Надорванные нити

Ты на пороге новой жизни: получаешь долгожданное повышение на работе, и предстоит переезд в большой город. Мечты сбываются, словом. Приглашаешь коллег и друзей отметить событие всей жизни в дорогой ресторан на внушительную премию за заслуги. Тебя правда оценивают по достоинству. Звонко звенит бокал за бокалом, нескладно стучат рюмки, водопадом разливаются коктейли — веселый вечер незаметно перетекает в позднюю ночь. Кутеж в самом разгаре. В танцевальном зале к тебе прикованы взгляды — кто-то восхищается, прочие завидуют. Ты симпатична и энергична, лишний вес практически не бросается в глаза. Молодая женщина в самом соку. К тебе несколько раз сально липнет седой мужчина в дорогом костюме, не понимая с первого раза, что его общество претит. Ты резко отшиваешь наглеца, не гнушаясь грубостей. Навязчивые типы раздражают, и ты умеешь давать им отворот-поворот. Подозрительный субъект ошивается вокруг, недовольно косясь, но более не лезет. Судя по всему, поранено его мужское эго, но так тому и надо. Созыв знакомых заметно редеет, поскольку уже близится рассвет, а у большинства семьи. Ты одинока, спешить некуда, но спиртное в крови склоняет сворачивать замечательный банкет. Подуставшая, возвращаешься после туалета на место и за крохотную компанию из самых близких пропускаешь последний шот перед уходом. Вы смеетесь, вспоминая прошлые падения. И грустите, ведь по сути сегодня проводы тебя в новую жизнь. В будущем вы вряд ли с такой же легкостью встретитесь еще раз. В теплой атмосфере друзья усаживают тебя в такси, называют шоферу адрес и прощаются с расплывшейся улыбкой. Ты едва лыком вяжешь, желая водителю доброго утра, и, не дожидаясь ответа, тут же отключаешься, касаясь затылком мягкого подголовника. В голове стоит давящий гул, мир вертится по всем направлениям разом — марево пьяной дремоты тяжко. Поездка воспринимается вызывающим рвотные позывы нелюбимым экстремальным аттракционом. Сквозь пелену полусна откуда-то, словно издалека, доносится протяжный визг колес и громоподобный хлопок со скрежетом металла. Вскоре разрываются воем по всей округе сирены. После аварии остается в живых лишь один. Умираешь ты. Но не в глупом ДТП по вине беспечного таксиста. А из-за отравления тем мстительным субъектом, задетым до глубины его паршивой душонки. Кто же знал, что ты замутишь наперед собственные поминки, где напорешься на ангела смерти во плоти клофелинщика?

***

Ты просыпаешься и с неохотой разлепляешь глаза. В вышине простой белый потолок. В голове звенящая пустота насчет последних прожитых дней, будто стертых подчистую. Зябко, спиной вовсе ощущается ледяной холод, и ты инстинктивно берешься за плечи. С удивлением отмечаешь отсутствие одежды и постельного. Тебя это напрягает, но еще больше пугает, когда поднимаешься. Судя по очертаниям, ты в чужой кухне, смутно напоминающей о ком-то. Плохо видишь, потому что очков при себе нет, так что приближаешься к рабочей зоне получше рассмотреть. Обычный интерьер: напольные и навесные шкафы с кучей дверей и ящиков, добротная плита, микроволновка, кофемашина и прочая техника, стол, стулья, утварь, — ничего особенного. Расположение же предметов, выбор форм и цветов кажутся мимолетно чем-то знакомыми. Ты с напряжением от нервов оборачиваешься, чтобы осмотреться в соседнем помещении. Неожиданный удар в солнечное сплетение заставляет сложиться пополам, хватаясь в приступе острой боли за живот. Рывок кулаком в висок срубает наповал. Звон и — тьма.

