Тьма не разлучит нас. В окружении тьмы

Февраль 2000г. - Как всегда, ранняя пташка, - бормочет Шая устало. Она бы пробормотала это ещё и недовольно, но дежурство, похоже, выдалось не самым простым, и сил на отчитывание кого-то не осталось. Медея лишь пожала плечами, не пытаясь ничего сказать. Ей просто как всегда не спалось из-за дурацких снов, но говорить об этом не хотелось. Шая, конечно, была подругой, но всё же она – не Ронни, и не Джули. - Иди отдыхай, я буду здесь. - Ладно, - легко кивнула Шая, и её светлые волосы рассыпались по плечам. Медея посмотрела на каре подруги и недовольно поморщилась. Волосы скрывали лицо-сердечко. В их первую встречу волосы Шаи были короткими, торчали мягким ёжиком. Сначала она их обстригала каждый месяц, а потом перестала обращать внимание. Волосы стали расти как на дрожжах, превращая эльфийского сорванца в печальную даму. Длиннеющие волосы Шаю даже старили. Шая поплелась вон из лазарета, а Медея привычно направилась к ширмам. Серьёзных столкновений с Пожирателями больше не было, и тяжёлые пациенты успели поправиться и даже сбежать из-под надзора целителей. Не все, конечно. Большинство просто лишилось ограждающей от посторонних глаз брони из ширмы. Оставили броню лишь одному пациенту, но его она от излишнего внимание особо не спасала. - Доброе утро, - заявила Медея, заворачивая за тонкую стенку ширмы. - Не уверен, что оно доброе, - сразу отозвался мягкий бас. Бруствер полусидел на своей кровати и читал газету. Хмурился, гоняя взгляд по мелким строчкам. Глубокая морщина растянулась на лбу, добавляя суровому лицу грубости. Медея бросила взгляд на газету – недельной давности. На обложке колдография с руинами, на фоне которых посекундно подрагивал бородкой министр-марионетка Пий Толстоватый. «Мятежники разрушили больницу св. Мунго» - кричал большими буквами заголовок. - Мы разрушили Мунго? – буднично поинтересовалась Медея, проверяя флакончики на тумбочке. Как и полагается, они оказались пусты: иногда Бруствер был прилежным пациентом. - Нет, конечно, - усмехнулся мужчина, не отрываясь от газеты, - Мунго разрушили Пожиратели, а нас обвинили, чтобы не портить себе имидж. Будто там есть, что портить. - Зачем им разрушать больницу? Она ведь их, - не поняла девушка. Её руки ловко меняли пустые флаконы на полные. - Узнали, что их целители нам помогают. По крайней мере, я так думаю, - пояснил Бруствер, складывая газету, - наверняка они теперь испугаются и не станут помогать. Теперь все ингредиенты придётся добывать самим. - Справимся, - уверенно заявила Медея, - в конце концов, у нас нет выбора, - добавила она. Бруствер кивнул, вдумчиво и вместе с тем рассеянно, будто думал о чём-то, что пыталось ускользнуть из памяти, а он всеми силами это удерживал. Медею позабавило такое беспомощно-серьёзное лицо Кингсли. Раньше он казался суровым и жёстким, словно его высекли из камня, но за эти недели каменное изваяние превратилось в человека. Кингсли Бруствер оказался живым. Ореол непробиваемой суровости рухнул, и Медея теперь вполне могла сказать ему: - Ложитесь, Кингсли. И раздевайтесь. Бруствер послушно сполз на подушку и распахнул края тёмной пижамной рубашки. На его животе кривил кожу звёздчатый рубец, обвивающий запятую пупка снизу и облизывающий рёберные дуги сверху. Напоминание об обугленном ожоге от тёмного проклятья, едва не стоившего лидеру Ордена Феникса жизни. Медея коснулась рубца кончиками осторожных пальцев. Кожа под ними была грубой и неровной. Бруствер уже не морщился, как это было раньше, когда он только пришёл в себя, а каждое прикосновение к эпицентру его страданий вызывало жгучую боль. - Вполне неплохо, - заявила Медея, довольная результатом своих трудов, - думаю, я могу вас отпустить, - девушка извлекла из складок потрёпанной мантии палочку и сотворила диагностическое заклинание, - да, точно могу, хотя зелья вам придётся пить ещё не один месяц. И хотя бы раз в неделю показывайтесь, чтобы я могла убедиться, что не становится хуже. - И могла снабдить новой порцией зелий, - добавил за неё Бруствер. - Разумеется, - согласилась девушка, отступая, чтобы дать Брустверу место, - эти зелья вам на ближайшую неделю, - она указала на флаконы, которые красовались на тумбочке, - один флакон утром, один – вечером. - Я буду прилежным