Вернуть Эмили

Шум боя окружал Зарксиса Брейка, как разъярённый рёв штормового моря. В руинах города Сабрие, где когда-то стояли величественные дома и площади, теперь господствовали лишь развалины и страх. Каменные обломки, поднимавшиеся словно зубы гигантского зверя, за каждым углом прятали новые угрозы. Баскервили — Цвай и Лотти — казались неуязвимыми. Прочищая себе дорогу через гротесков, они ринулись в сторону Брейка и таинственной незнакомки. Удары их цепей, быстрые и мощные, были как волны, накатывающие на берег. — Думаешь, сможешь убежать, Шляпник? — голос Лотти, язвительный, как всегда, эхом отозвался между разрушенных стен. — Вы недооцениваете меня, дамы, — проговорил Брейк, уклонившись от молниеносного удара Цвай. Незнакомка прижалась к ближайшей стене, пока между Баскервилями и Брейком, потерявшихся среди гротесков, шел бой. Глаз Брейка, алый и проницательный, сиял от напряжения. Легкость, с которой он отбивал атаки и парировал удары, могла ввести в заблуждение, но истина была иной: его силы были на исходе. Дыхание становилось тяжелее, и даже кажущаяся беззаботность его улыбки не могла скрыть того, как много сил он тратил, чтобы сдержать своих врагов. Но Зарксис Брейк был не из тех, кто сдаётся легко. — Всё кончено, — прошипела Цвай, и её цепь со свистом рассекла воздух. Но в этот миг что-то изменилось. Брейк вдруг ощутил странное, непреодолимое чувство — словно его разум, погружённый в вихрь битвы, был вырван наружу, и его внимание сконцентрировалось на том, что он до этого не замечал. Под капюшоном незнакомки несколько мгновений назад он заметил какую-то черту, которая показалась ему знакомой. Он не был уверен в том, что успел разглядеть ее лицо, но внутри него все кричало, что здесь что-то не так. В пелене тумана, здесь, среди руин Сабрие, его взгляд вдруг выхватил едва уловимую знакомую линию — возможно, овал лица, мягкий изгиб губ или проблеск каштановых волос, выскользнувших из-под капюшона. В тот же момент сердце глухо забилось у него в груди, словно ледяной ветер пронесся сквозь его душу. Это было как ощущение падения в бездонную пропасть, когда земля под ногами исчезает, и ты понимаешь, что стоишь на грани чего-то страшного. Или же это опять проделки Сабрие? Брейк в трудом увернулся от атаки Цвай, чуть не пропустив ее из-за своего секундного замешательства. Гротески снова наступали, и, оставив Баскервилей им на растерзание, Зарксис ловко прочистил себе дорогу к незнакомке. Он схватил ее крепко за руку, пытаясь увести с поля боя, и всё шло по плану — его ловкость и хитроумие позволяли им легко обходить гротесков, словно они танцевали между этими медлительными чудовищами. Брейк уже чувствовал, что победа близка, но внезапно из толпы монстров перед ними возникло нечто иное — гротеск, выделяющийся своим огромным телом, словно воплощение самих глубин Бездны. Существо, что было в два раза выше его ростом, преградило путь, и, одним взмахом гигантской лапы, разлучило его с девушкой. На миг Брейк потерял её из виду, и когда он наконец повернулся, чтобы вновь найти её в толпе... Её капюшон сорвался с головы, и ветер разметал каштановые пряди, обрамившие знакомое лицо. Время остановилось. Брейк застыл на месте, словно сам стал статуей среди руин. Его дыхание замерло в груди, и всё вокруг стало неважным — гротески, сражение, Баскервили, даже собственная цепь — всё это отошло на второй план, когда он увидел перед собой Оливию Синклер. Она стояла перед ним, словно призрак из прошлого. Оливия, его миледи, старшая дочь господина Романа Синклера, которую он когда-то поклялся защищать ценой своей жизни. Та, кого он похоронил в своём сердце, кого оплакивал в той далёкой ночи, когда его жизнь рухнула навсегда. Он почувствовал, как кровь застыла в его жилах и стала превращаться в лед. Эти черты… они, несомненно, принадлежали ей. Он не мог перепутать. Она умерла. Он видел это своими глазами, когда вернулся в поместье. Ее жизнь угасла: он видел её мёртвой, держал её холодное, безжизненное тело, утопающее в крови, помнил эту ужасную рану. В тот день сама судьба стерла её из этого мира. Как могло быть, что она теперь стоит перед ним? Свет окончательно осветил её лицо. Брейк увидел Оливию — её каштановые волосы мягко упали на плечи, а зелёные глаза, те самые глаза, которые когда-то смотрели на него с добротой и спокойствием, смотрели теперь с растерянностью и страхом. Её черты — каждая линия лица — были словно выточены из его памяти. Он застыл, не