Тыквоголовые, вперёд!

— Ты слышишь, Ал? — Скорпиус застывает на месте и весь обращается в слух. Из-за дверей следующей комнаты доносятся нежные звуки колыбельной. «Сияй, сияй маленькая звёздочка…» — этот голос так похож на мамин, что слёзы невольно наворачиваются на глаза. — Кто это там поёт? Давай посмотрим! Альбус осторожно открывает дверь и заглядывает внутрь: — Никого, — почему-то шёпотом сообщает он. — Зайдём? Скорпиус нерешительно проскальзывает в комнату вслед за другом. Фениксёнок пикирует ему на плечо в знак поддержки. Как хорошо, что Ал тут же бросается осматривать комнату, не замечая предательских слёз, уже вовсю текущих по щекам Скорпиуса. — Ух ты-ы, музыкальные шкатулки! Ого, сколько же их здесь! Давай откроем и послушаем! Скорпиус почти и не слышит, заворожённо уставившись на ту, единственную открытую сейчас, выполненную в виде кукольной кроватки. На внутренней стороне поднятой крышки шкатулки — непроглядно чёрное ночное небо, и лишь одна маленькая звёздочка приветливо мигает светловолосому игрушечному мальчику в пижаме, сонно трущему глазки: «Сияй, сияй, маленькая звёздочка…». — На тебя похож, — Скорпиус и не замечает, как Ал подходит к нему сзади. Тот осторожно кладёт руку ему на плечо: — Это же та самая песенка, что ты пел для щенка, да? Скорпиус вздрагивает и поспешно стирает мокрые дорожки с щёк. — Давай-ка пока закроем её, а не то уснём тут и не узнаем, что там, в других шкатулках, — Альбус тактично смотрит куда угодно, только не в лицо расстроенному товарищу по приключениям, за что тот ему бесконечно благодарен. Меньше всего Скорпиусу Гипериону Малфою хотелось бы предстать плаксой в глазах своего единственного, только что обретённого друга. — В этой комнате очень сухой воздух, у меня даже глаза покраснели и слезятся, — на всякий случай говорит Скорпиус. — Ага, я тоже заметил, — Ал незамедлительно принимается тереть свои глаза, и вскоре они становятся почти такими же красными, как у Скорпиуса. — Это, наверное, чтобы древесина, из которой сделаны шкатулки, лучше сохранилась. — Точно, — успокоенно кивает Скорпиус, медленно и неохотно опуская крышку шкатулки. Игрушечный мальчик послушно ложится в кроватку и закрывает глазки. Ох, шкатулки и правда впечатляют. Каких тут только нет! От крошечных, способных уместиться на ладошке, до гигантских, размером с целый шкаф. Такую только заклинанием откроешь — крышка-то высоко. — Алохомора! — колдует Скорпиус, направив палочку вверх. Шкатулка, мерцая и переливаясь, превращается в аквариум, полный причудливых подводных растений. Внутри оказывается целый русалочий оркестр. Вот только музыку он играет, ну… на любителя: визг, лязг, вой, дребезжание… Долго мальчишки не выдерживают, и Скорпиус, переглянувшись с зажавшим уши Алом, поспешно закрывает увитую водорослями крышку нервным взмахом палочки. Репертуар у шкатулок самый разнообразный. Крошечные фигурки льва, носорога, бегемота, зебры и антилопы гордо идут по кругу под «Карнавал животных» Сен-Санса, разодетые в пух и прах дамы и кавалеры танцуют вальс, куколка-ведьма помешивает в золотом котелке пузырящееся розовое зелье, обещая своему жениху «Котёл, полный горячей и крепкой любви». Скорпиус приходит в восторг от шкатулки, внутри которой под визжаще-скрежещущую «Futuristic Dragon» Ти-Рексов* пыхают зачарованным огнём весьма реалистичные маленькие дракончики. Альбусу же больше по вкусу кружащиеся в бешеном полёте под бессмертную музыку Вагнера рыжеволосые валькирии. Уж больно эти девы-воительницы в крылатых шлемах похожи на маму — ну, в тот момент, когда она несётся с квоффлом к кольцам противника. Мальчишки хохочут над неуклюжими троллями, которых несчастный Варнава Вздрюченный тщетно пытается обучить балету, подпевают хору игрушечных лягушек, выступающих в шкатулке-Хогвартсе, отплясывают польку «Безумный эльф» вместе с прыгающими по ромашковому лугу