Ирония судьбы

Колокол дальней церкви возвестил половину второго. Виктор отставил посох в сторону и, смотря строго перед собой, начал расстегивать жилетку. Как у врача на приеме. Он был совершенно спокоен, вот только пальцы почему-то не слушались. Для такого скрытного и искалеченного человека, как он, показывать себя обнаженным было все равно что вспарывать себе живот и публично выставлять свою требуху напоказ. Пытка, да и только. Но ученый в нем понимал, это надо сделать. Опровергнуть или подтвердить гипотезу роста хекс-волокна. Найти или потерять надежду. Чтобы доказать этому холеному красивому и здоровому Джейсу, что больные — это не те, у кого искалечено тело, а те, кто экономил на очистителях воздуха, на зарплатах, на технике безопасности; кто позволял жителям Зауна гнить внизу и убивать друг друга за щепотку сияния. Джейс смотрел. Сначала решил, что невмешательство — это самая правильная тактика, но потом его поразило, что в глазах Виктора мелькало что-то противоположное энтузиазму. Покорность? Обреченность? На это было почти невыносимо смотреть, и Джейс попросил: — Позволите мне? Виктор вскинулся. Врачи ему никогда не помогали, но ведь и у Джейса вид был далеко не врачебный: броская внешность идеального мужчины, улыбчивые губы, холеные волосы. Вот только выражение лица его было совершенно эскулаповским. Но именно поэтому Виктор позволил. Вздрогнул от первого прикосновения. Дернул уголком рта и сосредоточился на брюках. Рубашку Джейс расстегнул в три приема, бросил на шкатулку на столе, чтобы та не отвлекала. Слегка удивился собственной меткости. Поморщился, когда чей-то гогот в переулке испортил атмосферу. Когда кто-то со всей дури разбил бутылку совсем рядом с окном, Виктор от неожиданности качнулся в сторону кровати, неправильно просчитал расстояние; потеряв опору, его негодная правая нога подогнулась, и только сильные лапищи Джейса спасли от падения. В этих случайных объятиях, пышущих жаром, Виктор застыл на неустойчивые несколько секунд в поисках равновесия, бедром упираясь в чужое возбуждение. Именно в этот момент понял, что в том, чем они собираются заняться, эксперимента меньше, чем в разговоре о завтрашней погоде, а интимного намного больше, чем в слезах при насморке. Вся решимость на эксперимент покинула Виктора как кинетическая энергия. Ему захотелось оправдаться: — Мое тело не очень привлекательное зрелище, — уголок рта Виктора снова дернулся то ли от усмешки, то ли от нервного тика, — да и на ощупь оно не слишком приятное. — Могу это опровергнуть в пять ходов, — ляпнул Джейс первое, что пришло в голову, но с подкупающей искренностью. Потом слегка отстранился, и его взгляд охотно заскользил по длинным ломанным линиями Викторова тела, словно проверяя сказанное. Через два глубоких вздоха Виктор уже полулежал на кровати без одежды, под спину ему были заботливо подоткнуты подушки. Джейс устраивался на полу между его ног. Виктор попытался отодвинуться, Джейс еле его удержал, но ему стало окончательно ясно, что придется иметь дело со скупым на прикосновения человеком. Но это Талиса только распалило. Он любил сложности. Положил руки на торчащие Викторовы колени и сразу почувствовал, как от напряжения под его пальцами натянулась кожа. Джейс сверкнул зубами, и его тяжелые горячие руки набрали дополнительный вес, медленно поползли вверх, распространяя тепло и мягкую уверенность, разминая спазмированные мышцы, включая те области, где те зажимались в каркас ортеза. Когда наполовину эрегированный член Виктора шевельнулся и посмотрел точно на спрятанную под рубашкой шкатулку, Джейс как ребенок обрадовался результату. Промурлыкал: — Нейронные цепи и половые гормоны работают. У нас все получится. Виктор приподнялся на локтях и посмотрел туда, куда указывал Джейс, так, словно его слегка возбужденный член был итогом сложных расчетов, которые никогда не сходились. Спорить с очевидным он не мог, но реакция собственного тела его все-таки удивила. Виктор отказывался верить в то, что механическое раздражение половых органов может его возбудить, но тело подтверждало обратное. Прежде чем продолжить, Джейс сходил глотнуть вина, принес бокал Виктору — это было частью его плана расслабления, как и запах дорогого алкоголя: инжир вперемешку с виноградом, дорогими спиртами и неназойливой сливой. После того как Виктор не задумываясь опрокинул сладкое содержимое бокала в рот как микстуру, Джейс наклонялся и ласково подул ему в шею: — Я понимаю, вы всю жизнь сдерживали боль, заменяли эмоции волей и разумом. Но сейчас вам нужно разрешить себе чувствовать. Просто разрешить. Попробуйте. От этих слов что-то в Викторе, годами пребывавшее в вывихнутом состоянии, вдруг встало на свое природное место, заставив от неожиданности покрыться мурашками. Джейс снова уселся на пол, подобрался своими огромными ручищами, чтобы огладить головку и размазать каплю смазки на уретре. Виктор наблюдал за ним с заинтересованной отстраненностью исследователя. Джейс заговорчески подмигнул и задвигал рукой быстро, очень быстро, потом добавил в ритм одно неожиданное движение — и Виктор сорвался в неконтролируемую дрожь. Джейс дал Виктору отдышаться, потом открыл рот, и Виктор увидел, как его член опускается на большой, подвижный язык. Язык задвигался, следом за ним задвигался рот Джейса, потом и сам Джейс. Виктор не смог оставаться совершенно безучастным, его дыхание сбилось, а в паху стало копиться почти пугающее его самого напряжение. «Джейс и сам напряжен», — констатировал Виктор, наблюдая за тем, что происходило у Джейса между ног. Сквозь обтягивающие гамаши можно было рассмотреть даже то, как поджались яйца. Не такие уж и большие, по сравнению с лапищами. Вопреки здравому смыслу Виктору захотелось их потрогать. Он одернул себя и попытался куда-то руки деть. В конце концов положил их вдоль тела, но все равно осталось ощущение, что они мешают. То ли ему самому, то ли Джейсу. Тогда Виктор пристроил руки на запястьях Талиса, и это показалось правильным. Продолжая старательно заглатывать и облизывать Виктора, Джейс про себя огорчался, чужая эрекция так и не приблизилась к тому, что, по мнению Джейса, считалось нормой. Но Джейс не унывал. Работал ртом и языком, и горлом со старанием и креативно. — Мне кажется, что вы напрасно стараетесь. — Голосом и интонациями Виктор создавал иллюзию некоторого дистанцирования от происходящего, хотя жар румянца обжигал его щеки, и то и дело казалось, что он теряет равновесие. И бессознательно Виктор сжимал запястья Джейса так сильно, что ранил ногтями кожу. После этих слов Джейс плюнул на креативность, плюнул на указательный палец, просунул его Виктору в анал и провел рукой там, где сам себя любил ласкать. Виктору показалось, что его ударило молнией, перед глазами все поплыло, легким перестало хватать воздуха. Виктор всхлипнул и полетел в темноту.

