Мясо с кровью

       Хуа Чэну было только десять лет отроду. Пылкий оборотень, некогда презираемый в своих же кругах. Полукровка. Мать была человеком, отец же - самым слабым в стае. Многие думали, что он не проживёт дольше десяти лет. Впрочем, причины на это были. Он был маленьким, болезненным ребёнком, а законы стаи - жестоки. В десять лет, его унесли так далеко в лес, что выбраться самостоятельно было почти нереально для кого угодно, не то что для ребёнка. Но именно так стая и отсеивала слабых. Сильный пройдет половину пути, великий - преодолеет весь, а слабак сгинет, даже не найдя нужное направление. Поляна, на которой было принято оставлять щенков, была слишком далеко от черты леса, слишком далеко от всего. Никаких запахов, еды и даже опознавательных символов. Лишь те, кто выбрался оттуда когда-то знали дорогу обратно. Хуа Чэн не плакал, не умолял пощадить его. Ребенок смирился со своей участью. Юный, даже не знавший своей звериной формы. У него не было ни шанса. Он падал в обморок от голода даже в обычные дни. Чего уж тут говорить о столь суровом испытании? Он покорно ожидал своей кончины, проклиная всю свою стаю, желая им всем самой мучительной смерти, всем детям, что издевались над ним, отцу, что не пускал даже в дом, вожаку, всей душой призеравшего мальчика. Но что он мог сделать? Он был маленьким злым выродком, который едва ли ли мог прожить день, не теряя сознание. И вот, смерть уже маячила за спиной. На землю опустился первый снег. И в этот же момент он услышал тихое пение, за ним последовали шаги и удар трости о земь. Юный оборотень обернулся, чтобы узреть незнакомца. Существо, представшее пред ним, было самым прекрасным, что он когда-либо видел. Это был Юноша лет семнадцати отроду. Он не был похож на мужчин из его стаи. Нет, даже близко. Мужчины из его окружения были грубыми, непонятными, они не придавали значение своей внешности. Но этот юноша был утончёнен, прекрасен. Его кожа была белоснежной, словно снег, падающий на землю, первый снег, самый чистый и прекрасный из всех. Его глаза сияли, словно солнце. Пальцы на трости были длинные, ухоженные. На ногах - неописуемой красоты сапоги на небольшом каблуке. Брюки, рубашка, и длинная накидка. Темные волосы свободно развивались за спиной, достигая почти что самой земли, и казалось, что еще хоть листик на земле - и волосы его достигнут. Юноша широко улыбнулся самой чарующей улыбкой из всех. Он подошел ближе, безмолвно снимая накидку со своих плеч, накидывая ее на юного оборотня. Тогда то Хуа Чэн заметил еще одну деталь: неимоверное количество дорогих украшений. В его стае все драгоценности были у вожака. Но их было значительно меньше. Всего несколько колец и одна золотая цепь. Никаких дорогих камней. Но этот юноша сверкал. На шее его было дорогое ожерелье, на пальцах - кольца с драгоценными камнями. На руках золотые браслеты, в кармане рубашки - золотые часы, украшенные камнями. Даже запонки, и те сверкали. Юноша, заметив чужой интерес, медленно снял с пальца одно из своих колец. Прекрасное, в форме серебрянной бабочки, с неимоверным количеством маленьких кристалликов. Он легко протянул его оборотню, но Хуа Чэн отпрянул, недоверчиво смотря на незнакомца.       — Возьми, Возьми, а иначе обижусь, — расхохотался юноша, но смех его был лёгким, милым и заразительным, отчего Хуа Чэн лишь бурно покраснел и отвернулся, но кольцо таки принял, но юноша не унимался, изучая оборотня в ответ. — Как тебя зовут, малыш? Моё имя - Се Лянь, — Се Лянь улыбнулся ещё шире, застегивая накидку на мальчишке, пытаясь максимально укрыть его, согреть.       — Я не должен общаться с вампирами, — вместо этого произносит Хуа Чэн, и это не вся правда, ведь им с самого рождения твердят, что они должны убить любого вампира при встрече, а после притащить его голову в стаю, где ее насадят на кол, в назидание, но мальчик решает об этом не думать, как и о том, что за последние пятьдесят лет никто не принёс ни одного вампира, и дело было не в том, что их попросту не было в их краях, а в том, что вампиры были лучше их, и чаще всего после встречи с ними оставались лишь трупы оборотней, которые с позором и горем уносились в стаю, но мстить никто не собирался, попросту не было шансов, но, насколько мог судить Хуа Чэн, вампиры действительно были лучше их, и дело было не только в силе, но и в том, что они, памятуя о прошлых годах в быту человеком, были человечными, брали в меру, и относились в разы лучше, чем любой оборотень, и вот сейчас, встретив вампира, впервые за всю свою жизнь, Хуа Чэн видит лишь добро и улыбку, поэтому он разворачивается, устремив взгляд на чужое лицо, но вместо прежней улыбки видит лишь усталость и раздражение, но это было явно не ему адресовано.       — Да, а ещё вам говорят убить любого из нас при встрече. Вот только за последние пятьдесят лет успехи у твоей стаи, мягко говоря, плачевные. А ещё они называют нас монстрами, но сами даже не ведают, что такое быть человеком, и оттого так безжалостно выкидывают детей, оставляя их насмерть, — Се Лянь поднял голову к небу, тяжко вздыхая, качая головой, а после резко, но плавно разворачиваясь, направляясь туда, откуда он пришел. — Ты идёшь? — лукаво спросил он, не оборачиваясь, а Хуа Чэн застыл, не зная что ему делать, ведь с одной стороны его стая ненавидела его, они бросили бедного ребёнка, оставили голодным, холодным, на рубеже зимы и осени, в первую морозную ночь, зная, что он не вернётся, а с другой был Се Лянь, вампир, который проявил к нему больше доброты и заботы, чем вся его стая вместе взятая, но было и третья сторона, навязчивый голос, убеждавший его, что если он останется - умрет, но если пойдет - возможно, выживет, поэтому, спустя минуту колебаний, Хуа Чэн рванул за Се Лянем, который, впрочем, едва ли отошел на три метра, дожидаясь чужого ответа, и стоило ему броситься следом, как мир вокруг тут же закружился, а сам он оказался высоко, прямо на руках вампира, который бережно прижимал его к себе, улыбаясь. — Правильный выбор, — Се Лянь не удержался и ущипнул мальчика за щечку, но тут же хихикнул, извиняясь.       — Мама всегда мне говорила, что с едой не играют, — буркнул обиженный оборотень, на что вампир застыл, а спустя мгновение заливисто расхохотался, обращая взгляд прямиком в темнеющее небо.       — Брось! Ты не еда! — возразил юноша, всё еще хихикая. — Все вампиры знают, что оборотни горькие! Один раз попробуешь, так всю жизнь вздрагивать будешь, — Се Лянь сощурил глаза, лукаво улыбаясь, на что Хуа Чэн ошарашенно на него уставился, не зная, шутка это или нет.       — Хуа Чэн, — буркнул малыш, утыкаясь носом в чужую грудь, и пусть он едва ли мог считаться оборотнем, и его нюх и близко не был таким, как у сородичей, он все же ощущал запахи куда резче, чем большинство людей, но Се Лянь пах просто прекрасно, словно лес после дождя, словно поля цветов, с которых медленно капала роса, словно гроза, он пах так знакомо, просто, но в то же время восхитительно, и это воистину был лучший запах, который он когда-либо ощущал.       — Полукровка, значит, — в ответ раздался задумчивый голос вампира, неспешно двигающегося по лесу, одной рукой прижимающего к себе оборотня, а другой опираясь на трость. — Сильным будешь. Последняя полукровка умерла более двух тысяч лет назад. Хорошая девушка была, — цокнул Се Лянь, ласково, но с тоской улыбаясь, а Хуа Чэн лишь замер, не веря в то, что услышал, ведь всю жизнь ему твердили, что он позор их вида, но вдруг вампир, которому, судя по всему, уже не одна тысяча лет, заявляет, что он будет сильным.       — Сколько вам лет? — тихо спросил оборотень, опасливо поглядывая на своего нового знакомого, на что тот лишь улыбнулся, все так же грустно, и теперь мальчик смог разглядеть в его глазах старческую усталость, присущую и старейшине из стаи, которому было уже более двухста лет.       — Ты знаешь, что спрашивать о возрасте - неприлично? Считай, что мне семнадцать. Именно в этом возрасте меня обратили, — вампир вновь улыбнулся, а оборотень затих, и тишина эта длилась около двадцати минут, и за это время уже успело стемнеть, но несмотря на прогулочный шаг, они продвинулись далеко, слишком далеко, из-за чего Хуа Чэн мысленно добавил еще тысячу лет своему новому знакомому, ведь тот явно использовал телепортацию, а на такое, если верить старейшине, были способны лишь древние и сильные, конечно, способные молодые вампиры тоже были, но не в их краях, старейшина говорил, что вампирский молодняк не видит перспектив в отдаленных и богом забытых местах, ведь выбор блюд здесь значительно скуднее.       — А обращение - это больно? — спустя время задал вопрос Хуа Чэн, ведь на протяжении всей жизни он слышал разные версии, и все они сводились к тому, что вампиры - главная грязь этого мира, и что они получают нездоровое удовольствие от процесса, и только за это их надо на кол, но сейчас, не имея ничего, кроме собеседника, который сможет ответить на любой его вопрос, мальчик был готов утолить своё любопытство, и он с удивлением обнаружил, что лицо Се Ляня потемнело, а сам он замедлил шаг, смотря куда-то вдаль, не перед собой, нет, дальше, в собственные мысли.       — Всегда по разному. Иногда это облегчение, иногда - самая великая мука. Часто вампиры обращают полумёртвых, тем самым давая им второй шанс. Для жизни, мести или чего-то ещё. Это уже не важно. Для них это облегчение. Но есть и другие, обращенные против воли, для кого это великая мука. Но если мы говорим о самом процессе, то это опять же зависит от многих факторов. Предрасположенность, настрой, и главное - желание. Люди, у которых нет предрасположенности, часто умирают в процессе. Конечно, их все ещё можно обратить, но это кропотливый процесс, который может занимать даже годы. Люди, которые были против обращения, даже если у них есть предрасположенность, страдают, неистово страдают. И по иронии именно у таких людей она есть всегда. Но хуже всего тем, кто ненавидит вампиров, ненавидит эту жизнь и себя самого. Для них обращение подобно аду. По иронии все той же судьбы - они, чаще всего, становятся сильнейшими, но я бы советовал не думать об это, тем более оборотню, — Се Лянь натянуто улыбнулся, и больше Хуа Чэн ничего не спрашивал у него, понимая, что ходит по тонкому льду, и пусть вампир не выглядел опасно, он всё еще был вампиром.       Хуа Чэн очнулся в роскошной комнате. Всю свою жизнь он спал на улице, на чужих порогах, и даже в студеную зиму он мог лишь щемиться рядом со скотом. Но теперь он оказался в невиданной для его стаи роскоши. Всюду были бархатные одеяла и подушки, картины, статуи, вазы и прочие украшения, а сама комната превосходила любое здание в его стае. Вдруг дверь открылась, и молодой оборотень вздрогнул, ошарашенно уставившись на вампира. Се Лянь все так же широко улыбался, но теперь он был одет иначе. Украшений на нём стало значительно меньше. Пропали почти все кольца, и браслеты, но взамен появились роскошные серьги, свисающие до плеч. Волосы ныне не свободно ниспадали, а были заплетены в высокий хвост, с косичками по бокам, впрочем, теперь его украшали свежие цветы и заколки в виде бабочек. Вампир быстро зашёл в комнату, присев на самый край огромной постели.       — Хорошо спалось? — мило спросил он, все так же улыбаясь, и на это Хуа Чэн лишь кивнул, посильнее натягивая одеяло. — Что ж, ты, вероятно, голодный. Поэтому давай сначала поедим, а потом я покажу тебе свои владения, — вампир хлопнул в ладоши, и тут же в комнату зашли две высокие девушки, каждая из них держала по подносу. Они механически поставили их на столик, стоящий напротив постели, а после замерли, своим стеклянным взглядом уставившись на своего господина. — Они не настоящие. Это не люди, не вампиры или кто либо еще. Лишь бездумные слуги. Удобно, но скучно, — пожал плечами Се Лянь, протягивая малышу руку, и тот, с опаской, но схватился за нее, на что вампир широко ухмыльнулся.       Спустя неделю Хуа Чэн вернулся в свою стаю. Все вокруг охали и ахали, не веря, что такой мальчишка мог вернуться назад. Он, впрочем, и не мог. Не сейчас. Но у него был друг, который с радостью помог ему с этим.