Останови кровопролитие!

*пытки будут в Османской империи. Османская империя. Дворец Топкапы. Сулейман метался по своим покоям, как раненый лев. Иногда из его груди издавались стоны, рык. Иногда он подолгу лежал на широкой кровати.. И не мог уложить в голове мысль: как он умудрился поверить вранью своей любимой женщины? Как он вообще влюбился в нее и не замечал всех ее интриг? Она же прямо у него под носом устранила соперницу, свела вместе Ибрагима и служанку Нигяр, отравила страницы дневника Ибрагима. Ну невозможно было это все упустить из внимания. А он упустил. Сейчас Хюррем пребывала в подвале дворца Топкапы и Бали бей проводил беспристрастный допрос. Сулейман хотел просто взглянуть в глаза, которые столько лет его обманывали… Махидевран. От чувства вины перед этой женщиной его сердце чуть не разорвала пронзительная боль. Он сам ее оттолкнул от себя и сам спровоцировал ее атаки на Хюррем. Если ещё до гибели Мустафы она могла его простить, он мог повернуть все в другую сторону, договориться с ней, то сейчас она вполне заслуженно осыпает его проклятиями. А он так хотел не быть похожим на своего отца.. А в итоге… в итоге отдал приказ подмешать в ужин ни в чем неповинного ребёнка яд. Сулейман зажмурился. Если бы вернуть время обратно.. Если бы отозвать слугу с флаконом.. Мустафа сейчас бы тренировался на мечах с Ибрагимом, писал письма матери.. Нет, надо лично присутствовать на допросе, эта женщина будет врать Бали бею.. Спустившись в подвальные помещения, Сулейман дошел до камеры, в котором находилась Хюррем. - Ты знаешь, что заслуживаешь смерти, Хюррем, - сказал он, не проявляя никаких эмоций. Главное – не смотреть ей в глаза. Она может околдовать опять. Если только… Сулейман задумчиво посмотрел в сторону женщины. О, ослепление – это самое малое, что она заслужила за подговоры и наветы.. Но с нее будет достаточно. По крайней мере, она больше не будет способна околдовать его взглядом. - Ослепите её, - приказал он сухо, и чтобы не слышать криков и просьб о пощаде, вышел. А когда вернулся, то, увидев залитое кровью лицо Хюррем, опёрся об стену, схватившись за сердце. Лучше бы он её просто убил, чтобы она не мучилась, став калекой на всю оставшуюся жизнь. Глаза ей больше никто не вернёт. А кто вернёт ему сына? Султан вспомнил эпизод из коридора, когда пошутил над мальчиком: - Стража! Схватить этого шехзаде и казнить немедленно! – и тут же испугавшись своих слов, прижал сына к себе. - Сулейман! Где ты?? – рыдала Хюррем, выставив вперёд руки. – помоги мне! Сулейман! Любимый! - Ты не имеешь права произносить мое имя. – ответил Сулейман, продолжая держаться за сердце. - Убей меня лучше! Пожалуйста! Ты забрал мои глаза! Забери мою жизнь! Как мои дети будут со слепой матерью?? - Молчи, Александра. Дети останутся со мной, а ты поедешь в старый дворец. - И, не слушая рыданий Хюррем, вышел из подвала. Да, ему было жаль с одной стороны эту женщину. Но с другой.. Разве Валиде его не предупреждала? Разве не пересказывала ему все, что планировала сделать Хюррем с ними всеми? Почему он поверил не родной матери, а наложнице? Почему был так глух к ее словам и слеп к тому, что происходит? Все в один голос говорили ему, что Хюррем опасна, что она змея! А он.. Таял под ее чарами, не видя ничего вокруг. Не видя, и не слыша. Злясь на самого себя, Сулейман отправился в покои матери. Валиде уже разговаривала, пусть и лёжа. - Не хочу тебя видеть. – встретила она сына. - Валиде.. - Я тебе сотни раз говорила! Ты отказался меня слушать. К чему это привело?? Ты представляешь, в каком состоянии уехал Ибрагим?? А в каком состоянии сейчас мать погибшего Мустафы?? - Я ее ослепил. - Лучше бы ты приказал ее казнить ! - Я хочу, чтобы она жила в такой беспомощности! Она этого заслуживает! - А чего заслужил ты, убив своего ребёнка? Подумай об этом. Я