Demon

— Я курить… Капитан, могу я сходить один? Ангелы патрулируют, опасности нет, — почти шепотом спрашивает Кэйа. — Идите, — алхимик пожимает плечами. — Только в радиусе пешей доступности двух минут быстрым шагом. При таком условии можете идти один. В противном случае возьмите с собой хотя бы Хэйдзо. — Кэй, может, сходить с тобой…? — Сиканоин с сочувствием смотрит на друга. — Сиди, Кадзухе слишком комфортно, — мужчина хватает пачку сигарет из рюкзака и быстро удаляется. Только треск костра и удаляющиеся шаги Кэйи слышны сейчас вокруг. Все взгляды переходят на Альбедо, и никто не решается заговорить. — Если вы ждете от меня объяснений, то их не будет, — алхимик делает ещё глоток. — Я уже всё сказал. — Мне показалось, или между Кэйей и профессором что-то случилось? — шепчет фенек. — Не показалось… — шепотом отвечает Сайно. — Профессор, эм, твой ход… — Кадзуха растеряно хлопает ресницами. — Да, верно. Казу, что бы ты хотел сделать прямо сейчас? — Сделать что-то, чтобы ты улыбнулся, — грустно вздыхает демон. Алхимик слабо усмехнулся. — Отчасти, получилось… — он опустил голову на плечо Редо. — Не знаю, что ещё спросить. Всю атмосферу испортили… и зачем Нёви всунул мне его в отряд… — Он очень сожалеет, — тихо говорит Хэйдзо. — Когда он только попал в отряд, то даже не понимал, за что Вы злитесь, капитан. Я спросил его, были ли вы знакомы ранее, и пока он не проговорил всю ситуацию вслух, а потом я не повторил ему всё сказанное им, он действительно не понимал, как это выглядит со стороны. — М… — прикрыв глаза, Альбедо уткнулся носом в шею Редо. — Из того, что рассказал мне Кэйа, он действительно спорил не на секс… — Не имеет значение «на что», Хэйдзо. Кроме того… я не верю его словам. Он научил меня, что доверять никому нельзя. — И это никак не исправить? — Лет пятнадцать прошло, кажется? Что-то около того. Как видишь, для меня эта рана ещё живая, — Альбедо шумно выдохнул. — Настолько живая, что кроме Редо у меня никого не было. Редо не способен лгать. Наверное, поэтому у меня получилось довериться ему. Одному ему. — Я вас понял, — Хэйдзо вздыхает. — Альбедо, хочешь хвостик дам? — протягивает Сайно, опустив уши. — Ого, от таких предложений не отказываются. Редо спрыгнул с его колен, и алхимик пересел к Сайно. Он запустил пальцы в белый пушистый хвост, который Матра уложил к нему на колени. — Давайте продолжим играть. Не вижу смысла загоняться из-за этой ситуации, — он повернул голову на Кадзуху. — Казу, давай ты, я пока не могу родить второй вопрос. — Тигнари, а как ты понял, что ты любишь Сайно? — тут же спрашивает юноша. — Я не помню, как именно это произошло. Но Сайно рассказал мне, что чувствуется во время любви, и я вдруг понял, что именно так и чувствую себя по отношению к Сайно. А потом мы случайно друг другу подрочили. И я понял, что хочу делать это с ним ещё, и чтобы кроме меня он не делал это ни с кем. Думаю, началось всё с этого. — Дрочка решает все проблемы, — смеется Сайно, пытаясь вернуть тёплую атмосферу. — Дрочка. Дрочка это же когда рукой по члену водишь, да? — переспрашивает. — Ой, Казу, а ты что себя не ласкаешь? — Тигнари вопросительно наклонил голову вбок. — Нет, как-то не думал. А надо? — Не то, что бы прям надо, но это приятно, — лис улыбается. — Если бы я не был в отношениях с Сайно, я бы мог тебе показать. Но так — не могу. Нужен кто-то одинокий. Ну, конечно, если ты один не хочешь. Я просто по себе сужу, и с Сайно это приятней, чем одному. — Я подумаю. А как понять, что хочется сделать дрочку? — Я не понимал… ну, пока впервые Сайно со мной это не сделал. О! Казу, у тебя бывает такое, что член встаёт? — Да, я просто жду, пока он упадёт. — Это так часто? — шепотом спрашивает Алатус. — Это привычное дело, привыкай заново, Сяочка, — улыбается Сайно. — Ты можешь подрочить, когда он стоит, и тогда тебе будет приятно, а после оргазма он упадет! — довольный собой, фенек виляет хвостом. — Я попробую, Тигнари, спасибо, — улыбается