One Thousand Galleons

После Дня святого Валентина стало гораздо проще, и, казалось, это была та брешь в броне, в которой они нуждались. Теперь Северус больше проявлял больше нежности и честности и даже провел несколько вечеров, помогая Люпину с существами. Взамен Ремус помог ему собрать ингредиенты для зелий; теперь он чувствовал себя намного спокойнее, появляясь в комнатах Снейпа просто чтобы посмотреть, что он делает. Это не было чем-то естественным, но было ясно, что они начали работать над какой-то рутиной. Северус всё ещё тяжело переносил полнолуния, но они делали обходы, и после них ему, казалось, становилось лучше. Он урывал несколько часов сна, а потом всё равно просыпался раньше Ремуса. К концу февраля холода ослабли, и Ремус предвкушал, что он будет завален работой примерно до середины марта. У многих существ начинался брачный сезоны, что означало повышение агрессии и возможность несчастных случаев. Ремус был безумно благодарен магии, потому что он и представить себе не мог, что окажется в трех метрах от разъяренно дерущихся самцов. Каждое утро он просыпался и думал, сколько ран ему придется вылечить или найдет ли он одного из них мертвым. Хагрид был замечательным коллегой, но он был мягким. Временами он находил трупы первым и несколько минут плакал над ними, прежде чем аккуратно поднять их и похоронить. Сам Ремус был расстроен гибелью существ, но он быстро смирялся с этим. Независимо от того, сколько раз это случалось, Хагрид всегда оплакивал их, а после хоронил их с уважением и благородством, какие они не нашли бы в дикой природе. Северус никогда не присутствовал при этом, так как обычно приходил к существам по вечерам, но он также не комментировал маленькие могилы. При всем этом Ремус начал всё чаще замечать, что он просыпается и находит другую сторону кровати пустой и холодной, и это встревожило его. До этого это было “из виду”, но теперь он начал осознавать тенденцию. В какие-то дни Северус был вялый и податливый, в другие — переутомленный и чрезмерно бдительный. Ремус не хотел, чтобы он ощущал, будто Северус оказывает на него негативное влияние, и потому пытался придумать способ помочь, не беря бремя на себя. Ремус, очевидно, провел немало исследований о всех типах существ, их привычках, аппетите и инстинктах. Иногда это было единственным, на чем он сосредотачивался, и было трудно отступить назад и понять, что иногда всё было не так просто. В пятницу вечером, когда Северус был в гостях у Малфоев, Ремус взял выходной, чтобы заняться небольшим исследованием бессонницы, ожидая найти какую-то конкретную диетическую или органическую причину, почему она так сильно мучила Северуса. Поппи была более чем рада поделиться с ним своими медицинскими записями, и, к его удивлению, не спрашивала, для кого они предназначены. В конце концов, поняв, что всё сложнее, чем он думал, Ремус чувствовал себя подавленным. У него было несколько идей, которые он, безусловно, хотел попробовать, но самой главной было то, что, по его мнению, не будет хорошо воспринято. В полдень субботы он пошел к фестралам, чтобы проверить кобылу и её жеребенка. Он уговорил Северуса помочь придумать малышке имя, и в конце концов они остановились на Фрее. Она хорошо