Семья

      

Милый, ты сегодня мой Господь,

      

Кто в пыль превращает мою боль.

      

Mujeva, Разбивается моя любовь©

             Том тоже беспробудно проспал всю ночь, но проснулся раньше, чем обычно. Пришёл в спальню Оскара, подошёл к кровати, на которой тот спал, наклонился и негромко позвал:       - Оскар? – Пауза. – Оскар? – с тревогой в голосе.       Пусть отдавал Джерри место добровольно и осознанно, не мог побороть волнение, когда возвращался. Переживал, вдруг что-то важное пропустил, вдруг жизнь убежала слишком далеко вперёд, вдруг его не примут.       Шулейман отозвался сонным мычанием, разлепил глаза, смерил Тома взглядом.       - По имени называешь. Это хороший знак, что передо мной не Джерри. – Оскар помолчал и добавил: - Ты опять смотрел, как я сплю.       Том улыбнулся – отлегло от сердца – торопливо сказал:       - Я хотел сказать, что вернулся. И… В общем, всё.       - Здорово, что вернулся, - ответил Шулейман и зевнул. – Который час? – потянулся к телефону на тумбочке.       - Восемь.       - Рано, я намерен ещё поспать. Присоединяйся.       Именно это Том и хотел сделать, для того и пришёл, чтобы доспать пару часов вместе. Том вновь, тонко улыбнулся и забрался в кровать, устроился у Оскара под боком к нему спиной и накинул на себя его руку, закутавшись в объятия. Теперь тепло, хорошо и покойно. Он дома, он принят.       Второй раз они проснулись ближе к одиннадцати, уже отдохнувшие и готовые к новому дню.       - Не хочется вставать, - через тонкую приязненную улыбку пробормотал Том, держась за руку Оскара на себе.       - Предлагаю не вставать, - с бархатной ухмылкой в голосе ответил тот, опустил руку на его живот, горячей ладонью вжимаясь в кожу.       Поцеловал под ухом, в шею и в плечо. Том, закрыв глаза, блаженно улыбался уголками рта, откинул голову, подставляясь под ласку. Мышцы там, в промежности, сокращались, подрагивали, активизируя естественный процесс. Хочу. Том повернул голову, приоткрытыми губами ища губы Оскара. Шулейман поцеловал его, скользнув языком в рот, прижимал к себе тонкое, очень тёплое со сна тело, прекрасно совпадающее с изгибами его собственного тела. Грудью к лопаткам, бёдрами к ягодицам, маленьким, упругим, подставленным прогибом в пояснице. Бельё сейчас лишнее, ничего другого на них и нет.       Шулейман под одеялом стянул с Тома трусы, не прекращая касаться руками и губами. Снизу вверх провёл языком по его шее, засосал мочку уха, прикусил, оттягивая. Том шумно вдохнул, сотрясённый приятнейшей внутренней дрожью.       - Оскар, я очень за, - сказал Том, когда Оскар упёрся в него головкой. – Но я не готов, и мне в туалет нужно.       Мог бы «забыть» о необходимой гигиене, как позволял себе когда-то, но требовательные сигналы мочевого пузыря игнорировать не получалось. Шулейман нехотя, но без споров отпустил Тома:       - Ладно, иди. Мне тоже нужно в ванную.       Воспользовавшись разными уборными, они встретились в любимой ванной. Том куснул губу, мельком улыбнулся:       - Опять будешь пытать меня той процедурой?       - Если ты хочешь, - расплывчато ответил Оскар и подошёл ближе.       Том помотал головой.       - Значит, отложим это на другой раз. Сейчас у меня другой план, - сказал Шулейман и отошёл к раковине, взял свою зубную щётку, вопросительно взглянул на Тома, который стоял на месте.       Том сделал то же самое, что и он. Неловко заниматься рутинным делом с тянущей эрекцией. Чистя зубы, Том бросал взгляды то на Оскара, то – невольно – себе вниз. Справившись с гигиеной рта, Шулейман взял Тома за руку:       Пойдём, - и повёл к душевой кабине.       Том встал ближе к углу кабины, покусывал губы, глядя на Оскара в извечном смятении, которое и спустя годы вместе не оставляло.       - Мы здесь займёмся сексом? – озвучил Том свои мысли.       - Для начала давай примем душ.       Шулейман снял лейку душа с держателя и включил воду. Том потянулся за гелем для душа, но Оскар отвёл его руку в сторону. Том стоял, пока Оскар обливал его водой, следил за его руками, когда тот выдавливал гель на мочалку, возвращал флакон на место. Не шелохнулся, когда Оскар пенной мочалкой провёл по его груди. Шулейман неспешно его намыливал: торс, руки от плечевого сустава до кончиков длинных пальцев, и обратно грудь, задевая вновь твердеющие соски шершавым материалом мочалки и – случайно ли? – пальцами. Том хихикнул и дёрнулся, когда Оскар провёл мочалкой по его правой подмышке. Прижал локоть к боку, защищая от посягательств уязвимую зону, бросил исподлобья смеющийся взгляд:       - Оскар, не надо так. Подмышки – это грязная зона, я сам там помоюсь.       - Верно, - кивнул Шулейман. – Подмышки одна из особо загрязняющихся зон, требующих ежедневной гигиены. Так что не противься и не мешай, дай мне тебя помыть.       - Оскар, ну…       Том мялся, вертелся, зажимаясь от предчувствия щекотки, но сопротивление его не продлилось и минуты, и он позволил себя намылить под руками.       - Подними руки, - сказал Оскар.       Том поднял. Шулейман провёл ладонями вверх по его бокам, по подмышкам и плечами и обратно вниз тем же маршрутом, по отчётливо проступающим под натянутой кожей рёбрам. Далее Оскар перешёл к животу, намыливал круговыми движениями, невыносимо медленно спускаясь ниже. Толком не отступившее возбуждение окрепло с новой силой. Том дышал глубже, понимал, что Оскар всё видит – как не видеть, когда они оба голые, в первозданном виде? Мокрые. Делают вид, что заняты наведением чистоты. Или не делают? У Тома начинали пробуксовывать шестерёнки в голове. Том очень часто запутывался, ведёт ли Оскар сексуальную игру или его действия – это просто действия, без скрытого подтекста. Но, по его собственным ощущением, да, это игра, интимная, чувственная, мало что может быть интимнее того, что тебя моют. Пусть и не в первый раз. Это ещё одно, что каждый раз, как в первый раз, только смущения меньше, уже не пытался отказаться и сбежать, съедаемый дикой неловкостью.       Шулейман опустился на корточки, вымыл ноги Тома со всех сторон. Том упёрся рукой в его плечо, когда Оскар поднял, согнул в колене его ногу, оторвав ступню от пола. Вжал пальцы сильнее, когда Оскар провёл мочалкой по его ступне. Немного щекотно. Приятно.       - Повернись спиной, - Оскар выпрямился.       Том повернулся, опёрся руками на заднюю стенку душевой кабины, прогнулся – рефлекс. Шершавой мочалкой вдоль позвоночника – это взрыв чувственности, это ведь его суперэрогенная зона, о чём Том забывал. Том рефлекторно поводил плечами, сводил лопатки. Мыльные капли бежали по спине, ласково щекоча, стекали между ягодиц.       Мочалка – и пальцы коснулись правой ягодицы снизу. Намылив его ягодицы, Шулейман несколько раз провёл между и отложил мочалку. Самые нежные места мыл голой рукой. У Тома пульс застучал в голове, дыхание перехватывало. Это невыносимо чувствительно – скользкой ладонью по разгорячённой приливом крови промежности. Вперёд, назад, вперёд, назад. Глаза закатывались. Когда Оскар сомкнул ладонь на его члене, намереваясь и там вымыть, Том не выдержал, схватился за его запястье:       - Оскар, не надо так… там. Это слишком.       Не должен Оскар ему все складочки и щёлочки вымывать.       - Нет, не слишком, это гигиена, - сказал в ответ Шулейман.       Снова взяв лейку душа, он оттянул крайнюю плоть, полностью обнажая головку, и направил на неё, влажную, налитую, поток воды. Тому волна жара ударила в мозг, он немного согнулся, схватился за стенку, чтобы не упасть. И не упал бы, рука Оскара уже держит его поперёк живота.       - Тшш, - успокаивающе шикнул Шулейман. – Дай мне тебя помыть.       Тома рвало на атомы под его руками. Оскар, не отпуская его, снова направил воду на его пах, пальцами правой обвёл под головкой, потёр, обмыл. Тома судорожно подёргивало, он, извернувшись, схватился за Оскара, прижался щекой к его плечу, жмуря глаза, не мог без поддержки пережить это сокрушающее, растянутое во времени ощущение – ещё немного, вот-вот и оргазм. Не мог с собой ничего поделать, не мог совладать, его выкручивало. Сделал Шулейман – остановился за три секунды до того, как разрядку Тома было бы не остановить. Больше не трогал между ног, лишь по груди поглаживал, легко поцеловал в изгиб шеи.       - Подожди, мне тоже нужно помыться, - сказал Оскар и отпустил Тома.       Том приходил в себя медленно, внутри не стихала дрожь от нереализованного, застывшего в высшей точке возбуждения. Прислонившись к стенке кабинки, он смотрел на принимающего душ Оскара. С собой тот закончил куда быстрее, с собой нет смысла разводить шоу, лишь в конце замедлился, немного потравил Тома, водил ладонями по своему телу, смывая пену. Выглядело это потрясающе, Том немного отвлёкся от своих чувственных мучений.       Шулейман перекрыл воду, завязал полотенце на бёдрах – и закинул Тома на плечо, двинувшись на выход.       - Оскар, я голый! – воскликнул Том.       - Спальня недалеко, не думаю, что мы на пути успеем встретить Терри.       - А Грегори?       - Грегори меня не волнует.       Том подумал – и решил позволить отнести себя в спальню. Это тоже приятно. Шулейман сбросил Тома на кровать, забрался к нему. Том улыбнулся, откинулся на спину под надвигающимся на него Оскаром.       - Поиграть с тобой ещё? – произнёс Шулейман с играющей на губах широкой лукавой ухмылкой.       - Если ты хочешь Джерри, - улыбнулся Том, намекнув, что близок к отключке его стараниями.       - Не хочу.       В этот раз было легко. Оскару действительно помогла терапия, признав свои слабости, свои особенности отношения к Джерри, он успокоился и снова мог чувствовать себя с ним ненапряжно и свободно, что положительно сказывалось отсутствием недомолвок и вопросов к Тому после недельной разлуки. Том же в свою очередь тоже отпустил ситуацию и не цеплялся за то, что Оскар выказал желание переспать с Джерри, в том числе Джерри в лицо.       