и тянется за бутылкой, поднимая взгляд на Хэйдзо. — Только салфетки с собой бери, чтобы не испачкать одежду, — улыбается. — Если у тебя нет, скажи, я тебе дам, у нас с Сайно есть. Мы обычно не просто дрочим, а минет делаем. — Угу. Спасибо, Нари, я все запомнил. — Хэйдзо, что со взглядом? — смеется Сайно. — Я… я просто не привык к таким откровенным разговорам. Ну, мне рассказывали, что демоны очень легко обо всём этом говорят, потому что не стыдятся и не смущаются… но я не ожидал, конечно… вот так. — Мне иногда кажется, что демоны невиннее ангелочков, — Сайно гладит Тигнари по ушам. — До тех пор пока не познают все эти прелести, как минимум. — Хэйдзо, а ты тоже дрочку делаешь? — Кадзуха смотрит на него снизу вверх. — Хочу мурлыкать, но не могу в этой форме, — Тигнари льнет к ладони Сайно, прикрыв глаза. — Делаю, да. Это естественно… все люди дрочат, аха, — неловко отвечает тот. — Тебе будет проще, если ты им просто будешь честно отвечать, привыкнешь потом, — Сайно пожимает плечами и переключается на Тигнари. — Пойдём в нашу палатку? — Пойдём, — фенек ёрзает на его коленях. — Думаю, это верное решение, — Альбедо встаёт. — Сяо, как у тебя со сном дела? Нуждаешься в сне? — Редко. Сейчас не собираюсь спать. — Хорошо. Я собираюсь пойти сменить ангелов. Редо, ты со мной? — Конечно! Сяо, ты пойдёшь с нами или останешься в лагере? — С вами, — демон поднимается и ждёт товарищей. Хвостатые же поднимаются следом и быстро уходят в палатку, держась за руки. — Они будут спариваться, — констатирует Кадзуха. — М? Кто? — Хэйдзо провожает взглядом близнецов и Алатуса. — Сайно и Тигнари. От них пахнет феромонами. — Ого, у демонов такой отменный нюх? Я ничего не заметил. А ты не хочешь в палатку, Казу? — Мне и тут хорошо, а ты? — Кадзуха делает глоток коньяка и понимает, что это бутылка тоже опустела. — Эх… — Мне тоже нормально. Здесь тепло. В палатке одному холодно, а Кэйа ушел курить, — Хэйдзо смотрит на бутылку. — А ты не слишком много выпил? Голова болеть не будет? — У меня не болит голова от алкоголя. Но алкоголь делает спокойно и голова забавно кружится, когда он действует. — А сейчас кружится? — Да, но не так сильно, как могло бы. Тебе не нравится алкоголь? А почему? — Кадзуха поворачивается на другой бок и теперь смотрит Хэйдзо в живот. — Боюсь алкогольной зависимости. А ещё люди под алкоголем часто творят какую-то дичь. Не хочу. Ну, и голова потом болит. — Да… Я видел, что могут творить плохие люди, когда много пьют. Было больно, хоть я и демон. Но ты не выглядишь плохим, Хэйдзо. — Люди тебя обижали? Почему? — Потому что считали меня вещью. Просто слуга, который не посмеет ничего сделать против, ведь так сказал хозяин. — Это ужасно. Ты ведь не слуга, — вздыхает. — Ты полноценный член общества. Люди порой бывают так жестоки. — Ну, это было давно. Сейчас мне хорошо, вот закончится война и все будет совсем-совсем хорошо. — Больше пить не будешь? — Хэйдзо смотрит на яблочный сидр, к которому, кажется, кроме Тигнари никто не притронулся. — Буду. Но не хочу вставать, у тебя на коленках удобно и твой запах мне нравится, — Кадзуха прикрывает глаза, чтобы ничего не отвлекало от изучения аромата. — А чем от меня пахнет? — Морем, алкоголем и вишней. Это твой особый запах. У каждого существа есть свой особый запах. — А какой у тебя? — Я не знаю. Я не ощущаю свой запах. Обычно никто не может слышать свой собственный запах. И никогда не интересовался. Спрошу у Тигнари, может быть. — Я ничего такого не ощущаю, конечно, но из-за твоей цветовой гаммы, ты для меня похож на осень. У осени тоже есть запах. — В моем ветре кленовые листья. Желтые, красные, оранжевые, ты видел? — Видел. Очень красиво. Тебе подходит, — отклонившись вбок, Хэйдзо потянулся за сидром, чтобы Кадзуха мог не вставать. — А тебе плохо не будет от понижения градуса? — Мне не плохо от алкоголя совсем. Не знаю, с чем это связано. Но если я перестану сейчас пить, голова перестанет кружиться, — демон