***

Ты еле открываешь воспаленные очи. Голова раскалывается, подташнивает, тело болит. Перед собой видишь громоздкий размытый силуэт в теневой части плохо освещенной комнаты с низким потолком. Пахнет плесенью и нечистотами, где-то неуемно раздражающе капает. Сыро и холодно. Тебя окутывает липкий страх, по спине пробегает ледяной волной испарина. Горло стискивает, легкие давит, влажная пыль забивается в ноздри, становится трудно дышать. Ни рукой, ни ногой двинуть не получается. Бессмысленный инстинктивный жест для того, кто надежно скован. Обе пары конечностей связаны между собой и дополнительно сзади за спинкой стула — руки к ногам. Сидеть в таком положении до судорог и онемения неудобно. Спереди на тебя накинута вонючая старая тряпка, прикрывая наготу. Непроизвольно ты еще раз дрыгаешь. К гортани подступает колкий ком, пересохшие губы пощипывают. — Смотрите, кто у нас здесь очухался, – с издевкой басит знакомый голос. Мрачная фигура попадает под тусклую замызганную лампочку в потолке, касаясь стекла груши. Освещение чуть вертится вместе с проводом. Даже без очков ты в целом представляешь, кого видишь впервые в реальной жизни. Когда он тяжеловесно подшагивает вплотную и склоняется над тобой, сомнений не остается. Темно-зеленая кожа, панцирь, красная маска, янтарные огни. Несмотря на суровое, грозное выражение напротив, ты воодушевляешься, наполняясь щекочущим волнением от предвкушения знакомства. — Рафаэль?! – радостно кричишь. – Я не враг! А фанатка! Развяжи меня! За наивность слов тебя сразу же наказывают увесистым шлепком по щеке. По инерции шею ведет в бок, кожу тут же обдает жгучим жаром. Ликование от столкновения с персонажем-фаворитом махом тает. — Заткнись, тварь! – рычит мутант. – Кто ты такая?! — Да говорю же, – переходишь практически на скулящий шепот, – что я поклонница черепашек-ниндзя. Правда. В нашем мире вы герои массовой культуры. Вас многие знают и любят. Ты получаешь второй шлепок в другую щеку, повторяя траекторию отворачивания зеркально. Зарабатываешь еще один красноватый след на изнеженном лице. Кожа с обеих сторон щиплется, горит, как после недавно заполученного ожога. — Херня! Придумай что-нибудь менее тупое и поинтереснее! – цедит сквозь плотно сжатые зубы недоверчивый бунтарь. — Да не вру я! – всхлипываешь от осознания, в какой ты передряге. Очевидно, что подозревающий упрямец от своего просто так не отступится и будет топить до конца. Но сознаваться в том, что не имеет отношения к твоей персоне, также не намереваешься. – Меня перенесло сюда! Как-то! Разве с тобой такого не случалось? Оп! И ты не на своей планете! Даже не в своей реальности! Взревев по-звериному, Раф резким выпадом ударил кулаком в стену, просыпая штукатурку, в нескольких миллиметрах от твоей головы. Ты рефлекторно сжимаешься в трусливый комок. — Откуда, блядь, ты знаешь об этом?! – порывисто дыша, как разъяренный бык, раздувая ноздри, вопрошает здоровяк. – Кто тебя подослал?! — Никто. Да и я не напрашивалась в гости, – тихо молвишь и зажмуриваешься, готовясь получить очередную порцию спонтанной боли. Вдруг крадущийся грубо хватает тебя за шею ровно настолько, чтобы замутило от нехватки кислорода, но жертва не задохнулась. На жалких остатках слабого терпения он запальчиво требует ответов: — Как ты сюда попала?! — Просто, – кряхтя, выплевываешь надсадно ты, переходя на частые сипящие вдохи. Говорить из захвата несподручно. Но молчание явно раздует гнев громилы до предела намного раньше, чем любая услышанная, по его мнению, ерунда, – оказалась и все. Тиски увеличивают силу — становится совсем дурно. Ощущаешь, будто затекшая шея вот-вот