***

Джейс смотрел, как Виктор беззвучно содрогался по мере того, как оргазм открывал перед ним один предел за другим. Быстро прижался к чужому паху своим, сделал несколько вороватых толчков и стоически переждал собственный оргазм, не выпустив и не проглотив сперму Виктора. Когда возбуждение начало спадать, вернулся к столу и аккуратно сплюнул белый густой эякулят в хрустальный бокал.

***

Когда Виктор открыл глаза, ему показалось, что между началом минета и его завершением прошла целая вечность. По телу шло тепло — по всему телу, даже по тем его местам, в которых он уже давно не наблюдал чувствительности. Джейс сидел все там же. Только теперь в его ручищах поблескивал бокал, и он что-то в нем радостно раскачивал. При этом от Джейса шпарило жаром — обволакивающим, уютным, как само чувство дома. Его близкий терпкий запах навевал что-то очень простое и приятное. Виктор не планировал такое почувствовать после минета, проделанного в научных целях. Однако прочувствованного было уже никак не отменить. Виктор прикрыл глаза, ожидая, когда успокоится сердцебиение, но сердце продолжало бешено колотиться. Джейс что-то сказал, словно прокричал издалека, а Виктор никак не мог разобрать слов из-за грохота пульса, который заглушил все звуки вокруг. Когда Джейс увидел в лице Виктора растерянность, он снова покачал перед ним наполовину наполненным бокалом: — А я говорил, что все получится! Теперь вам придется перестать воспринимать себя как калеку. Отдыхай…те, — и улыбнулся с такой легкостью, будто делал это каждый божий день всю свою жизнь. Точно не знал, что нужно говорить в таких случаях, но набрал в легкие побольше воздуха. Вдруг заметил, что впервые за многие месяцы дышит полной грудью. Он как-то и не обратил внимание, что начиная с запрета на исследования хекс-волокна, дышит стесненно. Как будто ему на грудь положили монету, а потом добавляли все новые и новые. А теперь все эти монеты, тысячи этих монет, рассыпались. Виктор теплым взглядом, в котором отразился свет вечернего солнца, прошедший через ткань облаков, посмотрел на бокал, потом на Джейса. Джейс выставил ладонь вперед: видно научился этому жесту у Хеймердингера, и доложил: — Я пока заморожу сперму, — сделал паузу, — И договорюсь с капитаном цеппелина, — сделал еще одну паузу и добавил: — Партнер. Виктор улыбнулся и его переполнило возмутительное, изумившее его самого, ощущение счастья. Но он был слишком изможден, чтобы поделиться этим счастьем с Джейсом. Слишком устал, чтобы сопротивляться сну. Отключился и не услышал ни того, как Джейс спускается в подпол к леднику, впервые за пять лет заметив, что в доме слишком много рассохшихся скрипучих половиц. Ни требовательного звонка в дверь.

