил другой спонсор, усмехнувшись. – Альхайтам теперь бесполезен. Он больше не может сражаться! Лекарство, которое смогло бы ему помочь, будет стоить дороже меча! Я думаю, раз уж на то пошло, то Кавех заслуживает подарка, а? Ты как-то слишком балуешь Альхайтама, Тигнари, сначала меч, теперь лекарство. Он твой любимчик, что ли? – Больные вы нелюди, переживаете из-за моры?! Там на арене мои друзья! Ваш отказ отправить помощь его убьёт! – прорычал Тигнари, резким взмахом руки смахивая со стола все бокалы с вином и тарелки с едой. Фатуи за столом заверещали от удивления, а люди вокруг тут же замолкли, наблюдая за разворачивающейся сценой. Нилу подскочила на ноги и схватила Тигнари за руку, пытаясь утянуть его прочь от стола, прежде чем он может броситься на Хайпасию, которая смотрела на него с полной жалости улыбкой. Остальные спонсоры были слишком шокированы, чтобы отреагировать на произошедшее. – Итак, теперь, когда мы это обсудили, какой всё-таки у Кавеха любимый десерт? Тигнари схватил ближайший ножик для масла и метнулся к противоположной стороне стола, с лёгкостью оттолкнув Нилу. Он как раз собирался вонзить нож в руку Хайпасии, когда пальцы Сайно обхватили его запястье, мгновенно обездвижив его. Фатуи заверещали и бросились врассыпную от стола. Толпа попятилась назад, кто-то позвал охрану. – П-простите нас, пожалуйста, – покраснев, бормотала Нилу. – Нам нужно идти. Тигнари пытался вырваться из захвата Сайно, но тело того было отлито из прочных мышц, а сердце полно терпения, когда дело доходило до срывов Тигнари. Сайно выкрутил его запястье до тех пор, пока он не выронил нож, а затем поднял его и вынес из спонсорского зала, следуя за Нилу. Тигнари принялся царапать толстовку Сайно, оголяя клыки и шипя так рьяно, что у него запульсировали дёсны. Мех встал дыбом, а зрачки расширились, пока животные инстинкты, которые в него давно внедрили Фатуи, прорывались на поверхность. – Пошла ты, Хайпасия! И пошли вы все! Я всех вас, нахрен, ненавижу, больные вы ублюдки! Надеюсь, вы подавитесь своим грёбаным вином, вы все поганые монстры! Охранники Фатуи появились в потрясённой толпе, но Нилу удалось убедить их не арестовывать Тигнари. Она подняла руки к небу и принялась рассказывать им со слезами на глазах, сколько стресса нынче переносит Тигнари и что он вовсе не хотел никого обидеть, а просто переживает за своих друзей. Всё это время Тигнари хотелось кричать, что это всё ложь, что да, он правда хочет, чтобы они все подохли за то, что делают с его друзьями, и да, он хотел бы прикончить их лично. Но потом они втроём оказались в лифте, и двери закрылись. Сайно осторожно опустил Тигнари на ноги, и тот ударил влажными ладонями по зеркалу на стене, издавая полный боли крик. – Блять, блять, блять!.. – Как же это ужасно! – Нилу спрятала лицо в ладонях, прежде чем взглянуть на Сайно и Тигнари полными слёз глазами. – Эти люди просто ужасны! – Они позволят Хайтаму умереть, просто потому что такое у них сейчас настроение. А я ведь даже не упомянул Кандакию. – Без шансов, – Сайно покачал головой, когда Тигнари взглянул на него с выражением, полным боли, на лице. – Что будет с ней, им тоже всё равно. На таком позднем этапе игр у них уже есть свои чётко определённые любимчики. Мы больше не сможем уговорить их помогать другим. Тигнари схватился за уши и потянул за них, пока кожу головы не закололо от боли. Он прикусил зубами сухую нижнюю губу, уставившись в своё отражение пустым, невидящим взглядом. Даже если спонсоров ещё можно было переубедить, он только что разрушил долгую дружбу со своим спонсорским кругом общения. Дороги