открывает глаза и переворачивается на спину. — Понятно, — Сиканоин передает ему бутылку сидра. — Только лёжа не пей, подавишься. — Я не человек, такое меня не убьет, — легко отвечает, приподнимаясь, и пьёт несколько глотков. От горлышка бутылки Кадзуху заставил отвлечься громкий стон. Он обернулся на палатку друзей и спокойно продолжил пить сидр. — Ого, — Хэйдзо на секунду бросил взгляд на палатку Сайно и Тигнари. — Ты был прав. — Мы давно в одном отряде. И они часто так делают, — Кадзуха передаёт бутылку Хэйдзо. — Вкусненький, но если не хочешь, я допью, — слова прерываются очередным громким стоном. — Да, допивай. У меня есть склонность с алкогольной зависимости, так что я практически не пью. Ох, не думаю, что я могу привыкнуть к подобному. — Ху Тао тоже думала, что не привыкнет. Но, как видишь, ей даже спать это не мешает, — пожимает плечами, допивая напиток. — А у тебя нет пары, я так понял? И никогда не было? — Такой пары, как у Сайно и Тигнари у меня не было да. А у тебя была? — В студенческие годы я с кем-то встречался, но ничего серьезного. У меня не было длительных отношений, так что, полагаю, пары у меня тоже не было. Никак не сложилось. А что ты имел в виду, говоря «как у Сайно и Тигнари»? А другая пара у тебя какая-то была? — Как меня научили мои друзья, пары это любовь, и в паре любят заниматься сексом. Если в паре всегда секс, то у меня было много пар, потому что хозяин так приказывал. Мне это не нравилось. — Твой хозяин заставлял тебя заниматься с ним сексом? — Не только с ним. А с его друзьями или просто людьми, которые платили ему деньги. — Тебе тяжело об этом говорить? Эта тема тебя задевает? Хочу знать просто на будущее. Я очень уважительно отношусь к личным границам, поэтому, если ты скажешь не поднимать эту тему, то я больше никогда её не задену. — Не тяжело. И раньше было не тяжело, потому что я не понимал что, то, что со мной делали, было это плохо и так нельзя. Я могу говорить обо всем, — улыбается, падая обратно на бёдра человека. — И тебе сейчас совсем не больно это вспоминать? — Сейчас не больно и теперь мне не страшно думать о том, что я позволил своему прошлому хозяину умереть. — Меня восхищает, что ты спокойно говоришь о таких ужасных вещах, которые тебе пришлось пережить, — задумавшись, Хэйдзо принялся машинально поглаживать Кадзуху по волосам, перебирая пепельные пряди. — Я даже есть с ложки не умел, и когда меня научил этому Венти, он кормил меня супом, я заплакал и не понимал, почему я плачу. — А сейчас ты понимаешь, почему тогда заплакал? — Да, потому что я впервые почувствовал хорошее отношение. — С тобой очень легко общаться. Наверное, потому что ты не усложняешь ложью. Может, местами демоны и правда куда понятней и искренней людей. — Значит я тебе понравился? — легко спрашивает Кадзуха. — Да. Думаю, из всего отряда ты симпатизируешь мне больше всех. Это не значит, что остальные плохие. Конечно, нет. Вы все хорошие. Но ты такой спокойный, открытый, комфортный. В общем, хочется отвечать тебе тем же. — Ты мне тоже нравишься и глаза у тебя красивые. — Потому что напоминают глаза Сяо? — Раньше да, а теперь просто нравятся. — Вроде бы, глаза, как глаза, — он пожимает плечами, продолжая машинально гладить демона по голове. Послышались шаги и Кадзуха вскочил. Он смотрит вдаль и ложится обратно. — Кэйа возвращается. — Закончили уже? — он проходит дальше и залпом выпивает первый попавшийся алкоголь из бутылки. — Из этой бутылки пил Альбедо, — Хэйдзо усмехнулся. — Сама судьба, Кэй. Ты как? — Мм. Извинюсь перед ним и за это. Нормально. Пачку выкурил, живу. — Ого… всё так плохо? — Буду ближе к смерти, может порадую его. Хоть чем-то в этой жизни, — он опускается на землю рядом с бревном, попивая крепкий алкоголь. — Кэй, самобичеванием вряд ли поможешь. Он знает правду, примет он ее или нет, решать ему. Вряд ли твое истязание себя чем-то поможет. — Уверен, что есть смысл говорить со мной сейчас? — усмехается. — Я