Договор

      Они всё еще там, на том обрыве.       Далеко внизу волны остервенело бьются о камни, ветер треплет волосы и траву. Край скалы грубо корябает кожу рук. Слёзы застилают глаза. Но он видит их лица. Размытые, окруженные пульсирующим маревом паники и натужной усталости. Лицо сына, бледное и заплаканное, и лицо любимого человека с кровавой раной во всю щеку и безысходностью в глазах. Тот не плачет, а лишь извиняется, как всегда извиняется, и просит отпустить.       И Юнги отпускает. Или точнее — теряет, лишается.       Обоих.       Сначала Чимина, а через секунду и Хосока.       Потому что сам окончательно сползает с обрыва, летит следом и видит, как оба молча падают, а потом бешеная волна хватает и тут же с силой швыряет их тела к острым граням громоздких камней…       — Всё хорошо, Юнги-я! Всё в порядке, — быстро-быстро шептал Чимин, пытаясь обнять метавшегося в постели Мина. — Это только сон, слышишь? Просто дурной сон.       — Ты здесь? — обхватив ладонями лицо Чимина, Юнги тревожно вгляделся в глаза.       — Конечно здесь, всё хорошо, — понизив голос, успокаивал тот. — Постарайся потише, а то Хосока разбудим.       — Хосок… Да-да, точно, Хосок, — пробормотал Юнги. И только теперь явь окончательно пробралась к его сознанию. — Я пойду, посмотрю, как он там.       — Пойти с тобой?       — Нет, не вставай, я сейчас, — сердце всё еще громко колотилось от увиденного во сне, и Юнги хотелось успокоиться без свидетелей. Он встал, укутался в чиминову кофту и пошел в детскую. В памяти воскресали события того вечера. Такими, какими они были на самом деле:       Он медленно и неминуемо съезжал к краю. Чимин и Хосок беспомощно держались за его руки. На крики о помощи никто не отзывался и казалось, что всё, это конец. Но вдруг кто-то резко схватил его за щиколотку и грубо рванул назад. Юнги от неожиданности чуть не разжал пальцы. Первой мыслью было: зомби добрались!       Чимин, поняв по выражению лица Мина, что что-то происходит, одёрнул руку от своей раны, не успев коснуться.       — Что там?       — Кто-то пришел. Держись!       Секунда-другая, а укуса не происходило. Движение вниз прекратилось. Оглянуться и посмотреть не было никакой возможности. Хосок, слабо сжимая папину руку, кажется начинал терять сознание.       — Не трожь их! — откуда-то издалека донёсся грозный окрик Юнджи.       — Я свой! Свой! — раздался знакомый голос.       В своём натужно-паническом состоянии Юнги не узнал его, но было ясно, что за ногу его держит живой человек.       — Откуда ты здесь? — радость сквозила в голосе Чонгука.       А потом Юнги схватили еще две пары рук.       — Раз, два, тащим, — скомандовала Юнджи.       Ощущение рвущихся мышц и сухожилий пронзило верхнюю часть тела Юнги, когда две его ноши оказались вровень с краем обрыва. Руки до ужаса напряглись и изогнулись под неудобным углом, но Мин не размыкал пальцы, пока не убедился, что Чимин уже лежит плашмя на твердой земле, а Хосок, всё же потерявший сознание, оказался в объятиях Хана. Это именно он появился решающий момент.       — Откуда ты здесь? — повторил Юнги вопрос Чонгука. Потом бросил взгляд поверх его плеча — в их сторону бежали еще двое военных, в рваной форме и с грязными ножами в руках.       — Мы пытались догнать своих… мертвецов, — запнувшись на последнем слове, ответил Хан, аккуратно придерживая ребёнка. — Но кое-кто заступил нам путь… помните нашего старого друга-учёного? Он тоже был заражён… Разобравшись, мы побежали за остальными, но было поздно, они уже гнали вас из сада, так что нам пришлось сделать крюк вдоль ограды. Когда вы вчетвером повели их сюда, мы решили бежать наперерез, чтобы перехватить мертвецов.       — А как они попали внутрь, через ограду?       — Это жуть, — содрогнулся Хан. — Они всей толпой… вдавили одного из своих сквозь проволочную сеть, чтобы он своим телом расширил ее ячейки, попутно раскурочивая колья… В общем, не показывайте это детям. Там, чуть правее ворот.       — Почему они такие умные? — растирая ноющее предплечье, спросил Юнги.       — Так, парни, а можно вы потом пообщаетесь, — подала голос Юнджи. — Я скоро обращусь, а значит вам пора. Да и наши преследователи нагоняют, — женщина указала на десяток зловещих фигур метрах в стах.       — Когда тебя укусили? — Хан передал Хосока Мину, и кинулся осматривать рану.       — Минут двадцать назад. Есть еще час или полтора, потом будем прощаться, — дрожа от страха и злости, сказала Юнджи.       — Двадцать минут? Точно? — переспросил Хан, расстегивая нагрудные жилетные карманы.       — Может чуть меньше, а что?       — А то, что у тебя есть шанс, — широко улыбнулся Хан, достав плоский пластмассовый футляр.       — Что это? — спросил Чонгук с надеждой в голосе. — Лекарство? Скажи, что это оно!       — Да, можно сказать и так, — Хан вынул из футляра шприц и быстро наполнил его прозрачной жидкостью из тонкого флакона.       — Сработает? — поднявшись на трясущиеся ноги, спросил Чимин. — Тебе же можно доверять, Джисон?       — На себе проверено, — Хан оттянул воротник футболки. След он укуса красовался прямо на ключице. Слегка подзаживший, будто полученный пару дней назад, но было очевидно, что заражения мужчина не получил.       — Хорошо, а мы пока займёмся ими, — Юнги указал на приближающихся зомби, и потянулся за брошенным прежде колом. Усталость и боль чуть притупились от мощного прилива адреналина. — Присмотрите за Хосоком, если очнется раньше чем я освобожусь.       — Хорошо, — отозвалась Юнджи, — Осторожно.       К ним уже подбежали двое военных и, отдышавшись, тоже встали рядом.       Юнги не видел, как Хан сделал женщине укол. Не слышал, как та застонала от боли, упав на колени. Никто из сражавшихся не знал, как крепко она схватила за руку Хана, и как сильно жгло все ткани ее укушенной руки. Невыносимая боль разлилась до самого плеча, захватив и грудь, и шею.       — Заражение происходит последовательно, — пояснял Джисон, придерживая Юнджи. — Гореть будет ровно до того места, докуда оно успело дойти. Терпи. Это недолго. Сыворотка выжигает заразу. Терпи, — продолжал приговаривать он, поглаживая ее по голове. Но прошло около пяти минут, прежде чем жуткая агония стала отступать и женщина смогла дышать ровно.       — Спасибо, — утирая градины пота со лба, сказала она. Потом глянула на шрам Хана: — Как же ты выдержал такое? У тебя укус не на руке…       — Думал, что не выдержу, но мне повезло, — он кивнул на друзей-военных, которые сражались с последними мертвяками, — они были рядом. А когда я вырубился от боли — ухаживали и охраняли.       Разобравшись с нежитью, приведя в порядок ограду и убрав все следы сражений, люди только к позднему вечеру вернулись в поселок.       Кое-кто был ранен: подвернул ногу во время бега или падения, получил царапины, ссадины, ушибы. Но все были живы. Сильнее всех пострадал Чимин, чей порез на скуле и шее грозил остаться жутким шрамом на всю жизнь. Чанбин сразу же увёл его в больницу.       — Можешь кричать, материться и проклинать меня, — хохотнул хирург смачивая ватные томпоны спиртом перед началом операции, — но главное не дергайся, как бы больно тебе не было — не двигайся. Понял?       — А у нас точно нет анастезии? Хотя бы какой-нибудь? — спросил Юнги, переминаясь с ноги на ногу от волнения за любимого.       — Нет. Когда мы прибыли, оставалось немного, но она ушла тогда на Тэ-тэ, — поджал губы Со. — Ну что, начнём?       — Да, — кивнул бледный Чимин. — Я буду терпеть, делай что необходимо. Спасибо!       Юнги сел по другую сторону от кушетки и взял его за руки.       Процедура была долгой и болезненной. Несколько раз у Чимина темнело в глазах, но он вновь и вновь сжимал руки любимого, слушал его уговоры о том, что скоро уже всё пройдет и будет хорошо, и оставался в сознании. Чанбин поглядывал на них, одобряюще кивал Мину и продолжал делать своё дело с максимальной сосредоточенностью и мастерством.       Многие остались на ночное собрание, чтобы обсудить произошедшее и узнать обо всем у ребят-военных.       Хан, как капитан, первым взял слово и рассказал, как их заставили срочно сняться с базы и отправиться в самый дальний конец острова. Они быстро загрузили всё оружие и оборудование в грузовики, а подопытных мертвяков — в кузов фургона. Ученые ехали впереди, взяв на себя командование.       — Я виноват, — опустил глаза капитан. — Поддался их воле, не предпринял попыток противостоять… Думал они правда смогут вылечить моих друзей.       Но потом, когда они обустроились в заброшенном здании какого-то барака, началось самое ужасное. Без должного ограждения, зомби то и дело вырывались и кусали кого-то из охранявших.       — Они могли по нескольку дней прикидываться спокойными и сонными, а потом, когда мы чуть теряли бдительность, срывались и накидывались на одного из ребят, — добавил второй военный, которому сегодня тоже не мало досталось. Он придерживал забинтованную руку и потёр оцарапанный подбородок. — Это не могло продолжаться долго. Живых оставалось всё меньше, а учёные словно сошли с ума. Их опыты превращались в пытки…       — Подопытные, которых уводили на жестких поводках в отдельную комнату, кричали и плакали, — продолжил за друга Хан. — Плакали, вы представляете? Мертвецы в голос рыдали от боли. Нас осталось семеро живых солдат, и мы решили, что пора завязывать с этим. Подготовили всё к чистке и сожжению барака. Но, когда мы уже почти решились, случилось первое исцеление. Тот, кого укусили последним…       Третий военный поднял руку, демонстрируя шрам чуть повыше локтя.       — Да, это был Сынмин, — Хан улыбнулся товарищу и продолжил: — он вышел к нам из опытной комнаты. Живым и здоровым. Уставшим, конечно, бледным и так далее, но здоровым. Мы долго не могли поверить и относились к нему с настороженностью. Но прошло несколько дней, а он не кидался, не кусался, — Хан усмехнулся, — и даже не проявлял интереса к животной пище.       — Ну да, я смотреть не мог на мясо, — фыркнул Сынмин.       — А что дальше? — поторопил их Юнги.       — А дальше у ученого, того старика, сорвало крышу. Он так гордился своей сывороткой, так верил в своё божественное предназначение, что распорядился готовить лодку, чтоб плыть на материк. А когда мы сказали, что надо сначала вылечить всех остальных, или, если лечение невозможно — прекратить их мучения и похоронить, он только засмеялся, мол без них будет не весело. Тогда-то мы и поняли, что ты был прав, — Хан виновато посмотрел на Юнги. — Надо было еще тогда действовать.       — В общем, — слово взял второй, — три дня назад мы взялись за дело сами. Но что-то пошло не плану. Мертвые вышли из-под контроля, покусали многих и разбежались. В суматохе мы успели уложить только нескольких. Прихватили с собой сыворотку и стали преследовать их, ловить и добивать. Но сильно отстали, когда Хана укусили, — он посмотрел на капитана. — Поэтому они успели добраться до вас.       — Останетесь? — спросил Чан, дружелюбно хлопнув Сынмина по спине.       — Если можно, — отозвался тот.       — Я думал возобновить переправу на материк, — сказал Хан, осторожно оглядев присутствующих. — Не вылазки, — быстро добавил он, — а просто передавать сообщения, как раньше, и переплывать на тот берег, встречать. Топлива у нас много, лодку подлатаем и можно переправляться хоть каждый день. Вдруг будут приходить еще выжившие. Людям ведь нужна помощь.       Юнги не нравилась эта затея. Новые люди — это новые проблемы и опасности. Он хотел уже было озвучить свои мысли вслух, но потом вспомнил, как сами они были рады спастись, как вымотала их жизнь на той стороне пролива.       — Не каждый день, — только и сказал он. — Давайте как и раньше — раз в неделю.       За последующие месяцы новоприбывших было чуть больше десятка. В основном все были одиночками. Но как-то раз Хан был несказанно горд, когда вернулся с женщиной и тремя детишками.        Она оберегала их, как родных, хотя и не была их матерью. Заботы и невзгоды сказались на ней гораздо заметней, чем на ком-то из тех, кто прибыл сюда раньше, поэтому наладить общение и добиться доверия было сложновато. Но постепенно размеренный быт селения, обычная работа и доброжелательные люди помогли ей отчасти вернуться в норму. Дети же быстро освоились и с легкостью влились в местную жизнь.       Самый младший — пятилетний сорванец Ёнбоки, сразу полюбил Чимина, видимо обнаружив в его внешности сходство с родным отцом. И даже жуткий, тогда еще багровый шрам на его лице не отпугнул мальчишку. Он постоянно крутился рядом, просился помогать и сбегал от своей названной матери к Паку, едва выдавалась такая возможность. Женщина по началу волновалась и нервничала, но потом поняла, что мальчику будет полезней мужское общество, чем ее опека. В конце концов она слишком устала заботиться об этих троих и теперь имела право немного отпустить ситуацию, раз о малышне есть кому позаботиться.       Сам Чимин сначала терялся от неожиданных объятий и решительных криков «Папа-папа!» в свой адрес, и пытался объяснить чужому ребенку, что тот ошибается. На что Ёнбок понимающе кивал:       — Ну и ладно, — говорил он, — что ты не настоящий мой папа, только можно я еще с тобой рядом посижу?       Чимин разводил руками, не имея ничего против. А со временем так привык к мальчишке, что даже сам искал его по утрам, отправляясь по каким-нибудь делам.       Юнги с Хосоком поначалу ревновали, ведь Чимин раньше не проводил так много времени ни с кем из ребят поселения, но потом и они сдружились с бойким, но добрым веснушчатым малышом.