справлялась, набирала вес и начала привыкать к стаду. Выходные прошли спокойно, и, даже несмотря на то, что у него всегда было много работы, он чувствовал себя хорошо, позволяя себе провести некоторое время вместе. Он приготовил корзинку для пикника и наложил ограничивающие чары, чтобы сохранить вокруг них двоих согревающие чары. Они сидели на одеяле; стадо фестралов паслось неподалеку от них, наслаждаясь одним из первых солнечных дней. — Я хотел спросить тебя по поводу твоей бессонницы. — решился Ремус, когда они некоторое время посидели в тишине. Северус нахмурился. Ремус мог увидеть, как на его виске бьется вена. — И? — Зелья для сна не решение проблемы. — начал Ремус, надеясь прервать возможные лекции на эту тему. — Но почему бы не пить их время от времени? Ты знаешь о них больше, чем я, поэтому мне стало интересно, есть ли какая-то конкретная причина. — Я не могу их принимать. — судя по тону, Северус был на грани срыва. Ремус подождал, не скажет ли он что-нибудь ещё. — Я принимал их слишком часто, когда был младше. — У тебя выработалась терпимость к ним. — подвел вывод Ремус, а после задумался о том, что они не работали так хорошо, потому что в Северусе была кровь оборотня. — Полагаю, то, что ты полу-оборотень, тоже не особо помогает. — У меня была передозировка. Ремус вздрогнул и вскинул голову, чтобы посмотреть на него. — Что? — Очевидно, я не планировал этого. — Северус с угрюмым видом смотрел прямо перед собой. — Это произошло после того, как я написал магистерскую по зельеварению. Я увеличил дозировку, но не учел мое заражение ликантропией, когда начал принимать зелье. Я не просыпался три дня, и мне стало очень плохо после. Нарцисса нашла меня. Ремус втянул в себя воздух и задержал его, прежде чем медленно выдохнуть. — Прости, не хотел пробуждать эти воспоминания. Северус ничего не ответил, но Ремус знал, что ему следует быть осторожным. Огромная его часть желала отступить и больше ничего не спрашивать, но он знал, что это ничему не поможет. — После этого стало лучше? — Да, несколько лет я был в порядке. – Северус поплотнее укутался в мантию. — Когда снова стало хуже? — осторожно спросил Ремус. — Ты говорил, что это часто происходило в школьное время, но… — Летом. — ответил Северус, потирая глаза. — Тогда что-то произошло? — Да. — он не стал вдаваться в объяснения, и Ремус понимал, что ему не понравится, если Ремус будет подталкивать его. — Ладно. — Ремус кивнул и отбросил эту мысль. — Ты, должно быть, пробовал основы лечения бессонницы. Но есть ещё кое-что, что мы могли бы попробовать, если ты не против? Северус издал тяжелый вздох. — Ты не исправишь меня, Люпин. Просто оставь это. — Это несправедливо. — с мольбой в голосе сказал Ремус, стараясь не обижаться на обвинение. — Я не говорю, что тебе нужно меняться, чтобы сделать меня счастливым. Я беспокоюсь о тебе, потому что ты мне не безразличен. — И из-за меня ты не спишь в новолуния. — злобно напомнил Северус. — Ты не заставляешь меня не спать. — попытался урезонить его Ремус. — Я просто чувствую, что это мучает тебя. Почему я не могу хотеть, чтобы это прекратилось? Северус решительно встал. — Мне нужно работать. Ремус смотрел ему вслед и жалел, что не знает, что сказать, чтобы всё стало лучше.