попробовал, — вздыхает, вновь запустив пальцы в пепельные волосы. — Казу, а ты не умеешь принимать облик животного? — Нет, я умею принимать облик древних самураев, надо? — Нет, мне просто интересно стало. Получается, ты можешь быть ветром и самураем? — Да, два моих облика. И в обоих вариантах я выпрыгиваю из одежды, — смеется. — А это объединяет не всех демонов? — Всех, кто умеет менять облик, — кивает. — Но некоторые сильные или опытные умеют трансформировать или материализовать одежду. — Зато ты можешь быстро раздеваться. — Это полезно? — Кадзуха слегка потягивается и смотрит на Кэйю. — Он грустный. — Отчасти, — усмехнулся. — Кэй, могу я что-то для тебя сделать, чтобы тебе стало легче? — Сомневаюсь. Или ты умеешь возвращать людей в прошлое, чтобы они не творили хуйню? — Но ведь ты можешь доказать ему, что изменился. Если, конечно, хочешь… — Я не уверен, что это вообще возможно… — Почему? Он ведь тоже изменился, нет? — Хэйдзо вопросительно наклонил голову вбок. — Казу, а какой из себя Альбедо? — Он очень сильный. Заботливый и смелый, он о каждом из нас переживает. Я никогда не видел, чтобы он был настолько эмоциональным… — вздыхает Кадзуха. — Сильно же по нему ударило то, что я сделал… — Но разве это не обозначает, что он всё ещё что-то чувствует? Ну, помимо обиды, конечно. — С чего ты это взял? — Ну, если бы гештальт был закрыт, он бы не раздражался так, нет? Ему было бы безразлично. С его умением выдерживать холод, даже когда ему неприятно, я думаю, он без труда бы вел себя равнодушно. Или я ошибаюсь про его умение сохранять спокойствие, Казу? — Нет. Не ошибаешься, таким, как сегодня, мы, кажется, ни разу не видели… — Ну, раз так, это ли не значит, что у тебя есть шанс, Кэй? — Хах. Да он закопает меня. — Ты про Альбедо или его братика? — Оба. — Могу потом тебя выкопать, — Кадзуха пожимает плечами. — Я ведь не предлагаю тебе пытаться романтику с ним строить. Просто нормальные человеческие отношения. — Да понял я, — Кэйа отпивает ещё несколько глотков и закрывает бутылку. — Какая романтика тут вообще, аха… — Казу, а у Альбедо, получается, никого нет? Я так понял из игры. Ты тоже был его студентом, да? У него и не было никого? Ну, сколько ты его знаешь. — Совсем никого. Только Редо. Они не братья, просто их души поместили в одинаковые на вид сосуды. У профессора никогда не было пары. — Ого… Ну и мудак же я… — Все совершали глупости, — Хэйдзо ведет плечами. — К тому же, вы были подростками. Дети жестокие. — Слабое оправдание… — Кэйа бросает в огонь пустую пачку сигарет. — Я бы не сказал, что это оправдание. Скорее, причина, почему ты вел себя так. Дурная компания, подростковый возраст и всё такое. — Спасибо, что пытаешься успокоить, но я не заслуживаю этого. — Казу, как думаешь, Кэйа плохой человек? — Сиканоин продолжает гладить пепельные волосы, будто бы гладит кота у себя на коленках. — Не-а. Плохих людей я избегаю. А ещё Кэйа красивый и пахнет снегом. — У снега есть запах, аха? — Альберих пересаживается на бревно, чтобы не мёрзнуть от холодной земли. — Для меня у всего есть запах. — А мне почему-то от Кэйи всегда веет мускусом и кофе. Может, твой парфюм виноват, либо ассоциация просто. А если выбирать по сезонам года… пожалуй, зима, да. — Кофе, да, я тоже ощущаю кофе. Мороз, горький шоколад и кофе. — Смотрю ты завёл себе отличного друга, Хэй. — Казу приятный и хороший. Хоть демонов я и сторонюсь, но Казу мне понравился, — Хэйдзо улыбается. — Тебе бы тоже не мешало друзей завести. — Аха… За сеанс 5 тысяч. У меня их нет, можно в кредит? — хмыкает, поднимаясь с места. Кэйа принимается собирать пустые бутылки, убирать остатки еды и недопитый алкоголь. — … — Сиканоин приподнимает брови. — Знаешь, мне кажется, тебе стоит попробовать пообщаться с Сайно. Твои шутки чет такие же странные, как и его. Вы поладите. — Да иди ты, — вздыхает, подходя к палатке Альбедо. Кэйа поднимает очередную пустую бутылку и взгляд цепляется за потрепанную книгу. Брать в руки