В пятнадцатый день седьмого лунного месяца

Испытывая смятение, Лань Ванцзи привык приходить в даосский храм, где в павильонах холодно и спокойно взирали на мир статуи бессмертных. Он смотрел на пустые лица, которые будто бы подтверждали — его жизнь столь ничтожно мала, что и беспокоиться о ней не нужно, и находил в этом не то чтобы утешение, но умиротворение. Он не пытался задавать вопросы монахам, не покупал себе амулетов и чёток, браслетов или бус, и не верил в силу особых знаков Фу, которые выписываются на жёлтой бумаге красным, но всё равно привык искать в этих стенах что-то, что заставляло бы продолжать жить. Вот и теперь, когда между ним и Вэй Усянем состоялся странный разговор, а колокол храма разбил тишину, Лань Ванцзи пожелал пойти известной тропой. Дом его и сад располагался совсем рядом. Не задумавшись, Лань Ванцзи взял Вэй Усяня за руку. *** Вэй Усянь был в заключении под горой так невыносимо долго, что весь мир вокруг поменялся до неузнаваемости. Не стало привычных ему храмов, посвящённых различным богам, и по очертаниям он не смог разобрать, для кого приносились дары и возжигались благовония в том храме, куда повёл его Лань Ванцзи. Будучи по натуре любопытным сверх меры и изголодавшийся по новому, Вэй Усянь и не подумал, что посещение храма может ему чем-то угрожать. Однако когда они двинулись из павильона в павильон, лица статуй взирали на него как-то знакомо. Даже дрожь пробрала по позвоночнику. Что это могло значить? Наконец они оказались в совершенно безлюдной части храмового комплекса. Только в отдалении монах подметал плиты, а перед статуями совсем никого не оказалось. Лань Ванцзи не сложил руки в молитвенном жесте, не сел в позу для медитаций, лишь спокойно всмотрелся в лицо очередной статуи, и Вэй Усянь невольно проследил его взгляд. В то же мгновение сердце в груди заболело столь сильно, что он невольно схватился за одежды и смял их ставшими непослушными пальцами. О, этот лик он никогда не забыл бы! Это же лицо его врага! — Что это за храм? — вырвалось у него. — Что это за божества? — Божества? — Лань Ванцзи оглянулся на него. — Это статуи бессмертных. В даосских храмах не ставят статуи будд… Но в ушах Вэй Усяня от волнения уже так шумела кровь, что последнюю часть объяснения он и вовсе не услышал. Не в силах отвести взгляда от статуи, он немедленно попытался прощупать всё пространство вокруг собственной ци. Обнаружить, действительно ли это место может причинить ему вред! И тут же понял, что совершил ошибку, да только было уже поздно. Незримые нити узнали его. — Лань Ванцзи, сегодня последний день праздника, — заговорил он торопливо. — Не стоит нам оставаться здесь, в тишине. Позволь мне отвлечь тебя, показать, каким ещё бывает веселье, вдруг на этот раз я не ошибусь? — Ты и не ошибался, — попытался уверить его Лань Ванцзи, но Вэй Усянь не слушал уже, схватил его за руку, притянул к себе ближе, даже обнял и ринулся по лисьим тропам прочь — насколько возможно дальше из ловушки храма. Сил его хватило не слишком на многое — вместе с Лань Ванцзи они оказались в самом центре Илина, посреди площади, где праздник был в самом разгаре. Крепко прижимая к себе Лань Ванцзи, Вэй Усянь подумал — а не сумеет ли аура столь благородного человека спрятать его демоническую ци? Не получится ли спастись от гневного взгляда бога войны, скрывшись за спиной чистого духом человека?.. И хоть вокруг кружила толпа, был шум, раздавались сотни голосов, Вэй Усянь поймал лицо Лань Ванцзи в ладони и поцеловал. Он ощутил, как сильно бьётся сердце Ванцзи, как нежно отвечают его губы, а потом в сердце стало совсем странно — то ли больно, то ли оглушающе горячо, так, что невозможно было стоять на месте. Оттого Вэй Усянь схватил Лань Ванцзи за запястье, втащил его в колонну, где каждый изображал голодного и злого духа, и в один миг изменил им обоим облик, чтобы никто и не подумал, будто они пришли сюда со стороны. Лань Ванцзи не противился ему, не спросил ничего и не удивился, не сказал ни единого слова. Только взгляд его янтарных глаз стал особенно горячим и пронизывающим. Но Вэй Усянь уже не замечал этого, слишком взволнованный тем, что и таких усилий будет недостаточно, что его заметят, найдут, снова запрут под каменной толщей горы.