устала. Сулейман вышел, оставив мать в покое и потратил весь вечер на раздумья. Московское царство. Русь. Иоанн был прав. Махидевран буквально ломало от боли. Каждая ночь сопровождалась ее криками от кошмаров. Женщина облачилась во всё чёрное, закрытое, убрала волосы под платок. И сконцентрировалась на чем-то своём. Целыми днями она пропадала в библиотеке, что-то читала, а ночами будила терем своими криками. Царь в порыве сострадания приказал травнице варить успокаивающие настойки и поить ими Махидевран по вечерам, чтобы она хотя бы спала ночами спокойно. Ибрагима, который задержался на Руси, он попросил больше не играть на скрипке по ночам. - Государь, как прикажете, - ответил Ибрагим, понимая, что только игра на скрипке могла ему душу успокоить. Конечно, государь заботился об обитателях терема, и особенно о Махидевран, его приказ был полностью оправдан и понятен. Но ночи без скрипки были тяжкими. Невозможно было избавиться от мыслей, от воспоминаний.. Привычные действия вождения смычком по струнам, которых Ибрагим был лишён, помогали ему сосредоточиться на мелодии, а сейчас… сейчас можно записать новые для игры на балконе у себя дома. Может, удастся порадовать Хатидже. Его жена Хатидже. Скучает, наверное, по нему. Единственная ниточка, которая связывает его с этим миром. Не будь ее, он бы покончил с собой, как только царь его отпустил бы домой. А так его ждет жена и дочь с сыном. Он не имеет права их бросить. На Нигяр ему было давно наплевать. Интрижка с ней была его ошибкой, которая могла стоить ему всего, тем более из-за неё он чуть не потерял Хатидже. Дети.. После гибели Мехмеда, которого Хатидже случайно задушила во сне, рождение Османа и Хуриджихан придало ей сил и надежды на то, что можно всё начать заново. И она действительно воспряла духом, посвятила себя заботе и защите двойняшек. Ах, скорее бы встретиться с родными.. Утром Ибрагим появился перед русским царём и попросил у него разрешения уехать. - Махидевран тебя не послушалась? – спросил царь. - Нет, и слышать не желает. - Я думал, что тебе получится её уговорить уехать вместе с тобой. - А зачем? Ей снова придётся видеть свою торжествующую соперницу. Переживать ее колкости и оскорбления. - Да, ты прав. Здесь ей спокойнее. Ибрагим, передай своему повелителю это – Иоанн отдал султану шкатулку. – и попроси больше не присылать мне девушек из гарема в качестве подарка. - Слушаюсь, государь. Поклонившись царю, Ибрагим вышел из тронного зала. И тут же столкнулся с лысым бородатым чиновником. Тот пронзил его злым взглядом, который насмешил турецкого визиря. «Ну, не переживай ты так, все равно я уезжаю!» Чиновник прошел в тронный зал и поклонился царю. - Государь, мнится мне, что эта дружба с османами до добра не доведёт.. – озабоченно запричитал боярин. - Здесь я решаю! Пошёл вон, Челяднин! - Ухожу, ухожу.. Но.. Сначала эта женщина, потом.. - У-би-рай-ся..- членораздельно прорычал царь, медленно вставая с трона. Челяднин исчез. А Иоанн позвал Старицкого и Захарьина. Однако появился только Данила. - А где Старицкий? – спросил Иоанн. - Не ведаю. - Как пригляд за княжной? - Мне её соотечественник помогал, храни его Господь. Хороший человек. - Согласен. В общем, надзор за княжной удвоить. Она недавно сына потеряла. Захарьин охнул и, поклонившись государю, выбежал искать Махидевран. Она нашлась в библиотеке, где изучала книгу о противоядиях. - Захарьин? – спросила она тусклым голосом. Данила пораженно глядел на перемены в ее внешности: вся в чёрном, без украшений, белые губы, бледное лицо. И глаза.. Такие глаза были у Иоанна в первые дни после смерти Насти и у ее гроба. Помнил Захарьин этот взгляд. Помнил и обычно хотел взять на себя если не всю, то часть боли, чтобы было легче нести. А Махидевран меж тем нашла книгу. - Госпожа. - Я нашла кое-что. Смотри.. Яды и