***

      И вот уже больше полугода прошло с того дня на обрыве. Наступила новая зима.       Многие соседи к ее приходу достроили свои новые дома и перебрались из общежития.       Освободившиеся комнаты заняли под детские, помещения для игр, читальные и комнаты творчества. Срединная между спальнями Юнги с Чимином и Юнджи с Чонгуком теперь стала общей детской.        Мин тихо вошел туда и увидел, что Хосок сидит на кровати и крепко обнимает одеяло. Тэхён мирно посапывал на соседней.       — Не спишь, малыш? — спросил Юнги, присев рядом.       — Сонни меня разбудила, — потирая глаза кулачками, пожаловался Хосок.       — Она же спит, — Юнги потянулся и глянул за бортик младенческой кроватки. Трёхмесячная девочка активно сучила ножками и тихонько кряхтела.— А, нет, не спит, — невольно улыбнулся он.       — Почему она не ночевает с мамой своей? — всё еще чуть хмурясь, спросил Хосок.       — Потому что Сонни очень спокойная девочка, и ее мама уверена, что так она станет более самостоятельной и крепкой, — пояснил Юнги.       — А может она ее не любит? — наивно глядя на отца, Хосок скривил губки.       — Ты тоже с рождения спал в отдельной комнате, — напомнил отец, — но ты же помнишь, как сильно мама тебя тебя любила? И как я люблю, знаешь же, да? — он посадил ребенка к себе на колени и крепко обнял. — Вот и родители Сонни тоже ее любят. Просто воспитывают так.       — Ну ладно, — Хосок и не собирался спорить. Он просто хотел спать, а эта маленькая тэхёнова сестричка почти каждую ночь кряхтит чего-то, и важничает днём — не любит, когда с ней играют.       — Засыпай, — Юнги покачивал сына на руках и тихонько мычал какой-то новый мотив. — Спи, а утром пойдём порыбачим.       — С дядей Бини и Чани? — сонно поглаживая отцовскую руку пальчиками, спросил Хосок.       — Ага.       — А Чимина с Боки возьмём? — чуть приоткрыл глаза мальчик.       — Конечно.       Хосок снова сомкнул веки и теперь уже заснул окончательно.       Юнги еще какое-то время сидел, держа ребенка на руках, и наконец поверил, что всё это реально. Иногда ему казалось, что сон, который часто снился с того самого дня — и есть реальность. Будто они трое правда сорвались тогда с обрыва и погибли, а то, что происходит сейчас — другой мир, рай или иллюзорная фантазия, в которую попала покинувшая тело душа.       Но сейчас, держа на руках сопящего сына, ощущая приятную усталость в мышцах после долгого дня, он позволил себе поверить, что всё это взаправду. И даже в то, что девочка, названная в честь человека спасшего ее мать, действительно появилась на свет здоровой и полноценной, несмотря ни на что.       Едва он уложил Хосока, в комнату тихо вошел Чонгук.       — О, а ты чего тут, хён? — удивился он, увидев силуэт Мина в полутьме.       — Хосок проснулся что-то, — пожал плечами тот. — Ваша уже вся в делах, — Юнги указал на сосредоточенно ёрзавшую малышку.       — Ага, как всегда в это время, — заулыбался Чонгук. — Хочу забрать к нам, с ней спится лучше, да и кормить скоро пора.       Мин лишь по-доброму усмехнулся. Этот парень еще недавно казался ему безответственным ребенком, а сейчас так быстро взрослел и менялся.       — Как же они, всё-таки похожи, — взяв дочь на руки, сказал Чонгук. Юнги, уже выходивший из комнаты, обернулся. Младший кивнул в сторону Хосока: — Маленькие дети все так похожи друг на друга, да, хён?       — Ну, наверное, — отозвался Мин.       — Мама рассказывала, что в детстве, приходя в садик, всегда с трудом находила меня среди ребят, представляешь? Путала меня с другими, — посмеиваясь, вспоминал Чонгук. — Но я свою Сонни ни с кем не спутаю, будь тут хоть тысяча младенцев, — он ласково коснулся крохотной пухлой щечки дочери кончиками пальцев. — Ну, что, пойдём к маме, глазастик? Спокойной ночи, хён.       — Ага, и вам.       Юнги не хотел сразу возвращаться к себе. Чимин наверняка спит, а лежать в полной тишине наедине с мыслями сейчас казалось Мину не лучшим вариантом. Можно было разбудить… Нет, не стоит. Чимин не даст расстроиться и выплеснуть все негативные мысли, а сразу скажет что-нибудь такое хорошее, во что Юнги поверит. А так было нельзя, не сегодня. Сегодня нужно было прожить всё, что накопилось. Еще этот сон…        Он спустился вниз, прошелся по коридорам, вышел на улицу. Легкий мороз красиво искрился инеем на голых ветках кустов и на пожухшей траве.       «Как же они все-таки похожи» — слова Чонгука никак не выходили из головы. Юнги не думал об этом прежде, но теперь понимал, что он прав. Сонни действительно была похожа на Хосока. Причем гораздо сильнее, чем на Тэхёна.       — Да ну, нет, не может быть, — пробормотал он в смутных сомнениях.       Вся та история с Юнджи уже давно забылась, а ее семейное счастье с Чонгуком стало лучшим доказательством того, что и она не придавала значения тому ночному эпизоду. Но невольно Юнги стал подсчитывать даты, хмурясь и ёжась от холода. Да, Сонни родилась раньше срока, но после всего пережитого матерью это и немудрено. А старушка-повитуха тогда лишь дивилась, что восьмимесячный ребенок такой крупный и здоровый. Все поздравили отца, что младенец унаследовал его гены, и хвалили Юнджи за отличный выбор мужа.       — Пошло оно всё, не мои проблемы, — буркнул раздраженно Юнги. — Мы тут выживаем после зомбиапокалипсиса, а не индийское кино снимаем. Не моя она дочь, и точка.       Спустившись с крыльца, он прошёлся по улице в сторону покрытого сединой сада. Оглядел сонный посёлок. Всё же хорошо тут было — спокойно, безопасно и уже не хотелось вернуть прежние времена городской суеты и вечной занятости. Тут ему хватало всего. Ну, разве что, музыки было маловато. Он иногда играл на пианино, стоявшем в школьном актовом зале, но порой хотелось большего. Юнги несколько раз быстро записывал новые мелодии, что рождались сами собой в его голове. Маленькие черновички валялись тут и там, но толку-то от них? Теперь он понимал, как сильно ему не хватает прежней студии, где эта музыка обрела бы четкое звучание.       Мурлыча одну из таких мелодий себе под нос, Юнги направился обратно. Он решил, что завтра, отправив всех на рыбалку, сам пойдет в школу и будет заниматься музыкой. Да, вот просто откроет крышку фортепьяно, возьмет лист бумаги и напишет, наконец, хоть что-то конкретное. И не вернется домой, пока не закончит. Конец света еще не повод забросить музыку, не повод думать только о выживании и продолжении рода.       С чего он вообще стал таким семьянином? Кругом одни дети — свои, соседские, приезжие… Хватит. Музыкант он или нет, в конце концов? Когда-нибудь мир вновь станет нормальным, и должен же он, Мин Юнги, оставить в нем хоть что-то. Ну, помимо сына. И возможно, дочери.       Он понимал, что это раздражение появилось сейчас только из-за того, что жизнь наладилась, стала слишком спокойной и упорядоченной. Но стоило только вспомнить о сне, разбудившем его час назад, всё моментально прошло. Вернулось спокойствие и чувство благодарности. А когда Юнги вошел в спальню и обнаружил рядом с Чимином свернувшегося калачиком Ёнбоки, то лишь покачал головой, вздохнул и накрыл обоих теплым пледом, подоткнув край под мальца.