назад больше нет, даже если он упадёт к ним в ноги и будет молить о прощении. Больше всего на свете Фатуи ненавидели плохие манеры. Он выругался на своих спонсоров! На виду у других спонсоров! Да он в жизни больше не получит и подарка для своих трибутов! – Сколько у нас осталось моры? Если мы снова объединим свои сбережения? – Тигнари спросил Нилу. На мгновение он позволил себе понадеяться, что Нилу сможет сотворить чудо. Однако они знали, что последние подарки стоили им всей оставшейся моры. Но опять же, может, люди прислали ещё моры после ужасающего сражения прошлой ночью. Тигнари знал, что сцена между Кавехом и Микой растрогала особенно много людей. Чёрт, да даже Люмин рыдала навзрыд, когда они вместе смотрели выпуск Голодных игр прошлой ночью. – Можем пойти проверить, – предложил Сайно, беспомощно пожав плечами. Он тоже нервничал, но старался этого не показывать. Хотя с тех пор, как Кандакию снова ранили, он то и дело теребил рукав и не мог спокойно устоять на месте. – Проверьте, – согласилась Нилу. – Я узнаю, не могут ли чем-то помочь Итэр и Люмин. Быть может, мы ещё не попали в немилость в кругах стилистов. Они разошлись, и Сайно с Тигнари направились в комнату наблюдения для менторов. Здесь было пусто, но это их не удивило. В живых осталось лишь восемь трибутов, и четверо из них были в их команде. После жестокого столкновения как трибуты, так и их менторы воспользовались небольшим затишьем, чтобы отдохнуть. Однако сон был последним, о чём мог думать Тигнари сейчас, когда они подошли к своим экранам. Смерть Куки Синобу превратила Гидро биом в отблеск дома. Пышные джунгли выросли там, где ещё недавно стояла вода, а прежние разломы разгладились в пологие зелёные склоны, покрытые цветами. Птицы сидели на ветках деревьев, а по коре и лианам ползали всевозможные жучки. Их трибуты укрылись в небольшой пещере, вход в которую прикрывала занавесь из лиан. Альхайтам и Кандакия лежали на подстилках из мха. Кандакия снова пришла в сознание, но её речь была невнятной, и, как бы её не умоляла об этом Дэхья, ей не удавалось удержать внутри ни воду, ни пищу. Состояние Альхайтама было ещё хуже. Тигнари оторвался от экрана до того, как его расстроенный разум смог бы проанализировать ущерб и вновь бы пришёл к тому же опустошающему заключению, которое побудило его направиться в спонсорский зал. Вместо того он подошёл к консоли, с помощью которой они могли отправлять подарки от спонсоров. На его счету оставалось 520 моры, что могло быть адекватной суммой в первый день игр. Сейчас же простая бутылка воды стоила две тысячи. Он пролистал каталог товаров. Цены на некоторые товары за ночь выросли в три раза. Он водил пальцем по экрану, пытаясь найти хоть что-то, что можно было бы отправить ребятам и что принесло бы им хотя бы какую-то пользу. – У меня осталось 130 моры, – пробормотал Сайно за консолью рядом, а затем согнулся над экраном, разочарованно вздохнув. Хвост Тигнари чуть вильнул, прежде чем обернуться вокруг Сайно. Ни тот, ни другой этого не заметили, слишком увлечённые наблюдением за своими друзьями на экране. – Её рана воспалилась. Ещё до того, как её ранили второй раз, – произнёс Тигнари, когда камера сняла плечо Кандакии крупным планом. Им удалось вынуть арбалетную стрелу, но девушке всё ещё нужно было наложить шов. Дэхья подготовила самодельную давящую повязку, чтобы держать рану под давлением, но учитывая невнятную речь Кандакии и серьёзные проблемы с дыханием, сепсис уже начался. – Нари, – обычно резкий голос Сайно вдруг прозвучал очень слабо, еле слышно. – Она выживет? Хоть происходящее