Поцеловав в губы, Шулейман покрывал поцелуями лицо Тома, шею, плечи, опустил руку ему между ног и коснулся подушечками уже скользких от смазки пальцев сфинктера. Надавил, проникая внутрь. Том втянул носом воздух, сладко выгнулся, прикрыв глаза. Оскар растягивал его без спешных, резких движений сразу двумя пальцами, прокручивал кисть, немного разводил пальцы, раскрывая его.       - Оскар, я уже готов, - тихо сказал Том.       - Ошибаешься, - ответил Шулейман над его ухом, уткнулся носом ему в шею, едва не урча утробно от своего персонального кайфа. – Ты такой узкий сейчас.       Его так вставляло, что разом током по всем нервам и замыкание по всем фронтам. От запаха Тома, его лишь ему дарованной доступности, его желания, подтекающего тягучими нитями на впалый живот, его наслаждения, от которого тело уходило в неподконтрольные разуму простые движения. Оскар прикусил нижнюю губу Тома, прежде чем зализать, засосать в новом глубоком поцелуе. Возвратно-поступательно двигая кистью в нестройном и размеренном темпе.       Том сбито дышал, мелко дрожал, извивался. Так мучительно раздражали воспалённое желание пальцы внутри, и их так мучительно мало. Мышцы там – везде, и внутри, и в промежности, и в паху – спазматически сокращались.       - Оскар, я больше не могу… - простонал Том, вновь чувствуя, что вот-вот сорвётся за край.       Слишком хорошо. Слишком медленно. Он такой накал не вывозил.       - Но-но-но, - преувеличено строго одернул его Оскар, поцеловал над кадыком и усмехнулся. - Не кончать без меня.       - Ничего не могу обещать, - Том жмурил глаза и елозил на его пальцах.       Желание жаркой печкой пекло внизу живота, и все зажимы разума и тела падали перед потребностью быть вместе. Во всех возможных плоскостях смысла. До конца. Через границы тела. Том то плавно, то резко поводил бёдрами, пытаясь поймать положение, в котором будет испытывать наивысшее удовольствие. Оскар издевался и не давал ему достичь цели. Совсем недолго.       - Этого ты хочешь? – поинтересовался Шулейман и согнул пальцы, давя на увеличенную в возбуждении простату сильно и бескомпромиссно.       Ответом ему послужил протяжный, захлёбывающийся стон. В эти секунды Том утратил способность мыслить, лишь чувствовал, чувствовал, как распирает, чтобы затем взорвать ослепительными звёздами. Но Шулейман прервал стимуляцию, вытащил из него пальцы. Том открыл глаза, посмотрел на него пьяным взглядом. Просить Оскара не пришлось, он опустился на него, держать на локте, второй рукой направлял себя, приставил головку и толкнулся бёдрами вперёд, преодолевая границы его тела. Том нечаянно прокусил губу, такими концентрированными были ощущения от первого, неполного ещё проникновения. Из ранки выступила маленькая рубиновая капля. В голове билась одинокая мысль, в которой путался, как в силках, что не продержится и десяти секунд, такое сильное возбуждение испытывал, так сильно пробирало удовольствием от кончиков пальцев ног до корней волос. Том сам задрал выше разведённые и согнутые ноги, больше себя раскрывая.       Шулейман слизнул капельку крови с его губы, поцеловал, запечатывая рот в остром моменте, когда уже основательно, вглубь толкнулся. У Тома пальцы на руках поджались, он исходил на короткие, чувственные стоны, чувствуя так сильно, так невозможно приятно там, внутри, где они соединены в ритмичных движениях, и во всём теле. Том сжал пальцы на плечах Оскара, закидывал голову, чувствуя себя распятым, пронзённым – пронзаемым – под его мощью, и это возносило на небеса.       Том не ошибся, не десять секунд, но продержался он недолго, так соскучился, изголодался за неделю своего отсутствия, так сильно распалил его Оскар. Шулейман дал ему немного прийти в себя и перевернул, поставил на четвереньки.       - Держись за спинку, иначе не устоишь, - сказал Оскар, ведя ладонями по бокам Тома.       Нет, он совсем не остыл после первого оргазма, прикосновения Оскара били по нервам, с новой силой разжигая огонь. Том взялся за спинку кровати, прогнувшись в спине. Не в первый раз они в постели, потому знал – Оскар, если не будет сдерживаться, может снести его ко всем чертям, поэтому надо держаться.       Шулейман с нажимом огладил бёдра Тома, поводил головкой между ягодиц, скользя по запачкавшей кожу смазке, совершил несколько движений между его ног, по промежности, высекая искры из растравленных нервных окончаний, и, наконец, вошёл. Растянутые, размятые мышцы легко пропустили. Шулейман обхватил Тома руками, опустился грудью на его спину, целуя в плечо, шею и загривок. И, выпрямившись, начал двигаться. Том продышаться, опомниться не успел, прежде чем Оскар спустил тормоза и начал трахать его со всей страстью, всей силой. Том сжимал спинку кровати, чтобы не свалиться под сокрушительной, животной мощью, прикусил себе руку, чтобы справиться с восторгом ощущений, не начать кричать безостановочно, пока лихорадочное напряжение внутри не выгорит в новом оргазме.       Не кричать не получилось. У Тома почти никогда не получалось сдерживать эмоции в постели. Том упал на измятые простыни, обессиленный, осчастливленный второй раз за утро. Потом был душ ещё раз и завтрак. За столом Оскар завёл разговор:       - Помнишь Риттера Кима?       - Да, - Том поднял взгляд от тарелки. – А почему ты спрашиваешь?       - Его пять дней назад убили.       - Как убили? – удивился Том.       - Как я понял, с особой жестокостью: живот вспороли, горло проткнули, умер он от обширной кровопотери. Что интересно, он проводил вечер не один, но и входная дверь была взломана. Следствие пока воздерживается от любых комментариев, но я через свои каналы хоть какие-то подробности разузнал.       Том в замешательстве молчал, переваривал эту новость.       - Знать бы, кто это сделал, - Оскар развёл рукой, - кто меня опередил.       - Что?..       - У тебя есть все причины думать, что я забыл и забил на то, что неуважаемый и ныне покойный Риттер тебе сделал, но это не так, - отвечал Шулейман. – Я собирался за тебя отомстить, с большим опозданием, да, я долго зрел. Я хотел выкупить Гуччи, чтобы красиво нагнуть Риттера, ославить на весь мир и выбросить на обочину жизни, почти готово уже всё было, а тут новость о его смерти.       - Выкупить Гуччи? – переспросил Том, изумлённо расширив глаза. – Это же… это же один из ведущих мировых Модных домов, у него огромный оборот. Разве можно такое купить, сколько это может стоить?       - Стоимость Дома Гуччи 33 миллиарда, за прошедший и текущий год она немного понизилась, до 31 миллиарда, но я сторговался до 29.       - Сторговался на 2 миллиарда?       - Да, у меня талант, - Оскар лукаво улыбнулся. – Жаль, что впустую.       - Оскар, ты это серьёзно? – Том, забыв про завтрак, откинулся на спинку стула. – Ты вправду хотел купить Гуччи? За 31 миллиард?       - За 29, - поправил его Шулейман.       - Неважно, - Том крутанул головой.       - Сразу видно, что ты ничего не понимаешь в бизнесе. Ладно, отвечаю на твой вопрос – да, я действительно собирался купить Гуччи, абсолютно серьёзно.       Том открыл рот, захлопнул, клацнув зубами, тряхнул головой и взмахнул руками:       - Оскар, это же огромные деньги, это целая огромная компания! Это деньги, которые я даже осмыслить не могу! Спасибо за то, что тебе не всё равно, но я не стою 29 миллиардов.       - Ты стоишь больше, чем у меня есть, - сказал Шулейман без ужимок, спокойно и честно.       Том запнулся на вдохе перед новой репликой, смотрел на Оскара удивлённо, и растерянно, и растроганно от его слов. Неужели это правда? Оскар не лжёт, не разбрасывается ничего не значащими словами. Это… это то, что ему необходимо – знание, что он настолько ценен. Бесценен. Знание, что за любую его беду отомстят – не кто-нибудь, а самый родный и любимый, пусть и не получилось. Том закусил губы, тронул Оскара за руку и негромко сказал:       - Спасибо.       - Не за что. Реально получается, что не за что.       - Так ты не будешь покупать Гуччи?       - Нет, - Оскар покачал головой. – Конечно, я давно подумывал купить какой-нибудь Модный дом, я же практически всю жизнь интересуюсь модой, но именно Гуччи мне без привязки к тебе не нужен. Благо, контракт составили таким образом, что я не должен выплачивать неустойку в случае одностороннего расторжения сделки. Нынешний владелец Гуччи не думал, что я там задний ход, - он усмехнулся. – Эх, а я уже представлял, как ты удивишься, как обрадуешься… Но, видимо, Риттер ещё кому-то неслабо нагадил.       Том вновь помолчал, задумался глубоко и поднял к Оскару взгляд:       - Это был Джерри, - и даже будто бы не удивился тому факту, что нашёл в себе. – Джерри убил Риттера.       Эти воспоминания Джерри оставил в доступе Тома, чтобы он смог вспомнить, если о том зайдёт речь или если задумается. Только лишь их. Личная драма Джерри Тому ни к чему. Том же хороший мальчик, может захотеть поступить благородно, помочь, спасти Кристину, его, Джерри, выпустить на более долгий срок, чтобы с Кристиной был, обделив себя жизнью, и полетит к чертям то, ради чего Джерри и отнял у Кристины замаячивший на горизонте шанс, наступил себе на горло и в узел завязался, чтобы сохранить то, что ныне есть. Ни к чему. Джерри же потом дерьмо, которое Том не со зла, но по самонадеянной чистосердечной глупости натворит со своей жизнью, и разгребать. Проще предотвратить, чем дать себе немного обречённого счастья и надежды и в итоге всё равно прийти к тому, что решил в клинике. Джерри привык платить по чужим счетам и раскидывать вес на весах жизни, чтобы воцарилась гармония или же чтобы её сохранить.       - Джерри? – переспросил Шулейман, которого данная информация удивила.       - Да, он полетел в Лондон, подготовился и пришёл к Риттеру в гости. И убил его, зарезал.       