И жили они долго и...

Месяц спустя.

— Покупайте! Читайте! Новый документ, опубликованный Временным Правительством под руководством Российской Республики — «Нота Милюкова»! Что новая власть думает об Антанте и Первой Мировой войне?! Покупайте! Читайте! — Расхаживая по главным улицам города журналисты машут копиями важного документа, предлагая каждому интересующемуся ознакомиться с ними и узнать о положении дел страны во внешней политике. Любопытных людей действительно много, поэтому всё раскупают в считанные минуты, а кому не хватило, присоединяются читать к тем, кто всё же смог урвать хоть что-то. — Что это?! Что это?! — С любопытством спрашивает Мирослава, протискиваясь сквозь толпу, дабы посмотреть на нашумевшие новостные документы, но взрослых слишком много, они толпяться, прижимаясь друг к другу вплотную, преграждают проезжую часть, заставляя ямщиков и водителей паровых машин истошно кричать и объезжать кучкующихся с громкими ругательствами. После прочтения среди людей поднимается ажиотаж. Девочка видит, как любопытные лица взрослых искажаются гримасами недоверия, недовольства, страха и даже разочарования. Что же такого там написано? — Что за безобразие! — Кричит кто-то в толпе. — Это беспредел! — Поддерживает его голос с другой стороны. — Чем прикажете наших детей кормить?! — Возникает где-то за спиной женский восклик и Мира вздрагивает крупно. Наконец добравшись до разносчика бумаг, она покупает за несколько копеек один экземпляр, отходит в сторонку от толпы, прижимаясь спиной к стене одного из зданий и ставит корзину с продуктами на землю возле ног. Снимая руковицы, она заправляет мешающие на глазах пряди волос под тёплый шерстяной платок и по слогам шёпотом читает заголовок на своего рода небольшой тоненькой книжице: «Нота Милюкова». — Думаю, Союзу это будет полезным. — Делает вывод Мирослава, когда открывает первую страницу и видит подписанную внизу фотографию Российской Республики. Его она тоже ни раз видела, это младший брат СССР, но, как правило, он никогда особо нигде не учавствовал и в отличие от двоих старших братьев всегда старался держаться в тени РИ и следовать за ним по пятам. — Хотя, может он и без этого всё знает… — Она суёт копию документа на дно корзины, прикрывая сверху купленными продуктами, чтобы никто не отобрал, ведь люди начинают возмущаться ещё больше, отнимают друг у друга бумаги, рвут их, дерутся и кричат. Проверив список, она делает вывод, что куплено всё, поэтому спешит к дому, бочком обходя вдоль стен зданий бушующую толпу и вздрагивая от любого особо громкого вскрика или хлопка. Постепенно к месту происшествия начинают подтягиваться жандармы с дубинами, дабы разогнать бунтующих и Мире чудом удаётся избежать удара, улизнув в удачно появившийся по левую руку переулок.       Когда она добирается до дома, уже смерклось, а в окне горит свет. Значит Степан — снимающий у них комнату юный студент Петербужского университета, — уже вернулся с занятий. Его Мира всегда стесняется и старается лишний раз не разговаривать, поэтому прежде чем открыть дверь и наконец войти в прихожую, она заранее снимает с головы платок и расстёгивает пуховик, дабы побыстрее всё с себя снять и упрятаться в комнате, а там уж засесть за большой стол Союза, чтобы заняться выполнением заданий по чистописанию и чтению, которые он ей дал, когда уходил утром. И в прочем, всё происходит удачно: необычайно хмурый сегодня студент даже не приветствует её, полностью погружённый в заучивание лекции, поэтому спокойно сняв с себя верхнюю одежду, Мирослава раскладывает по местам продукты и, прижав к груди купленную книжонку, прячется за дверью.       