ушастыми, лупоглазыми человечками. Наконец, перепробовав все имеющиеся в комнате чудесные шкатулки, Скорпиус с Альбусом решают, что пора двигаться дальше. Скорпиус изрядно проголодался, но не решается пожаловаться из опасения показаться слабаком в глазах своего друга. К облегчению и огромной радости обоих, в следующем зале их ждёт стол с закусками: фруктами, орешками и печеньем. А ещё… — Ух ты-ы! — не верит своим глазам Альбус. — Это же самый настоящий настольный квиддич! Я такой только в «Парке Магических Развлечений» видел! Умеешь играть? — Конечно, — Скорпиус надеется, что его голос не звучит снисходительно или хвастливо. — Папа подарил мне такой на день рождения в прошлом году. Хочешь прийти ко мне поиграть? Я спрошу разрешения у папы. Уверен, что он позволит. Кстати, ты мог бы взять с собой своего хорька — Ниппера! — Я приду, — обещает Альбус, подходя к игрушечному квиддичному полю и доставая из кармана волшебную палочку. — Ну что, Малфой, сыграем? Готов к позорному поражению? — Ещё чего, Поттер! Мечтай! — глаза Скорпиуса сияют, как две маленькие звёздочки в ночном небе. ***** — Да!!! — Альбус победно вскидывает вверх кулак. — Да, да, да! Его игрушечный ловец только что увёл снитч прямо из-под носа у ловца Скорпиуса. Вот бы папа увидел это! Или Джеймс. Хотя Джеймс, скорее всего, сказал бы, что настольный квиддич — забава для малышни. Да и подумаешь! Самого-то Джеймса было за уши не оттащить от этой игры, когда они с папой летом ходили в парк развлечений. — Поздравляю, — кисло улыбается Скорпиус. — Эй! — пугается Альбус. — Ты чего? Расстроился? Не переживай, это ведь всего лишь… — Да я и не переживаю, вот ещё! — фыркает Скорпиус. — Просто мои фигурки не такие быстрые, как твои. Посмотри на них — вон какие потёртые. Скорее всего, из них уже и чары почти выветрились. Вот придёшь ко мне — я тебе покажу, что такое настоящее мастерство. — Ох, ну ладно, — покладисто соглашается Альбус. Ссориться с другом ему совсем не хочется. Скорпиус кажется немного уставшим и раздражённым, и Альбусу становится страшно: вдруг Скорпиус настолько огорчён проигрышем, что больше не захочет с ним дружить? А может… ох, может, ему уже наскучило бродить по всем этим бесконечным комнатам? Может и сам Альбус ему надоел? Вероятно, Скорпиус ждёт-не дождётся, когда они вернутся к остальным. — Ну… — мнётся Альбус, силясь расшифровать мелькающие в серых глазах напротив эмоции (скука? беспокойство? огорчение? или просто усталость?), — ещё одна комната — и возвращаемся к нашим? — Ага, — голос Скорпиуса звучит тускло, но он послушно бредёт за Алом. Птенец феникса вновь садится к Скорпиусу на плечо, очевидно, почувствовав, что тот не в настроении. Из-за двери следующей комнаты доносятся странные звуки — словно сотни кузнечиков стрекочут. — Интересно, что там такое? — с опаской спрашивает Альбус. Скорпиус равнодушно пожимает плечами — кажется, уже окончательно потерял интерес к приключениям. Однако стоит им войти в комнату и увидеть… Часы! Десятки, сотни часов! Всюду, куда ни кинешь взгляд: напольные, настольные, настенные, наручные… Механические, водяные, песочные, лампадные… Альбус находит даже точно такие же, какие висят на кухне у бабушки Молли! На циферблате полустёршиеся надписи: «Хогвартс», «Госпиталь святого Мунго», «Клуб Священных Двадцати Восьми», «Особняк Блэков»… «Азкабан»! — бррр… Вот только стрелок на этих часах почему-то нет, возможно, оттого, что не осталось в живых ни одного домочадца? — Одиннадцать! — испуганно вскрикивает вдруг Скорпиус. От его унылого равнодушия не остаётся и следа. — Уже одиннадцать часов, Ал! Рожки-копыта, мой папа, наверное, с ума там уже сходит. Салазар-Салазар-Салазар… Бедный папочка, должно быть, он решил, что я пропал! Альбусу словно бладжер в живот врезается. Точно! Папа! Как же они могли так заиграться и совершенно забыть о времени? — Ох, Скорпиус, — покаянно бормочет