и показывали на экранах по всему Тейвату, Тигнари не хотелось становиться тем, кто объявит ему душераздирающую новость. Он отвёл взгляд и сфокусировался на картинке трибутов на стене. – Ну, осталось не так уж и много людей. – Остались мы. И ещё Саю с Альбедо из Дистрикта 2. – Чун Юнь, трибут Нин Гуан, и, конечно же, Е Лань. Да. Тогда… они могут выжить. Кавех и Дэхья, они могут… – а что потом? Голос Тигнари оборвался в неуверенности. Они по-прежнему говорили о них, о своей команде, но теперь, когда осталось всего восемь трибутов, их союз вот-вот грозил развалиться. Альхайтам был прав прошлой ночью. Им следовало разделиться. Но когда он так серьёзно пострадал в пожаре и после ранения Кандакии никто уже и не вспомнил про его план. Разделиться сейчас стало бы смертным приговором. К тому же, Альхайтам не мог передвигаться в таком состоянии. – Давай посмотрим, что можем раздобыть на 650 моры, – тихо произнёс Сайно и наклонился к нему, чтобы им обоим было удобно смотреть в один экран и листать товары магазина спонсоров.

***

Пятнадцать минут назад небольшая спонсорская посылка опустилась на колени Кавеха. Внутри неё был красный лепесток и записка со словами «Мне очень жаль» и подписью Тигнари. И если записка едва ли не разбила ему сердце, то лепесток дал Кавеху кроху надежды. Это был лепесток цветка скорби, и слова Тигнари означали, что из медицинских препаратов он мог отправить лишь его. Сок, который можно было добыть из стеблей цветов скорби, обладал обезболивающим действием. Конечно, это и близко не сравнится с теми лекарствами, которые могли им предоставить Фатуи – такие могли вылечить даже серьёзные ножевые ранения всего за одну ночь. Но даже так, всё, что могло ослабить боль Альхайтама, стоило того. Поэтому Кавех сказал Дэхье остаться с Кандакией и Альхайтамом, а сам отправился в джунгли. Они укрывались в небольшой пещере, спрятанной за толстыми ветками и лианами, а Дэхья ни на секунду не выпускала из рук свою биту, но необходимость оставить их на какое-то время всё равно посеяла в Кавехе тревогу. Успокоить его не могли даже знакомые окрестности и фрагменты дома в виде прыгучих грибов и птичьих трелей. Он собирал цветы скорби с особой методичностью. Это были его любимые цветы. Глубоко в джунглях Дистрикта 12 росло целое поле, усыпанное ими. Легенды гласили, что цветы скорби вырастали лишь на древних полях брани. В те времена, когда по Тейвату ходили архонты, все семеро, Великая властительница Руккхадевата сражалась на таком поле, и её кровь, пролитая Царицей, породила красные лепестки цветов скорби. Кавех знал, что произносить её имя было запрещено и за это его, вероятно, убили бы на месте, однако это не мешало ему в этот момент видеть цветы именно тем, чем они являлись. Проблеском надежды, искрой света, улыбкой Богини, которая не покинула их, но боролась до самого горького конца. Набрав дюжину цветов, Кавех вернулся в их укрытие, осторожно оглянувшись по сторонам, прежде чем зайти внутрь. Дэхья поприветствовала его кратким кивком. Она не говорила ни с кем, кроме Кандакии, которая то приходила в сознание, то вновь его теряла. Им удалось немного подлатать её рану с горем пополам, но она всё ещё была воспалена, и с этим ничего не могли поделать даже цветы скорби, с благословением Руккхадеваты или без него. Но Кавех всё равно поделился своими знаниями с Дэхьей. Он выжал молочный сок из стеблей и набрал его в крышечки от бутылок, а потом передал одну Дэхье. Этого было недостаточно, но для того, чтобы заглушить страдания Альхайтама ему потребовалось бы собрать цветы с целого акра, что, конечно, было