Множественные умы принца Преисподней

Вернувшись в поместье, Давид тут же отправился на поиски Одри. Она сидела в каминной и читала. На столике около неё была небольшая стопка книг. Давид заметил диалоги Платона, уже изученное ими "Искусство любить" Фромма, книги по психопатологии и новую в этом списке книгу "Открытое общество и его враги". - Как ты, красавица? - Замечательно. Микаэль в момент подлатал. О проклятии ничего не помню. Надо ещё, что на меня вечером глянул Рафаил, пусть удостоверится, что никаких остаточных явлений нет. На всякий случай, не касайся меня до его проверки. Но чувствую себя великолепно. Спасибо тебе. - За что? - За то, что ты меня сюда так быстро доставил. Летел? - Да. - Ну, вот. Летала с тобой и с Рафаилом, и оба раза в отключке. Обидно. - Хочешь полетать? - Вообще, да. По-моему, великолепная идея для свидания. Но не раньше, чем меня осмотрит Рафаил. Не хотелось бы отключиться в полёте. Ты свободен сегодня вечером? - Да. А что это ты читаешь? - Мне всё не даёт покоя идея братской любви. Не то, чтобы я не люблю человечество, скорее, наоборот. Я всё же врач. За годы интернатуры я спасла десятки жизней. Я готова помочь незнакомому просто так. Но любить всех априори всё ещё кажется мне ужасной идеей. - Из-за Адама, Отто и им подобных? - с пониманием спросил Давид, усаживаясь в кресло рядом. - Да, но не только. Даже на уровне идеи. Слышал про парадокс толерантности? - Конечно, ведьмочка. Это и юристы проходят на вводном курсе по социологии, ещё в первый год учёбы. Абсолютная толерантность приводит к нетолерантному обществу. Потому что если идеи принимать вообще все, среди них обязательно окажутся фашистские, гомофобные, шовинистские, в общем, не содержащие толерантности. В результате получается, что толерантность возможна ко всему, кроме отсутствия толерантности. - Мне кажется, с любовью должно быть что-то похожее. Разве что ещё с чем-то вроде презумпции невиновности. Быть готовым любить каждого человека, но не любить тех, кто совершил доказанные акты насилия или проявил к тебе ненависть. - Одри сказала это в глубокой задумчивости. - Интересный подход. - заметил адвокат. - Напоминает принцип оборонительной демократии. Если мы хотим обеспечить демократическое общество, то мы просто обязаны ограничивать слишком ярые идеологии. Иначе у нас невероятно неприятный сброд в Конгрессе будет. Поэтому даже в демократических государствах есть гос.цензура, есть партии, которые объявляются вне закона. - Помоги мне, юрист. Тут важна формулировка. Как по твоему будет звучать принцип оборонительной братской любви? "Мы готовы любить любого человека, если он не проявляет к нам прямой агрессии и не заявляет о намерении навредить нам или другим людям"? - Ммм... Если они при этом нетолерантны? - Нетолерантных можно попытаться переубедить. Тех, кто уже прёт на тебя с ножом в руках, переубеждать поздно. - Тогда меня всё устраивает, ведьмочка. - Тогда получается, что любовь к человечеству - это умертвить зверя. Без связи с религией или мистикой. Просто как любого желающего массовых смертей. Он полон ненависти. Самое большое проявление любви к людям - убить его до того, как он осуществил задуманное. - Собираешься убить террориста, устроившего массовые смерти? Хм? - Давид слегка нахмурился, явно имея в виду себя. - Не тебя, дьяволёнок. Ты слишком молод, чтобы умирать. И я всё ещё хочу своё свидание с полётом. Увидимся вечером? Я сейчас на чём-то вроде карантина. - Зайду за тобой в девять. Оденься потеплее. В районе 19:00 к Одри заглянул усталый Рафаил. Внимательно взглянул на неё и уверенно заявил, что никакой опасности нет и карантин окончен. Переполненная радостью, Одри обняла его. Рафаил смутился и даже покраснел, пробубнил что-то про то, что ему пора и скрылся в своей келье. Одри долго собиралась. Она выбрала платье-свитер, подумала, что наверняка наверху будет ветер, добавила к нему кожаный жакет, надела чулки, выбрала сапожки: красивые, но на не