xXx

Северус заблокировал воспоминания о том, что произошло вскоре после того, как он обнаружил труп своей матери. Он не помнил, чтобы звонил в полицию или что-то говорил Тобиасу, когда тот наконец появился в больнице. Он знал, что неделей позже его отец так и не появился на похоронах, а когда Северус вернулся домой в тот вечер, Тобиаса там уже не было. Он не знал, как себя чувствовать, когда остался один, и сколько дней прошло, прежде чем Альбус появился. Но он помнил медсестру. Её имя затерялось в песках времени, но он помнил её каштановые волосы и густо усеянное веснушками лицо. Как только полицейские ушли, она села рядом с Северусом и протянула стакан воды. Её волосы были заплетены в косу, перекинутую через левое плечо; её глаза были кристально голубыми. Она была старше его, с обветренным от стресса лицом и мешками под глазами от усталости. — Это не твоя вина. — сказала она как само собой разумеющееся. — Она была больна. Как и многие люди. Просто её болезнь было труднее увидеть. Северус взглянул на неё из-под своих жидких волос, надеясь, что его выражение лица выражает его требование отвалить от него. — Люди будут говорить разные вещи. Иметь мерзкие мнения. — предупредила она его. — Не слушай их. — она кивнула туда, где Тобиас спорил с доктором. — Похоже, у тебя есть шанс заразиться от обеих сторон. — любой мог понять, что мужчина был пьян; от него разило алкоголем. Это была середина вторника. — Так что следи за этим, хорошо? Это называется дефицит серотонина. Бессонные ночи, перепады настроения, беспорядочные мысли, отсутствие радости. Этого достаточно, чтобы выбить из колеи колеи кого угодно. Она наклонилась ближе, упираясь локтями в колени, пока он пристально смотрел на неё. — Это нуждается в лечении, прямо как диабетик нуждается в инсулине. Это не делает тебя слабым — просто заставляет задуматься, что ты есть. — Я полагаю, ты думаешь, что знаешь всё. — наконец он фыркнул. Она издала смешок. — Нет, но я знаю это. Я узнаю это, когда вижу. — она встала и ухмыльнулась ему. — Всегда узнаешь своих, да? Его гнев мгновенно испарился и сменился настороженностью. — Я борюсь с этим каждый день. — она пожала плечами. — Как и твоя мама. — Но ты здесь, а она нет. — он фыркнул и с ненавистью посмотрел на свой стакан с водой. — Я не знала твою маму. — признала она. — Но я знаю, что она устала. Я знаю, что она покинула эту землю не потому что была здоровой. Она ушла, потому что, временами, болезнь побеждает. Рак. Травма. Депрессия. — он поморщился, когда она сказала верное слово. — В конце не имеет значения, что это. То, что имеет значение — мы извлекаем из этого уроки и находим больше способов бороться. Чтобы кто-то не проиграл эту битву. Она успокаивающе положила руку на его плечо. — Так что будь начеку, ладно?

xXx

Она сказала ему быть начеку, и он так и делал. Он был начеку, когда вернулся в Хогвартс; он становился всё более и более отрешенным, набрасывался на почти на каждого, кто пытался заговорить с ним про это. Он был начеку, когда стычки с Мародерами достигли критического уровня, а Лили начала поглядывать в сторону Поттера, а не просто насмехаться над ним. Он был начеку, когда Люциус Малфой начал писать ему о занятиях по зельеварению, и ответил ему из уважения и жгучего желания быть полезным. Он был начеку, когда бессонными ночами смотрел в потолок, а затем нашел зал для встреч астрономического клуба. Он был начеку, когда начал делать всё более и более сложные зелья, размышлять о Темных искусствах и для чего их можно использовать. Гнев и обида накапливались в нем до тех пор, пока он не отправился к Гремучей Иве ближе к концу шестого курса с Сектумсемпрой наготове. Тогда он перестал быть начеку и понял, что столкнулся с этим, а чертова медсестра не рассказала ему, как СПРАВЛЯТЬСЯ с этим. Он смотрел в потолок больничного крыла и несколько дней не двигался, не ел, не разговаривал. Он всё чувствовал и обонял, и он ненавидел это. Он просто хотел умереть. У него даже не было сил ненавидеть Люпина — пока не было. Его рука была обмотана бинтами, которые продолжали пропитываться кровью, и он задавался вопросом, убьет ли его заражение. И тогда появилась Нарцисса. Северус