противоядия. Почитай. Данила поднес свечу в странице и вчитался. - Ртуть… - произнес он. - Что? - Мою сестру отравили ртутью. Только как? Сыпали ли в еду, или в ладанке передали? - Ммм.. - Я к царю… - Стой! А ежели прогневается? - Чему быть, того не миновать.. Пошёл я. И Захарьин исчез. Махидевран осталось только надеяться, что он не будет казнён. К счастью, Захарьин вернулся жив и здоров. - Не казнил? - Слава Богу. Просто велел больше присматривать за тобой, но мои слова принял к сведению. - Гюльшах! Иди сюда. – позвала служанку Махидевран. – то, что я от тебя хочу, будет достаточно сложно. Но мне нужна твоя помощь. Ты должна будешь пробовать все, что подносят на обеденный, или праздничный стол к царю. О малейшем ухудшении самочувствия немедленно докладываешь мне. - Как прикажете, госпожа. - Ты что, собираешься контролировать подачу блюд на царский стол? Махидевран, ты умом тронулась? Ты понимаешь, что твои действия превратно могут понять? - Захарьин, мне нечего терять. Но если это шанс спасти нашего государя, то я не имею права им не воспользоваться. - «Нашего»? Ты давно патриоткой нашей страны стала? - А ты ревнуешь? Какая разница то? - Извини. Я срываюсь. - А представь, как сложно государю. Если уж ты срываешься. Гюльшах, ты почему ещё здесь? Османская империя. Дворец Топкапы. Сразу после того, как раны Хюррем зажили, султан приказал двум девушкам из гарема сопровождать её повсюду, особенно в старый дворец. Из наглой язвительной, дерзкой жены султана Сулеймана она превратилась в жалкую калеку. От наказания, которому подверг ее Сулейман, страшно было абсолютно всем. До отъезда Хюррем жила в своих покоях, за ней ухаживали, собирали в дорогу. - Кто здесь? – запаниковала Хюррем, когда к ней подошла служанка. - Это я, госпожа.. Вам надо умыться. - Умой же поскорее! - Успокойтесь, сейчас промою вам глаза и наложу новую повязку. - Скажи мне – глаз вообще нет? - увы, госпожа. Хюррем всхлипнула и зарыдала без слез. - Выйди! - Госпожа, нам запрещено оставлять вас одну. - Выйди, я сказала! Если что – я сама вам приказала уйти. Служанка неуверенно пожала плечами, но приказ есть приказ. А Хюррем ещё больше зарыдала. Что ей делать? Она ничего не видит, не может себя обслужить, даже взять что-нибудь не может.. Нет обоих глаз, вместо них пустота.. По сути она даже прервать своё существование не может, потому что слепая. А в это время во дворец вернулся Ибрагим. Первым делом он отправился к повелителю, и хоть он видеть его не мог – долг есть долг. Для начала султан расспросил его о встрече с русским царём, потом о том, как себя чувствует Махидевран. «Вы еще спрашиваете! Она убита, повелитель, горем!» - Ибрагима начал обуревать гнев, но Сулейман этого не замечал. Решив, что визирь просто не хочет рассказывать, он накрыл тканью ювелирные украшения. - Я ослепил Хюррем, - сообщил он. Ибрагим замер с видом человека, который хотел что-то сказать, но был перебит на полувздохе. - Вы.. Что? - Ослепил свою хасеки. И считаю, что правильно сделал. Это самое малое наказание за то, что она убила моего сына. - Повелитель, вы безусловно правы, но.. - Никаких «Но». Раз ты вернулся, то пора выполнять свои обязанности. Венеция хочет переговоров. Ибрагим тяжело вздохнул. Его вражда с Хюррем была очевидна любому обитателю этого дворца, но хотел ли он такой участи для соперницы? Нет, конечно же. Поэтому чисто по-человечески ему было ее даже жаль. «Она убийца! Это по ее вине ты нес на своих руках тело шехзаде! По ее вине ты заболел, отравившись от страниц дневника! Ты еще вздумал жалеть её?!» Второй внутренний голос пытался образумить Ибрагима. Обычно это называют шёпотом совести. «Но она же мать пятерых еще маленьких детей.. Самый младший еще в колыбели.. Тебе детей не жалко, Ибрагим?» «Заткнулись оба!» - мысленно прикрикнул Ибрагим ангелу и демону, которые