Friendly Fire

Прошло несколько лет с того инцидента, и появилась причуда Шо. Жар и холод. Огонь и лед. И устойчивость к температурам обоих типов. Это было так несправедливо. Огонь Тойи был жарче, но Шо горел дольше, хотя он был на годы младше. Папа действительно снова начал тренировки дома. Только он тренировал не того ребенка. Шо даже не нравились тренировки! Он делал все возможное, чтобы избежать этого! (И после этого попал в беду, но главное — сама мысль). По крайней мере, Шо понимал, каким должен быть мир — он знал, что Тойя должен тренироваться, Тойя должен стать героем — Шо повторял это сам, снова и снова — что Тойя однажды станет великим героем. Почему папа не мог увидеть это? Конечно, Причуда Тойи была болезненной, но он уже почти не чувствовал боли! Врач сказал, что у него повреждены нервы в пальцах и кистях. Его глупое ледяное тело разрушало его жизнь. С другой стороны, по крайней мере, повреждение нервов означало, что он мог тренироваться дольше! Ну, неважно. Тойя играл во дворе с Юми и Нацу, когда Шо прошел мимо верхнего окна и уставился на них. Юми и Нацу повернулись, чтобы увидеть, на что смотрит Тойя — лицо Нацу сморщилось от отвращения, и Юми опустила глаза. Очевидно, никто из них на самом деле даже не видел Шо с тех пор, как его заперли (благодаря... ошибке Тойи), поэтому у них были только рассказы Тойи о нем — которые, по общему признанию, были довольно скучными, Шо просто мало что делал, кроме как слушал разговоры Тойи и проходил силовые тренировки у папы. Шо был скучным ребенком. Это была не совсем его вина, но это не отменяло самого факта. Что ж, Юми, вероятно, все это не впечатлило. Нацу Шо просто в целом не нравился. Тойя понятия не имел почему — у Шо даже не было шанса что-либо сделать с ним, прежде чем он оказался взаперти, как принцесса из сказки, а папа охранял его так же ревностно, как любой дракон. Тойя покачал головой. Позже он прокрадется в комнату Шо. Он мог видеть выражение лица Шо, оно было задумчивым. Шо был слишком мал, чтобы выглядеть задумчивым, глаза у него были мягкие и отстраненные, но он никогда не был ревнивым ребенком. Просто тихим. Если бы он был ревнивым ребенком, как Нацу и Юми, возможно, с ним было бы легче иметь дело. Вместо этого он принимал те крохи привязанности, которые Тойя и мама бросали в него, когда могли, и не просил большего. У Тойи от этого защемило сердце. Тойя никогда не был таким, даже когда его тренировал папа. Тойя всегда хотел большего. Папа разжег огонь амбиций в его сердце, и хотя папа годами оставлял этот огонь без присмотра, пламя Тойи было жарче и ярче, продолжая гореть. Тойя всегда хотел большего. Шо, казалось, в основном просто хотел, чтобы папа оставил его в покое. Тойя скорее почувствовал, чем увидел снаряд, нацеленный ему в лицо, и вовремя увернулся, чтобы мяч, брошенный Нацу, не попал в него. Он бросил равнодушный взгляд на Нацу, который закатил глаза. Откуда взялось все это бунтарство? Тойя, конечно, не одобрил это. Юми хихикнула над ними, и Тойя решил, что он может быть валико-велико-великодушевым — неважно. Он мог быть взрослым и позволить Нацу победить. На этот раз. У него были планы на будущее (которые включали меч, который они с Нацу забрали из оружейной — зачем у них вообще была оружейная, папа и Тойя (и Шо) могли стрелять огнем из своих рук) и не хотел, чтобы Нацу бросил его из-за глупой маленькой ссоры (в которой Тойя абсолютно победил бы, если бы захотел). Они поиграли еще немного, прежде чем пришло время ужина (и если Тойя ударил Нацу по лицу тем же мячом — что ж, возможно, он был воплощением кармы), что было одной из лучших частей дня. Папа редко бывал рядом, но мама была. Чтобы они могли поесть всей семьей — ну, в основном. Шо... не разрешалось есть с ними. Или ходить в школу. У него были частные уроки, частные ужины и частные тренировки — честно говоря, если бы Тойя не прокрадывался в его комнату так часто, он бы забыл о существовании ребенка. Нацу и Юми, похоже, забыли. На ужин был рамен — любимое блюдо Нацу, что было глупо. Якинику явно превосходил его. По крайней мере, мама была хорошим поваром, и она даже разрешала им самим выбирать начинку, так что, возможно, на этот раз все обошлось. Юми, казалось, наслаждалась происходящим, а щеки Нацу были примерно в три раза пухлее, чем обычно, так что он был счастлив. Mама... На лице мамы была слабая улыбка, но глаза были теплыми. Они становились все холоднее с тех пор, как Тойя была маленькой, став отражением ее причуды. Но иногда — как сейчас — они становились теплее. Глаза мамы улыбались чаще, чем ее губы, когда она была вот так счастлива и довольна. Юми тоже была такой, но Юми больше нервничала, и ее улыбки были более неловкими — и она меньше улыбалась глазами, а больше ртом. Улыбки Нацу были широкими и занимали все его лицо, делая его глаза прищуренными, но его гнев был таким же, отчего брови хмурились, а губы дулись. Нацу никогда не мог скрыть своих чувств. Тойя проглотил лапшу, когда его мысли обратились к Шо — в эти дни они всегда заканчивались на этом. Улыбка Шо была редкой и едва заметной, но его глаза загорались от волнения. Из всех Шу больше всего походил на маму. Он был тихим, как она, и нежным, как она, и иногда на его лице появлялось отстраненное выражение, которое так походило на ее лицо, что Тойе приходилось проверять, не уменьшилась ли мама. Самое большое отличие было в том, что он не боялся папы. Сейчас Шо, казалось, ничего не боялся, но он притворился, что боится грома, чтобы заставить Тойю заползти к нему в постель. На самом деле, это было мило. Тойя моргнул, осознав, что снова отключился. На самом деле, ему нужно было сосредоточиться. Он был бы ужасным героем, если бы все, о чем он мог когда-либо думать, был его ребенок, а не мирные жители, которых он должен был спасать, или злодей, которого он должен был устранить. Юми говорила о своем учителе со звездочками в глазах, она была по уши влюблена в него, но однажды, когда Тойя попытался подразнить ее за это, она ударила его прямо в живот, чтобы он заткнулся. Это было очень эффективно и несколько тревожно. В самом деле, насколько бесполезным было его тело, если гражданская девушка без подготовки могла остановить его без особых усилий? Нацу ухмыльнулся Тойе и начал дразнить Юми вместо него, Тойя гордился маленьким сопляком. Он хорошо учился. Юми стала ярко-красной — милой — и даже мама тихонько захихикала, когда протесты Юми стали более пронзительными. Это было ... это было здорово. Единственный способ, которым все могло стать лучше — это если бы Шо мог присоединиться к ним. (Или если бы Тойя мог присоединиться к его тренировкам. Это тоже было бы круто.)