невозможно. Ничто, ни кровь Кэйи на его лице, ни слёзы Мики в его сердце – ничто не могло сравниться с тем, какую бурю в Кавехе пробуждал вид Альхайтама, лежавшего на этой самодельной подстилке из мха. То, что было внутри у Кавеха, пробудилось, понеслось по венам, превращая каждую часть его тела в свинец, пока он сидел рядом с Альхайтамом, совершенно беспомощный и бессильный. Кожа Альхайтама была покрыта ссадинами и волдырями от нижней части его челюсти, вдоль шеи и вплоть до груди. Ниже вид был ещё хуже: у бедра ожог был куда сильнее, так что здесь кожа была жутко-белой, а где-то – даже обугленной и огрубевшей. Наконечник стрелы, который до этого застрял у него между рёбер, оказался попросту испепелён. Жар огня опалил его тело, пробираясь глубоко внутрь сквозь мышцы и суставы, а, возможно, даже и кости. Из ожога на шее Альхайтама сочилась жидкость, в бровях собрался пот, а на ресницах – капли слёз. Он не переставал плакать с тех пор, как Кавех и Дэхья опустили его на подстилку. Он делал это тихо, не издавая ни единого звука, но Кавех знал, что тот переносил невыносимую боль. И всё же Альхайтам был настроен оставаться в сознании. Его глаза открывались каждую секунду и теперь не отрывались от Кавеха, окидывая его взглядом человека, который отказывался сдаваться. – Я вернулся, Хайтам, – тихо прошептал Кавех, произнося очевидный факт, потому что справиться с неизвестностью не мог. Что случится, если глаза Альхайтама так и останутся закрытыми, если его тело проиграет битву с собой. Он поднёс крышку от бутылки к его губам и приподнял его голову ладонью чуть-чуть, чтобы тот смог сделать глоток. Даже такого незначительного движения оказалось достаточно, чтобы лицо Альхайтама исказила гримаса боли. – Тигнари прислал нам молоко цветов скорби. Услышав его слова, Альхайтам резко раскрыл глаза. В его взгляде отсутствовала привычная резкость, но Кавех всё равно его понял. Альхайтам опустился обратно на подушку из мха и цокнул языком. – Этого недостаточно, чтобы ты уснул. Просто поможет немного сгладить боль. – Не буду я… его пить… – его голос звучал не громче едва слышного влажного шёпота. – Тебе это нужно, – Кавех постарался исключить из своего тона нотки разочарования. Ему хотелось говорить спокойно и собранно, как Тигнари, когда тот лечил детей Дистрикта 12, но страх Кавеха стал осязаемым и барабанил у него внутри вторым биением сердца. Он подполз ближе к подстилке, борясь с желанием свернуться клубочком и прижаться к здоровому боку Альхайтама. Хотя бы раз в жизни, чёрт возьми, он должен был быть для него сильным. – Я ещё не сдаюсь, – произнёс Альхайтам, и его голос прозвучал пугающим хрипом. – Е… Лань… ещё жива. – Да, уверен, её затрясёт от страха, когда она с тобой столкнётся, – Кавех обратился к сарказму, потому что их споры всегда были полны колкостей и острот и вытягивали из него кучу эмоций. – Ты знаешь,… о чём… я. Кавех знал. Несмотря на кровавую легенду об их появлении, цветы скорби получили своё название из-за обезболивающих свойств. Их давали раненым, когда было уже слишком поздно, когда оставалось лишь облегчить страдания пациента. Их молочный сок помогал ослабить боль, но были у них ещё и ядовитые семена, помогавшие раз и навсегда с ней покончить. В прошлом последователи Руккхадеваты глотали эти семена, лишь бы не оказаться в жестоких руках Царицы. Последним путём к свободе стала милость их умирающей богини. Кавех опустил крышку от бутылки на землю и потёр лицо руками. Однако впервые с начала игр его глаза были сухими. Это казалось практически ироничным, что он рыдал над смертями Мики и