пациентом, - поспешил заверить Бруствер, но Медея недоверчиво хмыкнула. - Вы не были прилежным даже здесь, - бросила она напоследок. Медея вынырнула из-за ширмы, чтобы дать Кингсли время переодеться и собраться. Сама же вернулась к остальным пациентам. Другие целители тоже стали появляться и сонно раздавать указания нерадивым пациентам. Проведя среди пациентов несколько часов, Медея спустилась на первый этаж, в уютное царство Флёр. Из кухни тянулся аппетитный аромат омлета и кофе. Флёр тихо напевала, позвякивая посудой. В гостиной на диване сидел Кингсли Бруствер. Уже полностью одетый в повседневную одежду – синий костюм со странными африканскими узорами и дорожная мантия. Снова с газетой. Взгляд сосредоточенно бегал по строчкам. На столике лениво дымящаяся чашка кофе манила обещаниями бодрости. Ещё не так давно здесь, на этом самом месте сидела Джули. Без газеты и без кофе, но образ погибшей подруги всё равно живо возник перед глазами девушки. Медея прогнала его, пока слёзы не успели затопить глаза. - Я думала, что вы уже сбежали, - заметила Меди, выдавливая из себя равнодушие. Бруствер оторвался от газеты. Его взгляд, сосредоточенный в начале и расслабленный в конце, скользнул по девушке. - Решил дождаться тебя, - мужчина наградил её дружелюбной улыбкой. Его рука взяла со столика чашку, и Бруствер сделал большой глоток. Кофе исчезло наполовину. - Для чего? - Ты ведь собралась на Гриммо? Медея кивнула. На Гриммо она бывала каждый день. Тонкс была уже на девятом месяце, и Помфри пророчила ей роды со дня на день. Именно мадам Помфри решила, что Медее нужно научиться акушерским премудростям. Медея считала это лишним: акушерство в войне не поможет. Но Помфри считала это полезным, и когтевранка внутри Медеи была с этим согласна. Несколько часов в день Медея проводила в компании Тонкс и своей наставницы. Тонкс капризничала. Помфри её оправдывала. «Нимфадоре тяжело» - терпеливо повторяла она. Медея терпеливо соглашалась и продолжала уговаривать Тонкс пить полезные зелья. Тонкс соглашалась только после долгих уговоров. - Решил составить тебе компанию. Хочу поговорить с Минервой. Может и Эрвина там встречу, - продолжал Бруствер. - Это вряд ли. Он нечасто там бывает, - предупредила девушка, но Кингсли лишь пожал плечами. Мужчина допил кофе и встал. Газета осталась покинуто лежать на диване. Чашка звякнула по столу, оглашая готовность Бруствера отправиться в путь. Медея шагнула к выходу, но в спину ей колко ударилось: - Опять сбегаешь без завт`гака? Из кухни вышла Флёр. Светлые волосы сплетены в тугую косу. Крепким канатом они спадали на наливающуюся дыханием грудь. Изящная палочка выглядывала из кармана фартука. Руки упёрлись в стройные бока – олицетворение её недовольства. Медея поразилась тому, как Флёр стала похожа на свекровь. Молли Уизли бывала в «Ракушке» не часто, помогала уставшей невестке с хозяйством и часто бывала недовольна. Не Флёр была этому причиной. Миссис Уизли была теперь недовольна сама по себе. - Я собиралась чем-нибудь перекусить на Гриммо, - оправдалась Медея. - Ну да, - буркнула Флёр. Её взгляд был полон недоверчивого скепсиса, - желудок ведь испортишь, - в очередной раз попыталась вразумить целительницу хозяйка дома. Медея не нашлась с ответом. Завтракала она редко. Обедала и ужинала тоже. Чаще всего вечером второпях съедала что-то, что приносили Шая или сама Флёр. Не чувствовала вкуса и даже не смотрела. Просто механика, чтобы не умереть от голода. Флёр вздохнула, осознавая, что Медею не переделать. Сдвинув палочку в широком кармане фартука, блондинка достала завёрнутый в салфетки кулёк и протянула девушке. Медея взяла его и поблагодарила Флёр. Щёлкнул замок, и Медея с Бруствером оказались за пределами «Ракушки». Морской воздух заключил девушку в объятия. Она была бы рада, если бы было лето, а не зима. Сейчас же она зябко вздрогнула и спрятала кулёк Флёр в складках мантии. - Даже не посмотришь, что там? – буднично поинтересовался Бруствер. - Там сэндвичи. Она всегда даёт их тем, кто уходит из коттеджа. Медея пнула пересыпающийся под ногами песок, снова шевельнула складки тяжёлой мантии, и в её руках появилась родная палочка. Девушка провела пальцем по тонкой бороздке узора на древке. Бруствер резко развернулся и исчез, опережая девушку всего на секунду.