знал её с того времени, как она училась в школе, на год младше Люциуса и на три года старше его. Она была префектом своего курса и несколько раз заставала его вне постели в гостиной общежития. Она тихо садилась рядом с ним, ничего не говоря, если только не замечала, что он читает что-то из запретной секции. Тогда она говорила, что он не должен читать такие вещи, но всё равно должен рассказать ей о них. Нарцисса говорила, что так она проверяла, не использует ли он их для чего-то предосудительного. Она появилась в больничном крыле после того, как он был заражен ликантропией, и вручила ему приглашение на свою свадьбу, сказав, что его там ждут. Альбус впустил её, потому что у него не было других посетителей, а Лили он бы отослал. Нарцисса писала ему с тех пор, как выпустилась, высказывая желание присматривать за ним. Именно из-за неё Люциус вообще связался с ней. Каким бы мрачным не было его настроение, он никогда не мог быть груб с ней в их переписке. В этот день он был груб с ней. Он сказал ей оставить его в покое, сказал, что не хочет быть её объектом жалости. Нарцисса терпеливо выслушала его речь. Затем сказала, что он пожалеет о сказанном, и она прощает его, но сделает это только один раз. Она встретится с ним через два дня после окончания шестого курса в поместье Малфоев, и он останется с ними, пока не поправится. Нарцисса не дала ему ответить — она просто встала и вышла. После Альбус сообщил, что Северус может отправиться в Малфой-мэнор или вернуться в свой коттедж; ему выбирать. Он выбрал Малфой-мэнор. Первый месяц было тяжело, но к концу июля он начал нормально спать по ночам. Люциус немедленно начал добиваться отмены законов об оборотнях — просто на случай, если Северус окажется одним из них. Они ждали, затаив дыхание, трансформируется ли он в полнолуние, но вместо этого его способности просто достигли пика, и он был вялым и болезненным после. Благодаря своей силе он разбил несколько стаканов, очень хотел мяса и начинал нервничать, если оставался внутри дома слишком долго. Нарцисса не дала ему вернуться в Паучий тупик и велела своим домашним эльфам собрать его вещи, чтобы Северусу мог остаться в восточном гостевом крыле. Его комната всё ещё была там, всегда готовая для него — даже сейчас. Она начала учить его традициям чистокровных, приучая посещать светские мероприятия. Когда в августе состоялась свадьба, он наблюдал, как Нарцисса и Люциус обмениваются клятвами; ему было семнадцать, и он готовился вернуться в школу на свой последний курс. Северус танцевал с людьми, с которыми Нарцисса познакомила его, и начал держаться немного прямее и более уверенно. Поступив на седьмой курс, он был так же тих и прилежен, но спокоен и грациозен, не как раньше. Он понял, что иногда острый ум хорошо сочетается с безразличием. Нарцисса научила его, что лучший способ быть уверенным в себе — это знать то, чего не знают другие, и никогда не показывать, что именно он знает. Вскоре после того, как он окончил школу и уехал, чтобы начать профессиональное обучение зельеварению с наставником, они узнали о проблемах Нарциссы с зачатием. Он поспешил вернуться домой со своих занятий, стремясь помочь. Они потеряли два плода; он снова начал плохо спать. Он овладел зельеварением за два года вместо четырех, а вскоре после этого у него случилась передозировка от сонного зелья. Нарцисса и Люциус взяли перерыв от попыток зачать ребенка, чтобы позаботиться о нем, и, когда он наконец оправился, он начал изучение зелья плодородия. Северус повзрослел слишком быстро; первые несколько дней он зарабатывал деньги, продавая зелья знакомым Люциуса, а потом на его пороге появился Альбус с просьбой, от которой он не смог отказаться. Он делал многое, чтобы игнорировать тот факт, что он боролся с депрессией; в некоторые периоды он почти забывал о ней, поскольку был слишком занят, сосредоточиваясь на чем-либо другом. Теперь оно смотрело ему прямо в лицо — в отражении мужчины с темными кругами под глазами и угрюмой ухмылкой на лице. Он проклинал Тобиаса и хотел сделать то же самое с Эйлин, но не мог заставить себя вообще думать о ней. Он просто хотел притвориться, что никого из них никогда не существовало.