мешали ему думать. Сейчас он отправлялся в свой дворец, к жене и детям. Хотя бы сегодня вечером он душевно успокоится, Хатидже объятиями и поцелуями снимет усталость, боль, подарит надежду. Поторапливая извозчика, Ибрагим немного нервничал. Наконец карета въехала в ворота родного дома. Хатидже уже ждала на входе. Прекрасная, нежная, тонкая, с лёгкой короной на голове, но грустными глазами: видимо, трагедия, недавно произошедшая под сводами дворца Топкапы ранила и её. Однако при появлении мужа ее взгляд потеплел. Она бросилась в объятия Ибрагима с улыбкой. Тот ответил на объятия взаимностью и, взяв девушку на руки, отнес домой. Было уже достаточно холодно, осень близилась к завершению. Но здесь, в империи, все де не так, как в Московском царстве. Там Ибрагим даже в соболях чувствовал себя замерзшим, пока царь не подарил ему шубу теплее. - Скрипка, Ибрагим! Тебе удалось поиграть? - Поначалу да, моя госпожа, но потом царь попросил меня прекратить. - Но почему? - Мешало спать Махидевран султан. - Как она? Так жаль её. - Плохо. Она так кричала, когда я только сообщил ей новость, что даже царю стало нехорошо. Хотя он сам потерял любимую. - Может, общее горе сможет их сблизить? - Возможно. Пойдёмте к детям. И супруги, взявшись за руки, пошли к Осману и Хуриджихан. При детях решили о проблемах дворца не говорить. Московское царство. Русь. Махидевран приводила себя в порядок – расчесывала волосы. Пора было заставлять себя выходить из траура. По крайней мере внешне. О том, что у нее на душе, знала только она сама. При дворе нужно демонстрировать свой статус. Надев платок на голову, она закрепила его и дополнила образ диадемой. Когда-то эту диадему ей подарил Сулейман. Сегодня она была в изумрудном платье, платке такого же цвета, который закрывал грудь и балетках. На шее украшения. Как оказалось, нарядилась она очень кстати: сегодня на Руси был праздничный день. Введение. Обитателей дворца и особенно царя, на месте не было, они посещали христианское богослужение. Махидевран тоже хотелось принять участие, но из-за другой веры доступ в храмы ей был закрыт, поэтому она была приглашена только на пир. В сопровождении служанок Гюльшах и Джейлан, она прибыла к Грановитой палате в которой, собственно, все пиры и проводились. Еды на столах было много. Даже для нее. Помещение украсили лентами, иконы цветами. И хотя Захарьин посетовал на то, что в этом году царь решил не размахиваться с роскошью, Махидевран посчитала, что все очень достойно. В глаза бросалась лишь печаль одинокого царя. Когда все были веселыми и довольными, ибо в соседнем зале пировали их супруги, Иоанн Васильевич лишь молча осматривал зал. Иногда ему подносили подарки к празднику. Иногда говорили речи в его честь. А он всё молчал и молчал, лишь кивая головой. По его состоянию было видно, что он лучше бы отобедал где-нибудь в одиночестве, чем среди шумной толпы пришедших сюда с целью поесть да выпить. С места поднялся один из бояр. - Ой, свет государь Иоанн Васильевич.. - Переводи мне, - ткнула Махидевран Джейлан в бок. - Сегодня великий праздник! А вы такой печальный.. «Ах ты мразь какая.» - подумала зло Махидевран, когда Джейлан перевела ей фразу боярина. В контексте случившегося у царя горя эта ремарка выглядела издевательски.. Судя по выражению лица царя, тот был такого же мнения о выпаде боярина. Только бы не устроил шум. Разве остальные виноваты, разве стоит портить настроение другим? - Считаю, что нужно выпить за грядущую женитьбу нашего государя! Молчи, государь, молчи.. Он того не стоит! Махидевран казалось, что не только она так думает. Все взгляды были обращены к побледневшему царю. У него получилось. Он удержался от того, чтобы устроить здесь скандал, и лишь глухо отблагодарил. Боярин сел на место, веселье продолжилось, однако все понимали – для наглеца