веря своим глазам, как человек, столкнувшийся с собственным кошмаром наяву. В его голове пронеслись воспоминания: они ворвались в сознание, как внезапный удар грома. Он вспомнил тот день, когда он покинул поместье Синклеров с младшей сестрой Оливии, Эмили, и тот момент, когда он вернулся и нашёл только смерть и кровь. Всё это вернулось к нему в одно мгновение. «Этого не может быть...» Разум Брейка отказывался верить в реальность происходящего. Каждое его чувство, каждый нерв кричал о том, что это невозможно. Никто еще не возвращался из мира мертвых. Возможно, это даже проделки Бездны – чтобы заманить его в ловушку или сбить с толку. Эта девушка, столь похожая на Оливию, вполне могла оказаться цепью, способной принимать чужой облик и просматривать воспоминания жертвы, играя на ее слабостях. Но если был хоть малейший шанс, что это не так, и что перед ним действительно та самая Оливия Синклер… Тогда он не должен предпринимать необдуманных действий. Сейчас он стоял перед этим призрачным видением, и его сердце болезненно сжалось, словно кто-то вновь пронзил его кинжалом. В его голове всё смешалось. Брейк — безжалостный и ироничный, мастер игры и разрушения — не мог справиться с этим внезапным взрывом чувств. Прошли годы, но боль не утихла. Он мог бы притворяться, что научился жить с ней, мог прятаться за маской насмешки и легкомыслия, но правда была в том, что он так и не простил себя за то, что не смог её спасти. Брейк чувствовал, как его руки предательски дрожат, а в глазах темнеет. Безумный Шляпник завис рядом, ожидая приказа, но Брейк не мог сосредоточиться. Его мир трещал по швам. Кевин Регнард — тот, кем он был когда-то — всплыл из глубин его сознания, пробудив боль, которую он прятал долгие годы. Он любил Оливию, но так и не осмелился признаться в этом даже себе. Эта любовь была спрятана глубоко под покровом преданности и уважения к семье Синклеров. Каждый его жест, каждое слово в её адрес всегда были холодны и формальны, как и положено слуге, но в его сердце она занимала всё пространство. И в тот момент, когда он потерял её, что-то внутри него навсегда сломалось. Разум говорил ему, что это какой-то фокус, игра памяти или очередной трюк вражеской иллюзии. Но Оливия Синклер стояла перед ним — живая, дышащая... и совершенно чужая. Её лицо, глаза, черты — всё это было слишком реальным, чтобы быть обманом. — Оливия... — выдохнул он, не веря собственным словам. Её имя вырвалось у него из глубины души, как отчаянный зов, которому не суждено быть услышанным. Его голос был сломанным, как будто в нём было спрятано всё горе, что он хранил в течение этих долгих лет. Ее лицо оставалось перед ним — такое же красивое, такое же нежное, каким он его помнил. Только её глаза изменились — в них теперь был страх. И Брейк не мог вынести этого. Она повернула голову в его сторону. Ее взгляд прошёлся по нему, но в этих глазах не было осознания их встречи. Никакой тени воспоминаний, никакой радости или боли, связанной с прошлым. Она посмотрела на него как на незнакомца. Брейк наконец сделал шаг к ней, но его ноги будто стали тяжелее. Боль прошлого была так сильна, что сковала его движения, и он ощутил ее физически. Он не мог понять, как это возможно. Откуда она здесь, среди этого разрушенного города, среди этих чудовищ? — Как? — его голос дрожал, и в нём звучала отчаянная мольба. В горле стоял ком, и Брейк сам не узнал свой голос. — Оливия... как ты здесь?... — Он не договорил. Его глаза были полны боли, которую он все это время прятал глубоко внутри. В этот момент Брейк понял, что он с большими усилиями сдерживает слезы — настолько было сильно для него это потрясение. Оливия стояла перед ним молчаливая, её глаза отражали только страх и печаль. Казалось, что время разорвалось на части, и прошлое вновь настигло его. Брейк чувствовал, как что-то внутри него трещит — словно эмоции, скрываемые многие годы, наконец выходят наружу. Его любовь, его боль, его вина — всё это нахлынуло на него, затопив разум. Этот момент оказался куда страшнее всего, что он пережил до сих пор. В мгновение ока, словно сама Бездна решила, что он не достоин даже этой встречи, на Оливию обрушился огромный гротеск, и её хрупкое тело безжалостно сбил с ног чудовищный удар. Она упала на землю с приглушённым криком, её каштановые волосы рассыпались по холодному камню, а лицо исказилось от боли. Брейк замер на секунду — его сердце, казалось, на мгновение остановилось, погружаясь в ледяную