Второй шанс

      Фёдор медленно перевернулся на другой бок и сильнее прижал игрушку к себе, не желая расставаться со сном. Однако, крепкая рука, которая тормошила его, явно была иного мнения.       – Коль, не лезь, – недовольно промычал Фёдор по-русски. Спросонья, Достоевский и не сразу понял, кто тревожит его продолжительный сон.       – Что ты там бубнишь? – Мори недоумённо похлопал по плечу сына, который, всё-таки очнувшись, сел на кровати, при этом тихо зевая.       – Ничего, – пробормотал Фёдор, протирая заспанные глаза. – А что случилось?       – Иди умывайся, – ответил Огай, печатая SMS-сообщение с указаниями Чуе.       – А почему так рано? – мальчик аккуратно слез с кровати.       – Мне нужно на работу. – Он оторвал взгляд от телефона и взглянул на сына. – А ты разве не выспался?       – Я тоже пойду? – недоумевал Достоевский. Неужели Мори собрался таскать его с собой в Мафию?       – Не оставлю же я тебя одного, – улыбнулся Мори, уверенно шагая в ванную.       – А это не опасно? – поинтересовался Фёдор, пытаясь успеть за отцом. Огай явно чокнутый, если на полном серьёзе решил вести его в логово одних из самых опасных преступников. Да они же его живьём сожрут.       – Поверь мне, это самое безопасное место в городе, – для Мори было спокойнее держать сына поблизости. По-хорошему, к нему стоило бы приставить кого-то из доверенных лиц, но нужно было учитывать их занятость. Хотя, можно было бы и по очереди их оставлять.

***

      Фёдор нервно грыз указательный палец. В голове одновременно крутились десятки различных мыслей. Воспоминания о случившемся ещё были свежи в памяти Фёдора, а потому, вера в то, что в Мафии будет лучше, – казалась ничтожно малой. Хоть Достоевский и понимал, что в открытую никто не посмеет полезть к нему из-за страха перед боссом, но никто не отменял презрительных взглядов и перешёптываний. Впрочем, для него такая реакция и не в новинку.       – Не стоит бояться, – Мори следил за сыном, изредка поглядывая на зеркало заднего вида. – Я буду рядом, – сказал он и припарковал машину.       – Я не боюсь, – хладнокровно ответил Фёдор, пока отец брал его на руки.       – Так-то лучше, котёнок,– ухмыльнулся Мори, поправив ушанку на голове хмурого Достоевского. – Будь сильным и не показывай страха перед незнакомцами. Они не должны думать, что ты их боишься, – продолжил Мори, заходя в здание.       – Я и не собирался, – фыркнул Фёдор, с интересом рассматривая здание; он ведь не трус.       – Если кто-то скажет или сделает то, что тебе не понравится, сразу скажешь мне, ясно? – строго сказал Мори. Любой, кто посмеет навредить его сыну, познает гнев босса Мафии, который и так корил себя за то, что мальчику пришлось пережить, особенно в МДА. Больше такого не будет, потому что Огай не позволит. От всплывшего в памяти вида избитого ребёнка он сжал зубы и, как оказалось, самого сына тоже.       – Задушишь же, – пробормотал Достоевский, при этом пытаясь разжать руки Мори, пока тот окончательно не придушит его.       – Извини, – виновато обронил Мори, ослабляя хватку и заходя в лифт.

