Давняя вражда или сказ о том, отчего Федька дружить не умеет

Басманов познакомился  с Васяткой Бутурлиным будучи еще дитятей годков шести. Отца его, боярина Андрея Васильича Бутурлина знавал по службе, хоть и не близко, Алексей Данилович. В тот год Бутурлины переехали в вотчину недалече от Переславля, полученную женой боярина в наследство от отошедшего ко Господу батюшки, да отстроили там себе терем.  Прознав, что земли Алексея Даниловича недалеко, Бутурлин все приглашал нового соседа да его женушку в гости. Тем более что и детки у них были, а сынок Бутурлина Васька и вовсе был ровесником Федора. Боярских семей в округе, которых Катерина Михайловна считала хоть сколько-то себе ровней, было негусто.  Да и те Басмановых в гости звать не спешили и сами не рвались навещать их. Видела в том Катерина небрежение к Алексею Данилычу, который хоть и был из старого московского рода бояр Плещеевых, рос безотцовщиной, батюшку своего, погибшего в литовском плену, даже и не видал, из-за чего вокруг происхождения его враги разводили грязные слухи. Помимо этого, Катя была уверена, что соседи не жалуют их из-за зависти к их достатку, да быстрому продвижению Алексея Данилыча по службе. И правда, во всей округе было не сыскать столь богатого да красивого поместья, и столь обширного хозяйства со многими полями, промыслами, прилегающими деревеньками и сотнями холопов. В действительности же дело было не в этом или во всяком случае не только в этом. Но не желали видеть ни Катюша, ни Алексей, что причиной такой холодности соседей-бояр был их маленький ангелочек Феденька. В веке шестнадцатом правильным считалось дитятей держать в ежовых рукавицах, воспитывать строгим словом да хворостиной, а ценились в чадах более всего покорность да послушание. А оттого уж больно возмущало всех соседей безобразное поведение сынка Басмановых. Единственного и долгожданного мальчишку родители мягкосердечные разбаловали так, что он стал совершенно невыносим для всех, кроме самых близких. С другими ребятишками ладить Федя не умел, ибо привык играть лишь с холопскими детьми да со своими няньками, которые во всем ему уступали и подчинялись его приказам беспрекословно. Со взрослыми младший Басманов тоже вел себя вельми непочтительно — дерзил, перебивал, показывал язык и даже не думал извиняться. Ежели дети соседей-бояр в игре не желали делать по-фединому или уступать ему — никого не стесняясь, он поднимал дикий крик и плач на весь терем, швырялся игрушками и вещами, а иной раз в ярости лез в драку. Матушка и батюшка же, вместо того, чтобы наказать сына за такие безобразия как велит Домострой — а именно, хорошенько выдрав березовыми розгами — лишь потворствовали ему, только смеясь и умиляясь на все выходки своего драгоценного дитятки. Неудивительно было, что соседи, наученные горьким опытом,  их общества со временем стали избегать, обсуждая и осуждая за спиной за такое богохульное преклонение пред собственным чадом.   Бутурлины же были людьми новыми, а потому находились в счастливом неведении, когда одним погожим зимним деньком на Масленичной неделе возле высокого крыльца их резного терема остановилась шестерка холеных белых лошадей и обитые лазоревым сафьяном просторные крытые сани, по бокам писаные золотом. За санями следовало четверо вооруженных всадников — ибо любые поездки, особливо через лес, были делом небезопасным.   С помощью своей сенной девки выбравшись из саней и осмотревшись,  Катерина с внутренним удовлетворением отметила, что терем Бутурлиных был всего в два этажа и полностью деревянным, к тому же весьма уступал в размерах и великолепии Басмановским хоромам. Вслед за ней высунулась Дашка, Федина любимая нянька, и бережно передала с рук на руки одному из спешившихся всадников Федьку, с ног до головы укутанного в соболье одеяло и уже высынувшего оттуда свой любопытный носик, мигом покрасневший от трескучего мороза.  