Оскар фыркнул и сказал:       - Что ж, я мог бы сложить два и два, что Джерри уехал в неизвестном направлении и «совершенно случайно» в это же время кто-то убил Риттера, который тебя едва не изнасиловал и под суд отправил, и сам догадаться, кто перешёл мне дорогу.       Том выдержал паузу, вдумываясь в эту ситуацию, в себя, и произнёс:       - Оскар, мне не жаль Риттера, я не чувствую вины за его смерть. Я вообще ничего не чувствую. Это нормально?       - Совершенно. С чего бы тебе голову пеплом посыпать из-за того, кто с тобой по-скотски поступил?       Том опустил взгляд, провёл пальцем по гладкой поверхности стола справа от тарелки.       - Раньше я всегда был в ужасе от убийств, которые совершал Джерри.       - И здорово, что сейчас ты не загоняешься, - утвердил Оскар. – Ты же не загоняешься? – уточнил, прищурившись.       Том отрицательно покачал головой:       - Нет.       - Прекрасно. Я рад за тебя, а вот Джерри мне бы хотелось сказать пару ласковых за то, что он обскакал меня на финишном повороте и дураком выставил, - Шулейман усмехнулся.       Том ничего не ответил, всё обдумывал, что Риттера больше нет и как это вышло. Его руками. Том от своего лица видел все подробности того вечера, в котором не присутствовал, посмотрел на свои руки – и увидел затянутые чёрным материалом кисти, видел кровь, много-много крови. И всё равно – всё равно. Никаких особых эмоций. Был человек – и нет человека.       - Оскар, а вдруг это те самые психопатические особенности у меня проявились? – Том взглянул на него с долей растерянности в глазах. – Мне не должно быть совсем всё равно. Людям не должно быть всё равно на страдания, на смерть других людей.       - Ежедневно в мире умирают свыше ста тысяч людей, около двадцати тысяч из них умирают от голода, что одна из самых страшных смертей; ежедневно люди переживают страдания, в том числе пытки. Если всех жалеть, психика посыпется и сердце начнёт сбоить очень быстро, - ровно и убеждённо сказал в ответ Шулейман.       - Я понимаю, но я ведь его знал.       - И что? Знакомство – ещё не повод для жалости, тем более для жалости к тому, кто тебе зло причинил.       - Но…       - Я не понял, - перебил Тома Оскар, - ты загоняешься из-за того, что не загоняешься? – и смотрел внимательно, пытливо, ожидая ответа.       - Нет. Или немного… - признал Том, пытаясь себя понять. – Просто раньше я испытывал сильные чувства от таких событий, я сожалел, а теперь мне всё равно. Мне немного неприятны эти изменения во мне.       - Ты взрослеешь, матереешь, это норма, - со знанием дела ответил Шулейман.       - Я знаю, но всё равно неприятно, неприятно, что я больше не тот мальчик, у которого всё вызывало эмоции на разрыв, неприятно, что я стал более равнодушным и циничным.       - Тебе стоит обсудить это с мадам Фрей.       - Я уже это обсуждал и, думаю, обсужу ещё не раз, - Том слабо улыбнулся. – Это ещё одна грань того, что я взрослею, что мне непросто принять.       Завершив завтрак, Том встал из-за стола, поставил тарелку в посудомоечную машинку и опёрся руками на тумбу, вновь уйдя в себя. Шулейман подошёл к нему, заглянул в лицо:       - Опять загоняешься?       - Нет, - Том поднял голову и повернулся к нему. – Я хочу устриц. Позови Грегори, пусть он сходит за ними в магазин.       - Так-то лучше, - ярко усмехнулся Оскар. – К чему грустить, если можно поесть? В любой непонятной ситуации – ешь. С твоей любовью к еде можно придумать ещё много интересных выражений. Давай лучше я в ресторан позвоню, - он перестал беззлобно потешаться, - курьер справится быстрее, соответственно, устрицы будут живее и свежее.       - Хорошо.       - Сколько тебе устриц? – Шулейман приобнял Тома одной рукой за талию, а второй достал из кармана телефон.       - Штук двадцать. Ещё гребешков закажи.       - Может, вечером в ресторан сходим?       - Давай, - кивнул Том. – Но ты всё равно закажи. А ещё этих… забыл, как называются.       - Вспоминай.       Том нахмурился, постучал пальцами по крышке тумбы и воскликнул:       - Морские огурцы!       - Кажется, сегодня меня ждёт горячий вечер, - ухмыльнулся Шулейман, глянув на Тома и одновременно набирая номер ресторана.       Том непонятливо нахмурился. Оскар пояснил:       - Морепродукты – известный мощный афродизиак.       - Может быть, из-за любви к ним в последний год я такой… - смутившись, пробормотал Том.       - Охуенный, - закончил за него Шулейман. – Ешь-ешь, на здоровье. Сейчас закажу.       Шулейман едва не обанкротил Гуччи. Его внезапный, ничем не подкреплённый отказ от покупки Дома, который почти перешёл в его владение, многих натолкнул на мысль, что Гуччи ждут очень плохие времена, что и послужило причиной разрыва сделки осведомлённым о том Шулейманом. С чего бы ещё ему передумать, если он так хотел совершить эту покупку, так уговаривал? В определённых кругах поднялась шумиха, акции Гуччи стремительно полетели вниз. Даже сам нынешний владелец Дома поверил, что Гуччи ждёт банкротство, и попытался быстро продать его кому-нибудь, но никто не желал покупать. В ответ на закономерные вопросы о его отказе от крупной сделки Оскар отвечал просто: «Передумал», объяснять он ничего не собирался. И сам себе смеялся, что, не задумывая того, обвалил неслабую компанию. Если падение продолжится, можно будет и прикупить за бесценок, пусть будет. Хотя нет, если выбирать по душе, Шулейман купил бы Дольче Габбана, да не хотел испортить любимый бренд.       

***

      Не успел истечь срок, в который Терри просил продолжать отвозить его в школу, когда он подошёл к Оскару с неожиданной просьбой:       - Папа, можно мне неделю пожить в школе?       Сказать, что Оскар удивился – это ничего не сказать.       - Почти все мои одноклассники там живут, а я домой уезжаю, - продолжил Терри. – Можно мне тоже попробовать?       Как ему отказать? Да запросто! Внутри Оскара всё вопило: «Нет, не отпущу!». Как он может отпустить своего мальчика от себя на целую неделю?! Как можно отпустить от себя такого особенного, нуждающегося в тебе рядом ребёнка? Но Оскар понимал, что ребёнку нужна свобода, столько свободы, сколько ему требуется в конкретный момент времени. Свобода познавать мир и свои возможности. Потому Шулейман, проглотив требовательный, эгоистичный, контролирующий комок, пульсирующий в горле, сказал в ответ:       - Терри, если ты хочешь, я не возражаю. Но ты уверен? Ты там будешь без меня, проживание в пансионе при школе подразумевает подчинение установленному распорядку дня, который может тебе не понравиться.       - Я знаю, - кивнул Терри. – Я хочу попробовать пожить там, как другие ученики.       Как ни противилось всё естество, Шулейман не отозвал своё согласие, хоть и надеялся до последнего, что Терри передумает, чего не случилось. Предупредил руководство школы и в понедельник отвёз его в школу с вещами, чтобы оставить там на неделю, Терри хотел прожить в пансионе не учебную неделю, а целую, все семь дней с выходными, что разрешалось и практиковалось, многие ученики уезжали домой лишь на каникулы. Отпустив Терри на уроки, Оскар зашёл к директрисе, которая внешностью очень похожа на одну старую актрису, что в её должности играло не в её пользу, но руководила школой она успешно, так, как и должно руководить подобным учебным заведением. За тем зашёл, чтобы предупредить, что его не волнует внутреннее правило пансиона, которое строго регламентирует время, которое ученики могут проводить со своими мобильными телефонами, как и время, когда телефоны им выдаются, в остальное время дети их лишены. Терри должен быть на связи всегда, в любой момент, когда ему самому может потребоваться позвонить или если ему позвонит Оскар.       - Если я позвоню, Терри не ответит, и я узнаю, что так произошло потому, что у него отняли телефон, я очень разозлюсь, - сказал Шулейман, прозрачно намекая, что лучше и безопаснее его желание удовлетворить.       - Хорошо, - в конце концов согласилась директриса. – Но я должна вас предупредить, что это может негативно сказаться на Терри. Другие дети могут негативно воспринять, что ему позволительно то, что им запрещено, и вести себя с Терри недружелюбно.       - Значит, на эту неделю измените правила, пусть все дети будут с телефонами, - отрезал Оскар.       - Месье Шулейман, родители наших учеников будут недовольны тем, что детям позволяют сидеть в телефоне, - максимально тактично произнесла директриса.       - Если кто-то будет недоволен, направляйте их ко мне. Я более чем уверен, что смогу погасить их возмущение. А чтобы дети не сидели в телефонах – лучше занимайте их, заинтересовывайте.       - Хорошо, месье Шулейман, я вас услышала и постараюсь удовлетворить вашу просьбу.       - Очень постарайтесь. Это в ваших интересах, мадам. До свидания.       Покинув территорию школы, Шулейман сел в машину, сжал руль. Хотелось погонять, что он и сделал, это его личный анти-стресс – на скорости до Ниццы, кругами по городу, чтобы шины визжали на резких поворотах, чтобы за стёклами все объекты расплывались. Оскар затормозил, лихо развернулся и поехал домой. Дома встретил Том. Этот день прошёл относительно нормально, но на следующий он обрушился. Оскар вышел утром из спальни – и нет Терри, не слышно от него «доброе утро» с улыбкой на светлом личике; пришёл на кухню – нет Терри, не крутится у плиты на пару с Грегори, не хрустит овощами, не щебечет увлечённо о том, что нового узнал; зашёл в его комнату – и здесь нет Терри, кровать идеально заправлена, все вещи, кроме двух игрушек, куклы и мягкой игрушки, которые взял с собой, на месте, а маленького хозяина спальни нет. Комната дышит им, словно он сейчас войдёт, но нет. Во всей квартире Терри нет.       