***

      Зайдя в кабинет, мужчина плотно закрыл за собой дверь. В голове Огай прикидывал, как будет объявлять и объяснять появление сына. Никто не должен был знать, что его сын является Фёдором Достоевским. Ничего хорошего не произойдёт, если эта информация просочится в массы. Страшно было представить, что только может после этого произойти в Мафии...       – Теперь тебя будут звать Руи, мой мальчик, – спокойно сказал Мори, садясь в кресло, и встретился с рассерженным взглядом Достоевского.       – Нет, – раздражённо сказал Фёдор. Только этого не хватало. Он и так потерял всю организацию, возраст и друга. Но имя своё он не отдаст уж точно.       Мори же недоумённо хлопал глазами. Как это «нет»? Он только что возразил ему? Никто из подчинённых не смел оспаривать решений босса Мафии. Мужчина прикрыл глаза. Вот именно, подчинённые не смели, а Фёдор - его сын. С одной стороны, было хорошо, что мальчик не боится возражать ему, но с другой... Если речь идёт о безопасности Фёдора, тот без вопросов должен подчиняться.       – Мальчик мой, – Мори аккуратно подхватил сына за подбородок, притягивая к себе. – Я не из-за своей прихоти говорю это. Так нужно.       – Нет, – Фёдор ударил кулаком по столу и с ненавистью посмотрел на Огая.       – Фёдор, – тот строго взглянул на сына.       – Вот именно – Фёдор! – Достоевский со злостью толкнул руку Мори и гневно зыркнул на него. – Меня зовут Фёдор Достоевский.       – Я понимаю, что ты не хочешь отказываться от своего имени, но и ты тоже пойми, что это только в целях безопасности. Никто не должен знать, кто ты, – спокойно разъяснил Мори, уверенно смотря на сына. – И хватит звать себя Достоевским, – хмыкнул Огай, слегка прищуривая глаза. Как же его раздражало, что мальчик зовёт себя чужой фамилией: он – его сын, а не какого-то Михаила Достоевского.       Фёдор глубоко вдохнул носом, но ничего не ответил. Чего ещё стоило ожидать? Конечно, Мори стыдится его. Кто бы не стыдился такого никчёмного отпрыска? Отчим был прав: Фёдор – дьявольское отродье, ошибка природы. Стыд полностью заполнил мальчика изнутри, но следом, вместо него пришла дикая злость на Огая. Да как он смеет стыдиться его? Достоевский – его сын, и это не он виноват в том, что таким родился. Это вина Мори. Он ведь не хотел быть эспером, не хотел эту мерзкую способность, не хотел жить с дядей Михаилом – всё это произошло по вине Мори Огая.       – Сынок, просто прими это. – Мужчина положил руки на плечи Достоевского и аккуратно развернул его к себе.       – Конечно, – буркнул Фёдор, сжимая руки в кулаки и хмурясь. Конечно, он должен всё принимать, кто же ещё? Не великий же босс Портовой Мафии. Достоевский обещал себе, что во что бы то ни было испортит планы Мори, какие бы последствия его не ожидали.