пустоту ужаса. — Оливия! — его голос был полон паники, и он сам не узнал себя в этом порыве. Зарксис Брейк, мастер хитроумных планов и актерской игры, вдруг ощутил себя уязвимым, как и в тот роковой день, когда он впервые потерял её. Перед глазами вспыхнули образы — кровь, разлитая по полу поместья, её безжизненное тело, утраченные дни их жизни... Он уже однажды не смог её спасти. Но не сейчас. Не снова. Без раздумий Брейк бросился вперёд. Его тело двигалось быстрее, чем разум мог успеть осознать. Он разил гротесков катаной, с лёгкостью уничтожая тех, кто осмеливался приблизиться к нему. Гигант-гротеск, сбивший Оливию, попытался нанести новый удар, но Брейк уже оказался между ними. Его катана сверкнула в воздухе, разрубая чудовище надвое. — Осторожно... — пробормотал он сквозь зубы, чувствуя, как страх за неё пробуждает в нём силу, невиданную до сих пор. Его руки чуть дрожали, но не от усталости — от адреналина и ужаса перед тем, что он снова может её потерять. Он склонился над ней, пытаясь поднять её. Она смотрела на него — её глаза были полны ужаса, в них не было ни тени воспоминаний. И все же она позволила ему помочь. Дыхание Оливии было прерывистым, сердце, казалось, готово было вырваться из груди. — Оливия... ты ранена? — прошептал Брейк, стараясь не выдать дрожь в голосе. Он не мог поверить, что это происходит. Это была она, он чувствовал это всем своим существом. Но как она могла оказаться здесь? Помнит ли она его? Она должна быть мертва — даже в его новой реальности, которую исправила Воля Бездны. — Ты узнаешь меня? Оливия смутилась от его слов и попыталась отодвинуться, её движения были неловкими и полными недоверия. — Нет… кто ты? — прошептала она. Ее голос был тихим и слабым, словно далёкое эхо прошлого. — Я не знаю тебя... Откуда ты знаешь моё имя? Эти слова ударили его сильнее, чем любой из гротесков. Брейк на мгновение потерял дар речи. Её глаза, её голос — всё было таким знакомым, но в них не было того тепла, той искры, которую он так бережно хранил в своей памяти. В её мире его не существовало. Он не значил для неё ничего. — Не может быть... — он едва слышно произнёс, ошеломлённый осознанием. — Это не ты? Или это ты, но не та Оливия... В голове закрутились безумные мысли. Бездна. Бездна играла с ним. Или все же это иллюзия? Она была так похожа на Оливию, но не могла быть ею. Может быть, это просто игра Бездны, жестокая шутка над его разумом? Или, возможно, она изменилась в этой треклятой реальности, лишилась своих воспоминаний? Но даже если это и была она, она не знала его, не знала Кевина Регнарда. Он понял. — Ты не можешь помнить меня... — пробормотал он, и его слова были как крик души, заглушённый горечью. — Ведь ты... никогда не знала меня. Она смотрела на него, и её лицо было полно непонимания. Она действительно не знала его. Для неё он был лишь странником, который спас её в последний момент. В её жизни не существовало Кевина Регнарда. Этот мир — новый мир — изменил всё, и память о нём была стёрта. Брейк почувствовал себя потерянным. Всё, что когда-то связывало его с ней, было уничтожено. В этот момент он понял, что не имеет права раскрыть свою личность. Он не мог сказать ей, кто он на самом деле, не мог рассказать о своём прошлом, о том, как много она значила для него. Ведь она просто не поймет. Внутри него поднялась новая волна страха. Оливия была в опасности. Независимо от того, знала она его или нет, он не мог позволить ей снова исчезнуть из его жизни. Его руки крепче сжали её плечи, он наклонился ближе, пытаясь скрыть бурю эмоций, которая бушевала внутри. Их разговор продолжался, пока Безумный Шляпник уничтожал гротесков, приближающихся к ним. — Не бойся, — сказал он, заставляя свой голос звучать спокойно, но его глаза продолжали светиться болью. — Я просто хочу помочь. Ты в безопасности со мной. Оливия не ответила, но в её глазах стало меньше страха. Возможно, это было всё, что ему нужно — хотя бы один миг спокойствия. Брейк поднялся на ноги, всё ещё ощущая невыносимую тяжесть в груди. Он вытащил катану, готовый отбивать новых гротесков, но его мысли не отпускали видение её лица. Он больше не мог позволить себе потерять её, даже если она его не узнала. Кевин Регнард умер для неё, но Зарксис Брейк всё ещё был здесь — и он сделает всё, чтобы защитить её, даже если это последняя битва, которую ему предстоит провести. — Теперь ты со мной, и я не дам тебе снова исчезнуть, — произнёс он, глядя на надвигающихся чудовищ.