***

Площадь Гриммо была мрачна и неприветлива. Кусачий ветер перекатывал по ней многочисленные фантики, разгоняя мусор по углам. Хмурое небо накрывало весь город серым куполом. Бруствер широким шагом пересёк маленькую площадь и хозяйским жестом распахнул обшарпанную дверь. Длинный коридор встретил привычным молчанием. Только старые портьеры опасно колыхнулись порывом ветра, угрожая визгами покойной миссис Блэк. Мужчина направился в кухню. Медея же привычно свернула на лестницу и стала подниматься наверх. Из-за каждой двери раздавался шум и смех. Медея подумала о том, как прекрасно детство, когда не осознаёшь всего ужаса происходящего и можешь себе позволить смеяться. Совесть напомнила, что большинство этих детей лишилось родителей и ужас происходящего наверняка осознаёт. Медея добралась до комнаты Тонкс, легко постучала и вошла, дождавшись приглушённого дверью разрешения. Тонкс лежала на широкой кровати, грызла яблоко. Свободная рука неугомонно поглаживала раздувшийся живот. Волосы, которые могли бы иметь любой цвет радуги, чернели, завиваясь кончиками. - Привет, - поздоровалась Медея, изображая бодрость, - как у тебя дела? - Никак, - также притворно весело ответила Тонкс, - лежу вот, поглощаю витамины, - в доказательство она помахала надкусанным яблоком. Медея села на краешек кровати и понимающе вздохнула. - Совсем скучно, да? - На стены от этого скоро полезу, - простонала Тонкс, сморщив пластичный нос, - я ничего не делаю. Только лежу целыми днями. Только и могу, что думать, а мысли-то невесёлые лезут. И все про Римуса. Скоро у нас с ним родится ребёнок, которого Римус даже не увидит, - девушка коротко всхлипнула, а затем вздрогнула, будто испугалась собственных чувств. Медея молчала. Когда Римуса только не стало, Тонкс вообще о нём не говорила, но сейчас, когда роды были уже так близко, она стала говорить о нём чаще, но словно стыдилась этого. Сначала Меди и мадам Помфри пытались успокаивать и подбадривать, но от этого становилось только хуже. Тонкс начинала рыдать, биться в истерике. Если же просто молчать, Тонкс успокоится сама. Худые плечи Тонкс дрогнули, губы приоткрылись в немом всхлипе, глаза покраснели, но из них не пролилось ни слезинки. Дверь скрипнула и впустила в спальню мадам Помфри. Её испещрённое морщинами лицо на миг просветлело ради короткого приветствия. Медея поразилась, как эти годы состарили мадам Помфри. Крепкая женщина в возрасте превратилась в старушку. Мадам Помфри почти с порога принялась уговаривать Тонкс выпить принесённые зелья. Как и полагается, Тонкс стала отнекиваться. Сегодня недолго. Ритуал был соблюдён, и она послушно стала опрокидывать в себя всё, что всовывала в её руки целительница. - Я оставила книгу на кухне, - спохватилась мадам Помфри. Среди местных книг было несколько о магических беременностях. Большинство из них мадам Помфри забраковала, даже не заглянув внутрь. Лишь одна – старый толстый фолиант – оказалась стоящей. - Я принесу, - отозвалась Медея. Девушка спустилась в кухню. Бруствера там уже не было. И вообще, никого не было. Только за стенкой что-то копошилось. Медея догадывалась, что это в своей коморке возится старый домовик Кикимер. Книга лежала на столе. Плетёный переплёт, обложка из жёсткой кожи, название выложено сверкающими кристаллами. Сейчас так не делают. Рядом с фолиантом Меди увидела «Ежедневный пророк». Совсем свежий. На колдо опять Толстоватый. Он махал вспышкам фотоаппаратов, непрерывно улыбаясь. За его плечом стояла такая же довольная Амбридж. Рядом стоял и Яксли. Он не источал такое счастье, как Толстоватый и Амбридж, и лишь скупо кивал, сдержанно улыбаясь. «Веяния времени – новый закон» - вызывающе кричал заголовок. Любопытство взяло верх. Пока одна рука по-хозяйски лежала на фолианте, вторая пугливо коснулась кончиками пальцев желтоватой бумаги.