***

      – Здравствуйте, босс, – Накахара Чуя привычно снял шляпу и склонил голову перед главой организации.       – Проходи, Чуя-кун, тебя-то мы и ждали. – Мори привычно улыбался. Всё казалось обыденным, но в кабинете витало напряжение. Чуя, недоумевая, прошёл к месту рядом с мужчиной и понял причину беспокойства: на коленях Огая сидел маленький мальчик, который был чуть ли не его копией. Фиолетовые глаза смотрели осмысленно, с ноткой раздражения, и были такими же непроницаемыми. Хотя, на этом сходства не заканчивались. Мальчик был смутно знаком Накахаре, но тот никак не мог вспомнить, откуда его знает.       – Сегодняшнюю встречу я начну с того, что познакомлю вас со своим сыном.       Не успел Мори продолжить, как Достоевский встал на его коленях, громко и чётко объявил:       – Фёдор До... – Огай осторожно сжал рот сына ладонью и обратно усадил на колени, никак не реагируя на его укусы.       – Имей терпение, мой мальчик. – Мори убрал ладонь с губ Фёдора и незаметно для других сжал его бок. – Фёдор Мори, мать была русской, – закончил Огай. Достоевский собрался было возмутиться, но отец приблизился к его уху и тихо, лишь для него, прошипел со злостью в голосе: – Попробуй ещё хоть слово сказать.       Шокированный, Накахара переводил взгляд с босса на мальчика. Какова была вероятность, что этот ребёнок является Демоном Фёдором, да ещё и сыном Мори-сана? Отбросив все мысли, Чуя вернул себе невозмутимый вид. Он ещё успеет расспросить главу Портовой Мафии обо всём, но сейчас не время. Бросив быстрый взгляд на Коё, Накахара догадался, что она тоже всё поняла. Но, глядя на остальных, стало понятно, что никто другой из присутствующих так и не сообразил, что произошло.       Вытерпев до окончания собрания, рыжий мафиози взглянул на Огая.       – Босс, я хотел вас спросить, – он пытался подобрать правильные слова, но Мори поднял ладонь в немом жесте, прося остановиться.       – Не сейчас, Чуя-кун. – Мори холодно взглянул на сына. – Мне нужно уладить некоторые дела. Потом поговорим.       – Как прикажете, босс. – Накахара склонился в знак уважения и вышел из кабинета; он мог поклясться, что Достоевский умоляюще посмотрел на него. В любой другой ситуации мафиози бы вступился за ребёнка, но он знал, что Мори-сан не навредит малышу.       Увидев закрывающуюся дверь, Фёдор спрыгнул с колен Огая и отошёл на безопасное расстояние. Что хотел, он уже сделал – а теперь, оставалось лишь встретиться с последствиями.       – Как ты мне это объяснишь? – холодно спросил Мори таким тоном, что у Фёдора пробежали мурашки по спине. – Будь добр, посмотри на меня. Я сейчас с тобой разговариваю.       Достоевский сглотнул, но глаза поднял. Он встретился со строгим взглядом вишнёвых глаз.       – Никак, – ответил Фёдор как можно спокойнее. Огай не должен знать, что он боится.       – Если не ошибаюсь, я предупредил тебя о новом имени. – Мори положил локти на подлокотники кресла и сцепил пальцы; хоть он и выглядел внешне спокойно, однако внутри всё кипело. Как Фёдор мог так его подставить?       – А я сказал, что мне это не нравится, – хмыкнул Достоевский, скрещивая руки на груди.       – Ты хоть думал о последствиях? Или о том, что это может подвергнуть твою жизнь опасности?       Мальчик перевёл взгляд куда-то на стену; он отдалённо понимал, что Мори прав и сделал это всё не из-за собственной прихоти. Но Достоевский сразу же отбросил эту мысль. Не может глава Мафии быть таким хорошим.       – Я – Фёдор Достоевский, и не позволю тебе отнять этого у меня, – Фёдор чуть ли не шипел, яростно глядя на Огая.       – Да что значит это имя, – хмыкнул Мори, – данное всего-навсего жалким пьяницей?! – Мужчина не на шутку разошёлся, холодно глядя на сына.       У Фёдора глаза расширились от услышанного. Значит, Мори и до этого добрался. Что он ещё мог знать?       – Этот пьяница намного лучше такого ублюдка, как ты! – Злость так и плескалась в фиалковых глазах. Разве Достоевский выбирал жить с отчимом? Мори сам допустил эту оплошность, а сейчас стоит да обвиняет его!       – Я смотрю, с тобой разговаривать бесполезно, – произнёс Мори разочарованным тоном и положил подбородок на сцепленные в замок руки, внимательно смотря на озлобленного Фёдора. Слова сына сильно зацепили его. Чем он, Мори Огай, босс Портовой Мафии и блестящий хирург, был хуже рядового алкоголика? – Иди в угол.       