Мгновение длиною в жизнь

      После того дня я избегал Байхэн почти неделю. Мне было стыдно, неловко, я боялся, казался самому себе преступником. Та любовь, на которую я посягнул, можно было сравнить с любовью к божеству. Это было кощунством, это было безобразно. Но я не мог ничего с собой поделать. Наблюдая за ней издалека, я все больше понимал, что сколько бы я ни отрицал свои чувства, на убыль они не пойдут. Наоборот, некоторые события только сильнее распаляли их во мне.       Дань Фэн все свободное время проводил с Байхэн. Он мог себе позволить делать это без стеснений. В ее обществе он вел себя уверенно и спокойно, но не скрывал своего интереса к ней. Все в нем выглядело так естественно, что я не мог поверить, что передо мной молодой человек в моих годах. Я сам себе казался не таким изящным, более неказистым. Стоило мне только подумать о Байхэн или размечтаться о тех временах, когда я бы осмелился ей признаться в своих предательских чувствах, как мое лицо краснело, бледнело и шло пятнами. Я казался ребенком рядом с Дань Фэном, я боялся, что проиграю ему еще до начала войны.       Мне хотелось хоть с кем-то обсудить эту ситуацию, спросить совета, но я не знал с кем. Кто бы не осмеял или не посмотрел бы на меня с презрением за мои чувства?       Я пытался забыть обо всем в работе, ковал и ковал одну вещь за другой, тренировался день за днем, пропадал на поединках ночами, чтобы, вернувшись под утра, свалиться без сил на кровать. Но это не помогало. Куда бы я ни шел, чем бы ни занимался, я невольно думал о Байхэн. Иногда мысли были ненавязчивыми и приятными, я даже не замечал, что думаю о ней.       Добивала меня и сама Байхэн. Когда мы с ней все же пересекались, когда разговаривали, она видела во мне все того же ребенка, каким я отправился на Чжумин. В ее взгляде, ярких эмоциях, жестах, которыми обычно одаривают кого-нибудь маленького, я замечал, что она не видит во мне мужчину. Да, по меркам долгоживущих я и правда только начал свою жизнь, но я был обычным человеком, жизнь которого слишком коротка. Я чувствовал уже иначе, как Байхэн еще даже не предполагает.       Пока я застрял в своем детстве, Дань Фэн действовал. В один вечер, когда я возвращался из мастерской, размышляя не слишком ли смело будет подарить ей серьги, над которыми я сегодня завершил работу, у озелененной зоны я услышал голос Байхэн. Я вздрогнул и больше по привычке спрятался за ближайшей стеной.       Я выглянул в сторону звука и увидел, как Дань Фэн игриво, но с долей шутки положил свой подбородок на плечо Байхэн и улыбался. Она чуть покраснела, но и не отталкивала видьядхару.       У меня все внутри оборвалось, неприятное, грызущее внутри чувство не отпускало. Одновременно я испугался, мне показалось, что шансов признаться у меня почти не осталось, что своими сомнениями я погубил все.       Пока я пребывал в отчаянии, Дань Фэн отстранился от Байхэн, улыбнулся ей и что-то протянул в руке. По глазам девушки я понял, что вещица была прехорошенькой. Я не знал, что именно ей подарил этот чертов Дань Фэн, но почему-то был уже уверен, что после этого мои серьги даже не заслужат внимания. Старейшина видьядхар явно располагает большими возможностями и сокровищами, чем простой недолгоживущий ремесленник, который еще даже не закончил обучение.       Я вынул из кармана серьги, взвесил их в руке и со всей силы швырнул их в кусты. Они перестали быть особенными для меня. Ни работа, на которую ушло несколько месяцев, ни несколько неудач, которыми я заплатил за них, ни нефрит, на который я копил со заработка почти год, не казались мне хорошими, способными соперничать с подарком Дань Фэна. Я не хочу жалости. Жалость из любви — это худшее, что можно дать человеку.       — Что, кузнечик, наконец-то понял, что мастерство долгоживущих тебе не по силам? — я вздрогнул и обернулся на голос. Дань Фэн стоял на входе в озелененную зону и с усмешкой смотрел на кусты, куда отправилось мое украшение. С легкой паникой я посмотрел за его спину, но Байхэн уже куда-то ушла.       — Не твое дело, ящерица. Сам только деньгами сорить горазд.       — Если бы это было так, то я бы не ценился больше тебя, — самым противным было, что мои слова не уязвили его.       — И где же ваш мокрый хвост настолько ценен?       — В бою я более успешен, да и определенную ценность у Байхэн я тоже имею, — он улыбнулся и повернулся, чтобы уйти.       Он знает, что он победитель в этой ситуации, поэтому продолжать спор и доказывать что-то ему нет нужды. Как же меня это бесило, почти трясло от безысходной злости.       — Раз так, то, может, ты не боишься и заключить один спор? Сразимся. Тот, кто выживет, получит Байхэн.       Сейчас спустя года я понимаю, что ничего хуже этого я предложить не мог. Как низко было ставить Байхэн как ставку в этом пари. Словно она вещь, словно я забыл, что с ее переживаниями нужно считаться. Я ведь тогда даже не подумал, сколько горя ей могла принести наша выходка. Отчаяние ослепило меня и толкнуло на единственный неверный шаг.       — Или ты струсишь?       — Я? Да у тебя шансов нет, — Дань Фэн, поначалу задумавшийся, повернулся ко мне. Каким бы взрослым он ни казался, сколько бы жизней уже ни прожил, но молодость и гордость сыграли не в его пользу. — Где тебя потом похоронить? На твоей порабощенной планетке? Или вплавить тебя в меч?       — Лучше подумай, как твои видьядхары без старейшины будут жить.       Со стороны малознакомый нам человек мог счесть нашу перебранку за дружескую шутку, но мы были серьезны и злы. У каждого в мыслях было: «если я выиграю, то Байхэн будет только моей».       Дань Фэн снял с себя верхние одежды, которые мешали движениям, и, призвав копье, встал напротив меня. У меня из оружия с собой был только небольшой кинжал. Будь я чуть старше и владей холодным разумом, попросил бы отложить битву, чтобы взять другое оружие или вовсе отменить сражение. Но сейчас, прекрасно понимая, что шансов на победу против копья с одним кинжалом у меня нет, я упрямо и глупо встал, готовый к битве.       Дань Фэн, поняв мое затруднительное положение, ухмыльнулся, но не предложил мне выхода из ситуации. Кивнув мне, он рванулся в мою сторону. Испуг прострелил во всем теле, но уже в следующее мгновение я отскочил, обороняясь. В моем случае надо было как можно скорее сократить дистанцию, чтобы копье Дань Фэна потеряло преимущество, но животное чувство страха сдерживало меня от решительных действий. Я уклонялся, ловил на кинжал весь вес копья, чувствуя, как стонет лезвие, тупясь о чужое древко. Я ставил на несколько колотых ран, которыми быстро завершу бой, для этого хватит и острия. Но нужно тщательно подгадать момент, когда я смогу нанести ранения.       Но пока я ждал, сомневался и планировал, мои шансы на успех становились все прозрачнее и эфемернее. Я выматывался, боялся все больше, а Дань Фэн, используя свои преимущества, уже успел нанести мне несколько ран.       Все больше мне казалось, что он играется со мной, что, если бы хотел, уже давно убил бы меня. Бешенство от уязвленной гордости и ощущения проигрыша подстегнули меня к необдуманным и рискованным действиям. Я рванулся к Дань Фэну, намереваясь подрезать ему сухожилия на руке, чтобы он не смог использовать копье, но, когда с тупой радостью, я увидел сгиб его руки на расстоянии вытянутой руки, в левое плечо меня что-то ударило, оттолкнуло, а потом я ощутил, как что-то горячее полоснуло в том месте.       Время будто бы замедлилось. Я опустил взгляд на грудь и увидел, как одежда пропитывается кровью из того места, куда уверенно воткнулось копье. Именно в этот момент я уже с холодностью подумал, что умру, что у меня не было шансов, а если они и были, то своим пылом и эмоциями погубил их. Не было смысла в годах тренировок и обучения ковке оружию, если в самый важный момент я оказался без своего меча и размахивал кинжалом без смысла, не опираясь ни на навыки, ни на приемы. Умру, как идиот и дилетант.       Дань Фэн резко выдернул копье, я захрипел и пошатнулся. Я знал, что нельзя падать, что нужно попытаться из последних сил вырвать победу у него или хотя бы забрать этого видьядхару с собой, чтобы не умереть с позором, но отчаяние подкосило мне ноги.       Я упал, чудом успев поймать на кинжал копье, которое Дань Фэн без сомнений вновь замахнулся. Но сил во мне уже не было. Пинком ноги он повалил меня. Раскинув руки, чувствуя, как холодный пот льется по слишком горячему телу, я смиренно смотрел, как Дань Фэн заносит надо мной копье и бьет им меня в живот. Я дергаюсь от боли, порываюсь сопротивляться, но он уже вынимает его из меня и вновь заносит.       Внимательно, со страхом я смотрю на Дань Фэна, понимая, что он последний человек, которого я увижу. Как много раз мы с ним сражались, сколько раз я побеждал его, но все те разы были ненастоящими. А сейчас я поставил Байхэн и свою жизнь на кон. И проиграл.       Я смотрю на острие, которое подрагивает и сверкает. Я не вижу хозяина копья, я слежу за острием, потому что после его следующего удара меня точно не станет. Я умру. Бездарно, ничего не сделав. Не вернулся на свою планету, не поспособствовал спасению своих соотечественников, не признался Байхэн в чувствах, не стал ремесленником, которого бы запомнили в веках. Я ничего не успел сделать, но так бездарно и глупо потерял свою жизнь.       Внезапно острие дергается куда-то вверх и в сторону. Я завороженно слежу за ним, дрожа от боли и холода. Тень Дань Фэна исчезает с меня. Я вижу сразу так много людей, что они начинают сливаться в одно непонятное месиво. Отчетливо я различаю только Цзин Юаня, тащившего Дань Фэна куда-то назад, Цзинлю, сжавшая древко его копья и что-то кричащая, и Байхэн, которая бледная склонилась ко мне.       Какой же я идиот.