И вдруг её охватывает любопытство, что же всё-таки там написано, что вывело большиство людей из себя? Но она быстро отбрасывает от себя эту мысль, оправдывая тем, что она ещё мала, чтобы вмешиваться в подобные вещи. Поэтому, пройдя к столу, девочка кладёт копию документа на большой стол Союза подальше от себя, но на видное место, чтобы он увидел и прочитал. Взобравшись на высокий стул, она открывает тетрадь, в которой на сегодня мужчина аккуратно простым карандашом вывел ей буквы и слова, для их обведения и оставил свободное место, чтобы девочка пробовала писать их сама. Мира уже более-менее научилась пользоваться чернильной ручкой и чернилами, поэтому уже более смело лержит прибор в руке и в отличие от первых дней занятий чистописанием, сейчас она уже справляется довольно неплохо, оставляя на бумаге по минимуму небольших клякс. Подложив промокашку, она обмакивает кончик в чернила и принимается старательно обводить первое слово. В этот раз слова чуточку длиннее и сложнее, но закусив губу, она увлечённо водит пером по бумаге и вроде даже забывает о сегодняшнем, но это глупое любопытство!       Из-за него она уже несколько раз напортачила, испачкала тетрадный лист, промокашку и собственные руки. Она злится на себя, расстраивается, не хочет признавать, что ей неспокойно из-за сегодняшнего дня и крайне странной покупки, однако всё равно бросает многозначительные взгляды на «Ноту Милюкова». В конце концов Мирослава раздражённо закрывает тетрадь и хорошенько помыв руки от чернил, берёт книжицу в руки и кладёт перед собой, открывая на первой же странице. Читать про себя ей ещё трудновато, поэтому набравшись терпения, девочка ставит указательный палец под первым слогом и начинает медленно читать, частенько из-за незнания делает неправильные ударения в длинных и сложных словах, запинается, делает долгие остановки на запятых и точках, но старается вникнуть в суть сложного текста, хотя из прочитанного практически ничего не понимает, кроме имен Российской Республики и его подчинённых да некоторых знакомых ей по значению слов.       Мирослава не знает, сколько она уже так просидела, но за окном уже очень темно, не считая свет фонарей, а студент уже закончил с выполнением домашней работы и копошится в своей комнате, готовясь ко сну. Настенные часы показывают десять минут одиннадцатого, а Мира прочла только четыре страницы, но про себя отметила, что читать стала более бегло, чем до этого. Она, увлёкшись, не сразу замечает, как дверь в комнату тихо открывается и в дверях останавливается Союз, расстёгивая на пару пуговиц ворот гимнастёрки. Проходя к столу он наклоняется над девочкой, опираясь ладонью о стол и с интересом заглядывает ей под руки. Почувствовав запах морозной свежести и лёгкого едва уловимого мужского парфюма, оставшегося у мужчины ещё с дней правления РИ, она поднимает голову, заглядывая ему в лицо и радостно обнимает, сцепляя ручонки у него за спиной. — Весь вечер занималась? Молодец. — Звучит довольно его голос, когда горячая ладонь опускается ей на макушку и проводит пару раз по мягким светлым волосам, а девчушка вздрагивает, понимая, что толком-то ничего и не сделала. Союз ещё пока не понял, что именно она читала, но уже тянется к тетради по чистописанию и открывает нужную страницу. — Я… Э… — Она не успевает ничего сказать, как чувствует, что склонившийся над ней мужчина как-то странно напрягается и, кажется, теряет дар речи, но Союз в следующую же секунду вопросительно смотрит ей в глаза, но лицо его не сердито. Наоборот, он немного растерян, ведь знает, что она уже хорошо пользуется перьевой ручкой. — Или слова сложные или что-то случилось? Ты с конца Марта никогда так не портачила. — Под его внимательным взглядом Мирослава тушуется, но выдвигает из- под тетради книжицу и закрывает её, показывая заголовок. — Её сегодня всем