Так на руках его и занесли на высокое крыльцо, и лишь в теплых сенях Дашка помогла ему выбраться из одеяла и встать на ножки, сняв затем голубую бархатную шубку на куньем меху и такую же шапочку с приколотой спереди алмазной брошкой. Хозяева высыпали в сени знакомиться и встречать дорогих гостей — Ольга Петровна была чуть старше Катерины, но выглядела на ее фоне очень уж замученной и поблекшей, с тонкими линиями морщинок на лбу, синевой под глазами и тонкой бледной кожей без следа румянца . То было неудивительно — у Бутурлиных было шестеро детей, и самому меньшому не было и года. «Отчего ж к нам с Алешей Бог не так милостив? — с грустью подумала Катерина, оглядывая многодетное семейство, однако тут же осадила сама себя, — нет, нет, грех роптать на Господа, и даже думать так грешно! Не сыскать ребенка краше да смышленей моего Феденьки, такой один и шестерых стоит». И правда — дети, робко выглядывающие  из-за спины своей матери, красой и статью не отличались, а были столь же бледными и невзрачными.  Две старшие были девицы — двенадцати и десяти годочков, потом шел Васька, примерно Федин ровесник, двум меньшим сестренкам было по четыре и три годика, а самый маленький мальчонка месяцев пяти от роду сидел у няньки на руках, сосал палец и с любопытством взирал на гостей. Дети были одеты чисто и опрятно, хоть и совсем уж по-домашнему скромно: все в льняных рубахах с искусной вышивкой, девочки в сарафанах, а Васька в порточках; на ногах у всех были новенькие лапотки и Катя, завидев такую простоту, чуть наморщила хорошенький носик. У самой старшей боярышни на голове красовался неширокий венец, видно позаимствованный по случаю приезда гостей из материнской шкатулки. Ни мужа Ольги Петровны, ни Алексея Данилыча нынче дома не было. Боярыни сердечно обнялись, будто давние подруги. — Ура! Ура! — закричал и запрыгал радостно Федька, освобожденный наконец из мехового плена,  — вот сейчас играть будем! Ух!  — Сначала за стол! — с улыбкой пригласила Ольга Петровна, — негоже гостей голодом держать. Мы уж и сами не обедали, вас дожидались.  — А я отобедал! — перебил ее Федька, не собиравшейся откладывать веселье, — играть теперь желаю!  Бутурлинским детям Федька показался заморским царевичем из какой-то волшебной сказки и глядели они на него во все глаза, робея. И выглядел он чуднО, в своем ярком рудо-желтом кафтанчике и портках, с шитыми золотой нитью узорами: белочками, что в своих лапках держали по орешку; да в мягких золотых сафьяновых сапожках, шитых жемчугом и цветными камешками. И держался он не как все прочие ребятишки, которых они знавали — Федя вел себя смело, болтал со взрослыми на равных, иной раз и перебивая их и ничуть никого не стеснялся. Кроме того, личико у Федьки было на диво пригожее, беленькое с круглыми и румяными, как спелые яблочки, щечками, глазки в обрамлении длинных черных ресниц, были ярче лазурного небушка, а на лоб плавной волной ложились густые темные кудряшки. Был он так хорош, что Ольга Петровна и сама невольно залюбовалась им.    — Играть хочу! — повторил Федька требовательно и Дашка, желая его скорее отвлечь, сунула ему в руки семь карамельных петушков и прошептала на ушко: — Про гостинцы свои позабыл чаво-ли?  К тому времени все переместились в просторную трапезную, где был уж накрыт стол. Федька выхватил из рук у Дашки леденцы и с улыбкой раздал сие дорогое и редкое тогда на Руси угощение всем меньшим Бутурлиным, которые все еще его дичились; взглянув на малыша и поразмыслив минуту, он пихнул леденец в руку его няне. Своего же петушка он немедля засунул в рот.  — Что надо сказать? — вопросила Ольга Петровна и детвора нестройным хором протянула: — Спасибоооо…  — Сласти только после обеда!— строго добавила она, скользнув недовольным взглядом по Федору, который уже облизывал свой леденец и прекращать не собирался. Помолившись, Бутурлины чинно расселись за накрытый стол, а Катерина Михайловна и Дашка кое-как усадили меж собой неугомонного Федьку. На столе красовались горы румяных блинов и оладушков, политых маслом, с разными вареньями, медом, икрой и сметанкой.  