Кэйи, а теперь вся вымокшая в слезах скорбь угасла, оставляя после себя зудящие глаза и потрескавшиеся губы. Жалкая попытка отказаться опускать руки. Кавех схватил тряпку и вымочил её в оставшейся у них воде, а потом осторожно приложил её ко лбу Альхайтама. Он не осмеливался касаться ей ожогов, боясь вызвать у него инфекцию, но когда даже капля этой тёплой воды попадала на лицо Альхайтама, тот облегчённо выдыхал, а его глаза слабо закатывались. Кавех взглянул на Дэхью, устроившуюся сбоку от Кандакии подобно молчаливому стражу. Она поймала его взгляд, но её лицо не выражало никаких эмоций. Она по-прежнему держала в руке биту. Кавех посмотрел на меч Альхайтама возле подстилки, затем – на свою булаву рядом. Он задумывался об этом раньше на одно мгновение, а затем принялся порицать себя за то, что ему в голову вообще пришли настолько безнравственные, жалкие мысли. Он подсчитывал шансы того, что ему удастся вырубить Дэхью и прикончить их обоих, потому что тёмный голос у него в голове твердил, что, когда он вернётся в пещеру, набрав цветы скорби, Дэхья уже сделает то же самое с Альхайтамом. Но она этого не сделала. По крайней мере, пока что. Число трибутов значительно сократилось. Угроза, которую представляла Е Лань, наверное, оставалась единственной причиной, почему они ещё не разделились. Кавех позволил воде с тряпки стекать по лицу Альхайтама, пока в голове кружили мысли. Он не знал, как закончатся эти игры, и это заставляло его нервничать. Их менторы больше не могли предоставлять им лекарства, а раны Альхайтама были настолько серьёзными, что не было и шанса, что он поправится до конца Голодных игр. Это означало, что Кавех должен убить остальных трибутов, причём быстро, а затем и себя, чтобы Альхайтам победил и как можно скорее получил так необходимую ему медицинскую помощь. Он вновь взглянул на Дэхью. И Кандакию, которая сейчас спала. Её дыхание было учащённым, но грудь продолжала вздыматься с её мягким упорством. Кавех сглотнул. Он ни за что не сможет этого сделать. Если в этом заключалась сила, то он был настоящим слабаком. Как убийство своих друзей могло быть правильным решением? – Хайтам, – шепнул Кавех, потому что тот уже давно не открывал глаза. В ответ на это ресницы Альхайтама дрогнули, а затем он склонил голову на бок, чтобы посмотреть Кавеху в глаза. Кавех убрал тряпку и подполз ближе к нему. Альхайтам поднял здоровую руку, чтобы Кавех к нему прижался, и это было просто смешно, что даже сейчас именно он утешал Кавеха, а не наоборот. – Я солгал, – признался Альхайтам. Его слова нежно прожурчали над головой Кавеха. Кавех поджал ноги и прижался к нему сбоку, словно его любовь могла просочиться сквозь пространство между рёбрами Альхайтама. – О чём ты? – Одного дня достаточно, – пальцы Альхайтама опустились на его талию. Прикосновение было лёгким, но оно прожигало Кавеха насквозь. Ему едва удалось подавить полный боли всхлип. – Даже часа… было бы достаточно. Ты… стоишь того,… а я… был трусом. – Замолчи, – выдавил Кавех, пряча лицо в изгибе его шеи. – Не говори так. Ты прощаешься со мной. – Я растратил впустую целые годы нас, потому что был слишком труслив, – челюсть Альхайтама была напряжена, он стиснул зубы, скрипя ими, будто изо всех сил пытался оставаться в сознании и побороть боль настолько, чтобы суметь произнести эти слова. Кавех вцепился в него и сел, выпрямляясь, чтобы взглянуть ему в глаза. Ладонью он обхватил здоровую сторону его лица – она была мокрой от пролитых слёз. – Мы могли любить друг друга нежно… а не так… – Молчи, – умолял Кавех. – Ты причиняешь себе боль. И хотя он отчитывал