«Недавний инцидент, а именно – нападение повстанцев на Больницу св. Мунго, повлёкшее десятки смертей ни в чём не повинных волшебников, показал нашему сообществу, как жестоки и безнравственны грязнокровки и вставшие на их сторону предатели крови. Столь низкое преступление, как нападение на больницу, полную беспомощных людей, заставило Министерство, заботящееся исключительно о благополучии нашего сообщества, принять меры.

Вчера тридцать четвёртый министр магии Пий Толстоватый собрал срочное совещание, после которого на пресс-конференции было объявлено о принятии нового закона. Отныне и впредь грязнокровые выродки, мнящие себя маглорождёнными волшебниками, а также обделённые магией сквибы приравниваются в правовом отношении к домовым эльфам. Как и прежде, магловским выродкам запрещено пользоваться инструментом волшебников – волшебными палочками, но теперь они также становятся собственностью, которую можно купить, продать, подарить и совершить прочие действия, которые можно совершить с любым другим имуществом.

«Магловские выродки – бич нашего времени. Они воруют магию у наших товарищей-волшебников, мнят себя одними из нас, стремятся занять рабочие места, предназначенные для волшебников, портят чистую кровь. Презирают наши традиции, сложившиеся в магическом сообществе за тысячелетия. Уничтожают наши устои, наш быт, нашу культуру, - объяснил во время пресс-конференции министр Толстоватый, - министерство принимает меры, чтобы защитить наше сообщество от посягательств на быт и культуру волшебников.»

Также министр представил обществу героя нашего времени – автора нового закона мистера Корбана Яксли. Нам удалось взять у него комментарий:

«Проблема магловских выродков существует не один век, но только сейчас у нашего сообщества нашлись силы для борьбы с ней. Министерство прилагает огромные усилия, чтобы защитить магию и волшебников от маглов. К сожалению, грязнокровки успели внести достаточно смуты, потому я считаю, что они должны не только понести наказание, но и внести свой вклад в восстановление устоев нашего сообщество. Мне было приятно узнать, что моё мнение разделяют и другие волшебники.»