треснет. Через пару секунд в каком-то смысле даже начинаешь надеяться на такой исход, дабы прервать мучения. Перед глазами мелькают красно-желтые точки. Часто втягиваешь воздух с хрипами, порций которого не хватает легким. Не так ты представляла себе встречу с любимым персонажем. А даже если чем-то отдаленно похожим грезила, в мечтах обо всем было договорено заранее. В настоящем же стоп-слова не существует. — Ха! Да это невозможно, сука! Убежище защищено настолько, что даже ни один ебучий таракан никогда не пролезет! Чисто. Физически. Этого, – отрывисто чеканит Красный в опасной близости к твоему лицу, обдавая горячим дыханием с табачным перегаром. Два бушующих бешеных пламени в прорезях потрепанной ткани, кажется, вспыхнут подобно взрыву и заденут испепеляющей волной. – Никому. Постороннему. Не. Сделать. Ниндзя снова мутузит в швы блочной кладки, кроша скрепляющий цемент. Ты зашуганно вздрагиваешь и сдавленно, приглушенно пищишь: — Почему по-твоему я не одета? Разве враги станут голышом рассекать по покоям героев? — Здесь я задаю ебанные вопросы! – надрывает глотку хулиган. Клешня благословенно убирается от твоей шеи, покрытой синяками. Не давая продохнуть, Рафаэль сразу же хватает тебя прямо целиком за лицо широченной ладонью и — со всей дури прикладывает затылком в стену. Больно стучат зубные ряды друг о друга. Ты не слышишь, но чувствуешь, будто в черепе что-то хрустит в момент столкновения с твердой поверхностью, распространяя эхо боли по всему телу. Если от удара мутанта в стену ломается искусственный камень, то от твоего — повреждаешься сама. Неумолимый садист вцепляется в по-прежнему саднящие щеки. Сдавливая подушечками мощных пальцев сквозь кожу и слизистую с непомерной силой, тянет тебя за дальнюю область челюсти у лимфоузлов на себя. Новая тупая, ноющая боль за ушами пронзает молнией. Глухая спертость в груди не позволяет продохнуть. — Поняла?! – бунтарь понижает бархатистый голос практически до непредвещающего ничего хорошего шипения. От такого шепота по линии позвоночника проносятся табуном мурашки. – А?! Из-за хвата ты не можешь кивать, поэтому подчеркнуто смеживаешь на секунду веки и так же медленно открываешь влажные от непроизвольных слез глаза. — Я, блядь, не услышал! – взрывается мутант, скользя пальцами с нажимом по коже лица от ушей до губ. – Повторять больше не буду! — Да, поняла, – по-детски собранными губами в подобие рыбки жалобно проговариваешь ты. Отличаясь в сложных обстоятельствах отчаянностью, добавляешь спонтанно пришедшую на ум несостыковку: — Если я враг, зачем ты прикрыл мое тело? Здоровяк, ехидно фыркая, вдруг ощеривается и выпрямляется во весь рост. Порывисто срывает дырявую, потертую ткань с тебя на грязный пол и оценивающе пробегает взглядом. Нет, с такими глазами мужчины не смотрят на восхищающих их женщин — с таким омерзением смотрят на неделями неубранную опостылевшую зловонную гниль на крыльце подъезда, о которую постоянно пачкаешь лучшую пару дорогих ботинок. Раф, не скрывая отвращения, морщится и с презрением сплевывает тебе на колено, выдает: — Ну и уродство передо мной! Глаза б лучше не видели! – Склоняясь, авторитетно произносит: —Я не знаю, что у тебя за костюм для невидимости и почему ты его отключила, или он сломался, похую. Но я развяжу тебе язык! Белеешь от ужаса, когда Красный, ухмыляясь, вертит перед твоим носом кинжал, словно хвастаясь. Далее клинок уходит в сторону и назад. Острое лезвие вбуриваеся в кожу жгучей линией вдоль уха. Ты чувствуешь, как узким ручейком стекает вниз густая кровь. Даже пахнет теперь металлом совсем рядом. Надрез неглубокий, но хирургически точный, ровный, плавно