Wizardy

Джисон воровато огляделся по сторонам, прежде чем приоткрыть дверь кухни и проскользнуть внутрь. Там уже почти привычно пахло готовящейся едой — он старался приходить не слишком часто, но не мог удержать себя от поздних визитов хотя бы пару раз в неделю. Уж слишком ему нравилось наблюдать за тем, как старший сосредоточенно колдует у плиты, создавая очередной шедевр. В последнее время Хан осмелел. Оказавшись на кухне, он куда более уверенно запрыгнул на столешницу. Достаточно далеко, чтобы не мешать, но достаточно близко, чтобы стащить из тарелки несколько кусочков нарезанной моркови. Минхо за это время не произнес ни слова, лишь проводил движение взглядом, но Джисон уже успел изучить старшего достаточно, чтобы уловить едва заметное движение уголком губ. Как бы он не скрывал это, старшего веселили его выходки, но что-то было не так. Словно хорошее настроение было солнечным лучом, едва пробивающимся сквозь плотные грозовые тучи. Он еще не сдался, но уже был слишком слаб, сопротивляясь из последних сил. Джисон не смел, но все же надеялся, что это его присутствие придавало бедному лучику сил. Поэтому почти сразу завязал бессмысленный разговор, чтобы отвлечь Ли. — Что готовишь? — Чапчхэ. — Я просто обожаю чапчхэ. — Да, ты говорил, — пожал плечами Минхо. Джисон на секунду задумался, пытаясь вспомнить, когда он мог рассказать наставнику о своих предпочтениях в еде. Похоже, он не придал этому разговору значения, как обычно заболтавшись обо всем подряд во время тренировки. А вот Минхо не просто обратил внимание, но и запомнил. От этой мысли у Хана свело мышцы грудной клетки. Он все чаще замечал за собой подобную реакцию на слова или поступки Ли, и никак не мог это контролировать. — Хан Джисон сидит молча. Если бы я знал, какая это редкость, ценил бы каждую минуту, когда ты только появился здесь. — Очень смешно. Твое чувство юмора такое же тонкое, как слой льда, которым ты был покрыт, когда я только появился здесь. — Сочту за комплимент. А теперь прочь со стола, за которым мы вообще-то едим, — театрально проворчал Минхо, попутно подталкивая Джисона свободной рукой с осторожностью, которая совершенно противоречила словам. Хан не был особо тактильным. Скорее наоборот, избегал любых прикосновений. Но почему-то редкие касания Ли Минхо, даже если это было необходимо во время тренировок, неизменно заставляли Джисона краснеть и надеяться, что эта ненавязчивая близость продлится чуть дольше, чем того требует ситуация. Иногда казалось, что Ли читает его мысли и знает об этом смущающем желании. Не было другого разумного объяснения тому, что иногда тот держал запястье Хана в кольце своих пальцев лишние полторы секунды или не упускал возможность растрепать и без того не идеальную прическу. Или, как в данный момент, он задержал свою ладонь на пояснице парня, хотя тот уже спрыгнул на пол. Джисон проследил за движением чужой руки, которая вовсю доставала из шкафов посуду, хотя еще секунду назад прожигала кожу даже сквозь ткань рубашки. Стоило на столе появиться двум тарелкам с ароматной едой, как Джисон тут же забыл обо всех своих печалях. Ничего вкуснее еды, приготовленной руками Минхо, он никогда не ел, поэтому старался наслаждаться ей, насколько это было возможно. Старший на его комплименты лишь немного смущенно тер переносицу и велел поменьше болтать с набитым ртом. При других наследниках Ли Минхо оставался тем ледяным принцем, которого все знали, и которого старались избегать. Эта маска так крепко приросла, что оторвать ее можно было только вместе с кожей. Никто не понимал, как они с Джисоном, который уверенно завоевывал расположение наследников, терпели друг друга на тренировках. Никто не понимал, потому что никто не знал, что наедине они вели себя друг с другом настолько непринужденно, словно между ними никогда не было ни вражды, ни взаимных нападок и ссор. Так, словно они оказались двумя половинками целого, которые спустя столько времени смогли воссоединиться. Но иногда Джисон ловил на себе странный сосредоточенный взгляд Ли. Казалось, что если он отведет глаза в сторону, то заблудится в собственной голове и больше никогда не сможет найти путь в реальность. Так он смотрел и сейчас, как на свой личный маяк в бескрайнем бушующем море мыслей. — Не хочешь прогуляться? — сбитый с толку неожиданным вопросом, Джисон чуть заторможено поднял голову. — Уже ведь почти ночь. На улице хоть глаз выколи. Ты что, придумал мне очередную тренировку? — Вроде того. В темноте как раз должно получиться. — Ладно, — легко согласился Хан, поднимаясь из-за стола. Они вышли через главный вход на освещенную фонарями подъездную дорожку, но почти сразу, не сговариваясь, свернули в сторону. Темнота постепенно обволакивала молодых людей со всех сторон, и чем дальше они уходили от дома, тем плотнее казался воздух вокруг. Или дело было в напряжении, которое волнами исходило от Минхо? На его лицо легли тени, и Джисон подавил желание использовать магию. В этой ситуации она была бессильна, разве что Минхо оценил бы иронию. Вместо этого Хан осторожно спросил: — Ты какой-то мрачный. Что-то случилось? — Он поежился от ночной прохлады и спрятал руки в карманы, дожидаясь ответа от Ли. Тот с этим не спешил, и сперва даже показалось, что он вовсе не слышал вопрос. — Люди