он. — Это всё я виноват. Хочешь, я всё объясню мистеру Малфою? Он… пусть он лучше меня отругает, чем тебя, ведь ты же… О, — сердце Ала едва не останавливается, когда в его голову приходит ужасная мысль, — твой папа ведь не лупит тебя тростью? Я слышал… слышал, что это принято в старинных чистокровных сем… — Ты в своём уме, Поттер? — холодно цедит Скорпиус. — Какая ещё трость, дурья твоя башка? Да папочка бы никогда… просто… просто он очень волнуется за меня, даже когда у меня обычный насморк! Он не переживёт, если со мной… — к ужасу Ала, слёзы фонтаном брызжут из глаз его побледневшего, как привидение, друга. — С тобой ничего не случится, Скорпиус! — твёрдым (ну, насколько получается!) голосом говорит Альбус. — Мы сейчас же возвращаемся назад той же дорогой, которой пришли сюда. Вот увидишь, Скорп, наши папы так заняты вечеринкой, что и не заметили, как мы исчезли. ***** Проще, однако, сказать, чем сделать. Сколько бы мальчишки ни бродили по коридорам — найти выход никак не удаётся. Там, где, как им кажется, была дверь, через которую они попали сюда — теперь голая стена. — Наверное, нужен пароль, ну, как у нас, чтобы попасть в гостиную Слизерина! ** — осеняет Альбуса. Вот только эта блестящая догадка никоим образом не приближает мальчишек к тому, чтобы выбраться отсюда. Ведь пароля-то они как раз и не знают! — Может, сходим в зал зеркал и спросим у «Зеркала вопросов и ответов? — предлагает Скорпиус. — Точно! — радуется Альбус. — Ты гений, Скорп! Зеркало мелет нечто невразумительное о хозяевах дома, наследниках славного рода Блэков, милосердии, отваге, самопожертвовании и любви. Мальчишки последовательно пробуют убедить глухую стену, громко и чётко перечисляя все написанные на поверхности зеркала слова, и… ничего. Чёртова дверь и не думает появляться. — Кажется… Скорпи… кажется, нам придётся заночевать здесь. Слушай, помнишь, мы проходили мимо комнаты с кроватями? Давай пойдём туда, выспимся, как следует, а утром попробуем ещё раз, на свежую голову. — Да я ни за что не усну в этом дурацком месте! — в голосе Скорпиуса звенят злые слёзы, лицо идёт розовыми пятнами. — И зачем я только пошёл с тобой сюда, Поттер?! Фениксёнок взлетает с его плеча и принимается наворачивать круги вокруг мальчишек, тревожно курлыкая. — Идём, я знаю, что поможет тебе уснуть! — Ал тащит уже вовсю всхлипывающего Скорпиуса вдоль по коридору, прямо к комнате с музыкальными шкатулками. И вскоре мальчики уже забываются сладким сном в кроватях с изумрудно-серебряными балдахинами. «Сияй, сияй, маленькая звёздочка», — поёт шкатулка. В чёрном небе мерцает яркая звезда, кукольный мальчик трёт сонные глазки. Птенец феникса, не зная усталости, несёт вахту на прикроватной тумбочке со змеиными ножками. ***** Громоздкие, уродливые напольные часы в коридоре бьют одиннадцать раз. Одиннадцать раз гильотина в их нижней части опускается на буйную головушку осуждённого, и одиннадцать раз головушка эта чудесным образом отрастает вновь. Драко чувствует себя не лучше этого бедолаги в часах, приговорённого к ужасной казни. Если ему не удастся отыскать своего сына, если со Скорпиусом, не дай Мерлин, случилось непоправимое… Впрочем, не стоит паниковать раньше времени, вон как стойко держится Поттер! А ведь ему, наверняка, не легче — возможно, ещё и тяжелее, чем самому Драко. О, Драко Малфою не понаслышке известно, как проклятое чувство вины способно изводить, терзать и безжалостно снедать изнутри, не позволяя сделать полноценный вдох. Они с Поттером заглядывают в каждую комнату, снова и снова обшаривают каждый укромный уголок этого чёртового особняка. И с каждой новой пустой комнатой морщинка меж бровей Поттера становится всё глубже. Когда ему кажется, что Драко на него не смотрит — Поттер запускает обе руки в свои и без того растрёпанные патлы и приводит их в ещё больший хаос. Или остервенело грызёт заусенец на