уходит ниже. Кожа за ухом горит огнем. Ком в горле не проглотить. Возможно, сталь окроплена медленнодействующим ядом, иначе бунтарь сразу сделал бы специально гораздо больнее. Или же он пока не нацелен избавляться от предполагаемого наемника, желает набаловаться с добычей. Хотя должен понимать, что подготовленных убийц подобным не припугнешь. Да и капсула с цианистым калием может быть у киллера с собой, вживленная в пломбу, что в любом случае приведет к гибели то ли исполнителя то ли свидетеля преступления. Или Рафа одолевают сомнения насчет непрошенного гостя, и только поэтому ты жива, пока он пробивает почву, проверяя по-своему человека, чтобы убедиться, что незнакомец действительно приблуда? Но что после? Точно не отпустит. В каком-то смысле подтвердить, что ты невинная овечка, — подписать смертный приговор. Ниндзя избавляются от ненужных очевидцев существования мутантов. При любом раскладе — смерть. И дай бог, чтобы по-быстрому свернул шею! Где же остальные братья? Неужели послали самого жестокого разбираться с проблемой? Следует ли ожидать на контрасте появление хорошего полицейского? Что-то жужжит. Чертыхаясь, громила, смеривая повелительным взглядом, каким смотрят возвышенные на чернь, принудительно заталкивает тебе в рот скомканный угол тряпья так широко и глубоко, что из глаз брызгают искры слез и челюсть клинит. Некогда ты фантазировала эротические игрища с Рафаэлем в стиле БДСМ явно иначе. — Мне пора, – шипит хулиган с досадой, явно не наигравшись в смотрителя камеры пыток, прочитав сообщение. – Убежать отсюда шансов у тебя нет, – предупреждает он с горделивым ехидством и разворачивается. Перед тем, как затворить дверь за собой, осклабливается: — Моли бога, чтобы крысы не сожрали у тебя пальцы. Мутант производит самое страшное, что может в этой ситуации, — гасит свет, погружая в непроглядную тьму. Щелкает сложный механизм замка. Тебя охватывает суеверный ужас.

***

Обычно ты не боишься темноты, но сегодня все в жизни протекает наперекосяк. Чернота рисует немыслимые монструозные фигуры на потолке и полу, из стен звучит неразборчивое зловещее бормотание. Ты готова поклясться, что осязаешь, как по ногам и рукам ползают грызуны, щекоча мелкими лапками кожу и уши — писком. Невольно, как дерганная свихнувшаяся, раз за разом с омерзением сотрясаешься всем телом, чтобы сбросить невидимых паразитов. Откуда-то сифонит, и из-за отсутствия движения и сквозняка тебе становится невыносимо холодно. С удовольствием накинула бы обратно на грудь тряпье, затыкающее ныне глотку. Из-за кляпа во рту очень сухо, до безумия хочется пить. На языке возникает гадкая горечь. Тебя безмерно поражает, как такое возможно, но выплюнуть затычку не получается, что плотно застряла внутри тебя. Давно сильно тянет в туалет до рези в мочевом пузыре. Искренне надеешься, что от холода и стресса не обзавелась острым циститом. Терпеть с каждой минутой сложнее, особенно когда в очередной раз ног касается промозглое, зловонное, затхлое дуновение. Ты уже пыталась подняться и разломать стул о стену не единожды, дабы кое-как закрыть безусловную потребность. Но Раф связал профессионально так, что максимум удается на сантиметр проскочить вместе со скрежетанием ножек мебели вперед или назад. Природа заставляет повторить бессмысленное движение. При одном из рывков ты чуть не ныряешь носом о пол и прекращаешь новые попытки, боясь в конец упасть и расквасить и без того пострадавшую физиономию. Довольно шаткое положение само по себе, а если еще валяться задницей кверху, пусть и прикрытой стулом, — вовсе не завидная позиция. Да и облегчаться не под, а на себя из такого угла