самом удобном каблуке, раз уж ей не придётся много ходить. Нижнее бельё она решила не надевать. Нанесла безупречный макияж. Эта помада выдерживала даже сумасшедшую страсть поцелуев горячего демона. Смоуки тени. Когда у тебя свидание с дьяволёнком, надо соответствовать. Без десяти девять Одри и Давид столкнулись на лестнице. - Не хотел заставлять тебя ждать, ведьмочка. - Не могла дождаться вечера, дьяволёнок. - Давай-ка зайдём на минутку в гостиную, я хочу оценить твой наряд на свету. - Давид затащил Одри в светлую комнату и покрутил, любуясь. - Ты чудесная. Ослепительно прекрасна. И умница, что оделась потеплее. - Куда мы... Отправимся? - спросила Одри, выходя из гостиной. Голос её был полон предвкушения. - Сначала отъедем подальше от города, чтобы нам никто не мешал. - А дальше? - Увидишь. - Демон обворожительно подмигнул, но отвечать отказался. Они отъехали недалеко от поместья, то было на самой окраине города. Остановились на опушке леса. Было темно. - Давид, я почти ничего не вижу. - Это пока, ведьмочка. Обними меня покрепче, полетим. Одри зажмурилась. Вжалась в Давида. Тот мягко оторвался от земли. Оценщица слышала шелест крыльев. Чувствовала кожей лица прохладный ветер. Почуствовала скорость полёта. По телу прошлась волна мурашек, как если слишком сильно раскачаться на качелях. - Ведьмочка? - Ммм? - Дыши. Только тут Одри заметила, что сдерживала дыхание. Она сделала неровный вдох и открыла глаза. За плечом Давида виднелись огни ночного города. - Давид, это наш Миллоуоки? - Да, ведьмочка. Поместье примерно в той стороне, едва видно. Зато твою школу медицины можно рассмотреть со всех сторон. Смотри, светится, как новогодняя ёлка. Вон там Гудлам. А вот главный собор города. Ну, и конечно, порт. Набережная с магазином Юки. - Спасибо, Давид. Это так... Волшебно. - Одри едва прошептала, но демон услышал. - И правда волшебно. - ответил он, не глядя на город. - Ты же даже не смотришь, Давид! - Напротив, глаз оторвать не могу. - шепнул Давид. - Но не на город... - Что мне все красоты мира, если рядом ты? Такая искренняя и желанная. Никакой пейзаж не сравнится. - Перестань. - Я серьёзно. Мир до светового загрязнения, когда можно было видеть Млечный Путь каждую ясную ночь. Закат в Африке. Буря в Тихом Океане. Рассвет над цветущими сакурами. Северное сияние. Цветение распускающегося раз в сотню лет цветка. Всё это меркнет перед тобой. Это пыль. А ты... Ты - оправдание этого мира. Все его недостатки и нелепости терпимее, когда я просто знаю, что ты есть. Но мне, счастливому идиоту, позволено не просто ходить с тобой по одной земле, дышать с тобой одним воздухом, а наблюдать за тобой, когда ты искренне восхищаешься красотой мира. Прикасаться к тебе, когда ты так искренне любуешься окружающим. Это волшебно. Волшебнее, чем полёт, чем провидение Рафаила. Чудеснее целительства Микаэля. Ты, Одри, смысл. Они - лишь мелкие фокусники. Так что да, я не смотрю на город. Но я счастлив, что тебе понравилось. - Дьяволёнок, я не знаю, что сказать... - И не надо. Как ты, не мёрзнешь? - Ничуть. Ты всегда такой тёплый, Давид. А можешь просто... Полетать, чтобы почувствовать - как это? - С превеликим удовольствием. Но держись крепче. Одри послушно прижалась к демону, обвив его и руками и ногами. - Умница. Так и правда надёжнее. - Похвалил Давид и взмыл выше, в ночное небо. Он падал камнем вниз и вновь набирал высоту, крутился спиралью, набирал скорость, подставляя лицо ветру, и искренне радовался каждому моменту. В этом полёте не было рутины, он не был заданием или необходимостью. Давид забыл, когда в последний раз летал вот так, беспечно, бесцельно, для себя. Он рассмеялся от восторга, и Одри подхватила его смех. - Свобоода! - закричала она в ночное небо. - Это просто невероятно, Давид! Этому не найти слов. О, какой восторг! Их губы нашли друг друга, но Давид и не думал прерывать полёт. Его богиня разделяла с ним его радость, и счастливее его не было никого в целом свете.