xXx

Той ночью Ремус так и не пришел, и Северус весь вечер чувствовал себя так, будто в его груди зияла дыра. Он просто хотел лечь спать и проснуться бодрым, но даже когда сон овладевал им, его было недостаточно, чтобы оправиться. Он злился на множество вещей, обвинял каждую из них, пока не прошел полный круг и не понял, что во всем виноват он сам. Северус был тем, кто просто не мог быть лучше, и он ненавидел это. Ремус всё же пришел на следующий день, воодушевленный и с готовой речью о заботе, нежелании нарушать его границы и других вполне разумных вещах. Северус не хотел слышать ничего из этого, Он хотел просто почувствовать себя живым — последние двадцать четыре часа он не чувствовал себя человеком, Ремус сначала колебался, явно желая поговорить, но потом Северус, должно быть, сделал что-то, что поколебало его уверенность. В следующий момент они были на кровати; Северус цеплялся за Ремуса и стонал, уткнувшись в изгиб его шеи, пока Ремус жестко и быстро вбивал его в матрас. Его разум был блаженно пуст, и он растворился в потоке боли и удовольствия. Он чувствовал, будто плавится, будто они сливаются воедино, пока он не теряет способность осознавать себя как отдельного человека. Не было ничего, кроме успокаивающего ощущения сытости и тепла Ремуса вокруг него. Северус чуть сильнее впился ногтями в его спину, надеять дотянуться и вытянуть немного от его света и доброты, чтобы потом украсть их. Он сжал зубами шею Ремуса, кончая, и сдавленно вскрикнул, когда оргазм обрушился на него; его клыки вонзились достаточно глубоко, чтобы потекла кровь. Из его груди вырвался гортанный, неконтролируемый звук. Ремус попытался выйти из него, но Северус обвил его ногами, требуя продолжать, даже когда толчки стали такими интенсивными, что у него заслезились глаза. Ремус рухнул на его грудь и начал сильнее вбиваться в него, держа его так крепко, что на коже расцветали синяки. Возбуждение только начало спадать, и Северус задумался, сможет ли Ремус довести его до второго оргазма, когда тот наконец кончил. Он тоже прикусил его кожу, но слабее, не решаясь прокусить кожу. Северус лежал, прижатый Ремусом к кровати, пока они молча переводили дыхание. Когда Ремус отстранился, они оба запоздало поняли, что забыли про презерватив.Ремус сел, всё ещё тяжело дыша, и прикрыл рот рукой в легком замешательстве. — Я чист, — поспешно заверил его Ремус. — Я сдавал анализы. — Я ни с кем не спал с тех пор, как в последний раз сдавал анализы. — Северус был гораздо менее встревожен, желая не думать об этом, пока его разум был затуманен от эндорфинов. Он закрыл глаза и остался лежать в той же беззастенчивой позе, не заботясь о том, что ему нужно очистить себя. Внутри всё ещё было призрачное ощущение Ремуса, и он сфокусировался на нем вместо этого. Рядом с ним раздалось тихое шипение. Северус с трудом открыл глаза, чтобы увидеть, как Ремус прикасается к следу от укуса и морщится. Его рука была перепачкана кровью; Северус подумал, что, должно быть, он выглядит как вампир после обеда. На языке всё ещё ощущался вкус меди. Северус схватил руку Ремуса и потянул его к себе, игнорируя стон боли и удивления, когда Ремус неуклюже упал на него. Северус обвил руку вокруг его поясницы, удерживая его на месте, и накрыл след от укуса рукой, сосредотачиваясь настолько, насколько это было возможно, учитывая то, как он был обессилен и расслаблен. Он прижался губами к тыльной стороне ладони и пробормотал мягкое исцеляющее заклинание; судя по резкому вдоху, оно хотя бы отчасти, но сработало. Когда Северус убрал руку, на месте раны были лишь струпья; вероятно, шрама не останется. — Готово. — сказал он, резко нарушая тишину, и подождал, пока Ремус осторожно слезет с него. — Мы... — Ремус