продавали и люди очень испугались. Я решила тебе её показать, но мне было интересно, что там написано… — И что же там написано? — Взглянув на название СССР сводит брови и взгляд его становится тяжелее, но она не боится, понимая, что он мрачнеет сейчас не из-за неё, хотя, конечно, расстроен её сегодняшним плохо выполненным заданием. — Что-то про АнтантУ и Первую Мировую войну. — АнтАнта. Это союз стран, в который входит и наше государство. — Поправляет Союз, выпрямляясь. — Я слышал об этом документе, но пока не читал. Спасибо тебе. — Всё же хорошо, да? — Мира, не забивай себе этим голову, хорошо? — Положив руки ей на плечи, ласково произносит мужчина. — Это внешняя политика, она намного сложнее, так что о ней мы будем говорить, когда вырастешь. — Она послушно кивает и заметно расслабляется. Свою задачу, а именно — передать «Ноту Милюкова» в руки Союзу, — она сделала, но а господин очень умный, он обязательно найдёт способ успокоить начавшиеся в народе волнения.       Между тем, сам СССР погрузился в такую растерянность будто лешего увидел. РСФСР что-то говорил об этом документе, но был настроен строго против его публикации, однако Росссийская Республика настаивал на своём, а именно на продолжении оказания помощи союзным странам на фронте. Основываясь на случайно подслушанном разговоре мужчина уже более-менее понимает, о чём может идти речь в этой небольшой уже слегка заляпанной чернилами тонкой книжонке и от этого понимания дурно становится, но СССР не предполагал, что это будет опубликовано и выставлено в народ. Какая к чёрту война, когда граждане работают уже на последнем издыхании, отправляя всё на войну для поддкржания своих солдат, а сами ходят в оборванной старой одежде и едва сводят концы с концами. Нет, конечно, может всё не так уж и плохо и Союз просто себе немного преувеличил, однако то, что народу очень тяжело он знает, но уже даже представления не имеет о том, как оказать влияние на двоих братьев.       В этот же момент Мира уходит, чтобы подготовиться ко сну, оставляя мужчину наедине с собой. Союз присаживается на стул и, открыв первую страницу, осматривает фотографию Российской Республики и у него даже челюсть сводит от его слащавой притворной улыбочки. Переведя взгляд на текст, он быстро прочитал глазами полстраницы, где и находит подтверждение своих предположений. Дальше ему уже даже читать не хочется, однако пересилив себя, он продолжает бегло водить глазами по строчкам и за полчаса одолев всю книжонку раздражённо захлопывает её и небрежно бросает на стол. — Куда ты смотришь, РСФСР?.. — Стонет он, потирая ладонями лицо, понимая, что официально власть у старшего брата, но на самом деле прикрываясь его именем и личиной Временного Правительства свою политику ведёт младший, ещё не отошедший от царской монархии брат. — Спокойной ночи… — Застывая в дверях в длинной сорочке и с распущенными длинными локонами шепчет вдруг Мирослава, непонимающе наблюдая его подавленость, а для мужчины её неожиданные слова будто ведро ледяной воды на макушку. — Спокойной. — Кивает он, мгновенно протрезвев и, прежде чем встать и подготовиться ко сну, бросает испепеляющий взгляд на документ. А с утра когда Мирослава выходит на улицу, она слышит беспрестанно повторяющиеся одни и те де слова: «Вся власть Советам! Вся власть Советам!» Этот лозунг звучит чуть ли не из каждых уст, передаётся из ушей в уши и вызывает ажиотаж посильнее вчерашнего, однако сейчас люди не ругаются друг с другом, а наоборот выглядят более сплочёнными. Кажется, вчерашняя агитационная статья вызвала новый шквал протеста, ведь все как один вопят одно и то же, а вот откуда взялся этот лозунг — не понятно, однако девочка, кажется догадывается, но опасается доверять своим мыслям.