наклона не лучшая из перспектив. Ты держишься, пережимая кишки насколько можно крепче. Но чем сильнее стараешься, тем больше прорывает желанием расслабиться. Судорожно взвешиваешь все за и против. Выбора не остается, кроме как понемногу мочиться под себя. Единичные терпкие капли неконтролируемо превращаются в бурный поток. В промежности и под пятой точкой чувствуется тепло, резко пахнет аммиаком. Слизистая щиплется из-за отсутствия сопутствующей гигиены после излияния. Сквозь горькие слезы безграничного стыда тебе становится легче внизу живота. По крайне мере это не произошло на глазах у Рафаэля. И благо пока не тянет в туалет по-большому. С отчаянием отмечаешь, что это лишь дело беспощадного времени. Из-за слез нос забивается соплями, дышать еще труднее, чем прежде. Становится все равно, в каком виде по итогу снова повстречаешь героя влажных сновидений, и ты сморкаешься, надеясь попасть на тряпку, провисающую над грудью. Конечно, размазываешь по лицу липкую субстанцию, вскоре подсыхаемую прозрачно-белесыми хлопьями. Ты не голодна, но жажда по-прежнему сводит с ума. От обезвоживания, усиленного обильными мочеиспусканием и слезами, падает артериальное давление, и ты стремительно слабеешь. Надрывно зарыдать более нечем: организм бережет любую оставшуюся влагу в ущерб работоспособности некоторых органов. Ты можешь только ополоумевающе рычать от безысходности. Успокаиваясь, даешь себе установку не уснуть, иначе наверняка замерзнешь до воспаления легких, а настоящие крысы прибегут отведать свежей человечины. Сознание спутывается: ты не понимаешь, ведешь внутренний диалог наяву или в дреме. Трепещешь, не то просыпаясь, не то запрещая себе отключиться окончательно. Снова тебя срубает пограничным состоянием между ужасной реальностью и жуткими грезами. Ты понятия не имеешь, сколько наматывает мысленный счетчик пребывания в заключении, но кажется, что уже с десяток часов. На деле, вероятно, несколько, растянутые страхом в разы. Тебя покидают силы, физические и моральные, и превращают в безвольный мешок мяса.

***

Даже через прикрытые веки ощущаешь, что неожиданно становится светло. Слух не улавливает никакого движения. Когда распахиваешь воспаленные, распухшие глаза, щурясь, бунтарь уже вырисовывается рядом с тобой. Появление мутанта тебя настораживает и радует одновременно. Ты не одинока в темнице — уже прекрасно. Сердце отстукивает нескладный ритм. — Ну как те санаторий? – допытывает мутант и без элегантности вытаскивает тряпку из твоего рта. – Я так погляжу, аж уписаться можно от количества звезд в этом чудесном номере? Сомкнуть челюсть в каком-то смысле оказывается больнее, чем держать долго открытой. Лицевые нервы сводит судорогой, и ты словно перестаешь чувствовать их вовсе. Онемевший речевой аппарат не позволяет вырваться ни одному ругательству, стрельнувшему в голову. Ты все еще не можешь и не хочешь предъявлять претензии Красному, желая как-то разобраться с общей проблемой полюбовно. Ниндзя не виновен в своих подозрениях, ведь объективно ты для него неизвестный источник угрозы, от коего следует защищать семью. Но как заставить поверить в свою правду? Явно жалостью его ракушку не пробить. А так хотелось взмолиться о глотке воды для старта возобновления общения! — К номеру никаких вопросов. А вот персонал оставляет желать лучшего, – отшучиваешься ты словно прокуренным годами голосом. Судя по всему, горло все же поразила инфекция. — Если ты будешь вякать в такой манере… – цедит рычанием здоровяк, совсем не галантно хватая тебя за руку под локоть. Кривой край острого ногтя большого пальца впивается в сгиб, откуда обычно берут венозную кровь