странные, — неожиданно произнес он. — Они говорят, что нужно слушать сердце, но ведь у него нет голоса. По крайней мере, я всегда слышал только голос разума. — Откуда такие мысли? — нахмурился Джисон и внутренне сжался. Разговаривать с Ли о чувствах — за гранью фантастики, но глупое, глупое и громкое сердце билось так сильно в эту секунду. Оно было умнее разума и давно обо всем догадалось, в то время как сам Хан еще ни о чем не знал наверняка. Он лишь отдаленно понимал, почему при взгляде на старшего кровь приливает к щекам и все внутри сжимается, не пропуская воздух в легкие. — Просто… — понизив голос почти до шепота, ответил Минхо, — в последнее время я чувствую себя странно. Словно некоторые вещи воспринимаются острее, чем раньше. И это почти причиняет дискомфорт, мешает ясно мыслить. Я немного запутался… Его голос затих, и еще несколько шагов они сделали молча, восстанавливая дыхание, которое у каждого сбилось по своим причинам. — Руководствоваться разумом и отрицать чувства — не одно и то же, — наконец произнес Джисон, услышавший в сбитых объяснениях Ли суть его проблемы. — Тебя что, Чанбин укусил? — фыркнул Минхо, но парень понял по его заломленным бровям, что залез голой рукой глубоко в его открытую душевную рану. Шутка была лишь слабой, почти непроизвольной попыткой скрыть уязвимость. Хан видел, как тяжело старшему открыться, поэтому старался дать ему как можно больше пространства и искренней поддержки. Судя по выражению лица, ему было просто необходимо выпустить на волю все сдерживаемые эмоции и освободиться от этого груза. — Меня с детства учили, что эмоции и чувства мешают мыслить трезво, но сейчас я, наконец, понял это в полной мере. Они такие громкие, что перебивают голос разума. — Может, не стоит сопротивляться? — осторожно предложил Хан. — Испытывать чувства нормально, и иногда они бывают громкими. Это и есть голос сердца, о котором ты спрашивал. Может, пришло время к нему прислушаться, даже если это пугает тебя до чертиков? Он сделал пару шагов вперед прежде, чем заметил, что Минхо больше не идет рядом. Тот остановился и глубоко задумался, опустив глаза. Джисон подошел к нему и встал напротив. Он больше не мог смотреть, как старший безнадежно проигрывает своим демонам. Стояла такая глубокая ночь, что разглядеть можно было лишь очертания друг друга. Летний ветер гулял в траве и волосах, щекоча своим теплым дыханием горящие от смущения щеки. Его прикосновения были ласковыми и трепетными, словно он понимал, какая хрупкая атмосфера повисла между двумя молодыми наследниками: один резкий порыв, неловкий вихрь или слишком громкий свист, и раздался бы оглушительный звон сердца. Даже ветер не хотел такого итога, потому был предельно нежен. В небе мелкой крошкой горели осколки Вселенной — такие же крохотные для человека, каким сам человек был для них, проживших тысячи лет и повидавших миллионы человеческих историй. Джисон поднял глаза в надежде заручиться их поддержкой и голоса звезд отозвались в теле дрожью. Он подошел к Минхо почти вплотную. Если тот и почувствовал движение, то никак на это не отреагировал. Не было слышно даже дыхание. Затаился. Ждал. Чего? Джисон и сам не знал, что собирался делать, пока не оказался так близко. Но он чувствовал, как их тела резонируют, и знал, что Минхо тоже это чувствует. Поэтому он отбросил сомнения в сторону и поднял руку, вкладывая свою ладонь в чужую. Касание было теплым. Ли Минхо был теплым. Джисон переплел их пальцы и почувствовал, как чужая рука крепче сжала его. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Именно поэтому они держались друг за друга так крепко, что никакое течение не смогло бы их разделить. Этим молчаливым жестом они давали обещание, что не позволят друг другу утонуть, какой бы глубокой и страшной не была пропасть. Две половинки, наконец, объединились в одно целое. — Не бойся, — прошептал Джисон еле слышно и сделал последний шаг вперед. — Не бойся чувств, Минхо. Они — деталь паззла, без которой картинка никогда не сложится. Они делают нас людьми. С этими словами он наклонился, поймав рваный вдох старшего губами. Было ли страшно? Да. Представлял ли он миллион сценариев, в которых его оттолкнут? Разумеется. Верил ли он в то, что Ли ответит на его поцелуй? Черт, совсем нет. Но он ответил, пусть и с секундным замешательством, и от этого закружилась голова. Их поцелуй был пропитан осторожностью и отчаянием. Словно не веря в то, что это происходит в реальности, оба не спешили отдаваться во власть страстей. Они осторожничали, притрагиваясь едва ощутимо, будто впервые пробовали новое блюдо на вкус. Губы Минхо были мягкими и влажными, без трещин, чем не мог похвастаться Хан. У них был легкий привкус ягодного мороженого. А еще они идеально совпадали по форме с губами Джисона. Джисон старался не напугать своим напором, поэтому отдал всю инициативу Ли. Тот время от времени останавливался, давая себе отдышаться и справиться с нахлынувшими эмоциями, после чего неизменно возвращался к губам Хана. Их ладони были крепко сцеплены. Большой палец мягко поглаживал костяшки. Дыхание смешалось. И чувство, такое сильное и искреннее, распирало их изнутри. Ему не хватало места в одном человеке. Чтобы вместить его, нужны были два сердца, как два сообщающихся сосуда. Это была любовь.