это был последний выпад. Царь держался, но уже ничего не ел. Захарьин тоже отодвинул тарелку от себя. Остальные продолжили жрать пить и веселиться, как будто ничего не произошло. И даже Старицкий, на которого Иоанн периодически поглядывал. - Не могу, - пожаловалась Махидевран, отодвигая от себя тарелку. Аппетит покинул и ее. Ну надо же было так испоганить вечер, ведь все было относительно хорошо. И даже у царя по-началу, настроение держалось ровно. А сейчас.. Пир закончился как-то очень быстро. К недовольству бояр царь махнул рукой, и еду стали уносить. А значит, всё, пора было и честь знать. Помолившись, стали выходить из зала, Иоанн махнул кому-то рукой и к дерзкому боярину подошёл стрелец. Под шум и гам его увели из зала, а Махидевран расслышала жалобы. - Не, ну это не дело, конечно. Мало того, что в прошлом году угощений было больше, так еще и распустили нас быстро. - И не говори. Не, я все понимаю, но так урезать пир.. Безбожно. Безбожно жрать без конца восемь часов подряд и ржать, как конь, когда твой государь еще не вышел из траура, сволочь. - Качество угощений тоже оставляет желать лучшего, конечно. Ну не бывало еще такого никогда! - А состав гостей разношерстный! И нищие и басурмане. Теряем мы его, конечно же. - Государя? Я его и не обретал никогда. Не признавал и не признаю. - Тихо ты! Услышат. Сегодня Махидевран окончательно убедилась в своей правоте. Зная о трагедии царя, причем двойной, они жалуются на то, что еды на столах было сейчас поменьше, и пир длился не так долго. - Захарьин! Вот ты где! Отойдем. - Госпожа.. Подождите меня в библиотеке, сейчас суматошно. Через два часа подойду. Махидевран кивнула и отправилась в библиотеку. Мимо нее вихрем промчался царь, спустился по ступеням лестницы вниз и побежал в сторону женского терема. Видимо, в покои своей жены. Понимая, как ему плохо, Махидевран хотела догнать его и быть рядом. А что ей мешает? А ничего. Если прогневается, то опять же ей нечего терять. Раньше она жила ради Мустафы, теперь его нет в живых, поэтому казнит ее Иоанн за дерзость – ничего страшного. Тем более, что в этом тереме и ее покои. Поэтому она побежала вслед за ним. Дул холодный ветер, летел снег, а она бежала за удаляющимся царём. Ну подожди ты! Забежав за ним в коридор, она не сбавляла ходу, пока не врезалась в его спину. - Княжна, ты что делаешь? Смерти своей захотела?! - Успокойся, умоляю тебя. - Что?? - Когда я узнала о смерти моего ребёнка, ты вошел в мои покои и обнял меня. - И ты решила это повторить, верно? Зачем? - Чтобы ты успокоился. Царь усмехнулся. Обернувшись, он схватил Махидевран за плечи и посмотрел ей в глаза, видимо, надеясь, что она отведёт взгляд. Однако Махидевран даже не моргнула. В глазах царя пылал огонь, гнев, ярость. - Я его убью всё равно, - прорычал тихо он, отпустил княжну и зашел в пустующие покои царицы. - Убивай, государь, убивай, - выдохнула Махидевран и отправилась в библиотеку. Там она даже читать не стала. Просто дожидалась Захарьина. И тот явился. Стряхивая снег с волос, он потоптался на крыльце. - Закружили меня бояре своими вопросами.. «а что с ним будет, что с ним будет?» Известно, что. Ты здесь? Махидевран вышла из стеллажей. - Ты теперь понял, насколько он одинок? - Да ужас. Этот идиот еще со своей речью. Совсем не думал головой, что говорит. - Думал, Данила! Он прекрасно думал, что делал! Говорил и смотрел на царя – как отреагирует. - Это низко. Рана государя и моя еще не зажила. - Понимаю. Еще эти жалобы на скромность трапезы.. - Наглость! Ты представляешь? Неужели непонятно, ПОЧЕМУ так скромно все в этом году? Надеюсь, он не слышал. - Слышал. Слышал, причём очень хорошо. Я не понимаю русскую речь, мне служанка переводила, но и то мне неприятно было. - А ему каково.. - Да уж. – Махидевран начала разбирать злость. Такую она ощущала, когда