Creepin' Towards The Door.

Осознание нависшей угрозы встряхнуло Сергея, как ледяной душ. Он оттолкнул тело Серафима в сторону, не желая, чтобы его кровь запятнала и без того грязный пол. Ярость, перемешанная со страхом, вспыхнула в его груди. Он не позволит этому слепому монстру превратить его жизнь в ад, не позволит использовать его, как замену погибшему брату. Игорь ринулся на него с яростью раненого зверя. Его движения были хаотичными, но при этом быстрыми и сильными. Сергей уворачивался, используя свою ловкость и скорость, которые помогли ему не раз избежать неприятностей. Он был призраком, вором, научившимся выживать в самых темных углах города. Но сейчас его навыки, казалось, были бесполезны. Комната превратилась в поле боя. Мебель летела в разные стороны, удары и хрипы эхом разносились по помещению. Сергей бил, уклонялся, отскакивал, но Игорь будто не чувствовал боли. Его тело словно питалось яростью, и с каждым мгновением он становился всё более опасным. Сергей понимал, что долго так не продержится. Силы его были на исходе, а Гром только распалялся. Он должен был найти способ остановить его, вырваться из этой ловушки, спастись. Он начал менять тактику, уходя от прямых столкновений, пытаясь запутать Игоря, заставить его промахнуться. Но Гром, хоть и слепой, чувствовал каждое его движение, каждую смену положения. Он был хищником, полагающимся на свои инстинкты, и его охотничье чутьё было на высоте. Сергей, отпрыгивая, опрокинул стоящий рядом журнальный столик, и осколки стекла разлетелись по комнате. Он надеялся, что это отвлечет Грома, но тот лишь рыкнул, и кинулся на него с удвоенной силой. Ударом в грудь Игорь отшвырнул его к стене. Сергей почувствовал, как от боли хрустнули рёбра. Воздух с хрипом покинул его лёгкие. В голове зазвенело, и он понял, что его сопротивление вот-вот будет сломлено. Он попытался подняться, но ноги не слушались. Удары в корпус довели до тошноты. Сергей ощущал, как кровь пульсирует в висках. Он был загнан в угол, как крыса в мышеловку. Он больше не мог бежать, не мог сопротивляться. Что-то внутри него сломалось, как тонкая нить, разорванная сильным рывком. Силы покинули его, и вместе с ними ушло и желание бороться. В сознании царила пустота, и всё, что когда-то было для него важным — свобода, хитрость, ловкость, — потеряло всякий смысл. Игорь, словно почувствовав его капитуляцию, замер. Его дыхание было тяжёлым, хриплым, но гнев уже не управлял им. Он подошёл к Сергею, медленно, будто боясь спугнуть добычу, и нагнулся над ним. Его рука грубо схватила его за волосы, и он поднял лицо Сергея, заглядывая в его глаза незрячим взглядом. — Ты мой, — прорычал Игорь, и в его голосе звучала зловещая уверенность. — Ты останешься здесь. Ты будешь моим. Сергей не ответил. Его взгляд был пуст, он словно не слышал слов. Он больше не боролся. Он был сломлен. Игорь поднял его с пола и поволок к кровати, где совсем недавно лежал Серафим. Там он скрепил запястья Сергея наручниками — крепко, не оставляя ни малейшего шанса на свободу. Сергей упал на матрас, и его тело обмякло. Он смотрел в потолок, но ничего не видел. Ему было всё равно, чем там шумит Игорь. Сергей даже не дрогнул, когда его приковали цепью, чтобы тот не сбежал. Какая разница, если бежать уже некуда? Игорь снова взглянул на Сергея, его белёсые глаза светились какой-то странной, болезненной надеждой. Он наклонился, втягивая новый запах. Сергей не отстранился. Затем он ушёл. А Сергей остался лежать на кровати, прикованный к ней цепью. Он проиграл. И он знал, что этот проигрыш был его концом. Он был пленником, обречённым на долгие дни в заточении рядом с этим слепым чудовищем. И в первую очередь Сергей проиграл сам себе. Он сдался. _______________________________________________________________________ Дни Сергея в плену Игоря текли медленно и монотонно, как капли воды из неисправного крана. Каждое утро начиналось с ощущения липкого страха, который заполнял лёгкие, словно густой туман. Он просыпался на отвратительно мягкой кровати, в комнате, которая когда-то была пленом Серафима, а теперь превратилась и в его личную тюрьму. Единственное солнце, которое ему удавалось увидеть, это истрепавшийся рисунок на стене, прикрепленный одной-единственной иголкой к мягкой обивке. Первые часы после пробуждения были самыми тяжёлыми. Сергей лежал неподвижно, прислушиваясь к тишине, пытаясь уловить