***

      Все возмущения постепенно стихли спустя несколько недель, поскольку больше Временное Правительство ничего не публиковало, однако апрельская статья знатно подорвала их авторитет, и теперь люди относились менее доверительно к их действиям, всё больше склоняясь к политике большевиков, которую понемногу пропагандирует Союз. Мира не совсем понимает всех этих игр на политической арене, не понимает постепенно образовавшегося двоевластия, однако цепляется за СССР как за спасительную соломинку, как за человека, который заботится о ней вот уже несколько долгих весенних месяцев, даёт ей сейчас хотя бы основы того, что однозначно пригодится ей во взрослой жизни.       Однако с наступлением лета ситуация накаляется всё больше и если раньше мужчина уделял больше внимания Мирославе, то сейчас он всё чаще задерживается до поздна вне дома со своими однопартийцами, уходит слишком рано, оставляя на столе новые задания в тетрадях и небольшую сумму денег на день. Каждый раз открывая новое задание, девочка видит его пометки, где она ошиблась, короткие сухие замечания, написанные красивым, быстро выведенным почерком, одна проводит день в доме или городе и наблюдает за ситуацией со стороны, взглядом ещё наивного маленького ребёнка.       Но однажды Союз возвращается непривычно около двух часов дня, держа в руках бумажный свёрток. Мирослава как-раз заканчивает с уборкой, когда с хитрой улыбкой он преступает порог дома и подходит к кухонному столу, доставая из-за пазухи карманный ножичек и разрезает под её любопытным взглядом грубую тонкую верёвку, завязанную тугим бантиком. В развернувшейся бумаге перед девочкой предстаёт небольшой свежеиспечённый пирог, посыпанный сахарной пудрой. От него тонким шлейфом идёт приятный аромат, распространяясь по помещению, а также вверх поднимается еле заметный дымок, подтверждающий, что выпечку совсем недавно приготовили. Сначала Мира непонимающе вскидывает брови, но бросив мимолётный взгляд на календарь, подпрыгивает от радости. Сегодня же её день рождения! Ей исполняется одиннадцать лет! Мужчина добродушно улыбается, поглаживая её по голове, когда с громким «спасибо» кидается к нему обниматься, а затем достаёт ещё один аккуратный свёрток и разрезав верёвку, предлагает девочке самой развернуть жёсткую бумагу.       С неким благоговением приняв из рук СССР подарок, она медленно разворачивает его, совсем не имея представления, что там может быть. Они никогда ничего не просила, да и нечего ей было особо желать, однако в груди приятно всё трепещет. Не важно что это. Это подарок. Подарок от господина, что так заботливо к ней относится всё это время.       Заглянув внутрь, она ахает, закрывая ладонями глаза. Она ожидала, конечно, подарок, но чтобы так много всего… На самой поверхности лежит книга со сказками, что однажды он читал ей пару лет назад. Да, та самая книга. Большая, толстая, обложка её расписана разными сказочными героями. В ней далеко не все истории прочитаны, лишь самая малость, но и их девочка хотела бы перечитать вновь. Но это, кажется не всё… Бережно отложив на стол книгу, Мирослава вытаскивает из пакета аккуратно сложенное совершенно новое льняное платье голубого цвета, сшитое на заказ в ателье специально для неё. Оно летнее, лёгкое, по фасону чем-то напоминает те платья, что носила в 8-9 лет, но юбка, хоть и сохряняет ту же длину чуть ли не по щиколотки, но теперь не полусолнцем, а клёш и дополнением идут не глубокие, но вместительные кармашки по обе стороны, застёгивающиеся на лёгкие металлические пуговички. Рукава чуть длинее три-четверти с белыми манжами, но их можно подвернуть и также застегнуть пуговичкой, а у самой шеи белый хлопковый воротничок. Платье абсолютно простое, без лишних рюш, оборок, и прочих «буржуазных» элементов, но такое приятное на вид, подчёркивающее достоинства фигуры подрастающей будущей девушки и удобное для повседневности.       Обомлев, девочка не решается посмотреть Союзу в лицо, замечая ещё и небольшие открытые туфельки. Не поднимая головы, она отложив всё в сторонку, утыкается носом ему в бок, заключая в крепкие благодарственные объятия, не отлипает целые три минуты, еле сдерживая слёзы. Как же это всё-таки здорово — получать подарки… — Спасибо… Спасибо… Спасибо… — Словно мантру, повторяет она не отрываясь от него, совсем не замечая, с какой лаской Союз оглядывает её хрупкую маленькую фигурку, не скрывая улыбки. Он знал, что ей понравится. Он знал, что это то, что нужно. — Перестань лить слёзы, разве сегодня можно так? — Смеётся он, отстраняясь и кивает подбородком в окно. — На улице яркая солнечная погода и я хочу, чтобы ты сегодня также светилась. Договорились? — И Мирослава радостно кивает, быстро отирая щёки, но даже не замечает, как за спиной он сжимает очередное объявление Временного Правительства, поднявшее суету в городе.       Между тем, всё медленно и верно движется к ещё одной революции, и Союз это знает… Он ведущий…