***

Мэл вернулась в Совет. Поработала, Поела. Пометалась по коридорам. Еe не отпускала ноющая боль, похожая на ту, которую она испытывала в детстве, когда сломала руку. К вечеру она нашла имя этой боли: Ревность. Мэл пыталась в ней разобраться, но вместо этого ей вдруг захотелось вытащить Джейса из дома и увезти куда-нибудь подальше из города. Мэл не привыкла отказывать себе в желаниях. Она велела привезти себя в переулок Опадающей Золы и позвонила в дверь. Не сразу, но дверь отворилась. Джейс предстал перед ней с характерным блеском в глазах и обдал ее характерным запахом. Как Мэл и предполагала. — Вы неплохо проводите время… — начала она, не замечая, что срывается на крик. — Мэл! — зашептал Джейс, — Тише! Он спит! — Он показал на спящего на его кровати все токого же «не-друга». — Но как же хорошо, что ты вернулась. Я сейчас тебе все объясню. Он — это Виктор! — Так ты его уже по имени называешь! — Ты не поняла! Это тот самый Виктор, монографию которого ты мне подарила! Представляешь какая удача! — Ммм. — на долю секунды Мэл задумалась над новой информацией. — И ты тут же затащил это совпадение к себе в постель! — Это не было запланировано, но надеюсь, что когда он проснется, то и не скажет, что все это было ошибкой. Ты не представляешь, как он одинок и как я ему нужен. — Что за чушь он вам навешал на уши? — требовательно произнесла Мэл, подсознательно понижая голос. — Хекс-волокно. Завтра мы вместе вылетим в Пилтовер. — пропустил Джейс вопрос мимо ушей, — Я уверен, что мы получим убедительные доказательства, аугументация с его помощью — реальность. Мы будем спасать людей! Красивое лицо Мэл вдруг разбилось. Ревнивая злая улыбка превратилась в оскал, глаза заполнила ярость. Джейс целое мгновение думал, что она его сейчас ударит. Но мгновение прошло и Мэл взяла себя в руки: — Но хекс-исследования запрещены в Пилтовере! — Мэл очень хотела бы дать пощечину, не Джейсу, а этому его калеке. Потому что он отнял у нее этого наивного изобретателя, которым она вертела как хотела? Потому что он был такой беззащитный. Потому что он точно бы не дал ей сдачи? Потому что до него никто не смел бросать ей вызов? Потому что… Она сама не очень понимала почему. Но хекс технологии были важнее ее чувств. Прежде всего она была Советником, а уже потом женщиной. — А здесь запрещены отношения между мужчинами, — пожал плечами Джейс. — Из двух зол надо выбирать меньшее. — Если вы добудете доказательства жизнеспособности новой технологии, я надавлю на Совет. В закон будут внесены поправки. «И это поможет Ноксусу создать непобедимую армию», — не сказала Мэл. Вместо слов вокруг нее эхом раскатился нелепый смех. Мэл вздрогнула прежде, чем осознала, что смеялась она сама. Выдохнула: — Ну что же, увидимся, когда у вас будут эти самые доказательства. — Ты сделаешь это для нас? Искренность и наивность Джейса всегда ее подкупали, поэтому Мэл улыбнулась уже более искренне: — Конечно. Теперь мы партнеры. Где там подарок, который ты мне так и не вручил? — Она взяла в руки шкатулку, открыла. Диадема была прекрасна. Мэл надела ее и посмотрелась в зеркало как в будущее, и ей почти не составило труда оставить кое-что позади.