любое движение Игоря. Он знал, что тот где-то рядом, наверху, или, возможно, прямо за дверью, и его присутствие давило на него как тяжёлая плита. Иногда Сергею казалось, что он слышит, как тот дышит, как двигается по дому, хотя на самом деле все вокруг было наполнено лишь тишиной. Игорь словно специально отпускал его чувства, отчего ощущение постоянного наблюдения только усиливалось. Сергей пытался проанализировать свои действия, действия Игоря, но всё казалось бессмысленным, и от этого становилось только хуже. Его собственная жизнь в этом доме стала подобна эху, приглушённому и туманному. Неужели именно так себя и чувствовал Серафим? Затем, через какое-то время, приходил Игорь. Он всегда появлялся внезапно, возникая на пороге без единого звука. Сергей так и не понял, как ему это удаётся. Но он знал, что слепота — это не слабость, а инструмент, который делал Игоря ещё более опасным. Игорь не смотрел на него — он слушал, обонял, ощущал. Он видел через тишину, и от этого Сергею было некуда спрятаться. В первое время Игорь молчал. Он просто смотрел на Сергея, или, скорее, делал вид, что смотрит. Его белёсые глаза казались пустыми и холодными, но в них было что-то ещё, что-то такое, что заставляло Сергея содрогаться от страха. Игорь приходил, приносил еду, при этом не произнося ни слова, ставил тарелку на пол и уходил, словно это было обязанностью, от которой он не мог отказаться. Еда была простой: чёрствый хлеб, водянистый суп, иногда немного овощей или фруктов. Еда была безвкусной и безжизненной, как и вся жизнь Сергея в этом доме. Сергей понимал, что Игорь его не морит голодом, но и не заботится о нём. Он просто поддерживает его жизнь на минимальном уровне, держит в клетке, чтобы не убежал. Постепенно Игорь начал говорить. Его голос был низким и хриплым, а слова, которые он произносил, были полны горечи и боли. Он рассказывал о Серафиме — о том, каким он был, о том, как они познакомились, о том, как он стал смыслом его жизни. Его рассказы были полны любви и нежности, но также и отчаяния и безысходности. Сергей видел, как мучается Игорь, как разрывается его сердце от боли, и от этого ему становилось ещё страшнее. Игорь говорил о Серафиме, как о чём-то священном, о чём-то, чего больше никогда не будет. Он говорил о запахе Серафима, о его голосе, о его прикосновениях, о том, как он чувствовал себя рядом с ним. Он пытался удержать своего лисёнка, воскресить его в памяти, и делал это так, будто Сергей был его единственным слушателем, его исповедником. И Сергей, против своей воли, слушал. Он впитывал каждое слово, каждый вздох, и чувствовал, как чужая боль становится его собственной. Иногда, в моменты самых тяжёлых воспоминаний, Игорь приближался к Сергею, и тогда его руки начинали трястись. Его слепые глаза, казалось, искали в лице Сергея черты его брата, и когда он их не находил, его собственное искажалось от боли. Он прикасался к Сергею, словно к хрупкой фарфоровой кукле, и его прикосновения были нежными и одновременно пугающими. В такие моменты Сергей ощущал не только страх, но и странное, необъяснимое чувство. Он чувствовал, что Игорь не видит в нем Сергея — он видит в нём тень Серафима, отголосок былой любви. И от этого ему становилось еще хуже. Игорь не просто запер его в этом доме — он запер его в своей боли. Он не хочет его подчинить — он хочет его заменить. И эта мысль была страшнее любой тюрьмы, любого насилия. Иногда Игорь заставлял Сергея надевать одежду Серафима. Это была старая, потрёпанная одежда, сохранившая запах его брата. И когда Сергей надевал её, Игорь касался его, прижимался к нему, пытаясь почувствовать Серафима через его кожу. В эти моменты Сергей ощущал себя ещё более чужим и одиноким. Ночью, когда Игорь засыпал, Сергею удавалось немного расслабиться. Он лежал на своей кровати и смотрел в потолок, в котором едва проглядывали неясные очертания. Он думал о своем брате, о том, каким он был после своей пропажи, и что его больше нет. Он чувствовал себя виноватым в его смерти, и эта вина давила на него, как непосильная ноша. Он вспоминал жизнь до того, как попал в этот дом, и понимал, что той жизни больше не будет. Он больше не Призрак и не вор. Он пытался найти выход из этой ситуации, но все его попытки были тщетны. Он знал, что Игорь слишком силён, слишком умён, чтобы позволить ему сбежать. И чем больше он думал об этом, тем больше отчаяние охватывало