Скатерть и посуды были куда как беднее, чем в доме Басмановых, но приготовлено все было на славу, видно было, что хозяйка постаралась для дорогих гостей. Покуда хозяйские дети уселись в рядок на лавку и скромно, опустив глаза, лакомились угощениями, Федька все вертелся как юла между матерью и нянькой. Поговорить взрослым не удавалось — все внимание Катерины, да и всех окружающих, было захвачено ее сыном. — С чем блиночек желаешь, ангел мой? — с самой нежной улыбкой вопрошала Катюша. Продолжая сосать леденец,  Федька указал пухлым пальчиком на плошку с тягучим медом. Дашка тут же, улучив момент, когда он вынул сласть изо рта, засунула ему в рот свернутый блинчик с медом, за которым последовали еще два —  с малинишным вареньем и сметаной. Не успела Ольга Петровна подивиться тому, что такого большого мальчика кормит няня, как уставший сидеть Федька схватил с блюда сладкий вишневый пирожок и вскочил на ноги прямо на лавку, а после, потоптавшись по суконному полавочнику, сиганул на пол.  Никто и рта не успел раскрыть, как любопытный мальчик, с пирожком в одной руке и леденцом в другой, уже добежал до дальнего конца трапезной и выглядывал в узкое зарешетчатое окошко. — Матушка! Отсюдова наш Храм видать! — взвизгнул он радостно и продолжил свое путешествие по горнице, оставляя всюду крошки, капли вишневого сиропа и выпавшие из пирога вишни. Задумчиво пройдясь по половицам, застеленным скромными полосатыми ковриками и осмотрев большую, но простую беленую печку, он обратился прямо к хозяйке:  — А отчего у вас печка такая белая и на стенах картиночки не писаны? Так некрасиво! — Ольга Петровна не нашлась что ответить, а Федька продолжал, — и коврики у вас просто в полосочку! Скучно это! Вот у нас ковры большие и все с завитушками, а стены каменные и зверюшки и цветочки на них писаны и ангелочки золотом даже…— он вдруг замолк на минуту, будто обдумывая что-то. — Наверное это потому, что вы бедные?! — радостно воскликнул Федька, Ольга побледнела, а Катерина сдержанно улыбнулась — ну до чего сообразительный ребенок! — Мы-то богатые, батюшка много злата из походов привозит и подарочков мне, —  хвастался Федя, — а из посуды такой у нас токмо холопы кушают, а мы… Тут Дашка поняла, что пора бы вмешаться, и предложила пойти детям в другую горницу поиграть — ох, сколько она интересных игр знает! Ольга Петровна вздохнула с облегчением. Только когда дети ушли, боярыни наконец смогли спокойно поговорить о своих женских делах и невзгодах.  Однако спокойствие это длилось недолго. Едва женщины успели обсудить погоду, урожаи и засуху прошлого года, умения своих поварих да прочие хозяйственные дела, и Ольга Петровна было поднялась, чтобы сходить в свою светелку и принести показать гостье начатую вышивку, как смех детей из соседней горницы сменился сердитыми криками. Из всех голосов особо выделялся пронзительный визг Федьки. Катерина вскочила, схватившись за сердце, готовая бежать и спасать свою кровиночку, однако дубовая дверь в трапезную распахнулась с громким стуком. Весь в слезах, красный, растрепанный, с прорехой на рукаве и оторванной пуговицей в нее ввалился Федька. За второй, покуда целый, рукав его тянул Васька, выглядевший не лучше, яростно пытаясь оттащить назад в коридор. Дашка и няня Бутурлиных старались унять хулиганов, но не тут-то было. — Мааааама!!! — завопил Федька, выкатываясь вместе с Васькой на ковер прямо под ошарашенные взоры обоих боярынь,  — скажи ему!!!!! — Что за безобразие? — строго молвила хозяйка, однако ее голос потонул в детском визге. — Мама!! Я-я-йаааааа!!! Я хочу быть воеводой! Я завсегда воевода в играх!!! — орал дурниной Федька, захлебываясь в слезах и топая ногами, — хочу-у-а!!!! — А нынче я буду! — не желал уступал ему Васька, — я старшее тебя! — Неееееет! Не бывает такого, чтоб в лаптях воеводы!!! — указал пальчиком на его ноги Федька, — токмо холопы в лаптях бывают!! На этот весомый аргумент Васька не нашелся что ответить, а оттого толкнул Федьку, а тот не будь дурак, падая, ухватился за рубаху Васьки. Тонкая ткань затрещала и вдвоем они повалились на пол, сцепившись, как пара диких котят. Васька ухватил Федора за густые кудри, а тот, воя от боли, чуть не до крови укусил его в руку.  Все это произошло в мгновение ока. Няньки принялись оттаскивать дерущихся мальчишек друг от друга, за что Дашка тоже получила от Федьки ощутимый укус.  После того, как их все же разняли, Ольга Петровна в гневе ухватила сына за ухо пребольно и вывела его из трапезной, а Федька так и продолжил валяться на полу, рыдая и колотя ногами. Катерина Михайловна знала, что если дело доходило до истерики, к которым Федя был весьма склонен, то успокоить его бывало не просто.  