***

Цвай и Лотти пробивались через последних гротесков с явной ненавистью в движениях, и, едва покончив с чудовищами, сразу бросились за Брейком. Их цепи следовали за ними, готовые к бою, но когда они приблизились к Шляпнику, то стали свидетелями того, чего никак не могли ожидать. Оливия стояла рядом с Брейком, словно потерянная в мире, который был ей совершенно чужд. Тут Цвай и Лотти замерли на мгновение, и удивление промелькнуло на их лицах. Брейк произнёс имя девушки. Оливия? Они не говорили ему её имени — здесь никто не знал его, кроме них двоих. Но откуда Брейк мог знать это имя? Лицо Лотти исказилось в недоумении. Её глаза, всегда яркие и коварные, сузились, и она отступила на шаг, внимательно изучая реакцию Брейка. Цвай, молчаливая и сосредоточенная, не выказывала эмоций, но её цепь, Долдам, начала плавно двигаться, будто в предвкушении удара. — Оливия, значит? — с едва заметной усмешкой произнесла Лотти. Ее голос наполнился любопытством. — Ты знаешь её? Это становится интересным. — Что? — воскликнула Цвай, её голос был наполнен резким удивлением, почти раздражением. — Ты что, следил за нами? Цвай с тихим шипением обернулась к Лотти, а затем вновь к Брейку. В её холодных глазах промелькнуло понимание, что перед ними не просто объект, который они должны захватить. Зарксис Брейк знал эту девушку — и это открывало для них новые возможности. — Откуда ты знаешь её? — снова спросила Лотти, и её голос зазвенел в воздухе, как ржавый колокол. — Может, расскажешь нам свою маленькую тайну, месье Шляпник? Но Брейк сжал губы, и его глаза наполнились холодной решимостью. Ни один звук не сорвался с его губ. История Оливии, то, что она значила для него — это было нечто слишком личное, слишком святое. Он не собирался говорить этим чудовищам о чем-либо из своего прошлого. — Вам никогда не узнать, — холодно произнес Брейк, направляя свой взгляд на Лотти. Внутри него бурлила невыносимая боль — видеть Оливию живой, но без единой капли воспоминаний о нем, было мучительно. Но он не мог позволить Баскервилям забрать её. Не сейчас, когда она снова здесь. Она не принадлежала им. Он должен защитить её, как не смог сделать это много лет назад. — Она пойдет с нами, Шляпник, — хрипло произнесла Цвай, и её кукла-цепь, сверкая в свете разрушающегося города, снова метнулась в его сторону. Брейк не терял самообладания, даже когда видел, как терпение Баскервилей начинало таять. Он знал, что Лотти и Цвай никогда не сдадутся без борьбы, и если бы не эти особые обстоятельства, они напали бы на него еще раньше. Брейк отступил, выдохнув коротко и резко. Его израненное тело почти отказывалось подчиняться, но он собрал последние силы. Время было на исходе, и он понимал, что в этом бою обычные приёмы уже не помогут. Он поднял руку, и в тот же миг цепь Безумного Шляпника, прежде неподвижная, зашевелилась в воздухе. Её изогнутые, сюрреалистичные звенья заискрились, словно перетекая из одного измерения в другое. Цепь напоминала безумную карусель, сверкающую то яркими, то тёмными красками, как воплощение того хаоса, что витал в его душе. Брейк знал, что с каждой активацией этой силы он всё больше теряет себя — но сейчас ему было всё равно. Сейчас для него существовала только одна цель. — Ты никогда не заберёшь её, — тихо сказал он, больше для себя, чем для своих врагов. Цепь Безумного Шляпника освободила свою силу, атакуя Цвай и Лотти и вынуждая их отступить. Город руин, который казался застылым в своём разрушении, ожил от магии, поднявшей