он ее не посмеет, но обложку, хоть и протёртая от времени, он узнает. «Почему ты не выбросил ее…» Чем дольше Кэйа смотрит на эту книгу, тем больнее становится на сердце. Альбедо не выбросил его подарок даже после всего случившегося. Более того, он носит ее с собой. «Почему…» — Почему он замер? — шепчет Кадзуха, слегка потягиваясь, будто он и правда кот. — Кэй, призрака увидел? — крикнул его Хэйдзо, всеми силами стараясь игнорировать шум в палатке Сайно и Тигнари. Но мужчина молчит. В его ушах будто застыл белый шум. Он продолжает смотреть на книгу, пытаясь понять почему она здесь, почему Альбедо ее хранит. — Книга… Хэй, это мой ему подарок… — Казу, а что это за книга, не знаешь? — он кивает головой на потрепанную временем книгу, небрежно брошенную на рюкзак. — Я не спрашивал, но он почему-то постоянно перечитывает ее. Во время нашей учебы, во время затишья, всегда. Иногда он что-то рисует на страницах. Думаю, он наизусть ее знает. — Рисует… — желание посмотреть содержимое становится сильнее, но Кэйа, покачиваясь, заставляет себя отойти от палатки капитана. — А-ах!!! — послышалось из палатки Сайно и Тигнари, а после — тишина. — Закончили спариваться, — констатирует Кадзуха. — Понял. — А ты когда-нибудь видел, что именно он рисует, Казу? — продолжая гладить его по волосам, Хэйдзо уставился на книгу. — Мельком. Он рисовал и нас, и Редо, и их маму, которая их создательница. Цветы, деревья… Кажется, пару раз я видел там Кэйю, я не знал тогда кто это, но теперь знаю. — Меня? Ты уверен…? — Да, Альбедо очень красиво рисует, трудно было бы не узнать. — Сильно же ты в душу ему засел, — Сиканоин вздыхает. — Казу, а он когда-то что-нибудь рассказывал про любовь и отношения? Свои, имею в виду. — Нет, если мы это обсуждали, он либо уходил на патруль, либо говорил, что его подобное не интересует. — Мм… — Кэйа открывает бутылку коньяка, которую пил и отпивает ещё несколько глотков. — Пиздец… — Ты уже изрядно налакался, Кэй. Уверен, что хочешь продолжать? — Да, — мужчина делает ещё глоток. — Пойду покурю. — Ты уже на ногах еле стоишь. Тут покури. Пачку выкурил, бутылку выпил, куда собрался? Сядь спокойно. — Мам, я уже большой мальчик. Поделишься сигареткой? — Ох, ох, — Хэйдзо протягивает ему пачку сигарет. — Только не уходи далеко, ладно? — Как капитан и сказал в двух минутах быстрым шагом. Мужчина берет чужую пачку сигарет и снова уходит, слегка шатаясь из стороны в сторону. — Ему грустно, мне грустно, потому что я чувствую как ему грустно. — Не переживай, Казу, — Хэйдзо накручивает на палец алую прядь. — Эту грусть ему нужно прочувствовать. Только так можно полностью осознать и принять тяжесть своего поступка. — А тебе бывает так же грустно? — Конечно, бывает. И, может, по мне не скажешь, но мне тоже обидно и грустно за Кэйю. И за Альбедо. Но они ведь взрослые люди, сами разберутся. ~ Алкоголь в крови даёт о себе знать. Кэйе приходится придерживаться за стволы деревьев свободной рукой, чтобы не упасть. Отойдя всего на несколько метров от лагеря, он присаживается на землю у поваленного дерева и допивает коньяк из бутылки. Мужчина берет сигарету в рот, поджигает и вдыхает. Голова кружится, утром явно будет плохо, но это совсем не беспокоит его. Горло уже саднит от стольких сигарет и токсичного дыма, но это единственный способ для Кэйи хоть как-то успокоить нервы. Он выпускает облако горького дыма вверх и смотрит на темное небо. Подушечки пальцы ложатся под искусственный глаз. Он вновь нащупывает его и сжимает губы. «Зачем ты это сделал… Ты должен был ударить меня… Послать… Выпустить всю обиду, а не делать мне подарок… Что ты за человек…» Становится так больно, что Кэйа опускает голову, схватившись за грудь. Он опирается о свои колени и оставляет сигарету тлеть между пальцев. «Я не знаю более мерзкого человека, чем я… Я не заслуживаю дышать с тобой одним воздухом…» — Прогуливаетесь, господин Альберих? — навязчивый шепот Редо будто бы прозвучал в голове