Приложив руки к груди, она опустилась на пол пред сыном и подобострастно залепетала:  — Феденька, котенька, успокойся же, сейчас домой поедем… ну не плачь, ангелочек мой, Ваську накажут! Отлупят этого сорванца, что Федюшу моего обидел! — она пыталась ухватить Федькины пухлые ладошки и расцеловать их, но тот отчаянно вырывался.  Дашка стояла тут же на коленях и обмахивала своего подопечного передником, предлагая то пряничек, то леденец, то испить водички.  — Не хочу домой!!! Тута играть хочу! Ыыыыыы!!!! —  визжал мальчик до хрипоты, извиваясь на полу, ничего и никого не слыша.  — Не мучай себя золотце, не дай Бог пяточки отобьешь! Давай завтра в Переславль поедем и купим тебе игрушечки, желаешь? Мамочка все что хочешь сделает, все купит тебе, ну не рыдай ты так токмо, маленький мой!  — Не хочуууу!!!! — продолжал голосить Федька, и Катерина, сама уже чуть не плача, с молчаливой мольбой в глазах обратилась к Дашке.  Не пытаясь перекричать его, Дашка сказала вкрадчиво и будто бы без интереса: — Дома-то всяко лучшее, Феденька Лексеич, уж мне такую игру новую рассказали… Орать и плакать Федька не перестал, но вой стал чуть тише и он явно навострил уши на Дашкины слова. — Да-да, Феденька! — добавила матушка, — дома лучше поиграть! Я и мальчиков дозволю пригласить, коль пожелаешь!  — Точно! — добавила Даша заговорщицки, склонившись к Федьке, который все еще лежал на полу, но прекратил кричать, а лишь шмыгал носом и икал, — ой что я придумала! Вставай-вставай, миленькай!  Вдвоем они помогли мальчику подняться на ножки и мать усадила его к себе на колени, а Дашка принялась проворно вытирать ему заплаканное личико, высмаркивать носик и поить  водицей, меж тем заговаривая зубы:   — Пригласим Демку, Антипку, Ондрюшу, да крепость выстроим! Знаешь как крепости-то строят? — Федька замотал головой, — а вот поставим две лавки друг на друга, да одеялом большим накроем… то будто стена крепостная! И пушка у тебя есть как всамделишная!  Федька заулыбался:  — Я! Я Воеводою буду! Как батюшка! Крепость брать буду! С пушкой!  — Ты, ты, родненький, кто же еще?! Знамо дело, никто другой не сдюжит! Катерине Федькины игры с холопскими мальчишками, особливо в доме, не больно-то были по нраву, уж очень боялась она заразы, но раз ее драгоценному сыночку того желалось, то и отказать было никак неможно. К тому же, ребятишки деревенские свое место сыздетства знали и перечить боярскому сыну опасались. Покачивая Федю на коленях, Катерина проворковала: — Вот и славненько, вот и поедем домой, с плохими детками, что Федюшу забижают, играть не будем больше…  *** Стоя на крыльце, боярыни прощались прохладно — каждая была уверена, что в происшедшем виноват сын другой.  — Прости, Катерина Михална, голубушка, что так вышло! — все же извинилась на правах хозяйки Ольга Петровна, сама думая о том, что столь невоспитанных детей как Федька ей видеть еще не доводилось, — уж выдеру Василия как след за такие выкрутасы! Благо отца дома нет, не то розгами бы не отделался!  Катерина вздохнула и улыбнулась: — Мальчишки! Что уж тут поделаешь! — тоже думая лишь о том, какой противный сынок у Бутурлиных, что полез в драку да забидел ее ангела Федюшу. — Будем рады снова вас в гостях принять! — с фальшивой улыбкой произнесла Ольга Петровна, а сама подумала : «Не хватает только, чтоб дети еще на этакое безобразное поведение глядели — дурному-то они учатся быстро» — А уж как мы будем рады! Приезжайте! Терем наш поглядите, сад! — расплылась в еще более сладкой улыбке Катюша. Боярыни расцеловались.  Подобрав подол длинной изумрудной, отделанной чернобурыми лисами шубки, Катерина легко сбежала с крыльца и притворная улыбка на ее лице растаяла, сменившись презрительно поджатыми губами. — Нищуки! Лапотники! — пробормотала она себе под нос, — и в чем Феденька неправ? Верно все заприметил мальчик мой умненький. Устами младенца глаголит истина, не зря мудрецы так говорят!  Дашка уже сидела в возке с вновь укутанным в одеяло Федькой на коленях, покачивая его как младенчика да сладко балякая о том, какие еще игры и развлечения ждут его дома. Умаянный своей истерикой и убаюканный нежным Дашкиным голосом он задремал еще до того, как быстроногие кони понесли саночки по снежным равнинам.