большом пальце. Или болезненно зажмуривает глаза, словно надеется, что когда снова откроет их — маленькие беглецы окажутся перед ним — живые, невредимые, наперебой лопочущие о своих захватывающих приключениях. Поттер думает, что Драко не видит его тревоги, не догадывается, что великий Спаситель Всея Британии лишь притворяется спокойным, знающим, что делать и куда бежать. Но Драко видит всё, любую мелочь, касающуюся Поттера. Он всегда, всю свою чёртову жалкую жизнь смотрел на него. — Ух ты! Что это за чары? Не знаю таких, — восхищается Поттер, когда Драко, уколов палец и выдавив на кончик волшебной палочки капельку крови, колдует «Respice ad puerum».*** Капелька на миг зависает в воздухе, а затем скользит вперёд. Драко, не опуская палочки, следует за ней, попутно объясняя: — «Поиск ребёнка». Используется в самом крайнем случае, когда все остальные способы уже испробованы, так как ощутимо истощает магические силы родителя. Уж прости, Поттер, но этот способ работает только в том случае, если оба — и родитель, и ребёнок, являются чистокровными. Неловкое молчание повисает между ними. Молчание, наполненное гнетущими, некрасивыми, болезненными воспоминаниями: «Твоего мнения никто не спрашивал, поганая грязнокровка!»… «Интересно, кого прихлопнут следующим? Хорошо бы — Грейнджер!»… «Драко Люциус Малфой, Визенгамот обвиняет Вас в пособничестве тёмному волшебнику, называвшему себя Лордом Волдемортом, в распространении тлетворных идей превосходства чистой крови…»… «Прошу многоуважаемый Визенгамот учесть мои показания, как Героя Второй Магической Войны и победителя Волдеморта. Я настаиваю на том, что обвиняемый Драко Люциус Малфой на момент совершения вменяемых ему деяний являлся всего лишь подростком и находился под чрезвычайно мощным давлением…»… «Обвиняемый Драко Люциус Малфой своими действиями помог мне, Рону Уизли и Гермионе Грейнджер сбежать из Малфой-Мэнора…»… «Смотрите все! Драко, дорогой племянничек, смотри и учись! Эй, где мой кинжал? Сейчас мы увидим, насколько грязная кровь у этой маленькой сучки!»… «Обвиняемый Драко Люциус Малфой летом перед четвёртым курсом на чемпионате по квиддичу предупредил Гермиону Грейнджер о грозящей ей, как маглорождённой волшебнице, смертельной опасности…»… — Оу, — наконец отмирает Поттер, — полезное заклинание. Странно, что нам ни слова не говорили о нём в Академии. И, кстати, Малфой… С твоими-то мозгами — я уверен, если бы ты очень постарался — смог бы модифицировать его. Ну, чтобы оно работало и для всех остальных волшебников, а не только для вашей кучки привилегированных засранцев. Драко не может поверить своим ушам. Поттер что — только что благожелательно отозвался о его способностях? Сейчас, когда они только вдвоём? Когда рядом не ошивается эта стая гомонящих пикси, и не перед кем притворяться, что презренный Драко Малфой достоин добрых слов от святого Гарри Поттера? — Кхм… — Драко так неловко, что он предпочитает срочно перевести разговор на другую тему. — Слышал, ты так и не стал аврором, Поттер? Неужели не смог сдать выпускные экзамены в Академии? Я бы не удивился, зная тебя… — О, да брось, — уголок поттеровского рта дёргается в подобии ухмылки. — Иногда мне кажется, что тебе по-прежнему тринадцать, Хорёк! — От тринадцатилетки слышу, Шрамоголовый! — парирует Драко. Парадоксальным образом эта привычная, почти уже совершенно беззлобная пикировка немного успокаивает расшалившиеся нервы, усмиряет накатывающую удушливыми волнами панику. Одному Мерлину известно, что они с Поттером увидят, когда капелька этой чёртовой чистой крови приведёт их к цели. — Просто… ну, понимаешь, — Поттер, кажется, настроен пооткровенничать, чем немало изумляет Драко, — когда я только что закончил Аврорскую Академию, у нас с Джинни, как раз родился Джеймс. Знаешь, в тот самый день погиб мой преподаватель по Артефакторике — Чарли Боунс. Я узнал об этом, сидя в