человека. Кэйа машинально поднял голову и столкнулся взглядом с ледяными голубыми глазами. Аура вокруг вновь стала холодной, пугающей, липкой и неприятной. — И тебе привет. Ещё раз. Добьёшь меня? — слегка дрожащим голосом спрашивает Кэйа. — Конечно, — Редо медленно и вальяжно подходит ближе. — Но не физически. Морально. Хочу, чтобы ты прочувствовал, какая ты на самом деле мразь. Ты должен чувствовать эту боль. Обязан. — Да… — глаза Кэйи смиренно следят за существом перед собой. — Смотри, Кэйа. Во весь свой глаз… — шепчет, склоняясь к уху мужчины. Когда-то давно Альбедо показывал Кэйе магию. Она была светлой и тёплой. Недавно, когда он создал протез, Альберих вновь ощутил это нежное и ласковое касание. Сейчас же он чувствует страх. Магия Редо сильная, навязчивая и неприятная. Душу Кэйи будто обвивает паутиной, серой, липкой и грязной. Стягивает и сжимает, не давая тому спокойно дышать. Сознание будто покинуло Альбериха, и он оказался где-то в доме. Мужчина неуверенно шагает по ступенькам вслед за Редо, который его ведёт. Ступеньки под ногами скрипят, и чем больше Кэйа проходит, тем сильнее, как ему кажется, отдаляется дверь, к которой его ведёт Редо. — Боишься, да? — улыбается падший. — Правильно. Бойся. Увидеть свое истинное лицо. Ангел остановился около белой двери. Свет в окнах настолько слепит, что кроме самой двери Кэйа не видит ничего. Редо молчит. Тишина давит, и Альберих немного нервно вцепился руками в край своей рубашки. Толкнув плечом дверь, Редо кивает, приглашая Кэйю войти. На ватных ногах Альберих проходит в комнату. Он узнает эти светло-голубые занавески, мольберт в углу комнаты, небрежно брошенную на пол одежду, до блеска натертый паркет, заваленные книгами полки, разбросанные по столу карандаши. Сердце будто замерло, когда осознание того, что именно так выглядела комната в тот день, когда Кэйа ночевал у Альбедо дома, наконец пробралось в голову человека. — Бедо, милый, нельзя же так, — звучит мягкий женский голос. Высокая женщина с длинными светлыми волосами, собранными в косичку, прошла в комнату сквозь Кэйю. — Ты уже неделю из комнаты не выходишь… — она присела на край постели и мягко провела ладонью по светлой макушке, что торчит из-под одеяла. — Хочешь, я переведу тебя в другую школу? — … — шмыгнув носом, он лишь сильнее укутался в одеяло. — Ну, нельзя же так… когда ты в последний раз ел вообще? Ты не расскажешь мне, что случилось? Тебя кто-то обидел? — Учитель… — шепчет юноша, медленно опуская одеяло. — Я не хочу жить. Можно как-то это исправить? — Ого… заговорил-таки, — улыбнувшись, она осторожно стянула одеяло с его лица пониже. — И не «учитель», а «мама». — Мама… — Ты мне расскажешь, что случилось? Но вместо ответа он просто смотрит на неё, пока в голубых глазах вновь собираются слёзы. — Малыш, хочешь, я заберу тебя из этой школы? Почему ты не сказал, что тебя там обижают? — … — он отводит взгляд в сторону. Редо положил ладонь на плечо Кэйи, и тот машинально вздрогнул. — Красивый, да? — он кивает на Альбедо. — Светлые волосы, голубые глаза, невинная улыбка, мягкий голос, хрупкое телосложение. Мальчик-отличник, который никому ничего не скажет. Который будет носить обиду в себе, потому что будет считать, что это он сам виноват, что так вышло. «Сам виноват, что не тому доверился», «сам виноват, что позволил», «сам виноват, что полюбил»… — шепчет Редо. — Пока ты живешь, не думая о том, что сделал, он будет рыдать в подушку изо дня в день, продолжая тонуть в своих мыслях, ненависти к себе и отвращении, которое испытал после того, как его использовали и бросили. «Недостойный», «использованный», «грязный» и ещё с десяток слов, что сказали ему твои друзья. Сердце Кэйи с треском разбилось на маленькие осколки. Воспоминание исчезло, и вот, он вновь сидит в лесу, смотря в пустоту, пока дрожащие руки пытаются поднести к губам сигарету. По правой щеке побежала слеза. Кэйа не плакал уже много лет, но сейчас ему не хватает сил