Кто-то из наших читателей может задаться вопросом: чем же сквибы заслужили подобное возмездие? Казалось бы, сквибы – лишь обделённые магией калеки. Они заслуживают жалости, а не наказания. Так кажется на первый взгляд, но министерство придерживается другого мнения:

«На протяжении многих веков мы жалели сквибов, с которыми судьба обошлась так несправедливо. И мы старались им помочь. До недавнего времени в министерстве был целый отдел, помогающий сквибам ассимилироваться среди маглов, жизнь среди которых им подошла бы больше, чем жизнь среди волшебников, - с грустью признаёт помощник министра Долорес Амбридж, - к сожалению, именно это и стало источником наших бед. Сквибы, обиженные и обозлённые, внедрившись в магловскую популяцию, шли против Статута о секретности и рассказывали маглам о существовании нашего сообщества, а также помогали маглам воровать у волшебников магию. Больно это признавать, но только так безмозглые маглы могли проникнуть в наши ряды.»

Как оказалось, сквибы – это коварная змея, пригретая на груди магического сообщества. Они заслуживают не меньшего возмездия, чем магловские выродки.

Закон, который уже получил ёмкое название «Закон о назидательном рабстве», вступает в силу с сегодняшнего дня. Уже завтра откроются Центры воспитания человеческих рабов. Мистер Яксли объявил, что первые рабы будут проданы с аукциона уже через месяц. Поучаствовать сможет любой желающий, хотя в обществе и есть волнение, что владение рабом будет крайне недешёвым удовольствием.

Не стоит считать, что рабы будут доступны лишь богачам. В министерстве заявили, что планируется реализация проекта об общественных рабах. Увы, нам пока не раскрыли деталей, но проект весьма многообещающий.

«Ежедневный Пророк» продолжит освещать эту тему, чтобы каждый волшебник Великобритании знал о жизни нашего сообщества. Дата первого аукциона будет известна уже на следующей неделе.

Редакция «Ежедневного пророка» выражает искреннюю надежду на светлое будущее и желает читателям долгих мирных лет жизни.»