комнате ожидания в Мунго. Профессор Боунс был аврором в отставке, но Робардс вызывал его в особых случаях, когда требовалось обезвредить самые опасные и непредсказуемые артефакты. И я подумал… держа новорождённого Джеймса на руках, подумал: к чёрту это всё! Не хочу, чтобы в один прекрасный день моя жена и сын не дождались меня вечером домой. Вот и всё. Непохоже, чтобы я и правда был героем, не так ли? — Ты никому ничем не обязан, Поттер, — Драко так потрясён услышанным, что даже забывает, что ему категорически не стоит пялиться на Поттера. Любоваться Поттером. Вести с Поттером задушевные беседы, так, словно они настоящие друзья. Кто такой Драко Малфой, чтобы давать советы Поттеру? Утешать его, говорить ему, что… — ты уже спас Магический Мир, Герой. Тебе вовсе не обязательно заниматься этим всю оставшуюся жизнь. Ты всё сделал правильно, Поттер. Терять близких больно. Так… так чертовски больно, что я не пожелал бы этого даже Джиневре Поттер. — Уже не Поттер. — Неважно, — хмыкает Драко. — Уверен, что бы там ни произошло в вашем тошнотворном гриффиндорском раю — вы с ней всё равно по-прежнему дороги друг другу. Кстати, а что случилось тогда с тем аврором — твоим преподавателем? — Его заворожила сирена из прОклятой музыкальной шкатулки. Это было громкое дело. Да ты, наверняка, читал в «Пророке». Молодые и старые волшебники один за другим бросались в Темзу. Никто не мог понять, что заставило всех этих несвязанных между собой мужчин покончить жизнь самоубийством. Пока авроры не вышли на неприметный музыкальный магазинчик в Лютном. Выяснилось, что перед смертью все эти волшебники побывали в музыкальном магазинчике, где на свою беду открывали шкатулку с поющей сиреной. — А, — вспоминает Драко, — это та самая шкатулка, которую двести лет назад смастерила Брунгильда Безобразная? Ведьма с божественным голосом, которая очаровывала мужчин своим пением, но, стоило ей приподнять вуаль, скрывающую лицо, как все они в ужасе бежали прочь? — Ага, она самая, — кивает Поттер. — В общем, эта Брунгильда решила отомстить отвергшим её мужчинам и создала шкатулку с сиреной. Услышавший пение сирены не мог думать ни о чём, кроме как о встрече с ней на дне реки. Долгое время об этой дьявольской шкатулке ничего не было слышно, и вот, в две тысячи третьем она неожиданно вновь всплыла. Боунсу удалось уничтожить её, но, к сожалению, для этого ему пришлось вытащить заглушки из ушей и поговорить с сиреной. Как ты понимаешь — последней жертвой и стал сам Боунс. — Брр… — трясёт головой Драко. — Не помню, чтобы «Пророк» писал о гибели артефактора. Жуткая история. Надеюсь, в этом особняке не припрятана парочка-другая милых вещиц, подобных этой шкатулке. — Я же говорил тебе, что мы с Гермионой перевернули вверх дном весь дом! Неужели ты думаешь… Гляди-ка, Малфой, твоя капелька ведёт нас в прихожую… Ауч!!! Ай-я-я-я-яй! Мерлинова срань, я испепелю эту чёртову троллью ногу! Неужели наши мальчишки убежали на улицу? Но… Капелька застывает у занавешенного портрета Вальбурги Блэк. — Diversimode! — взмахивает палочкой Драко. Занавеси разъезжаются в стороны. Истошные вопли оглашают коридор, нарисованная старуха тянет к Драко костлявые руки с пожелтевшими ногтями: — Уроды, предатели идеалов, отбросы Магического Мира, грязные мужеложцы! Ты бы хоть слюни подобрал, внучек мой извращенец, когда таращишься на этого ничтожного, вонючего полукровку! Как смеете вы, ублюдки рода человеческого, тревожить мой ночной покой?! То щенки ваши вшивые тут шляются, то… — Силенцио! — в бешенстве выкрикивает Драко. — Я скажу один, повторяю, только один-единственный раз, дражайшая бабушка. Я владею такой темнейшей магией, что тебе и не снилось, старая кошёлка! И мне плевать, что вместе с твоим грёбаным портретом я разнесу половину особняка! Поняла меня, сука? Сейчас я сниму «Силенцио», и ты скажешь, куда дела наших с Поттером сыновей!!!