Хюррем в очередной раз приходила злить семью султана. Бояре, бояре. Выкосить бы их под корень.. Нервно взмахнув руками, отчего рукава ее платья взлетели вверх вниз, она встала перед Захарьиным, чем заставила его оторопеть. - Что? - Что делать будем?! Это будет всегда?? - Почему? Нет. - Царю пора бы уже силу применить! - И получить титул тирана? Ты в своем уме?? - Нет, он должен терпеть все это, пока ему на шею не сядут и ножки не свесят. - Успокойся, княжна! Нужно тщательно все обдумывать. Не будем же лезть под горячую руку. - Не будем. Хотя мне нечего терять. - А мне есть.. Дети сестры. Я обещал заботиться о них наравне с царем. Моя жена… В библиотеку кто-то зашёл. Это был Старицкий. - Данила, где тебя носит? - А что, что-то очень срочное? - Нет, я тебя ищу по всему терему, думал, что ты в уборной. - Старицкий! А жена твоя тебя не потеряла? - А твоя? – сузив глаза, спросил Старицкий. - Моя знает , что царь поручил мне княжну на попечение. - Да что ты.. - Старицкий. Изводить меня решил? А если я спрошу тебя – кто допустил появление яда на столе царицы? Ты мне ответишь? - Да что ты несёшь то? Ты головой ударился? Данила, дай взгляну. Может, лекаря позвать? - Ответь мне. Старицкий на вопрос не ответил, покинув библиотеку. Махидевран стояла, не понимая, о чем мужчины говорили. - Он никогда не скажет, откуда взялся яд в еде царицы. - Думаешь, что в еде? Прямо в пищу ртуть подлили? - Или подарили в украшении. По крайней мере царь рассказал, что признаки были такими же, как и у его матери. Почерневшие ногти и зубы. Всегда поэтому обращай внимание на свои ногти. Махидевран машинально поднесла руки к лицу и встала у окна. Ногти были в порядке. Однако.. - Данила.. Взгляни.. - Они и до тебя добрались… - Что?? - Ты посмотри на это! Видишь, у краев кожа шелушится? - Данила, не пугай меня. Это от того, что я непривычная к вашим холодам, - засмеялась Махидевран. – росла и жила на юге долгое время. - А-а-а-а-а! Вот я дурак. Чуть к царю не помчался . Но тем не менее, на всякий случай противоядие выпей. И всегда носи с собой. - Это обязательно? - Махидевран .. - Поняла. – княжна покрылась ледяным потом. Ей тоже, значит, угрожала здесь опасность. Присев на стул, она закрыла лицо руками. - О, Господи.. - Главное – пей противоядие. - А ртуть здесь откуда? Если ее умудряются украсть. - Так царскую семью лечат ртутью. - Шайтаны! Они не знают, как она забирает здоровье?? - А как запретишь? Только через царя. - Поговори с ним, Данила! Пожалуйста! - Хорошо.. Успокойся только. – Захарьин принес Махидевран воды, та опробовала. - Хм.. Странный вкус. Откуда налил? - Из царского кувшина. - Вылей в снег и налей новую воду. Давай, поторопись. Сделав это, Данила снова принес княжне воды. - Вот теперь другое дело. – оценила она. - И всё-таки ты очень умная! Я бы ни в жизнь не додумался. - Ну так. Хочешь жить - умей вертеться. - Откуда ты это знаешь? - Неважно. - Прости, княжна. Мне пора идти. Жена ждёт. Княжна кивнула и Данила вышел из библиотеки. Кувшин с новой чистой и прозрачной водой стоял на своем прежнем месте. После Захарьина в библиотеку больше никто не заходил. На следующий день снега стало гораздо больше. К тому же ударили морозы. Дети прислуги катались на санках, играли в снежки, смеялись. Махидевран достала свою шубу, сшитую для нее Османской швеёй. И вышла выгуливать обнову в город. На нее никто не обращал внимания, кроме некоторых девушек, которые оценили красивую одёжку, отороченную соболиным мехом. На голове у княжны была пушистая шапка, под которой изумрудный платок. Взглянешь – и не поймёшь, что девушка из другой страны. Только яркие глубокие глаза выдавали в ней восточное происхождение. Гулять по городу долго ей надоело, да и холодно было с непривычки, поэтому она вернулась в терем. А на улице звонили колокола, созывая к всенощной.