Шулейман не ожидал, что ему будет настолько сложно. Не единожды он отправлял Терри к своему папе или сам уезжал, оставляя Терри с Грегори, с папой, но тогда переживал разлуку спокойно, тогда было чувство, что Терри всё равно в семье. Сейчас же Терри где-то там, в пансионе, где к нему не будут относиться как к родному. Оскар скучал, скучал настолько, что ничего не радовало и за грудиной тянуло. Понимал, что когда-нибудь Терри уйдёт, выйдет в свою собственную взрослую жизнь, но был не готов к тому, что первый разрыв произойдёт столь рано, что Терри захочет покинуть родной дом уже сейчас; был не готов его отпустить. В квартире всё пропиталось Терри, он, Оскар, сам пропитался Терри, его жизнь пропиталась Терри, и без него неимоверно паршиво. Оскар забыл, как жить без своего мальчика.       Его без преувеличения ломало. Даже после развода ломало не так, тогда он испытывал яростные чувства, которые его же и разрушали, а сейчас – тоска, тоска, тоска пеленой на глазах, на сердце, выкручивая суставы. Даже секса не хотелось. Все дела на автомате. Острое, муторное нехватание. Но должен дать Терри эту свободу и возможность испытать себя. Не должен мчаться к нему, пока Терри о том не попросит. Но от Терри ни намёка не поступало, что он попросит, он всерьёз вознамерился испробовать жизнь вне дома, в коллективе. Терри слишком быстро повзрослел. Смешно – до настоящей взрослости Терри ещё много лет, ему лишь шесть, но первая сепарация уже пошла, и Шулеймана с его привязанностью, потребностью в семье вокруг себя, гиперконтролем выламывало, крутило.       Жерль, которого Терри взять с собой не мог, тоже скучал, перестал оглушительно орать пернатой скотиной, сидел в клетке, тоскливо опустив загнутый клюв. Уход за ним осуществлялся прежний, ничего не изменилось в расписании, но важно ли это, когда не приходит любимый маленький человек? Птицы тоже очень привязываются. Огромная квартира будто бы опустела без одного маленького мальчика, что ощущали все, кто был связан с Терри тёплыми чувствами. Он же солнышко, а без него – пасмурно и дожди.       - Тоже скучаешь? – Шулейман постучал пальцем по прутьям открытой клетки.       Попугай посмотрел на него одним глазом и не издал ни звука.       - Я тоже скучаю.       «Дожил, с птицей разговариваю», - подумал Оскар и вздохнул.       - Выходи полетай, - сказал он. – Заболеешь ещё от недостатка активности, Терри расстроится. Выходи давай.       Попугай не реагировал, и лишь когда Шулейман намерился его достать, запрыгнул на его руку.       - Нет, я тебя никуда не понесу, - Оскар попытался стряхнуть птицу обратно в клетку, но тот сжал когтистые пальцы, показывая, что пойдёт или с ним, или никак. – Ладно, чудовище пернатое.       Шулейман поджал губы, вынес из комнаты попугая, удивительно спокойно сидящего на его руке, нашёл Грегори и всучил ему птицу:       - Заставь его летать, не знаю как. Он должен двигаться.       - Может быть, вынести Жерля погулять? – Грегори забрал его и усадил себе на руку.       - Попробуй, но смотри, чтобы он не улетел, головой отвечаешь.       - Я знаю, не волнуйся, - Грегори пересадил попугая на плечо, повернул к нему голову. – Пойдём погуляем, Жерль, да?       Том замечал изменения в состоянии Оскара, сначала удивлялся, терялся, подумал, что надоел, отношение Оскара к нему изменилось, но быстро понял, что дело не в нём. Надо что-то делать. Том сел к Оскару, тронул за бедро:       - Оскар, что у тебя случилось? – спросил участливо. – Почему ты грустишь?       - Так заметно? – выгнув бровь и взглянув на него, поинтересовался в ответ Шулейман.       Том кивнул, попросил:       - Расскажи мне. Я не понимаю, что с тобой происходит, и переживаю.       - Дело не в тебе, не переживай, - усмехнулся Оскар.       - Расскажи, пожалуйста, - повторил Том, придвинулся ближе, под бок, заглядывая в лицо домашним котёнком.       Шулейман вздохнул – не привык он жаловаться, душу облегчать, но ответил:       - Мне тошно без Терри, я очень по нему скучаю. Я думал, что справлюсь, я же не в первый раз отпускаю его от себя, но нет. Я не готов его отпустить.       - Оскар, Терри скоро вернётся, это ведь всего лишь на неделю, - Том ласково погладил его по ноге.       - Знаю, но сейчас его нет, и мне его очень не хватает. Кажется, мне уже сейчас надо начинать проходить психотерапию по сепарации, чтобы иметь шанс отпустить Терри, когда он вырастет, - Оскар снова усмехнулся.       Том немного отодвинулся и лёг Оскару на колени, подняв на сиденье дивана подогнутые ноги.       - У тебя остался я. А Терри вернётся и тоже будет с тобой, и даже когда он вырастет, он всё равно будет регулярно приезжать к тебе, от такого отца невозможно уйти навсегда. А мне не нужно будет возвращаться, я с тобой навсегда.       - Это угроза? – Шулейман криво улыбнулся, начав перебирать его кудри.       - Дурак, - совершенно беззлобно сказал Том.       - Не смог удержаться.       - Оскар, - Том поднялся, заглянул Оскару в глаза, взял его за щёки. – Не грусти, пожалуйста. Это я нытик, меланхолик, размазня, а ты не такой. Ты ведь сильный, суперсильный, почему ты грустишь? Не грусти. Хотя нет, - сам себе покачал головой. – Грусти. Ты имеешь право на любые свои чувства, их нужно проявлять. Если ты так чувствуешь, грусти.       Шулейман снова вопросительно выгнул бровь, Том в своих перегибах неизменно неожиданен и плохо поддаётся разумению. Впрочем, в данном случае понятно, почему его резко в противоположную сторону переклинило: психотерапию вспомнил, свои ошибки вспомнил.       - Спасибо типа, - сказал Оскар. – Я уже выговорился.       - Ляг мне на колени, - Том отстранился и сел прямо.       - Зачем?       - Ляг, - ненавязчиво упорствовал Том, ничего не объясняя.       - Не хочу.       - Оскар, послушай меня, ляг.       Шулейман вздохнул, но лёг.       - Неудобно, у тебя ноги костлявые.       - Ты придираешься, - сказал Том и положил ладонь на его голову, погладил. – Оскар, даже самым сильным людям иногда нужно быть слабыми, особенно самым сильным, - говорил, ласково перебирая короткие и густые уложенные волосы Оскара. – Побудь со мной слабым, поной, выговорись, я выслушаю. Я знаю, тебе было не с кем быть слабым, поэтому ты не умеешь. Но я буду для тебя этим человеком, я смогу.       - Во-первых, похвально, конечно, что ты запомнил из психотерапии не только то, что касается тебя, но не нужно таких жертв, - отвечал Шулейман. – Во-вторых, я уже сказал, что поделился своими чувствами, в большем у меня нет потребности.       - Просто ты не привык, что тебя поддерживают.       - Тебя не остановить, коль уж ты решил причинить мне добро? – осведомился Оскар.       Не ожидая ответа, он хотел подняться, но Том его придержал, надавил на плечо.       - Оскар, полежи. Почему ты мне не доверяешь?       - Я тебе доверяю, но мне неудобно так лежать.       - Просто расслабься, расскажи мне всё.       Что-то подобное с Шулейманом пробовала проделать мадам Фрей на его личной терапии, тоже уложила, нарушала его границы своей близостью. С ней было хуже, Оскар не выдержал и нескольких минут, поскольку она женщина, женщина, которая вскрывала и ощупывала со всех сторон его нанесённую матерью боль. Но и с Томом сложно, неприятно, ломает от невозможности быть в таком уязвимом, слабом положении, оно противоречит всему в нём, всей той броне, всему тому умению жить «без чувств», насмехаясь над любыми бедами, что взращивал в себе с самых малых лет. Сопротивление внутри толкало изменить своё положение, пусть разумом понимал, что Тому можно доверять. Разумом, который всякий раз напоминал, что доверять свои чувства, абсолютно все свои чувства без остатка ему нельзя, поскольку предавал, не единожды ударил в открытое ему слабое место. Но Оскар наперекор опыту доверял, научился доверять Тому заново и уже доверил ему то, что душу мучит. И попытался довериться сейчас и остаться на его коленях. На самом деле ему это действительно нужно, потому получалось, как бы сильно ни было отторжение. Оскар глубоко, долго вдохнул и выдохнул носом, прикрыл глаза.       - Или просто молчи. Но останься, пожалуйста, позволь мне тоже быть твоей поддержкой. Мне очень жаль, что тебе приходилось быть сильным в одиночку. Но сейчас у тебя есть я, - добавил Том через долгую паузу и поцеловал Оскара в висок, наклонился над ним, закрыв собою. – Ты можешь на меня положиться, я тебя не подведу. В этом не подведу.       Не из-за своих былых ошибок в отношении Оскара и психотерапии хотел поддержать. Вернее, не только лишь из-за этого. Сейчас Том видел, что Оскару плохо, и ощущал в себе ресурс выступить поддержкой, ничуть не заставлял себя. Усердие, если оно от всего сердца, вознаграждается.       Около минуты Шулейман молчал, прежде начать говорить. То, что уже говорил. Что скучает и тоскует без Терри. Что не может его отпустить, если не сам решил оставить. Что ему невыносимо отпускать из-под своего контроля. Что Терри слишком быстро и рано проявил желание оторваться от него. Что слишком привык к полному дому и с пустотой на месте того, кто был, потерян. Что знал, как сильно любит Терри, как сильно к нему привязан, но не предполагал, что без него рядом будет настолько сложно. Том слушал его и гладил по голове и плечу.       Шулейман так и не почувствовал то самое «я расслаблен, я в надёжных руках», но хотя бы смог находиться в непривычном для себя положении, принять желание Тома о нём позаботиться.       - Спасибо, но достаточно с меня кустарной психотерапии, - Шулейман поднялся с колен Тома.       - Так быстро? – и десяти минут не прошло. – Оскар, ляг обратно.       - У меня передоз. Или ты хочешь, чтобы я настолько расслабился и размяк, чтобы обратно не собрался? – усмехнулся тот. - Я твою заботу оценил, но не надо меня ею пытать.        Том попытался силой уложить его обратно, тянул за плечо, давил, но Оскар словно врос в диван, что не сдвинуть, и усмехался с его стараний. Это придавало их взаимодействию ребячливости. Том не сдавался, но вернуть Оскара себе на колени так и не смог, смог лишь уронить его на спину, сам сверху завалился. Оба уже отвлеклись от серьёзности, улыбались, смеялись. Прекратив возиться, Том улёгся на Оскаре:       - Не поддашься?       - Нет.       - Хотя бы ляг на меня, - Том заглянул Оскару в глаза. – Я ведь тебя сейчас пытаюсь поддерживать, значит, должен быть под тобой.       Шулейман усмехнулся:       - Вечно ты ленишься и спихиваешь на меня роль того, кто сверху.       Том шутливо стукнул его ладонью по плечу и обнял, прижался, зацеловал в колючие щёки и, прикрыв глаза, уткнулся в его висок.       - Оскар, я рядом.       Назавтра Том пришёл в гостиную и начал заниматься йогой перед сидящим на диване Оскаром. В коротких шортах, в которых чувствовал себя неловко, но не сейчас, сейчас почти нет, вела мотивация, надо же как-то Оскара отвлекать и настроение ему поднимать. Опытным путём сделал вывод, что вроде бы ему такие вещи нравятся. Быстро размявшись, Том встал в позу «собака мордой вниз», из неё перешёл в «змею», потом в «кошку», прогибая спину. Позы выбирал попроще, ведь не для физической активности занимается, и такие, чтобы к Оскару спиной стоять эффектно. Надеялся, что эффектно, а не нелепо. Том встал в позу «щенка», стоя на широко расставленных коленях и пригнувшись грудью к полу. Буквально раскорячивался ради Оскара.       Шулейман внимание на него обратил, заинтересованным взглядом блуждал по расставленным голым стройным ногам и выпяченной заднице. Шорты настолько короткие, что, натягиваясь из-за позы, они снизу немного оголяли ягодицы.       - Неужто у тебя под шортами ничего нет? – произнёс Оскар, не скрывая своей увлечённости, особенно одной конкретной частью тела Тома.       Оглянувшись к нему через плечо, Том, оставаясь в той же позе, завёл руку за спину и задрал коротенькую штанину шорт, демонстрируя белые трусы, которые уместнее назвать трусиками, потому что маленькие, несерьёзные, задорные. По крайней мере в Оскаре они вызывали задор.       - О, мои любимые, - прокомментировал Шулейман. – С рисунком или без?       - С рисунком.       Том поднялся, смахнул упавшие на лицо волосы:       - Станцевать тебе? – и плавно крутанул бёдрами.       Смешно, самому смешно глубоко внутри, но он готов и станцевать, перепрыгнув через свою скованность, и что-угодно сделать, чтобы Оскар не тосковал. Не сводя с Оскара взгляда, Том пританцовывал на месте и включил музыку на своём лежащем на журнальном столике телефоне. Сегодня утром в кой-то веке хотел послушать музыку, и приложение предложило ему старую композицию «Yes boss» - интересную песню, с пошлым смущающим смыслом, которая подходила для стриптиза. Надо было выбрать композицию пободрее, но понял это лишь сейчас в моменте. Другую искать сейчас не ко времени.       Покачивая бёдрами из стороны в сторону, Том ладонями провёл вверх по телу. Вниз, зацепив резинку шорт. Вверх, немного задрал футболку, показав полоску голой кожи живота. Шулейман старался не смеяться, стриптиз в исполнении Тома довольно нелеп, особенно под такую музыку, но вместе с тем он не мог сказать, что его это не завлекает. Очень даже завлекает, Том в любом несуразном виде его заводит.       Выписывая тазом восьмёрки, Том стянул и бросил на пол майку. Медленно и красиво не получилось, но, говоря откровенно, Том не очень-то и старался, ведь затеял танец с раздеванием не исключительно ради соблазнения, это шоу, что-то яркое, чтобы переключить Оскара, развлечь. Пусть бы Оскар даже посмеялся над ним, Том бы не обиделся.       Соскользнув ладонями по торсу, Том заправил большие пальцы за резинку шортов, оттянул её, показав немного белья, и отпустил. Подошёл к Оскару и оседлал, притянул его голову, уткнув себе в выгнутую шею. Ерошил его волосы, массируя пальцами кожу у корней, ногтями цеплял загривок и волнообразно раскачивался.       - Оскар, я понимаю, что ты скучаешь, - сказал Том в его губы. – Но мы можем использовать это время с пользой. Можем не проявлять осторожность и делать что хотим, где хотим. А потом вернётся Терри, и ты снова будешь не только моим любимым партнёром, но и его отцом.       И то верно. У Тома получилось убедить. Шулейман просунул руки ему под ягодицы, смял, поглаживая. Том открыл рот, но ничего не сказал, лишь дышал учащённо; приоткрытые пухлые губы – очень соблазнительно, особенно в такой интимной близости. И в такой позе. И чувство, что в вас обоюдно просыпается желание. Том прижимался к нему пахом и уже ничего не делал. Ждал, соскальзывая в омут, полный тягучего, пьянящего мёда. Промедление, отсутствие однозначности стегало по нервам, подогревая приятный, ещё не мучительный огонь в глубине живота.       - Продолжишь тренировку? – предложил Оскар глубоким голосом и с лёгким изгибом искушающей ухмылки на губах. – Без всего.       Том ответил лёгкой улыбкой и слез с него, спрыгнул на пол и отошёл на прежнее место. Спустил шорты с бёдер, а дальше они сами соскользнули, Том вышагнул из них.       - Хотя лучше оставь трусы, - сказал Шулейман.        Том легко кивнул и, до последнего не отрывая от Оскара взгляда, опустился на колени. Вновь встал в «кошку», круто прогибаясь, и повторил «щенка». Прохлада воздуха на голой коже, двусмысленные позы и расставленные ноги, продолжающее крепнуть от этой пикантной бесконтактной прелюдии возбуждение, натягивающее тонкий хлопок. Будоражащее, очень интимное знание, что Оскар всё видит. Оскар смотрит. Оскар чувствует примерно то же самое. Шулейман откинулся на спинку дивана, широко разведя бёдра, и пожирал Тома темнеющим, маслянистым взглядом.       Том перевернулся, лёг на спину и высоко задрал согнутые, широко разведённые ноги, перехватив их за щиколотки. Как-то даже неловко. Между ног горячо, всё неприкрыто и откровенно. Шулейман сполз на пол, подобрался к Тому, нависнув над ним.       - Меня подводит память, или пол мы до сих пор не освоили? – поинтересовался, сверкая лукавым взглядом.       - Так мы не пробовали, - Том улыбнулся под ним и отпустил свои ноги.       Пробовали в другой позе, не полностью на полу: Том стоял на полу на коленях, опустившись грудью на сиденье дивана, а Оскар позади него. Оскар подогнул руки, на которые опирался, и впился в рот Тома крепким поцелуем. Секс на полу получился взрывным. Как впоследствии и на диване, на кухонном столе, в коридоре у стены. Том правильно сказал – надо пользоваться возможностью и давать себе волю. Скучать по Терри Оскар продолжал, но от чёрной тоски Том его излечил. Не только благодаря крышесносному сексу, отнюдь нет. Том действительно смог быть его поддержкой, Том был рядом как друг, пусть они никогда бы не смогли быть друзьями, любовник и просто на сто процентов свой человек, который давно пророс корнями в сердце.       Ровно через неделю, в понедельник после уроков Шулейман приехал забирать Терри. Целых семь дней не видел его вживую, поскольку держался и не приезжал, пока Терри не попросит, а он не просил, лишь по видеосвязи общались. Терри вышел из здания улыбающийся, кажется, не обманывал, что он в порядке, сам тащил свои вещи. Сам? Оскару захотелось пойти в школу и сказать пару ласковых тем, кто позволил ребёнку нести свои вещи. Беспредел – элитная школа, а носильщиков нет! Но когда Терри дошёл до него и заулыбался шире, и воскликнул очаровательным тонким голосом: «Папа!», и обнял со всей любовью, желание ровнять людей с землёй улетучилось. Оскар обнял Терри в ответ, прижал осторожно.       - Терри, я так по тебе соскучился. Как ты? – Шулейман ослабил объятия и заглянул сыну в глаза.       - Всё хорошо, - Терри снова расцвёл солнечной улыбкой. – Там дисциплина, и правила, и было немного сложно, но мне понравилось.       Понравилось, значит. Оскар очень постарался не показать разочарованного недовольства, поскольку приязнь Терри к «казарменной» жизни означает, что придётся снова его отпустить. А это больно и невыносимо. Как же так, что его мальчик будет жить где-то там, в комнате на три человека, будто у него своего дома нет? Будто дома на него всем плевать и его сбагрили в закрытое учебное заведение, чтобы жизни учился. Шулейман вышел из машины, помог Терри забраться на заднее сиденье и застегнул крепления детского кресла.       - Папа, ничего, что я пожил там, а теперь вернусь домой?       Оскар, вернувшийся за руль, обернулся к Терри, спросил в ответ:       - Ты не хочешь продолжать жить в пансионе?       - Мне понравилось… - Терри отвёл и опустил взгляд. – Это интересно. Но лучше я буду дома, - и поднял большие чистые глаза обратно к папе. – Я лучше буду с тобой.       Шулейман не стал сдерживать ни на толику тронутую, радостную улыбку, в которой ослепительными залпами блистала победа. Терри остаётся с ним. Терри хочет остаться с ним. Оскар пролез между передними сиденьями и обнял Терри, ощущая, как сердце ширится и обливается любовью.       - Конечно дома лучше. Мне точно лучше с тобой.       - Тогда я буду жить дома, - кивнул Терри и выгнул брови домиков. – Я вам не помешаю?       - Терри, никогда не говори таких вещей, - Шулейман отстранился и погладил сына по щеке. – Ты никому не можешь мешать. Я счастлив, что ты у меня есть. Я был неимоверно счастливым с Томом, а когда у меня появился ты, я стал ещё в два раза счастливее. Я самый счастливый человек в мире, поскольку у меня есть всё, о чём я мечтал, благодаря тебе.       Терри поверил, улыбнулся, блестя карими глазками. Оскар смотрел на него и чувствовал так много и прекрасно, что словами всех языков не описать; смотрел и думал, что Терри – его сокровище, его подарок. Самый удивительный мальчик, его самый чудесный сын. Своего родного ребёнка Шулейман не смог бы так полюбить, а этого мальчика, в котором течёт кровь Тома, у которого глаза Тома, скулы и вообще всё, кроме цвета волос, любил больше, чем жизнь.       - Поехали? – спросил Шулейман, вернувшись на своё место.       Терри кивнул, и Оскар вырулил с парковки на дорогу.       - Папа, а как дела у Жерля?       - Он тоже очень скучал по тебе, - легко усмехнулся Шулейман, бросив взгляд на сына через зеркало заднего вида. – Ел хуже, активничать отказывался. Мне приходилось заставлять его махать крыльями, чтобы поддерживал форму.       - Правда? – изумился Терри. – Тебе же не очень нравятся птицы?       - Я не люблю птиц, - без лукавства ответил Оскар. – Но ты любишь Жерля, поэтому, когда тебя нет дома, я буду заботиться о нём так, как того хотел бы ты.       Тем временем дома полным ходом шло приготовление праздничного обеда в честь возвращения Терри. Том и Грегори даже объединились и вместе готовили морковный торт – единственный из тортов, который Терри нравился, особенно если сделать его более веганским и менее сладким. Разные мотивы ими руководили – Грегори радовался возвращению маленького друга и хотел его порадовать, а Том хотел приложить руку к готовке и порадовать Оскара своим участием.       - Мы дома! – громко оповестил Шулейман, закрыв за собой и Терри входную дверь.       К ним выскочили Грегори, Том и Малыш, который не сходил с ума по Терри, но хорошие чувства к нему испытывал, к тому же вспомнил, что он собака и должен проверять, кто пришёл в дом. Том бегло улыбнулся и спешно стёр со щеки муку. В детской Жерль, услышавший хозяина, вылетел из клетки и клювом таранил дверь. Приветствия, объятия; Том к Терри не лез, только поздоровался.       - Пойду в комнату, положу вещи и переоденусь, - Терри посмотрел на папу, словно спрашивая разрешения.       - Пойдём.       Едва Терри открыл дверь, на него с криком налетел Жерль, уселся на плечо, крутился возбуждённо, клювом по голове постукивал деликатно, не причиняя боли.       - Жерль, я тоже очень рад тебя видеть! Я соскучился по тебе, - Терри пересадил попугая на предплечье и осторожно прижал к груди. – Давай я сейчас переоденусь, вдруг ты испачкаешь мою форму.       Терри ссадил Жерля на стол и отошёл к шкафу, сосредоточенно думая, что ему надеть. Снял и аккуратно сложил форму, пусть её ждала стирка, выбрал белый лонгслив, у которого дизайнерским решением разрезан вырез, и мягкие чёрные штаны на резинке. Пока Терри разбирал свои вещи и общался с любимым домашним питомцем, Грегори и Том успели доделать обед и накрыли на стол.       - Терри, надеюсь, ты не совсем сытый? – спросил Грегори, когда мальчик пришёл на кухню. – Мы не только десерт приготовили.       - Вы? – удивился Терри.       - Да, мне Том помогал.       - Вообще-то я сделал не меньше половины, - заметил Том.       Грегори бросил на него взгляд и сказал Терри:       - Том помогал мне на равных.       Все расселись за столом, включая Оскара. Грегори подал обед – каждому блюдо по вкусу. Терри сытный салат – основное блюдо и кусок торта он бы за раз не осилил, Оскару стейк с ароматным гарниром; себе очень вольную авторскую вариацию бефстроганов в соусе на основе красного вина с запечённым картофелем дольками. А Том себе обед сам приготовил – сварил буйабес и сделал к нему пару сандвичей, поскольку одним супом не наестся.       За столом царила радостная атмосфера. Цокая когтями по полу, по кухне расхаживал Жерль, которого Оскар в порядке исключительного исключения позволил Терри взять к ним только ради того, чтобы Терри «не спешил скорее поесть и вернуться в комнату к любимцу, требующему его внимания после разлуки». Подле своих мисок на полу лежал Малыш – центнер вечной ленной дремоты. Жерль подошёл к нему, потрогал лапой и полез псу на спину. Том бросил в их сторону встревоженный взгляд. Жерль попугай немаленький, но Малыш при своих габаритах может убить его за один укус. А Жерль в свою очередь может легко оставить Малыша без глаза.       - Не переживай, они по-своему друзья, - сказал Шулейман.       - Да? – Том удивился, перевёл взгляд к Оскару. – Я не замечал.       - Они же не всегда рядом с нами крутятся. Когда они встречаются, то спокойно друг на друга реагирует.       Так и есть. Малыш не реагировал на топчущуюся по нему птицу, а Жерль не собирался выклёвывать ему глаза или просто клевать, разве что чуть-чуть, мех повыдёргивать. Малыш дёрнул шкурой, но даже голову не поднял. Этот исполин – максимально ленивая и миролюбивая собака. Вся семья в сборе, Шулеймана даже не раздражало присутствие попугая, поскольку это счастье. Разве что Грегори здесь несколько лишний, но Том вроде как не против его за столом, Терри его любит как старшего товарища, так что пусть будет.       Грегори покинул их после десерта, у него ещё остались некоторые дела по дому, которые задвинул ради подготовки праздничного обеда.       - Папа, - Терри подпёр ручкой голову и наклонился корпусом в его сторону. – Можешь сейчас рассказать про принца и мальчика-холопа? Я привык к историям на ночь и всю неделю без них плохо засыпал.       - Бедненький, - Оскар погладил сына по волосам. – Конечно расскажу.       Выдержав короткую паузу, Шулейман взглянул на Тома в поиске вдохновения на очередную серию этой полюбившейся Терри истории, и глаза его подсветились хитростью.       - Я тебе расскажу самый свежий эпизод истории, - Оскар повернулся обратно к Терри. – Он называется «Бал для двоих».       - Для двоих? – Терри удивлённо выгнул брови. – На балах же много людей. Как это – для двоих?       - Слушай и узнаешь, - улыбнулся Шулейман.       Пересказал, перекладывая на сказочный, понятный ребёнку манер, то, как Том танцевал для него, и то, что тому предшествовало. Как принц – король ныне – захандрил хворью страшной, чёрной, поскольку солнце над его королевством зашло и не всходило целую неделю. Как мальчик-холоп устроил танцы, чтобы отвлечь и развлечь принца, и оказалось, что – это бал лишь для них двоих. Как мальчик-холоп излечил принца своими волшебными стараниями. И как через семь непростых дней солнце снова взошло и озарило королевство счастьем. Терри слушал с улыбкой, задавал вопросы по мере повествования. Том тоже с удовольствием слушал.       - Терри, раз ты всю неделю не высыпался, может быть, поспишь сейчас? – предложил Оскар, закончив сказ.       - Может быть, - кивнул Терри. – Я сейчас хочу поиграть с Жерлем в своей комнате, можно?       - Конечно. Если что, зови, приходи.       Терри ушёл с кухни, и Том обратился к Оскару с вопросом:       - Терри до сих пор не понял, что эта история о нас?       - Он ещё маленький. Думаю, подрастёт и поймёт.       - Оскар, ты не рассказывал ему никаких лишних подробностей? – настороженно уточнил Том.       - Не беспокойся, - Шулейман усмехнулся. – То, что принц регулярно протыкает мальчика-холопа своим скипетром, я оставляю за кадром.       - Фу… - Том скривился.       - Что фу? Ты, между прочим, мой скипетр нежно и страстно любишь.       - Не называй его так, - Том вновь мимолётно поморщился.       Эвфемизмы его тоже смущали. По крайней мере этот.       - Ладно – ты нежно и страстно любишь мой член, - сказал Оскар. – Терри?       Том расширил глаза, обернулся и тоже увидел Терри, который очень неожиданно вернулся и явно услышал то, что для его ушей не предназначалось.       - Я воды хотел… - произнёс Терри, переводя взгляд между взрослыми.       - Бери, - Оскар сделал жест рукой в сторону холодильника.       Терри прошёл вперёд, но до холодильника не дошёл, смотрел растерянно, озадаченно.       - Терри, ты хочешь о чём-то спросить? – спросил его Шулейман.       Терри чуть кивнул, перемялся с ноги на ногу и озвучил:       - Том, почему ты любишь одну папину часть тела больше, чем всё остальное?       Том поперхнулся воздухом, закашлялся. Оскар спас его и сам ответил:       - Любит Том меня целиком, это была просто шутка, означающая, что ему очень нравится секс со мной.       - А почему?       Тому от неловкости захотелось сползти под стол – или под землю провалиться. Второе желательнее.       - Потому что я отличный любовник, и мы друг друга любим, что даёт самый лучший секс, - ответил Шулейман.       - А что нужно, чтобы быть отличным любовником? – Терри забыл, что хотел только взять воду и вернуться в комнату, его разбирало любопытство.       - Терри, давай я просвещу тебя позже, когда придёт время, когда в твоей жизни может появиться секс. Если я расскажу сейчас, ты можешь забыть, мне придётся повторять. Ладно?       - А если я не пойму и не смогу научиться? – Терри изломил выгнутые брови.       - Ты обязательно и поймёшь, и научишься, - утвердительно кивнул Оскар. – Ты же мой сын и очень способный мальчик.       К счастью Тома, Терри не задержался с ними надолго и ушёл к себе. Напряжение разрядилось, и Том рассмеялся, закрыл ладонями лицо, взглянул на Оскара поверх пальцев. Тот пожал плечами и развёл руками, мол, что поделать, детская непосредственность и любопытство. Приходится отвечать на неудобные вопросы.       - Быть родителями – это сложная работа, - дополнил Шулейман свою пантомиму.       - Да, особенно сложно тем, кто не собирался становиться родителем.       - Да, мой вариант удобнее, что я посмотрел на ребёнка, в котором уже видна личность, характер, и решил взять его себе, - усмехнулся Оскар. - Но и твой вариант неплох, он весьма распространён.       - Оскар, ты официальный опекун Терри, тебя он зовёт папой, меня в это не впутывай, - покачал головой Том. – У меня диссоциативное расстройство идентичности, я стал жертвой своей сексуально активной альтер-личности, которая меня крупно подставила, я здесь не при чём.       - Жаль, что Кристина в своё время не пошла в суд, чтобы получить с Джерри алименты, - Оскар снова усмехнулся, поведя подбородком. – То, что ты сейчас сказал, было бы шикарным оправданием, какого, думая, судья прежде не слышал.       - Если бы Кристина пошла в суд, и я узнал о Терри, нас с тобой бы не было. Или наоборот это бы ускорило развитие наших отношений, потому что я и сейчас не знаю, что делать с ребёнком, а тогда и подавно не знал и прибежал бы к тебе за помощью.       

