Открытые двери в ночи

Крепко закрывайте двери и не бродите ночами, — говорят матери своим детям, — иначе бог смерти приберёт вас к своим когтям. Не шумите и не идите на встречу тьме и темноте, не слушайте звуки флейты, что тянет вас уйти, бегите обратно, в дома и к родным, к семье и родителям, — шепчут им старики, сгорбившись, пугая тенями и выпавшими зубами, — ведь Смерть любит молодых. А Бог Смерти больше всего любит уводить детей в свои объятья.

***

Лань Чжаню десять, когда умирает его мать. Горечавки щекочут его нос, а колени болят от холодной земли; его мама умерла, он знает это, даже если ему не сказали об этом прямо; знает так же, как любой ребенок, когда ему врут. Одиночество обнимает его, и он думает, на мгновение, на миг, что не хочет этого, не хочет быть один. И мелодия доносится до его ушей с ветром.

***

А-Юаню три, когда мир вокруг него горит. Огонь обжигающий, даже больше, чем болезнь в его груди, и он кашляет так, что не может дышать, не может бороться за свою жизнь, даже если бы хотел; он знает только боль, а его легкие только грязь, пыль и дым; он кашляет, кашляет и кашляет, пока не делает вдох. Жар сменяется холодом, а рука на его спине большая и холодная, но мягкая; а-Юань смотрит вверх, и видит мужчину с красными глазами и сероватой кожей. Пойдешь со мной? — спрашивает мужчина, которого он не знает и никогда не видел раньше. — Там будет больно? — спрашивает а-Юань, он так устал от этого; слишком мал, чтобы так устать, знающий боль, как спутника жизни, как не должен ни один ребенок. Нет, — улыбается мужчина, и а-Юань чувствует, как его поднимают на руки.

***

Мо Сюаньюйю тринадцать, у него голые ноги на снегу, мертвые глаза и полоса крови ведет от губ вдоль щеки. Макияж размазан в месиве на его лице с кровью, едва ли ясно, где его кровь, где косметика; его запястья болят от веревки, а сердце колет, словно от удара ножа. Он красив, но не так, как хотел, он получает внимание от мужчин, но не тех, что хотел бы, он умел, но не настолько, чтобы это что-то значило. Всегда есть что-то, чего нет, всегда есть что-то, чего ему не достает, всегда есть кто-то, кто просто лучше, и это факт. Он не думает долго, когда лезвие царапает его вены, разрезая; кровь течет, и, внезапно, словно колыбельную, он слышит музыку и чувствует объятия; он не знал, что это именно то, чего он желал.

***

Цзинь Лину восемь, когда он остаётся один на один с лесом, тварями в нём и дрожащим мечом в слабых руках. Он знает, что дядя не бросит его, что он стоит где-то неподалеку, но перед ним отвратительный и жуткий мертвец с гниющей плотью и личинками в одной глазнице, которые вываливаются на каждом шагу. Внезапно мертвец отступает, а лес наполняется музыкой. Тихой, мирной, такой чарующей, что Цзинь Лин забывает свои тревоги.

***

Сюэ Яну четырнадцать, у него руки в чужой крови и улыбка, равная клинку, когда он слышит мелодию флейты. — Пришел за мной? — спрашивает Сюэ Ян дерзко и прямо, у него нет страха и есть желание драться, пока не перестанет двигаться, дышать, жить. Смерть смотрит на него с жалостью, которую он презирает; не смотри на меня так, не говорит Сюэ Ян, но кидает нож, что проходит через фигуру, исчезая в темноте. — Мне не нужно спасение! — говорит Сюэ Ян, отмахиваясь от руки, что тянется к нему; красные глаза не моргают, а жалость только укрепляется. — Я не хочу быть спасенным, я хочу, чтобы ты учил меня. Смерть не двигается, прежде чем закрыть глаза и покачать головой; призрачная рука на его волосах, бесполезно взъерошивая их, и Сюэ Ян скалится. Позже, дитя, — слышит он в мелодии, что растворяется в ночи.

***

— А что случается с детьми, что уходят в ночь? — спрашивает младший брат, не чувствуя страха, только интерес, когда его щелкают по носу. — Никто не знает, а-Сан, — уклончиво отвечает старший брат, укладывая первого спать, — просто обещай мне, что не пойдешь, сколько бы тебя не звали. — Хах, хорошо, даге, я не исчезну, пока ты будешь со мной.