для анализов. Пренеприятнейшее ощущение. Он с возмущенным прищуром делает паузу и после, хищно лыбясь, заключает: — То так даже интереснее. Крадущийся выворачивает твою руку — хрустит плечевой сустав, конечность обдает будто огнем. — Как ты попала в логово, сука?! – вопит черепаха и тянет твою руку резко вниз, продолжая выкручивать. Кажется, у тебя вылетает плечо. Острая боль стрелой пронизывает всю верхнюю часть тела, в глазах на секунду темнеет. Из гортани вырывается стон, долбеж одичавшего сердца пульсирует в ушах. А ведь понимаешь, что Раф еще даже не старается применить хотя бы половину богатырской силы. Ему на потеху ты в бочку кашляешь до удушья. — Не слышу, мразь! – ниндзя вцепляется в волосы на затылке, будто намеревается содрать их вместе со скальпелем. Сейчас скорее противно, а не больно, но от этого не проще переносить унижения. При ожидаемом дергании за волосы ты закидываешь голову подбородком кверху и к ужасу замечаешь краем глаза блеск знакомого металла. Страх обуяет нутро, на лбу проступает ледяная испарина. Ты бледнеешь и холодеешь, превращаясь в живой труп. Лезвие клинка уходит в ту же сторону, где оставило ранее памятный след. Загривок непроизвольно дыбится. Сдавливая плотным кольцом, страх ревностно вонзает в тебя острые клыки, впрыскивая яд, остывающий кровь. — Раф, есть же другие способы проверить, говорю ли я правду! – сипишь с надрывом, сжимая зубы. — А меня устраивают только свои методы, – скалится бунтарь, склоняясь и нашептывая тебе на ухо. Горячее дыхание щекочет озябший слуховой аппарат. – И с одним я еще не закончил, – мутант отклоняется и, играючи обводя кинжалом сотворенный недавно шрам, с самодовольством вопрошает риторически: — Зачем тебе два уха? Я вот и без единого прекрасного себя чувствую! Так будет даже красивее. Меньше сойдешь за человека. Может, мне так будет легче довериться? Острие клинка углубляется в кожу, вновь обжигая. Пол уходит из-под ног. Ты дрожишь, как осиновый лист на ветру, от предстоящей пытки. Здоровяк медлит, определенно наслаждаясь впитываемым страхом из сдавшихся для борьбы глаз. Кинжал плавно рисует новую линию. Твои мысли блуждают хаотичным танцем, мечутся, как попавшие в ловушку насекомые. Единственное, что у тебя выходит, — рефлекторно приоткрыть рот, уронив трясущуюся нижнюю челюсть. Сопротивление бессмысленно, шутки шутить на обум не досуг. Бесстрашие развеивается вместе с чувством отрешенного безразличия на собственную судьбу. Дикий инстинкт выживания заставляет желать себе иной участи, выворачивая наизнанку от невозможности предотвратить неизбежное. Душа не готова покинуть тело. — Святой Эйнштейн! Раф, что здесь творится?! – в помещении разносится новый голос, вошедший незаметно. – Кто это?! Ты узнаешь его. Похоже, на пороге появляется Донателло, и это немного воспаряет настрой. По крайней мере он отвлечет на какое-то время хулигана. Тот, фыркая, без удовольствия встает с корточек, отнимая клинок, машинально уволакивая за собой. Оборачивается, цедя с наездом: — Моя добыча. Скажи спасибо. А то твоя хваленая система че-то нихера, сука, не сработала на ебучего непрошенного, блядь, гостя! — Ты бредишь! Как мне еще пояснить, что это невозможно ни по каким законам физики и логики?! – возмущается ученый. — А вот сам полюбуйся, – Раф указывает на тебя раскрытой ладонью, даже мельком не удостаивая взгляда. – Ошивалась у нас на кухне! На кухне, Карл! Даже не у входа! — П-п-почему она без од-дежды? – огибая брата, заикается от смущения Донателло, только сейчас обращая внимание на сей факт. Он секунду оценивает твое состояние от макушки до коленей. Переводит насупившийся карминовый