Когда надежды нет

Митар стоял на вершине скалы, а вокруг него разливалась ночная тишина, наполненная предчувствием беды. Его фигура возвышалась над мраком, будто оживший кошмар, вернувшийся из бездны. В этот момент он был собой в полной мере: некромантом, заточённым в тьме, отвергнутым героем, по-настоящему потерянным и обретшим себя одновременно. Но вместе с этим ощущением силы в нём скрывался привкус горечи — воспоминания о былом, о тех, кого он защищал, кто так легко забыл его подвиг. Едва заметное сожаление отдавало холодом в сердце, как тень несуществующего света. Он посмотрел на землю перед собой, пустую и безжизненную, но уже чувствуя, как она наполнится его волей. Он был здесь не просто для мести, но и для того, чтобы напомнить миру о своём существовании, о своём праве на силу и честь, которую отняли вместе со свободой. Магия оживала под его пальцами, как струящаяся вода, ощущалась знакомо и одновременно как-то иначе. За века заточения он изменился, и вместе с ним изменилась его тёмная магия, превратившаяся во что-то гораздо более древнее, глубокое, будто сама тьма, вобравшая его страдания. Митар поднял руку, и на вершину скалы из тьмы стали выходить призрачные создания, его верные слуги. Мёртвые воины, что когда-то пали за его народ, а теперь служили ему в мире теней. Их образы расплывались, тускло светились серыми искрами, но глаза горели ледяным огнём, будто вспоминая каждый миг своей смерти. Эти мёртвые были его армией, его наследием, его доказательством силы. — Они заплатят, — тихо прошептал он, обращаясь к духам, что окружали его. Его голос дрожал не от сомнений, а от ненависти, которая глубоко вросла в его душу за века заточения. Митар шагнул вперёд, а вместе с ним зашевелились призраки. Они тянулись за ним, готовы следовать за своим повелителем, подчиняясь каждому его слову. В этот момент Митар вспомнил, как всё начиналось: стоны умирающих, предсмертные крики в битве, его решимость, его клятву спасти народ. Он вспомнил боль, страх, холодное одиночество пустоты, в которое его бросили как предателя. Он вспоминал лица тех, кто когда-то был ему близок, тех, ради кого он рискнул всем. Но они предали его, отвернулись, с лёгкостью решив, что он — чудовище, заслуживающее изгнания. Его мысли прервал звук — что-то шевелилось в темноте впереди, нарушая его размышления. Из глубины леса, скрытого в мраке, вышло существо, чьё лицо излучало странное спокойствие. Это был старый друид, облачённый в одеяния из шкур и листьев, а на шее сверкал амулет, переплетённый с корнями и древними символами. Друид был одним из тех, кто когда-то участвовал в его изгнании, и встреча с ним вызвала болезненное и злое удовлетворение у Митара. — Ты пришёл вернуть долг? — ледяным голосом спросил Митар, глядя на друида с тем огнём, что горел в его душе. Старик вздохнул, его лицо оставалось спокойным, хотя глаза выдавали беспокойство. — Мы ошиблись, — произнёс он тихо. — Мы видели в тебе угрозу и уничтожили твою свободу, не дав тебе даже права на оправдание. Но теперь мы знаем, какой ценой далась нам эта победа. Ты был прав, Митар. Мы осознали это слишком поздно. Митар рассмеялся — его смех был полон горечи, издёвки и боли. Он шагнул вперёд, и в этот момент духи мёртвых воинов двинулись за ним, словно они были продолжением его тени. — Слишком поздно? Это всё, что ты можешь сказать? — Он смотрел на друида, и каждый миг давал ему ощущение ещё более глубокого разочарования. — Вы предали меня, и теперь приходите с извинениями, когда все шрамы, которые вы оставили, уже превратились в рубцы? — Мы пришли не для извинений, — сказал друид, стараясь сохранить спокойствие в голосе. — Мы пришли, чтобы предложить тебе союз. Мир снова на грани разрушения, и только ты можешь спасти его. Митар почувствовал, как внутри него вспыхнуло странное, незнакомое чувство — нечто похожее на надежду. Нет, не ту детскую, наивную надежду на прощение или признание. Но шанс вернуть свою честь, доказать, что его выбор, пусть и мрачный, был необходим. Он всмотрелся в глаза друида и увидел там страх, признание, угасшую гордость и затаённую, едва видимую искру веры. — Так и быть, — наконец ответил он, сдерживая в себе боль и гнев. — Но знайте, друид, что если я приду на помощь, это будет не ради вашего прощения, а ради мира, который я пытался спасти. И если вы вновь попытаетесь предать меня, знайте — мой гнев не остановится на вас. Старик кивнул, и на его лице мелькнула тень понимания. Митар снова оглядел свои тени, свою мёртвую армию, которую он поднимет во имя справедливости. Он знал, что это был его последний шанс, не на искупление, но на доказательство своей правоты. Он шел к свету не ради прощения, а ради своей силы и своего долга перед самим собой. Впереди была битва, более жестокая и масштабная, чем когда-либо, и на этот раз он будет сражаться не ради чужих жизней, а ради правды и ради своей собственной, давно потерянной гордости. Так начинался его путь.