Альхайтама, от его слов у него в животе расцвели цветы. Кавех не позволял себе об этом думать – о том, как они могли бы любить друг друга за пределами игр. На арене их поцелуи должны были быть на вкус как кровь, и пыль, и агония, как жестокость истощённых голодом созданий, но дома… какими они были бы на вкус дома? Может, они целовались бы на кухне, и на губах ощущали бы нотки шафрана, имбиря и абрикосов? Или они делили бы моменты близости лишь с запахом свежей постели и розовой воды в спальне Кавеха? Или же они бы даже не пытались прятаться и вплели бы свою любовь в каждую прочитанную книгу, каждую чашку заваренного кофе и каждую прогулку? – Внимание, трибуты. По арене пронёсся голос Дотторе, прозвучавший куда громче любого из пушечных выстрелов. Кандакия проснулась, вздрогнув, а Альхайтам попытался сесть прямо, но Кавех удержал его на месте, вцепившись в его бок с испуганным вскриком. Услышать голос Предвестника казалось чем-то нереальным. Его слова мгновенно принесли чувство холода в жаркую погоду, царившую в джунглях. Они все взволнованно переглянулись. – Царица приглашает вас на пир. Вам всем отчаянно нужна какая-то вещь, и наша Архонт любви любезно оставит её для вас на праздничном столе у Рога изобилия. Празднования начнутся через четыре часа. Внимание, трибуты… Сообщение повторилось второй, а затем и третий раз, после чего голос резко прервался, и вместо него вновь зазвучали птичьи трели. – Пир? – Дэхья нахмурила брови. – Мы уже видели такое прежде, – пробормотала Кандакия. Она казалась призраком на подстилке из мха, но Кавех заметил с облегчением, что сквозь перевязку на её плече больше не сочилась кровь. – Они предоставляют что-то полезное для всех оставшихся трибутов. Это похоже на вторую битву у Рога изобилия. Очередное запланированное кровопролитие. Дэхья, тебе нельзя туда идти. – Но мы должны, – Дэхья подскочила на ноги, уже окидывая взглядом их укрытие в поисках полезных вещей. – Очевидно, что Сайно больше не может нам помочь. Но если Царица предоставит антибиотики, я добуду их для тебя. – Это слишком опасно! – запротестовала Кандакия, вздрогнув от боли, когда случайно напрягла верхнюю часть туловища. Она повалилась обратно на мох, побеждённо выдохнув, по её вискам стекали капли пота. – Оно того стоит. Правда, Кавех? Её синие глаза горели решимостью, а её настрой был заразительным. Кавех отвернулся от пронизывающего взгляда Альхайтама. Он поднялся на ноги и помедлил лишь на мгновение, когда почувствовал, как рука Альхайтама ухватилась за его водолазку со спины. – Ты туда… не пойдёшь… – выдавил Альхайтам. – Нам нужны эти лекарства, – покачал головой Кавех. – И ты не сможешь меня остановить. Альхайтам крепче сжал ткань его водолазки, бросая ему вызов и утягивая его назад. Кавех расцепил его кулак, откидывая его руку, и они оба замерли в нерешительности, когда поняли, какой слабой на самом деле оказалась хватка Альхайтама. Боль, отразившаяся в его бирюзовых глазах в ответ на его слова, резала так же, как если бы к горлу Кавеха был приставлен кинжал. Но он не мог сдаться. Альхайтаму необходимо лекарство. Без него он не сможет вернуться домой. – Остальные сражаются в одиночку. Саю тем более не станет нам мешать. У нас очевидное преимущество, – настаивала Дэхья. – Как наш стратег ты должен это понимать, Хайтам. – Если думаешь, что я доверю тебе его жизнь… – сплюнул Альхайтам и заставил себя сесть прямо. Толика краски, что ещё оставалась у него на лице, мгновенно растворилась, и какое-то мгновение казалось, что он сейчас упадёт в обморок. Кавех подполз ближе и удержал его в вертикальном