долго и беззастенчиво расссматривал его, пытаясь справиться с пересохшим горлом, прежде чем пришел в себя и неловко прочистил горло. — Нам серьёзно нужно привести себя в порядок. Северус, должно быть, выглядел потрясающе, чтобы заслужить такой ответ. — Тебя действительно беспокоит это? — Северус поднял бровь. Ремус смотрел на него из-под век; его взгляд проскользил вниз по его телу, к месиву на животе и между ног. — Это другой вид «беспокойства», на самом-то деле. — признался он. — Можешь трахнуть меня ещё раз, если хочешь. Ремус сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Северус видел, что тело предавало его — член Ремуса вновь начал твердеть. — Я хотел поговорить с тобой о вчерашнем. — он держал глаза закрытыми. Искушение действительно начинало одолевать его. Северус вздохнул, решив, что это стоило того, чтобы попробовать. Он сел и быстро поцеловал Ремуса, чтобы отсрочить неизбежное, прежде чем передвинуться к краю кровати и найти свою палочку. Он наложил на себя очищающие чары; второе заклинание, очистившие его внутри, заставило Северуса вздрогнуть и напомнило, что завтра утром у него всё будет болеть. — Ты нашел ещё одно зелье, Ремус. — сказал за него Северус, но в его тоне не было злости — лишь смирение. Он нашел один из своих халатов и накинул его на плечи. — Для лечения моей бессонницы, среди прочего. Просто покажи мне его. Ремус выглядел настороженным. Он медленно слез с кровати и надел свои брюки обратно. — Я не думал, что ты захочешь посмотреть на него. — осторожно признался он, а после потянулся к карману своей мантии и вытащил из нее свиток пергамента. — Я не идиот, и ты тоже. — Северус выжидающе протянул руку за свитком. — Я и не говорил, что ты идиот. — ответил Ремус с обидой в голосе, вкладывая пергамент в его раскрытую ладонь. — Я просто подумал, что можно попробовать что-то ещё. — Это сработает. — Северус вышел из спальни и направился в свою личную лабораторию. Ремус последовал за ним, чтобы остановиться в дверном проеме и облокотился на него, наблюдая, как Северус достает ингредиенты. — Мы будем говорить об этом? — Мой... отец, — Северус произнес это название Тобиаса с насмешкой, — навестил меня этим летом, появившись в моем доме в годовщину смерти моей матери. Он снова пропил все деньги и решил, что он просто вернется и потребует, чтобы я отдал ему все мои деньги как компенсацию за то, что вырастил меня. Ремус выглядел так, будто получил пощечину — настолько он был шокирован. — Я продал дом своего детства и вернулся сюда, полагая, что всё ещё должен Альбусу. Чем больше я думаю о своей бессоннице, тем больше понимаю, что заразился болезнью матери. Вот почему я не говорю об этом. Ремус наблюдал, как он двигается по комнате, собирая ингредиенты и складывая их в котел. — Хорошо. — Думаю, ты не принимал его раньше? — в тоне Северуса была лишь легкая насмешка; он намекал на чай, который они оба пили, чтобы подавить инстинкты полу-оборотня. — Принимал. — Ремус вошел в комнату и взял сладкую мальву с полки. — Каждый понедельник в течение года после того, как начал исследования с Розетт. Это не было способом справиться со смертью отца. Северус остановился и повернул к нему голову, не ожидая ответа на свой вопрос. — Он был сделан специально для оборотней, называется серебрянник. Он делает тебя сонным, так что лучше принимать перед сном. Будет подташнивать неделю или около того, а потом начнется странное головокружение, но после всё пройдет, и ты будешь просто… в порядке. — Ремус пожал плечами. — Стоит принимать раз в неделю, но ты можешь уменьшить до раза в две недели или просто пить время от времени. Если ты собираешься принимать регулярно, то просто не прекращай после. Тебе нужно сократить