вихрь обломков и пыли вокруг них. Брейк заметил, как лица Лотти и Цвай исказились от раздражения — они не ожидали такого поворота событий. Цепь Безумного Шляпника кружилась и сверкала, заставляя гротесков испариться в прах. Брейк мог бы легко испепелить и Баскервилей, и их цепи, но не стал. Он быстро огляделся, понимая, что времени почти не осталось. Ему нужно было действовать быстро. Лотти и Цвай были готовы к схватке, но он должен был вывести Оливию отсюда до того, как они решатся на финальный удар. — Она пойдет с нами! — крикнула Лотти, но её голос терялся в вихре магии. Её попытки пробиться сквозь оборону Брейка были тщетны. Они не могли пройти сквозь вспышки магии, ведь если бы их задело, то их бы ждала незавидная участь гротесков. — Последний шанс, Брейк, — прохрипела Цвай. — Отдай её или... В этот момент, воспользовавшись тем, что их внимание было отвлечено, Брейк рванулся к Оливии. Его сердце билось в горле, дыхание было прерывистым, но рука тянулась к ней, как к единственному спасению. — Оливия, — проговорил он, хватая её за руку. Он ожидал, что она отпрянет, будет сопротивляться, но её тело было неподвижным, словно она и сама не до конца понимала, что происходит. — Ты идёшь со мной, — твёрдо сказал он, сжимая её тонкие пальцы в своей руке. Он не знал, что с ней случилось, как она воскресла и почему не помнит его. Но одно было ясно: он не оставит её в руках этих чудовищ. Боль от потери много лет назад вновь ожила в его сердце, и теперь, когда Оливия стояла перед ним живая, он был готов сделать всё, чтобы защитить её. Рывком Брейк потянул её за собой, быстрыми шагами уводя с поля боя. Лотти и Цвай бросились было следом, но Брейк был слишком быстр. Цепь Безумного Шляпника всё ещё крутилась вокруг них, создавая иллюзию защиты и скрывая их следы в разрушающемся городе. Баскервили, несмотря на своё превосходство, не могли прорваться сквозь хаотические вспышки магии. — Нет! Стой! — кричала Цвай, но её голос уже эхом отдавался в пустоте улиц. Лотти злобно посмотрела вслед их бегству, но понимала, что преследовать Брейка сейчас было бы безумием. Он уводил Оливию всё дальше, и с каждой секундой Баскервили теряли возможность вернуть её обратно. Брейк знал, что если бы дал им шанс, драка была бы неизбежна. Его ловкость и знание разрушенных улиц Сабрие помогли ему скрыться среди развалин. Прячась за остатками стен и уклоняясь от гротесков, он стремительно вёл Оливию прочь. Они пробежали через узкий проход между разрушенными стенами. Вихрь из пыли и обломков последовал за ними, когда они спустились по лестнице вниз улицы. Брейк не отпускал руку Оливии и даже не оглядывался назад. В этот момент ему удалось сделать невозможное — уйти от Баскервилей и увести её с собой. Но впереди его ждало не меньшее испытание: разобраться в том, что же случилось с девушкой, которую он когда-то любил и чью смерть оплакивал столько лет. Когда они скрылись за развалинами и домами, и шум боя остался позади, Брейк остановился, тяжело дыша, и обернулся к Оливии. Он сильно закашлялся, потому что использование Шляпника разрушало его, но все же смог прийти в норму. В его глазах был не только страх потерять её снова, но и страх перед правдой, которую он мог узнать. — Теперь ты в безопасности, — сказал он, его голос был мягок. — И я узнаю, как ты оказалась здесь... и почему. Оливия... Он заглянул в её глаза, пытаясь найти в них хотя бы крупицу того прошлого, которое связывало их, но в её взгляде всё ещё не было ничего из того, что он искал.