положении, взволнованно охнув. Однако Дэхью такая демонстрация боли не впечатлила. Она скрестила руки на груди и встала в позу. – Как ты смеешь меня оскорблять, Хайтам. Ты спас Кандакию, и я это не забыла. Мы всё ещё команда, разве не так? – Ненадолго, – прорычал Альхайтам, и его вспотевшая ладонь обхватила бедро Кавеха, придвигая его к себе едва ли не по-собственнически. – Я понимаю, – Дэхья задрала подбородок к верху в агрессивном жесте. – После этого расходимся. Но сейчас нам нужно работать вместе, чтобы помочь тем двум людям, ради которых мы здесь. Словно две дикие кошки, кружащие вокруг друг друга, оголяя клыки, ни один из них не желал принимать на себя первый удар. Потому что под подколами и агрессией скрывался оголённый страх необходимости убивать друг друга, нападать на друзей, на товарищей, на тех, кому они так отчаянно хотели доверять. Кавех не смел сказать и слова до тех пор, пока Альхайтам не кивнул. – Мы быстро, – поспешил заверить его Кавех. – Туда и обратно, мы сразу же вернёмся сюда. – Никаких сражений, – кивнула Дэхья. – Берём лекарства и уносим ноги. Лицо Альхайтама выражало крайнюю обеспокоенность, его брови были нахмурены, губы – напряжённо поджаты. Его хватка на бедре Кавеха ослабла, и блондин воспользовался моментом, чтобы обхватить его ладонь своей. Он начал поглаживать покрытые синяками костяшки пальцев Альхайтама. – Ничто не помешает мне вернуться к тебе, Хайтам, – прошептал он, повторяя обещание, которое возлюбленный дал ему перед ареной и которое сдержал несмотря на всю кровь и резню. Голос Кавеха прозвучал резко, будто он пытался придать себе уверенности, хоть необходимой техникой боя и не обладал. А так ли она ему нужна, если их особенная любовь сама сможет вырезать ему путь назад с таким же успехом? Альхайтам посмотрел на него нечитаемым взглядом. На его ресницах ещё не высохли слёзы. – Ты не сражаешься. Ты бежишь. – Да. – Пообещай мне. – Обещаю. Я ни с кем не буду сражаться. Мы находим припасы и бежим. Мы будем осторожны. – Кавех… – казалось, что Альхайтам хотел сказать что-то ещё, и блондин, испугавшись, что его слова могут задеть за живое и заставить его остаться, поспешил оставить поцелуй на губах Альхайтама. Его тихое удивлённое мычание оказалось приглушено языком Кавеха, когда тот лизнул им потрескавшиеся губы Альхайтама, прежде чем отпрянуть с взволнованной улыбкой. – Ты тоже того стоишь, знаешь? – Кавех… – его имя перетекло в полный боли всхлип. На лбу Альхайтама проступил пот, и Кавех осторожно опустил его обратно на подстилку. Он поборол желание вновь его поцеловать и лишь провёл подрагивающими кончиками пальцев сквозь серебряные волосы, а затем отвернулся. Они теряли драгоценное время. Чем дольше они остаются здесь, тем дольше Кандакия и Альхайтам будут страдать. – Пойдём, – произнёс он, и Дэхья наклонилась, чтобы поцеловать Кандакию в лоб. Она накинула рюкзак на плечи, протянула Кавеху его булаву, а свободной рукой подняла свою биту. Когда Кавех сдвинул свисающие на входе лианы, являя картину тихих джунглей, голос Альхайтама прозвучал по пещере звуком меча, который достают из ножен перед битвой. – Если вернёшься без него, Дэхья… – Знаю, – ответила та, напрягая плечи. Кавех позволил себе украдкой бросить последний взгляд, жадно впиваясь глазами в черты Альхайтама. Рука сама метнулась к перу в волосах, касаясь его деликатных очертаний. Выражение лица Альхайтама оставалось всё таким же суровым, пока он отчаянно хватался за остатки самообладания – до тех пор, пока Кавех не исчез из вида, и тогда он позволил разочарованию и скорби просочиться наружу.