- Какой ужас, - поражённо прошептала Медея. Пальцы до дрожи и побелевших костяшек сжимали тонкие края газеты. - Ты права, это ужасно, - за спиной девушки раздался звучный голос. Медея подскочила от неожиданности. Руки сами схватили со стола тяжёлый фолиант и выставили его, как щит. В дверях стоял Гарри Поттер. Волосы торчали в разные стороны, будто на его голове бушевал ураган. На скуле – фиолетовый цветок синяка. Из-за его плеча выглянула Гермиона. Слегка оттолкнув Поттера, она прошла мимо него в кухню, достала из шкафчика чашку и коробку с заваркой. - Это не просто ужасно, это… это… - бормотала она, совмещая одно с другим, - у меня даже нет подходящего слова! – она возмущённо сунула коробку с чаем обратно в шкафчик и громко стукнула дверцей, - сначала волшебники делали рабами бедных домовиков, теперь – друг друга. Медея уже положила книгу обратно на стол, успокоившись, что опасности нет. Она просто смотрела, как агрессивно Гермиона заливает в чашку воду, а потом заставляет её кипеть. Ставит чашку на стол так, будто хочет её разбить на мелкие кусочки. Чашка умудряется уцелеть, хоть и ценой выплеснутого чая. Разозлившись на саму себя, Гермиона вытерла лужицы янтарной жидкости со стола рукавом свитера. - Ещё и сквибов приплели, - Грэйнджер плюхнулась на стул, толкнув коленями ножку стола. Стол пошатнулся, устраивая бурю в чашке, - обвинили их во всех грехах! Нет, даже не так! Обвинили их в грехах маглорождённых. Ну как так можно?! – воскликнула она, стукнув по столу вместо восклицательного знака. Гарри бросил на Медею короткий извиняющийся взгляд, по которому девушка определила, что этот монолог Гермиона начала еще до встречи с Меди. - Ну, в какой-то мере это обосновано. Ты же сама говорила, помнишь? – Гарри тоже сел за стол, а вместо чашки пододвинул к себе газету, - маглорождённые – потомки маглов, ты сама мне рассказывала. Гермиона зло сверкнула на него резко потемневшими глазами, но Гарри этого не увидел, разглядывая колдо министерских чиновников. - И это повод делать их рабами?! – взвизгнула она. - Нет, конечно нет, Герм, - спохватился Поттер, - я вовсе не это имел ввиду. Просто мы не спали уже больше суток. Я устал, да и ты тоже. Давай немного отдохнём, Герм? – Гарри посмотрел на подругу почти умоляюще. Газету оттолкнул, и бумага заскользила по деревянной поверхности, замерев у рук Медеи. Девушка поймала в голове мысль, которая зародилась, когда колдографию разглядывал Гарри. Она стала вглядываться в фигуру жаболицей Амбридж, мелькающей за плечом министра. На голове неизменный чёрный бант, имитирующий муху. Мантия, как всегда, жуткого розового оттенка. Её жеманная улыбка едва не затмевала лучезарностью медальон, цепляющийся за её короткую шею тонкой цепочкой. На медальоне сверкала зелёная буква «С», напоминающая маленькую змейку. - Это он, да? Крестраж? – с детским любопытством спросила Медея. Гарри испуганно встрепенулся и оглянулся на дверь, но там никто не поджидал, коварно подслушивая возмущённые восклицания. - Ну да, - рассеянно подтвердил Поттер, успокоившись, - медальон Слизерина. Гермиона открыла рот, чтобы что-то добавить, но с лестницы послышались торопливые шаги. Кто-то сильно спешил, перескакивая через ступени, и уже через пару секунд в кухню ввалился мальчишка лет тринадцати. Схватившись за бок, он пытался отдышаться. - Профессор МакГонагалл… велела… позвать, - рвано выпалил он, - там… мисс… Тонкс рожает, - закончил он и привалился к двери. И очень вовремя, потому как Гарри, Медея и Гермиона сшибли бы мальчишку, как пустяковую преграду на полосе препятствий. Втроём они почти взлетели к комнате, в которой укрылась Тонкс. На площадке толпились дети, а за закрытой дверью угадывалась суета. Медея распахнула её без привычного короткого стука и вбежала внутрь, оставив детей позади. Тонкс лежала на кровати, тяжело дыша. Круглый живот стал овальным, чёрные волосы разметались по подушке, пики разведённых коленей угадывались под одеялом. Над девушкой светился комок, напоминающий клубок ниток. Меди живо вспомнила иллюстрацию из фолианта, который так и остался на кухонном столе, и сразу поняла, что перед ней очередная разновидность диагностических чар. Задача этих – предупреждать роженицу и целителей о схватках. Тонкс на клубок не смотрела и лежала с закрытыми глазами. Словно назло ей, комок вдруг задрожал, отдельные завитки ниток стали выбрасываться в стороны, превращая мирный золотистый клубок в острого ёжика. Через секунду Тонкс заскулила, а ещё через секунду распахнула глаза и закричала. - Тужься, тужься, дорогая, - непрерывно причитала профессор