Фёдор застыл на месте и шокированно посмотрел на Огая. Давно он не слышал этих слов. В последний раз, дядя Михаил швырнул его в угол комнаты после жестокой порки, приказывая стоять. И, что самое ужасное, он ни разу не посмел возразить, а уж тем более, постоять за себя.       – Нет, – Достоевский сразу и не понял, что отказ выскочил изо рта. Ну, пути назад уже не было. – Не пойду.       – Не зли меня, – Мори смерил Достоевского острым, как его скальпель, взглядом.       – А то что? – хмыкнул мальчишка, пытаясь вести себя невозмутимо, но так и хотелось скрыться от такого взора отца.       – Не заставляй меня делать то, чего я не хочу.       – Валяй, – смело бросил Достоевский, с вызовом смотря на Мори. Фёдор устал – так устал постоянно бояться и ожидать наказания. Огай крепко поймал Фёдора за локоть и потянул ближе к себе. Стоило догадаться, что всё так кончится.       – Не смей, – Мори ощутимо шлёпнул сына, – так нагло разговаривать со мной. – Мори ещё раз с силой опустил ладонь на то же место, заставляя ребёнка тихонько вскрикивать. Даже штаны не спасли ситуацию. Услышав заглушаемые Фёдором крики, Огай всё же отпустил его, и тот отступил на шаг назад, потирая ушибленное место.       – Ты ничем не лучше его, – произнёс Фёдор шёпотом и, резко развернувшись, потопал к углу, сопя и всхлипывая по пути.       Огай зарылся руками в волосы, обречённо смотря в дрожащую спину сына. Фёдор прислонился лбом к холодному углу. Он ведь заслужил: сперва ослушался отца, а потом ещё и отказывался принимать наказание. Неудивительно, что Мори разозлился. Отец ведь, наверное, хотел, чтобы он был в безопасности. После всего того, что Фёдор натворил, найдётся не один десяток людей, которые ценой своей жизни готовы были бы заставить его заплатить за все грехи. Но зачем всё это главе Портовой Мафии? Хотя, может, он просто не хочет в дальнейшем столкнуться с какими-либо последствиями. Достоевский ведь столько всего натворил, лишил жизни стольких невинных людей – ещё легко отделался, всего несколько шлепков.       – Иди сюда, – спустя пару минут Мори позвал сына мягким тоном, но тот не сдвинулся с места, а наоборот, только сильнее вжался в несчастный угол. Он не заслужил такого быстрого прощения. – Фёдор. – Снова никакой реакции. Огай подошёл к нему, попутно браня себя за несдержанность. – Извини, я погорячился. – Он осторожно развернул Достоевского к себе и попытался обнять, но Фёдор сразу скинул с себя руки и отошёл. Не заслуживал он извинения, а тем более – утешения.       – Не надо, – тихо прошептал мальчик, жмурясь и ожидая удара.       – Хорошо. – Мори с сожалением смотрел на него, но попыток притронуться больше не предпринимал. – Больно? – Вопрос был глупым, но вызывал волнение. Может, Огай со злости не рассчитал силу и навредил ему?       – Нет, – соврал Фёдор. Ушибленное место всё ещё немного саднило, но не критично. Огай по взгляду понимал, что сын ему нагло врёт, и от этого становилось тошно.       – Может, я проверю? – спросил Мори, подбирая ушанку с пола.       – Нет! – Фёдор крепко вцепился в штаны и попятился назад – такое издевательство Достоевский не вынесет.       – Как хочешь, – сказал Огай с нотками беспокойства и протянул головной убор Достоевскому. Поколебавшись секунду, Фёдор выхватил ушанку и надел её; он всё ещё выглядел обиженным и усталым. Надо было поскорее накормить и уложить сына спать. – Ты, наверное, голоден? Пойдём в какое-нибудь кафе.       – Я не голоден, – пробормотал Фёдор, сосредоточенно ковыряя заусенец мизинца. По правде говоря, он проголодался.       – Фёдор.       – Я же сказал, что не голоден, – холодно повторил тот, серьёзно глядя на отца.       Сейчас Достоевский до ужаса напоминал Мори самого себя. Этот взгляд, тон. Огай задумался: неужели сын видит его таким со стороны? Мори ведь всего несколько дней назад разглагольствовал о том, что не хочет пугать своего ребёнка и будет чуть ли не самым лучшим отцом. Как он мог сорваться? Глубоко вздохнув, Мори сел в кресло, потёр переносицу и потянулся к небольшому шкафчику, доставая оттуда плитку молочного шоколада. Надо было как-то заглаживать вину перед мальчиком.       – Хоть это съешь, — Мори протянул сладость, и Фёдор удивлённо посмотрел на шоколадку, с недавних пор ставшую его любимой. Слюни так и текли, хотелось съесть её, – но нельзя. Он ведь так легко отделался: был бы вместо него дядя Михаил, всё бы не закончилось так хорошо. Мальчик дёрнулся, будто бы от удара током. Не надо думать о нём.       – Не хочу, – едва слышно произнёс Достоевский, тоскливо провожая сладость взглядом, и направился к маленькому дивану в самой дальней части кабинета.