его. И всё же он продолжал жить. Он продолжал есть, спать, дышать. Он продолжал ждать своего часа, хотя и не знал, когда он наступит. Он знал, что Игорь не может держать его в плену вечно, что рано или поздно ему представится шанс. И он должен быть готов к этому шансу. Каждый день плена, словно капля за каплей, приближал его к этому моменту. Он знал, что это его единственный шанс — дождаться, выжить и сбежать. __________________________________________________________________________ Сергей лежал на матрасе, погруженный в гнетущие мысли, когда дверь в комнату вновь открылась. Игорь вошёл, как всегда, без звука, и закрыл дверь с непривычной осторожностью. Его белёсые глаза скользили по комнате, и Сергей понимал, что тот не просто приходит за очередной порцией страха — сегодня была другая атмосфера, словно между ними витало что-то новое. — У меня есть новость для тебя, — произнёс Игорь, его голос был тихим, но полным уверенности. Это было не просто сообщение, это был приговор. Сергей напрягся. Он знал, что Игорь всегда имел намерение. Он не хотел просто говорить — он хотел управлять, чувствовать власть. В его голосе звучало что-то, что заставило сердце Сергея забиться чаще. — Как я уже говорил, ты напоминаешь мне о Серафиме, — продолжил Игорь, подбираясь ближе, будто собирался раскрыть перед ним всю глубину своих чувств. — Ты не просто его отражение. Сергей, не в силах говорить, лишь продолжал смотреть, пронзая Игоря недовольным взглядом. И что это должно означать? — Я знаю, что ты чувствовал, когда потерял брата. Это неописуемая боль, — в голосе Игоря прозвучала нотка человечности, но она быстро исчезла, заменяясь холодом. — Поэтому я хочу, чтобы ты стал тем, кем он был для меня. Я хочу, чтобы ты родил мне ребёнка. Сергей замер, не в силах произнести ни слова. Комната внезапно показалась ему слишком маленькой, а воздух — слишком неподъёмным. Чувство паники нарастало в его груди, как гудящий электроинструмент. — Ты слышал меня? — продолжал Игорь, он твердил эту мысль, как зловещую мантру, — Ты — мой единственный шанс вернуть то, что я потерял. Я хочу, чтобы у нас с тобой был ребёнок. Он будет таким же, как Серафим, и я сделаю все, чтобы он никогда не знал боли. — Вы... вы что, сошли с ума? — наконец-то нашёл в себе силы ответить Сергей, его голос дрожал от гнева и страха, — Я не могу этого сделать! Я не могу... не хочу! Игорь приблизился, и Сергей почувствовал на себе его дыхание, как яд, заполняющий всё пространство. Оно было горячим, и в нём ощущалась сила — сила разочарования, ярости, которые молчали в глубине этого слепого мужчины. — Ты думаешь, что у тебя есть выбор? — прошипел Игорь, его голос стал хриплым и напряжённым, — Ты здесь, потому что я тебя держу. И теперь ты будешь выполнять свою роль. Другого тебе не дано. Сергей почувствовал, как сознание мутнеет. Он не знал, как реагировать, как бороться. Эмоции смешивались — ужас, гнев, горечь. Игорь был не просто монстром, он был живым олицетворением всех его страхов. — Я не Серафим! — закричал Сергей, — Я не стану заменять его тебе! Сердце Сергея колотилось, а в горле стоял ком. Он знал, что рискует своей жизнью, но сейчас он не хотел подчиняться. Он хотел быть свободным, несмотря на ту бездонную тьму, что окружала его. — Ты стал частью моей симфонии, — произнёс Игорь и вдруг нежно провел рукой по плечу Сергея. — Я сделаю из тебя того, кто заполнил пустоту в моём сердце. Сергей, не в силах вынести это, повернулся к стене, задыхаясь от страха. Его ум искал выход, но надежды были разбиты. Он вновь погрузился в свои мысли, бредовые, полные паники — реальность утекала сквозь пальцы. Каждое слово Игоря стало для него якорем, притягивающим каждую его надежду на спасение и свободу на дно. Он сжался в комок, настороженно прислушиваясь к этому мрачному будущему, созданному злым гением. — Ты знаешь, что мне нужно. Рано или поздно я заберу это, — произнёс Игорь, его голос стал тоном, полной неотвратимости, и Сергей окончательно убедился, что выбор был не за ним. В тишине, снова завуалированной нежным дыханием Игоря, Сергей медленно опустил голову, окружающее отчаяние придавливало его тело. Он знал, что впереди совсем не радужное будущее: он должен будет стать частью игры, в которую не играл и не хотел играть. И в этом мрачном течении, объятый страхом, он почувствовал себя птицей в клетке, загнанный на край своей жизни.