взгляд с плещущимися огоньками на старшего. – Что ты удумал?! — Так вот сам спроси этого киллера-эксгибициониста, пф, – скрещивает руки на груди Раф, закатывая глаза. – Сейчас потолок моих желаний насчет нее — поскорее покончить! — Донни, я не из этой ветви реальности, – успеваешь взять слово ты, снова храбрясь. – Не знаю, как, но попала я сюда из мира, где черепашек-ниндзя знают как вымышленных героев. Ты-то мне поверишь?! — Харэ нести чушь! – Раф заносит кулак для удара, не оценивая по достоинству твою отвагу вклиниться в диалог. — Не нужно спешить, – гений без труда блокирует прием громилы. – Враг она или нет, что бы сейчас не говорила, если ты ее убил бы, а, зная твое терпение, так оно и случилось бы вскоре, все равно ничего не узнал бы. Что могло бы также стать фатальной ошибкой для всех, – заключает Фиолетовый, осаживая непутевого сорвиголову расчетливым тоном. Не дожидаясь контраргументов, гневно предъявляет: — Почему ты никому не сказал?! А если бы она, маловероятно, но сбежала и завершила миссию?! А ты нас даже не предупредил?! То, что сюда кто-то проник, означает большую силу чьего-то разума! — Имею право, ты же знаешь, – снова опасно снижает голос бунтарь. — К сожалению, Раф, мозгов лидера вместе с его правами, – ехидно выделяет он слово, – и обязанностями тебе не передалось, – выдыхает обреченно умник. – Ты подумал о Лео? – тихо напоминает он с заметным волнением. Обычно с такой горечью говорят о смертельно больных и усопших. — Вот как раз по сути о нем только и думал, – язвит Красный, нервно склоняя голову к плечу. Притупляя боль в теле и жажду, тебя забавляет, как черепашки бесцеремонно общаются о личном при постороннем, не считаясь с ним никак. Сразу же флер расслабленности спадает: как раз поэтому и говорят откровенно между собой, что не собираются оставлять в живых. Нервно сглатываешь, размышляя дальше. В твоем невольном подслушивании в любом случае виноваты они, ведь заткнуть уши не представляется возможным со связанными конечностями. На крайняк хотя бы тряпку на голову накинули, как попугаю, что ли, приличия ради, если им неприятно, что о них что-то выведает чужак. Совесть твоя на сим очищается. — Прости но в этот раз твое решение идет вразрез с моими принципами, – раздраженно произносит разочарованный Донателло. – А они совпадают с нашими общими. Клана Хамато. Если вдруг забыл. Ты, к несчастью, всегда был отщепенцем в соблюдении кодекса. Мне надоело, что я вынужден терпеть твои выходки только потому, что уважаю решение единственного достойного среди нас настоящего лидера. — Ой, какой весь примерный! – разводит руками в стороны Рафаэль и ступает к младшему ближе, напыжившись, тычет пальцем в грудь. Чем не удается хулигану заставить ботана ощутить себя ниже на социальной ступени. Всем своим видом Донни показывает, что он, в отличие от оппонента, общается на равных и не будет прогибаться под него или уступать позицию над собой. – А чего это ты тогда на себя не возложил обязательства старшого, а? Не расписал по долбанным пунктикам все преимущества и недостатки моего главенства против своих?! Или, может, Майка?! — Потому что я мягкотелый трус, – просто отвечает гений. – А мелкого не вплетай. Доволен? – выплевывает Фиолетовый, не подразумевая, что ожидает ответ. – Но я не боюсь ткнуть тебя носом в твое же дерьмо. Ты повторяешь подростковые ошибки Леонардо, когда он брал на себя слишком много, пытаясь закрыть проблему самовольно. И чем это всегда заканчивалось? Кажется, ты все забыл, чему учил нас отец. Перед тобой тот случай, когда стоит обратить пристальное внимание на чужой опыт и опереться на него, взяв максимум, а