сдержаться. Мужчина роняет сигарету на землю и пытается вытереть слёзы рукавом. — Мудак… Какая же тварь… — шепчет дрожащим голосом. — Да, — Редо улыбается. — Это ты и есть. И знаешь, что самое отвратительное? — его шепот становится более похожим за шипение. — Он однолюб. И его первой и последней любовью стала такая тварь. У него не было никого ни до тебя, ни после. Глубоко в душе он до сих пор лелеет те тёплые чувства, что испытывал к тебе. Я ненавижу тебя. И ты до сих пор живой, потому что я уважаю его чувства. Но моё терпение тоже не вечно. Если ты хотя бы подумаешь о том, чтобы обидеть его, чтобы сделать ему больно, чтобы заставить его плакать, ты об этом пожалеешь. Душу будто скручивают в жгут. На столько больно это понимать и видеть. Кэйа прячет лицо руками. В голове проскакивает мысль о пистолете, что лежит в кобуре на бедре, но это было бы слишком просто. — Прости, Альбедо… — одними губами произносит мужчина. — Редо! — голос алхимика прозвучал, как гром среди ясного неба. — Какого черта ты творишь?! — Мы просто разговаривали, — ангел выровнялся и улыбнулся. — Да, К-э-й-а? — Да, — отвечает, не поднимая головы. «Я не достоин находится рядом с тобой, не достоин даже смотреть на тебя…» — Знаю я твои «просто разговоры», — шипит на него близнец. — Ты мне обещал, Редо. — Я ничего ему не сделал, — он поднял руки, будто сдаётся. — Возвращайтесь в лагерь, — холодно командует тот, — оба. Погода портится. — Уже иду, — улыбаясь, Редо, перепрыгивая с ноги на ногу, направился к близнецу. Он буквально упал Альбедо в руки, заключив того в объятия. Кэйа забирает пустую бутылку и шатаясь, уходит вперёд к лагерю. Он не может заставить себя посмотреть на Альбедо и не может показать ему своих слез, ведь знает, что его слёзы никому не нужны. — Редо? — Сяо приподнимает бровь, глядя на удаляющегося Кэйю. — М? Да, я не со всеми такой милашка, как с тобой, милорд, — хихикает Редо. — Что ты ему наговорил? — Альбедо с сочувствием смотрит на Альбериха. — До слез довёл. — Пф, ему полезно будет. Тоже мне, тц. Надеюсь, хоть что-то в его пустой голове щелкнет, и он всё же станет исключением из твоего «люди не меняются». — Мне безразлично. — Ага, я так и понял, — Редо тянет алхимика за собой в лагерь. — Милашка Редо, — усмехается Сяо, следуя за близнецами. Кэйа быстро проходит в лагерь, бросает бутылку к остальному мусору и ныряет в свою палатку под молчаливый взгляд Кадзухи и Хэйдзо. — Он плачет… — вздыхает Кадзуха. — Я пойду к нему, можно? — Хэйдзо проводит ладонью по пепельным волосам и мягко приподнимает голову Кадзухи. — Хорошо, — демон поднимается, выпуская своего нового друга. Пройдя в палатку, Хэйдзо сел в позу лотоса около Кэйи. — Ты как…? — Редо показал мне воспоминания. Альбедо было так больно, что он умереть хотел, Хэйдзо, — едва дыша, отвечает Кэйа, приложив рукав к правому глазу. — … — Сиканоин положил ладонь на чужое колено. — Кэй, ты ведь не хотел этого… само получилось — Само получилось, аха… А то, что он однолюб, а такой, как я, ему всю жизнь поломал, тоже само получилось? — Ты ведь не мог этого знать? Все дети хуйню творят, а вы оба были детьми. — Это не оправдание… Я почти потянулся за пистолетом, ахаха. — Эй, ты чего… — уложив ладони на чужие плечи, Хэйдзо слабо встряхнул друга. — Какой пистолет? Угомонись. — Не переживай, Альбедо страдает столько лет, а я так просто коньки двину, слишком слабое наказание. Мерзкий… Какой же мерзкий… — Может, тебе попробовать с ним поговорить? — Серьезно? Думаешь я имею на это право? — А почему нет? Да, ты обидел его. Но вы оба были детьми. Ты сожалеешь и хочешь извиниться. Почему нет? — Мои извинения для него будут пустым звуком. Он сказал мне, что больше не верит. Ничего не изменить… — Ты хотя бы выскажешься? Ты ведь имеешь на это право. — Не имею. Я не имею права находиться с ним в одном мире, Хэйдзо. — Ты преувеличиваешь, Кэй. Всякое бывает. Это не твоя вина, что за столько лет он не смог пережить эту ситуацию. От себя