МакГонагалл. Она едва заметно морщилась, позволяя Тонкс сжимать свою сухую руку. Мадам Помфри волшебной палочкой сосредоточенно грела воду в широком тазу, свободной рукой расставляя флаконы на столике. Медея метнулась к комоду, задвинутому под окно, и вытащила пелёнки и полотенца. Тонкс снова закричала. Клубок над ней будто разрывался, не зная, за каким из лучей метнуться, и потому оставался на месте. Между схватками прошло чуть больше минуты – роды в самом разгаре. - Вам бы стоило позвать меня сразу, как воды отошли, - заметила Медея, выкладывая пелёнки на приготовленный Помфри столик. - А я и позвала, - рявкнула мадам Помфри, но тут же смягчилась и добавила: - всё происходит слишком стремительно. Будет непросто. Помфри закончила греть воду и проверила ту рукой. Температура её удовлетворила. Помфри налила в таз рюмку какого-то зелья. Вода мгновенно порозовела. - Что это? – спросила Медея, принюхиваясь. Она различила тонкие нотки эвкалипта и календулы, горьковатый тон полыни. - Обеззараживающее зелье. Так, для подстраховки, - пояснила мадам Помфри. Тонкс снова закричала. От её крика стёкла в окне задрожали, а флаконы на столике стали медленно приподниматься над поверхностью, резко ухнув обратно, стоило Тонкс замолчать. - Уже магические выбросы, - со знанием дела отметила Помфри. Медея со знанием дела кивнула. Из книги и многочисленных инструкций наставницы девушка знала, что магические роды сопровождаются всплесками магии роженицы. Беременная девушка и её ребёнок – единая система, по которой циркулирует магия. Когда ребёнок рождается, магические сосуды рвутся, и наружу выплёскивается магия и матери, и ребёнка. Немного телекинеза в таких случаях – это нормально. Самое распространённое явление. - Тянуть больше некуда, - объявила мадам Помфри, - бери полотенце, - бросила она Медее, а сама метнулась к обливающейся градом пота Тонкс и собрала с отёкших голеней одеяло, зацепив его за её острые коленки, - мисс Грэйнджер, мистер Поттер, вам стоит подождать за дверью, - распорядилась она. *** Детский плач вязко разливался по духоте комнаты. Крохотное существо слабо ворочалось в кульке из полотенец на руках у Медеи. Тонкс обессиленно лежала на кровати. Её грудь тяжело вздымалась. Клочки чёрных волос прилипали ко взмокшему лицу. МакГонагалл промакивала его салфеткой. - Ты молодец, милая. Ты просто умница. Он у тебя красавец, - приговаривала профессор. Тонкс всё ещё не выпустила её руки. - Тише-тише, - в такт МакГонагалл приговаривала Медея, похлопывая пальцами обёрнутое в полотенце маленькое тельце. Малыш, словно поддавшись на уговоры девушки, стал плакать тише, глазки сонно закрылись, и душераздирающие рыдания превратились в сопение. Помфри палочкой в вытянутой руке дирижировала беспорядком, превращая его в порядок. Таз с водой исчез, флакончики запрыгивали на свои места в тумбочках и комодах, пропитавшееся влагой постельное бельё менялось, не тревожа родильницу. МакГонагалл, решив, что Тонкс уснула, стала аккуратно освобождать свою руку, но Тонкс выпустила чужую конечность сама. Она резко села в кровати и протянула чуть подрагивающие руки к Медее. - Отдай мне моего малыша, - потребовала Тонкс, и её волосы стали светлеть и розоветь. Такими они были ещё до смерти Люпина. Медея улыбнулась такому оживлению. Она подошла к кровати и села рядом с новоиспечённой матерью. Малыш перекочевал в её руки. Скрипнула дверь. Это Помфри впустила в комнату Гарри и Гермиону. - Как назовёшь? – тихо спросила Медея. Она, конечно, знала, что новорождённого громким голосом не разбудить, но маленький комочек так сладко спал, что говорить громко было просто неприлично. - Теодором, в честь моего отца, - голос Тонкс обвила трепещущая нежность, с которой она смотрела на сына, - Теодор Римус, - добавила она. Малыш в материнских руках поморщился во сне и завозился под полотенцем. Тонкс обеспокоенно коснулась нервными пальцами головки, на которой темнели редкие волосы. Медея могла поклясться, что они были чёрными, когда малыш только родился, но сейчас они были тёмно-русыми. - Тедди Люпин, - торжественно произнёс Гарри. - Звучит здорово, - добавила Грэйнджер, заглядывая через плечо своего декана. - Да, - завороженно согласилась Тонкс, потом несколько раз моргнула, сбрасывая материнское наваждение, - Гарри! – воскликнула она так, будто только сейчас заметила Поттера, - Римус хотел, чтобы ты стал крёстным для Тедди. Ты не против? – она цепко взглянула на парня. - Конечно нет. Я буду рад стать крёстным Тедди, - Гарри улыбнулся. Немного натянуто. Наверно, уже осознавал, что вряд ли из него выйдет хороший крёстный.