не набивать шишки самостоятельно, вставая на абсолютно те же грабли. Пустая трата ресурсов. — Ха! – по-напускному бросает смешок здоровяк. – Да как раз из-за того, что Лео рассказал нам все тогда, мы и потеряли лучших друзей! – от брызнувшей бессмысленной ярости его трясет. – И затем «исчез» он сам! А такое ты учел в своем спиче?! Ты развешиваешь уши, боясь своим присутствием прервать интереснейшие подробности из жизни взрослых, если не выразиться постаревших, потасканных мутантов. Собственно, как ты сама. Страх смерти отходит на второй план. По крайней мере хоть что-то проясняется необычное перед тем, как навсегда сомкнуть глаза. Мимолетно увидеть половину команды и узнать кое-что из совместной биографии стоит того, чтобы уйти на вечный покой не зря. Тебя посещает довольно банальная мысль: в классическом попадничестве герой умирает и воскрешается в другой вселенной. Стало быть, ты и так мертва! Поэтому терять по-настоящему нечего. Как ты раньше не догадалась?! Вот что значит реал, оторвавший с корнем хобби из графика жизни на несколько лет! Потеря прошлого тебя вовсе не волнует — все достижения и горести имели значение лишь в том мире. Домой туда не тянет. Ты всегда ощущала себя неуютно на той планете, каких высот не добивалась бы сквозь тернии страданий. — Ладно, Раф. Меня достал этот цирк, если честно, – тяжело вздыхает ученый. Примирительный тон действует на старшего, усмиряя гнев. – Давно. У каждого своя правда. Но суть в том, что именно истина находится всегда только посередине, сколько граней правды вокруг нее не нашлось бы, – устало потирает переносицу гений. – Просто… – запинается Донни, опуская голову. – Мы же семья. И если вдруг, – переводит взгляд с пола на Рафа, – еще и тебя… – вскользь касается подбородка старшего, невесомо, украдкой. Для тебя нежный, доверительный, интимный смазанный оливковый жест не остается незамеченным, – «потеряем»… — Да ниче не будет со мной. Я ж здоровый, как бык, Ди! Упрямый и тупой, – наигранно иронизирует с искусственной улыбкой Раф. Похоже, касание брата всколыхнуло нечто болезненное. – А дуракам всегда везет! — К сожалению, все было бы гораздо проще, если это было бы так, – лицо Донни озаряет вымученная полуулыбка. – Среди нас нет дураков. Одни клоуны. А это не одно и то же. Да и я не об этом, ты же знаешь, – ботан кладет руку на свою шею и массирует затекшую точку. – Пожалуйста, дай мне разобраться с пришельцем. А после с докладом я верну ее на твой суд. — Делай, че хошь, – сдается Рафаэль, взмахивая рукой. – Только потом не скули, чуть что! – здоровяк в секунду сгибается к твоему лицу. – Только попробуй выкинуть че-нить! Сожру тя с потрохами! – угрожает он и клацает зубами перед носом, от чего ты дергаешься, зажмуриваясь. – Скоро увидимся! Вместе с Донни ты провожаешь могучий панцирь громилы. Покрасневший гений растерянно оглядывается, чтобы не смотреть на нагое тело. Похоже, у него имеются причины робеть перед предполагаемым врагом, раз находит время проявлять сантименты. Вероятно, потому что он склонен верить тебе. Умник быстро находит и поднимает тряпку, размашисто накидывает ее. Прежде чем развязать тебя, поправляет тканевую цензуру, едва касаясь плеч, и заводит разговор: — Простите, мисс. Как вас зовут? Ты облегченно сгибаешь в дугу сухие, потрескавшиеся губы перед спасителем и не замечаешь, как погружаешься в тягучую галлюцинацию дурмана. Иронично. Тебе снова не повезло с мужчиной — опять в организм введен представителем сильного пола яд. Разумеется, Донни не мог допустить, чтобы ты оставалась в сознании, пока он надежно тебя не закует в оковы (для экспериментов ли?) в лаборатории.