ты можешь лишь высказаться. Так почему не сделать это? — Я ничего не могу ему сказать, кроме как молить о прощении, которого не получу, — Кэйа убирает руку от лица, ведь глаз начал болеть от раздражения. — Можешь, Кэйа. Ты можешь сказать, что сожалеешь, что сейчас никогда бы так не поступил, что был идиотом, что ты не обязываешь его простить тебя, а просто просишь выслушать. Выскажись ему, он имеет право знать, что ты чувствуешь по этому поводу. — Может, ты и прав. Только ничего не измениться. И сейчас я не пойду. Редо меня все равно не подпустит. — Изменится или нет, но ты имеешь право высказаться, а он имеет право знать о твоих чувствах. О беспокойстве и сожалении. Это первое. И не Редо это решать. Это второе. — Будь у меня брат, я бы вёл себя так же, как Редо. И что? Пойти сейчас? — Сейчас ты пьяный и более смелый. Можно попробовать. Когда протрезвеешь тебе может не хватит смелости, нет? — Если что, оставь мой труп здесь, ему тут самое место, — Кэйа с трудом поднимается и подходит к выходу из палатки. — Удачи! Уперевшись ладонями в каремат, Хэйдзо выглядывает из палатки и провожает Кэйю взглядом. Альбедо около костра нет, там лишь Редо и Сяо, и взгляд Хэйдзо остановился на Сяо. — … — Кэйа осматривается, мельком смотря на Редо. — А где Альбедо…? — В палатке, — Редо снисходительно смотрит на человека. — Спасибо… Еле идя, Кэйа подходит к палатке с краю лагеря. Он неуверенно берётся за молнию на ней и тянет. — Капитан, можно…? Но ответ не поступает. Решив, что Альбедо его не услышал, Кэйа неуверенно заглянул внутрь. Алхимик мирно спит, укутанный в спальный мешок и с мантией под головой. Его волосы небрежно рассыпались в разные стороны, длинные светлые ресницы немного дрожат, а брови хмурятся. Похоже, ему что-то снится. Тонкие пальцы чуть сжали мантию в кулак, Альбедо подтянул колени к груди, свернувшись в калачик, подобно котёнку. Сейчас он впервые за время их совместной работы ощущается таким уязвимым, маленьким и слабым, что в груди Кэйи неприятно кольнуло. «И что… Остаться здесь…? Уйти…? Не понимаю…» Взгляд прикован к мирному выражению чужого лица. Почему-то очень хочется прикоснуться к нему, но Кэйа не имеет права. Он неловко усаживается рядом со спальником Альбедо и просто смотрит на мужчину. «Выгляжу как маньяк, наверное, лучше уйти…» Альбедо спит, тихо выдыхая сквозь приоткрытые сухие губы, искусанные до крови. Морщась от тревожного сна, он ёрзает щекой по мантии, от которой пахнет Редо. Этот запах успокаивает и дает ощущение дома и покоя. Сквозь сон алхимик бубнит что-то неразборчивое. Его голос тихий и мягкий, совсем не такой, каким обычно он отдает приказы, а с иной интонацией он к Кэйе больше не обращается, поэтому мужчина замер, вслушиваясь в нежный и спокойный голос, хоть и разобрать слова не получается. Как и предполагал Альбедо, погода испортилась. Дождь не заставил себя долго ждать, и пока Альберих метался в сомнениях, хлынул ливень. Над каждой палаткой установлен прозрачный барьер, который виднеется лишь из-за того, что теперь о него разбиваются фиолетовые капли. Над всем лагерем барьер не стоит, ведь большой купол, который пришлось бы поставить, задевая некоторые деревья, привлёк бы ненужное внимание. Под стук дождя, что разбивается о барьер, Альбедо мирно спит, не замечая, что рядом кто-то есть. Присутствие Редо позволило ему чувствовать себя в полной безопасности. Все солдаты тоже разошлись по палаткам, чтобы не сидеть под дождем. Лишь Редо и Сяо пока остались у медленно гаснущего огня. «Уйду — попаду под этот дождь. Потом проваляюсь хер знает сколько, он будет недоволен. Не уйду, он проснётся и увидит меня, будет недоволен. И что делать…?» Сколько времени Кэйа просидел в раздумьях, он не знает. Пока он разглядывал спокойное лицо своего капитана, мужчина не заметил, как уснул. Он остался сидеть просто на земле, от которой его отделяет толстый слой ткани, из которой сделана палатка. «А точно ли для меня это было по дружбе…?»