***

      Мори больше часа просматривал отчёты от подчинённых, периодически поглядывая на сына. Фёдор как-то подозрительно тихо сидел, что и беспокоило. Может, мальчик себя плохо чувствует? Отложив бумаги, мужчина встал из-за рабочего стола и тихо подошёл к дивану – и тогда понял причину. Сын, как оказалось, крепко спал, обнимая себя руками. Присев перед ним, Мори снял с него ботинки и ушанку, а с себя стянул пиджак и после сел рядом с Достоевским; осторожно уложил его на колени, в ответ на что Фёдор начал поскуливать.       – Спи, малыш, – тихо сказал Мори, укрывая сына своим пиджаком. Взяв холодную ладонь Фёдора в свою, Огай начал её массировать. Мори, когда впервые взял сына с рук Дазая, начал подозревать то ли анемию, то ли анорексию: кожа была бледной, а руки и ноги – холодными, как у трупа. Из мыслей вывел стук в дверь. Наверное, это Накахара. Он никогда не отличался особым терпением.       – Войдите, – сказал Мори так, чтобы не разбудить Достоевского. Чуя вошёл в кабинет и удивлённо уставился на босса. – Проходи, Чуя-кун.       Накахара был ошарашен. Не каждый день перед собой увидишь такую картину. Мори-сан, которого он годами знал как жестокого, а в некоторых случаях даже нетерпеливого лидера, сейчас казался таким обычным, простым человеком. Лёгкая улыбка играла на губах босса.       – Извините за беспокойство, босс, но я хотел спросить насчёт него, – выпалил мафиози, кивая на Достоевского.       – Значит, ты догадался, – на устах Огая заиграла привычная для него полуухмылка. Конечно, стоило ожидать, что правая рука босса легко сложит этот паззл в целую картинку. Накахара ведь неоднократно встречался с ним, а после инцидента с вампирами уж точно никогда не забудет виновника этого торжества.       – Почему он в таком виде? И он действительно ваш сын? – спросил рыжий. Естественно, сходство с его прошлым врагом настораживало, но при этом босс объявил, что это его сын. Всё это вызывало противоречивые чувства.       – Тише, Чуя-кун. – Мори гладил по волосам Фёдора. – Ты, наверное, помнишь. Я ведь говорил, что он мой сын, – глава организации старался говорить негромко, но чётко, придерживаясь обычной манеры общения.       – Прошу прощения за свои сомнения, Мори-сан. Есть ли для меня работа? – Голос Накахары был тихим, напоминавшим шелест листьев в кроне дерева, но при этом отчётливым и звучным. Рыжий мафиози корил себя за сомнения, но не подавал виду внешне. Его любимый головной убор – шляпа – был прижат к груди в знак почтения и уважения к человеку перед ним. Он ждал дальнейших указаний.       – Нет, Чуя-кун, можешь идти. – Огай был полностью спокоен и выглядел, как всегда, обманчиво-добрым. Его плащ спадал складками на красного цвета диванчик. Полоса алой ткани, обычно надеваемая им поверх плаща и перекидываемая с одного плеча на другое, была подобрана, чтобы не мешать мальчику. Тёмные красные глаза смотрели в душу и, кажется, выискивали в ней то, о чём даже её обладатель не знал. Губы украшала всё та же полуулыбка. – Свободен, – проговорил глава, а затем и вовсе перестал обращать на Чую внимание.       – Как прикажете. – Учтиво поклонившись, Накахара покинул кабинет, хоть и не узнал всего, что хотел.       Время идёт и, возможно, правда скоро откроется и для него.