***

Старатель: *едет на работу * Тойя: *появляется в зеркале заднего вида* Старатель: *дергает руль, сворачивает, чуть не погибает* ВАППЛ?!?!!! Тойя: Ты будешь тренировать меня сейчас? Позже Энджи: *проверяет почту* Тойя: *скрючился, чтобы поместиться в почтовом ящике* Теперь ты будешь меня тренировать? Энджи: ВВНОД!!!?! Позже Старатель: *расправиться со злодеем* Тойя: *появляется в накидке из простыни и маске с плохо вырезанными глазами* Похоже, сейчас отличное время потренировать меня!! Старатель: ВАПДЛДЖЛОДЛЖЛРООГЗЩ??!?!?!?!!!?!! Злодей: *со сломанной челюстью* Лол Позже Энджи: *спит в маске, мирно лежит в постели, видит приятные сны* Тойя: *думает* Я имею в виду, это сработало с Шо... Тойя: *шепчет* Тренируй меня, тренируй меня, тренируйменятренеруйменятренеруйменя Энджи: *всхлипывает* Тойя: Обучи меня! Шото: Не обучай меня. Энджи: *погуглил особенности смены тела* Тойя: На днях Шото помог мне перевязать запястье, он такой замечательный! Фуюми: Нацуо: Не слишком ли он стар для воображаемого друга? Фуюми: Я имею в виду... по крайней мере, он кажется счастливым? Давай просто... пока помолчим Рей: Но... Шото настоящий?? Нацуо: Фуюми: Нацуо: Я слышал, терапия помогает- Фуюми: *закрывает ему рот рукой * К-конечно, он настоящий, ха-ха... Рей: Тойя: Почему вы все игнорируете меняяя?? :'( Шото: *наблюдает издалека* Выглядит забавно... Доктор: Боюсь, нервы в его пальцах повреждены Рей: Это нехорошо - Тойя: ДА! ЕСЛИ Я НИЧЕГО НЕ ЧУВСТВУЮ, ТО МОГУ ДОЛЬШЕ ИСПОЛЬЗОВАТЬ СВОЮ ПРИЧУДУ!!! ЭТО ЗДОРОВО! : D Рей: Нет- Доктор: Подожди, это не так- Тойя: *сияет, как звезда*