***

      Расследование убийства Риттера Кима продвигалось со скрипом и вставало. Всех, кого можно было заподозрить в причастности к делу, проверили, и у всех имелось алиби. Ситуацию осложняло отсутствие значительных улик. Из улик следствие располагало лишь изображением мыска ботинка, попавшим на запись камеры, которая всё-таки продолжала некоторое время работать без подключения к системе питания, Джерри не сумел сработать на сто процентов чисто. Всего лишь мысок левого ботинка. По нему специалисты смогли лишь предположить примерный размер ноги предполагаемого убийцы – 41-43. Также версия следствия сместилась в сторону того, что убийцей была женщина, так как попавшая на камеру модель обуви больше характерна для женщин.       Также на месте преступления обнаружили волос. Синтетический длинный тёмный волос. Потому Джерри и отказался в тот вечер от своего любимого парика – его парик делался на заказ из натуральных волос, и при желании полиция могла бы выйти на производителя, по волосу выявить партию, запросить базу данных покупателей и тогда стрелка расследования могла бы указать на него, ведь это очень уж большое совпадение, что парик куплен Джерри Каулицем, Джерри Каулиц находился в Лондоне в те сроки, когда произошло убийство, и Джерри Каулиц – альтер-личность Тома, с которым у Риттера был конфликт. Самый обычный синтетический парик исключал возможность вычислить его таким способом.       Совокупность предполагаемо женской обуви и найденного на месте преступления волоса убедили следствие в том, что искать убийцу нужно среди женщин. Подозрения пали на бывшую жену Риттера – они поженились рано и всего через два года развелись, расстались они врагами, и бывшая супруга не упускала возможности нелестно высказаться о Риттере даже годы спустя. Бывшая миссис Ким удивилась и не обрадовалась полиции на своём пороге, сказала, что туда ему, Риттеру, и дорога. У неё тоже нашлось железное алиби – её не было в стране, когда убили Риттера, уезжала с нынешним мужем на трёхдневный отдых, что подтверждали авиабилеты и информация из аэропорта. Опровергало версию, что в убийстве Риттера замешана бывшая супруга, и то, что убит он был профессионалом. Случайный человек не сумел бы нанести столь точные ранения. Разумеется, не смогла бы и средних физических данных женщина, никак не связанная ни с полицией, ни с армией, ни хотя бы с охотой.       Следствие вернулось к нулевой точке. Под подозрение попал даже семнадцатилетний парень-модель, с которым в последние полгода Риттера нередко видели вместе, и ходили слухи, что они связаны отнюдь не только деловыми отношениями. Версия – харассмент со стороны взрослого, более влиятельного Риттера, что сломало парня, и он, отчаявшись, пошёл на крайнюю меру, чтобы себя спасти. На допросе парнишка заикался и повторял: «Я бы никогда… Риттер был мне старшим товарищем, он помогал мне по работе, я бы никогда…». Версия провалилась, в те часы, когда произошло убийство, парня видел не один человек, он проводил время в ночном клубе города Бирмингем. Организовать заказное убийство он мог едва ли, что подтвердила и выписка об операциях с его банковским счётом.       Тупик. Месяц почти минул, тело Риттера всё же передали родственникам для захоронения, а расследование не продвигалось с мёртвой точки. Осложняла ситуацию противоречивость имеющихся скудных улик. Отсутствие у Риттера серьёзных врагов, которые могли бы желать ему смерти, взломанная дверь и романтический вечер, который Риттер не пережил, убийца-женщина, убийца-профессионал, непричастность его бывшей жены и всех, кто был с ним связан. Некий неуловимый убийца словно появился из ниоткуда и ушёл в никуда, озадачив полицию. Ведущему следователю по делу, который оставался на работе за полночь, казалось, что они что-то упускают. Что-то очень важное… Мужчина щурил глаза и в глубокой сосредоточенной задумчивости трогал подушечкой большого пальца кончик острозаточенного карандаша.       Они что-то упускают.       Ещё одна важная деталь убийства – то, что оно совершено ножом путём нанесения двух глубоких ран. Почему нож? Для убийства больше подходил пистолет, яд – условия позволяли его незаметно подмешать. Почему нож? Это должно что-то значить. И почему убийца нанёс именно два ранения, именно в живот и горло? Как правило, ножом целят в грудь. Более понимающие люди бьют в печень или область почек. Любой догадается ударить ножом в горло, но ранение в живот вызывало вопросы, на которые следствие пока не находило ответов. Выбор мест ранений тоже должен что-то означать. Возможно – это отличительный знак. Следствие проверило всех маньяков, всех убийц на возможность причастности к делу. Но всё впустую.       - Кто ты? – сам себе произнёс ведущий следователь, глядя в свои заметки по делу. – Почему ты сделал это именно так, как сделал?       В глазах следствия убийство Риттера Кима приобретало всё более незаурядный вид. Проверили и всех работниц и работников одного агентства, интимными услугами которого Риттер иногда пользовался. Ничего, совершенно ничего. Проституток проверили больше для галочки, чтобы снять с них подозрения. Убийца определённо профессионал в любом смысле этого слова, на то указывал не только характер нанесения смертельных ран, но и подготовка к преступлению: точное выявление и обход уличных камер видеонаблюдения, уничтожение камеры над крыльцом, отсутствие весомых улик – на месте преступления не выявили никаких следов использования химических средств, которыми могла быть произведена уборка, соответственно, убийца не оставил вообще никаких следов. Кроме оброненного искусственного волоса. Сработать так мог человек как минимум понимающий, как от и до совершаются подобные преступления.       Неожиданно один следователь слишком много подумал, добрался до скрытой информации и, сопоставив факты, обратил внимание на Шулеймана. У того имелся мотив – конфликт Риттера и Тома, с которым он снова вместе, опосредованная связь с Риттером – он хотел купить Модный дом Гуччи и после смерти Риттера резко передумал, и он имел возможности совершить убийство чужими руками. Почему Оскар Шулейман передумал покупать Гуччи? Вероятно, он хотел отомстить за своего любовника как-то иначе, но передумал и выбрал крайнюю меру «наказания», после чего покупка Дома утратила смысл. Пазл сложился. Шулейман отвечал всем критериям человека, который мог организовать данное убийство.       Оскар премного удивился, когда ему пришло официальное извещение о том, что его подозревают в убийстве Риттера Кима. Его возмущению не было предела, как его, его посмели обвинить в преступлении, ещё и том, к которому он причастен разве что тем, что не запер убийцу в квартире, поскольку не знал, что тот замышляет.       - Джерри специально всё сделал так, чтобы меня подставить? – высказал Шулейман. – Или это для него приятный бонус-сюрприз?       - Джерри этого не планировал, - Том улыбнулся и следом встревоженно нахмурился. – Оскар, тебя не посадят?       - Кишка тонка меня посадить, - усмехнулся тот. – Тем более что я ни в чём не виноват. Но приятного мало.       Легко решить вопрос не вышло. Оскару пришлось полететь в Лондон, чтобы на месте разобраться, чем он тоже был очень и очень недоволен.       - С чего бы мне заказывать Риттера Кима? – произнёс Шулейман, сидя напротив ведущего следователя.       - Месть. Достоверно известно, что между вашим нынешним партнёром Томом Каулицем и Риттером Кимом в прошлом произошёл неприятный конфликт.       - Согласно вашей же официальной версии, это Том напал на Риттера. Какой-то слабенький мотив, - сказал в ответ Оскар и откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди.       - Риттер заявил в полицию, что имело для Тома негативные последствия, - хладнокровно парировал следователь.       - И? Это повод? Не смешите меня. Да, я планировал отомстить Риттеру, но отнюдь не за то и отнюдь не тем способом.       - За что же, мистер Шулейман?       - За то, что произошло на самом деле. За попытку изнасилования и клевету, но доказывать я вам ничего не буду, так как Риттер уже мёртв, а с мёртвых спросу нет. Отомстить я ему собирался путём покупки Модного дома Гуччи, выведения Риттера на чистую воду и позорного вышвыривания на улицу. Если я организовал его убийство, зачем, по-вашему, я собирался купить Гуччи, где Риттер работал? – Оскар приподнял брови, прямо глядя на следователя.       - Вы могли передумать.       - Мог. Но Риттер не нашкодил на убийство. И поскольку правда на моей стороне, вам не удастся убедить меня в обратном. К убийству Риттера Кима я непричастен.       После двух муторных бесед Шулейман плюнул на то, что планировал справиться своими силами, и отправлял к следователю своего адвоката. С боем – следователь, вцепившись в идеальную версию, не отпускал – удалось доказать невиновность Оскара. Подозрения с него полностью сняли. Чтобы не мотаться туда-сюда, раз уж он здесь, Шулейман решил одним махом убить двух зайцев – сделать то, что давно планировал, и исполнить завершающий пункт плана по отмщению за Тома, пусть весь остальной план и накрылся.       Оскар запросил аудиенцию у королевы и прибыл во дворец на личную встречу. Королева Виктория – маленькая, сгорбленная почтеннейшим возрастом женщина с пышной причёской из белых от седины волос – встала навстречу гостю, элегантно пожала его руку.       - Доброго дня, мистер Шулейман.       - Доброго дня, Ваше Величество.       - Надеюсь, вы добрались без происшествий?       - К сожалению, именно происшествие побудило меня ко встрече с вами, - прямо ответил Оскар, нарушая протокол общения с монаршей особой.       Королева села в своё глубокое и высокое кресло, Шулейман занял место справа от неё.       - Что произошло? – спросила королева.       Шулейман поведал, по какому вопиющему поводу ему пришлось посетить Королевство, разумеется, не умолчав и о том, что он невиновен и обвинения с него сняты.       - Я ничего об этом не знала. Я сожалею, что вам пришлось пережить эти неприятности.       - Благодарю, Ваше Величество, - ответил Оскар. – Собственно, я попросил встречи с вами по другому поводу. Два года назад с моим партнёром, с которым мы на тот момент были не вместе, произошла пренеприятная история. Ваш поданный Риттер Ким, при жизни известный как ведущий дизайнер модного дома Ив Сен Лоран, предпринял попытку совершить в сторону Тома отвратительное преступление, он пытался Тома изнасиловать. Том сумел себя защитить, но Риттер оболгал его, сказав, что это Том на него напал, вёл себя агрессивно и нанёс удар по голове, и ваша полиция осудила Тома за самозащиту как за нападение. Тому присудили наказание в виде исправительных работ сроком полтора года, которые он выполнил, и депортировали во Францию. Пусть сейчас всё хорошо и о той истории забыли, мне бы хотелось исправить данную несправедливость и вернуть Тому его честное имя. Ваше Величество, я хочу сатисфакции.       Разумеется, одна лишь грустная история королеву не растрогала, но Шулейман к тому был готов и сумел доказать правдивость своих слов. Тогда королева сказала:       - Оскар, я очень сожалею, что некоторые работники запятнали честь английской полиции и доставили вашему партнёру столь существенные неудобства. Я могу чем-нибудь помочь?       - Да, было бы отлично, если бы Тома оправдали там, где его осудили, и, если бы те, кто ему не поверили, принесли свои извинения.       - Разумеется, - королева склонила голову в лёгком кивке. – Я не хочу, чтобы что-либо бросало тень на мою страну, Том будет оправдан, и мои подданные принесут извинения.       - Благодарю, Ваше Величество, вы очень великодушны. Скажите, могу я вас ещё об одном попросить?       - Просите, Оскар.       - Ваше Величество, вы не возражаете, если я сейчас наберу Тома, и вы скажете ему что-нибудь приятное?       - Да, давайте это сделаем, - согласилась королева.       Шулейман придвинул своё кресло ближе к креслу королевы, вытянул из кармана айфон и позвонил Тому:       - Привет, - он с хитринкой улыбнулся Тому на экране. – Прекрасно, что ты сразу ответил. С тобой кое-кто хочет поговорить.       - Что? Кто хочет поговорить? – не понял Том. – Оскар, где ты?       - Сейчас увидишь, - ответил Шулейман и повернул телефон к королеве.       - Здравствуйте, Том, - произнесла Виктория.       У Тома вытянулось лицо. Пусть он много чего не знал, но внешность «вечной королевы», как прозвали Викторию за более чем восьмидесятилетний срок правления, ему была знакома. С ним на связи королева Великобритании. Это… Это шок.       - Здравствуйте, - выдавил Том, скомканно подняв ладонь в приветствии.       - Том, от своего лица и лица своих подчинённых я приношу извинения за доставленные тебе неприятности, - с достоинством говорила королева. – Мне очень жаль, что тебя не услышали и незаслуженно осудили, что могло испортить твоё впечатление о нашей стране. Том, моим личным распоряжением ты будешь реабилитирован. Надеюсь, ты сможешь простить тех, кто непорядочно и непрофессионально с тобой поступил. Мы будем рады вновь видеть тебя в Великобритании.       Ещё до того, как королева начала это говорить, Тому хотелось спрятаться, пригнуться, чтобы выпасть из поля зрения камеры, потому что от того, с кем вёл диалог, зашкаливали растерянность и волнение. А после всех её извинительных слов и вовсе челюсть отвисла в предельном ошеломлении, что заметил не сразу. Закрыл некрасиво и некультурно открывшийся рот, качнул головой:       - Я на вас не в обиде, я ни на кого не в обиде. Спасибо вам.       После Шулейман обговорил с королевой некоторые свои вопросы, касающиеся дел бизнеса, и, поблагодарив за эту встречу и благосклонность, откланялся. Теперь можно вернуться домой. Во время перелёта Оскар обдумывал, что надо и Терри представить королева, пока она ещё жива и относительно активна. Терри будет интересно пообщаться с живой свидетельницей истории. И с монаршей семьёй Испании его нужно будет познакомить, как раз с ними намного проще. Тома тоже надо будет им представить. Пусть привыкают его мальчики к светским знакомствам на высшем уровне. И на следующий большой официальный вечер нужно будет взять Терри с собой, пора начинать выводить его в свет. Тома тоже возьмёт, если он захочет, в прошлом он не очень-то любил выходы в высший свет. Надо будет никуда его от себя не отпускать и глаз с него не сводить, поскольку доверие доверием, а натура у Тома ветренная, ошибку легче предотвратить, чем исправлять последствия.       Том был рад возвращению Оскара и отдельно счастлив, что с того сняли все обвинения. Улыбался, обнимал, соскучился за дни разлуки – тактильно тоже очень соскучился.       - Оскар, а следствие может дойти до меня? – серьёзно спросил Том.       - Не думаю. У них нет никаких зацепок, чтобы выйти на тебя.       - Но какой-то следователь в Лондоне уже знает о том, что во мне есть Джерри и что он совершал. Джерри защитник, Риттер меня обидел, Джерри убивал ножом – всё указывает на меня, если кто-то обо мне вспомнит.       - Не волнуйся, даже если на тебя выйдут и отмазать тебя не получится, тебе присудят пройти ещё одно принудительное лечение, которое ты проходить будешь лишь на бумаге. Я как твой первый лечащий доктор возьму на себя ответственность контролировать твоё исправление, - усмехнулся Шулейман.       - Оскар, я очень не хочу вновь через это проходить, - Том зажмурился и покачал головой. – Не хочу, чтобы меня осуждали, судили, не хочу, чтобы меня как-либо отделяли от всех нормальных людей.       - Тебя никто не осудит, не парься. А если даже это произойдёт, как я уже сказал, в беде я тебя не оставлю.       Том пару минут молчал, опустив голову, думал. Его не отпустила мысль, что история может повториться, но из тревоги она переродилась в просто факт, ровный по эмоциональной окраске факт, что это либо произойдёт, либо нет, он никак не может на это повлиять. Значит, остаётся надеяться и не накручивать себя. Помогло к этому прийти то, что к этому убийству Том относился совершенно иначе, он по-прежнему не испытывал ни ужаса, ни чувства вины.       - Оскар, ты расскажешь Терри о том, что Джерри убивал? – Том поднял к нему взгляд.       - Пока не планировал.       - Не рассказывай, пожалуйста, - Том прикрыл глаза и покачал головой. – Если бы я узнал о том, что мой отец убийца, это бы меня разрушило.       - Я не планирую специально рассказывать Терри о делах Джерри, но если он спросит, если сам откуда-то узнает, я не стану отрицать.       - Оскар, не говори, - попросил Том. – Скрывать что-то плохо, но это не то, что Терри нужно знать, это может перевернуть его мир.       - Мне приятно, что ты заблаговременно беспокоишься за психическое и психологическое благополучие Терри, но складом психики и личности он не похож на тебя, если Терри узнает об убийствах Джерри, его это не сломает.       - Оскар, ты намного умнее меня, но у меня есть проблемы с психикой, и у Терри тоже есть диагноз, есть особенности, которые отличают его от нормы. Ты не можешь с уверенностью утверждать, что реакция Терри не будет трагической, - отвечал Том, серьёзно и участливо глядя на Оскара. – Оскар, ты отец Терри, ты знаешь его намного лучше, но гены в нём всё-таки мои, и неизвестно, насколько они весомы, насколько он может быть похож на меня тем, что не увидеть. Я знаю, каково жить с психической болезнью, и по своему опыту знаю, как может реагировать нездоровая психика. Я не желаю Терри того, что сам не единожды переживал, этого состояния подвешенности и полной потерянности, когда не знаешь ни кто ты, ни как тебе жить дальше, потому что твой мир в один миг перевернулся.       Вместо продолжения дискуссии Шулейман обнял Тома, коснулся губами его брови и сказал:       - Спасибо.       - Оскар, пожалуйста, не обольщайся, - Том прикрыл глаза, обняв в ответ, и прислонился виском к его щеке. – Я не считаю Терри своим, и это не изменится. Я завидую Терри, но я рад, что ему повезло намного раньше, чем мне. Пусть он будет счастливее меня. Думаю, у него это получится, ведь у него есть ты.       - Я не обольщаюсь, - Шулейман потёрся носом об его висок. – Я уже ничего от тебя не жду, я благодарен тебе за то, какой путь ты прошёл, за участие.       Спустя три дня Тому пришло официальное оправдательное письмо из департамента внутренних дел Великобритании, к которому прилагались письменные извинения тех, кто был причастен к его делу, и письмо о полной реабилитации под подписью самой королевы.       - Оскар, а… - Том не знал, что сказать, растерянно показал Оскару документы.       - Теперь ты заочно знаком с королевой, и заочно она хорошего о тебе мнения, - усмехнулся тот. – Так вот лёгким моим движением преступник превратился в желанного гостя страны. Надо будет вас вживую познакомить, пока старушка ещё с нами. Сын её, следующий претендент на престол, мне не нравится, болезный он.       - Оскар, ты издеваешься? – Том всплеснул занятыми бумагами руками. – Не хочу я встречаться с королевой. Я и по телефону оторопел.       - Ничуть не издеваюсь, - ответил Шулейман. – Можно начать с нашего президента, он нам ближе.       - Оскар, не надо затягивать меня в неловкие обстоятельства, в которых со мной наверняка случится конфуз, - Том помотал головой. – Знакомь Терри, пусть с детства привыкает. А меня не надо, я не хочу знаться с правителями.       - Разве тебе не будет неприятно, что Терри я знакомлю с королями и президентами, а тебя нет? – Оскар приобнял Тома за талию, ухмыляясь и в глаза заглядывая.       Издевается. Давит на желание Тома не отличаться, тоже иметь то, что есть у Терри.       - Гад, - отозвался Том, надув щёки. – Не манипулируй мной.       - Даже не пытаюсь. В канун Рождества будет официальный приём, пойдёшь со мной?       - У королевы?       - Нет. Типа тех, на которые я тебя брал.       - Тогда пойду, - кивнул Том. – Может быть. Можно я подумаю? А Терри тоже пойдёт?       - Возможно. Полагаю, пора уже представить Терри свету.