дозу. Северус вновь двинулся, когда Ремус заговорил, и закивал, показывая, что слушает. Процесс приготовления был не сильно сложным, так что он мог сделать лекарство меньше чем за десять минут. Когда в его руках был флакон с готовым зельем и его взгляд замер на серебристо-серой жидкости, Ремус подошел ближе, облокотился на стол и улыбнулся ему. — Хочешь я приму его с тобой? — Нет. — тихо ответил Северус, а затем опрокинул содержимое флакона в рот и проглотил. — Пошли. — Ремус протянул ему руку. — Тебе стоит лечь. — Мне надо прибраться здесь. — напомнил ему Северус. — Я приберусь. — заверил его оборотень, а после повел в спальню. К моменту, когда Северус уже был готов лечь, он почувствовал, что эффекты лекарства начинали сказываться на нем. Он чувствовал себя вялым и уставшим; последнее, что он помнил — как Ремус выключает свет, а после прижимается губами к его виску. На следующий день Северус просыпался постепенно. Он осознал, что лежит в постели, с тяжелыми веками и чувством комфорта. Северус всё ещё был слишком уставшим, чтобы открыть глаза; он то и дело дремал, погружаясь в свои мысли, пока наконец это расслабленное состояние не уступило проснувшемуся мочевому пузырю. Это привело к тому, что он открыл глаза и заставил себя встать с постели, чтобы сходить в ванную. Он не думал, что это было позднее утро, но его внутренние часы полностью отключились благодаря одурманивающему чувству, что полностью окутало его. Он смог добраться до кровати не споткнувшись и не упав, и решил, что даст себе несколько дополнительных минут сна. Казалось, что как только он закрыл глаза, вдруг раздался тихий голос, и чья-то ладонь начала гладить его руку, пробуждая ото сна. — …-себя чувствуешь? — мягко спросил Ремус, опускаясь на колени рядом с кроватью. Действие зелья в конце концов начал ослабевать; его умственные способности возвращались к нему быстрее после того, как он получил немного больше сна. — Уставше. — признался Северус, протирая глаза, а затем, прищурив глаза, посмотрел на Ремуса, одетого в рабочую мантию. — Что-? — он сел, опешив. — Сколько сейчас времени? — Эй, тшш. Всё в порядке. Альбус знает, что ты преподаешь во второй по половине дня сегодня. Я сказал ему, что ты досыпаешь. Сегодня утром у тебя был первый и седьмой курс, так что он устроил семикурсникам повторение пройденного, а первокурсники просто читали про Рябиновый отвар. — Что ты сказал ему? — Северус потер лицо, пытаясь привести мысли в порядок. — Только то, что ты пробуешь новое снотворное, что я предложил, и, похоже, оно подействовало. Как ты себя чувствуешь в остальном? Северус сфокусировался на этом вопросе и оценил состояние своего тела. У него всё болело, но он мог понять, что это за боль, однако в его животе появился новый очаг боли. Он положил руку поверх живота и нахмурился. — Полно, как будто съел слишком много. — Это тошнота. Знаю, это кажется контрпродуктивным, но ты почувствуешь себя лучше, как только поешь. Я распоряжусь, чтобы тебе принесли завтрак. Выходи, как будешь готов. Северус готовился к предстоящему дню медленно — в первую очередь благодаря боли, вызванной их вчерашним занятием, но и потому, что его мозг всё ещё был затуманен.. Выйдя из своей спальни, он увидел Ремуса, что разговаривал с Вантой. Ванта тихо поздоровалась с ним, а после сказала, чтобы он звал её, если она понадобится. Ремус покачал головой и спросил у Северуса, не может ли чем-либо помочь, прежде чем уйдет на дневные занятия. — Ты вернешься после ужина? — спросил Северус, осторожно усаживаясь за маленький столик. Он хмуро посмотрел на морковный кекс перед ним, отломил кусочек и заставил себя съесть его. — Конечно. — в голосе Ремуса звучали радость и надежда. — Увидимся после ужина.