Прощайтесь с яйцами, господин Козлинский!

      - «…Королевская Рекрутская Служба помогает понять штормградцам, зачем им нужно умирать»!       Его голос дрожал от самолюбивого восхищения. Никогда ещё зачитывание собственных текстов не доставляло ему такого удовольствия! Это было выверенное, пламенное послание народу, которое – он не сомневался ни на секунду! – будет встречено овациями на скором совещании при дворе короля Ринна. Он, граф Козлинский, вне всякого сомнения, будет блистать сегодняшним вечером!       Конечно, графом он был – название одно: типичный дворянин мантии, притом нового извода. Попросту говоря, чинуша, после долгой службы купивший титул на деньги, собранные с богатых «подарков» или вовсе вымогательств. Настоящая знать не считала его не то что ровней – человеком.       Но ему ли не плевать на их чванство? Пока он здесь скапливал состояния, а затем тратил их на то, чтобы их же утроить, «настоящая знать» героически умирала на фронтах войны с зелёной угрозой. Цепляясь за каждую пядь и заставляя врага тонуть в крови и стали – но пятилась, с каждым днём оставляя грады и веси, что ещё недавно не знали слова «война».       Ах, героика! Патетика! Если бы гонор старой знати соответствовал их способностям, то это не он бы сидел в тылу, считая золото, а они! Но, на его счастье, те, кто считал себя элитой нации, гонором отличались прежде прочих качеств. И о том, чтобы вымести сор с королевского двора, им думать не позволяла «честь мундира».       Что же до простых штормградцев, которым предстояло предварять в жизнь его послание, то о них граф предпочитал не думать. Возможно, если бы они меньше жаловались на тяготы военного времени, такие как нехватка работы, повышение цен и, конечно же, ретивость королевских рекрутёров, он бы прислушался к ним. Но эта смердящая серость бедняцких кварталов едва ли заслуживала больше внимания, чем то, что он уже им уделял.       Ведь, в конце концов, им была выделена роль героев, что не умирают!       Он уже видел это. Подряды на монументы и статуи, организация производства флагов и иных ритуальных принадлежностей, похоронные услуги – всё уже было учтено его ушлым умишком. Даже размеры щедрых «подарков», за которые он позволит строить памятники и дарить последний покой близким, уже были рассчитаны до медяка. Прекрасная картина – ни монеты мимо не пройдёт.       Дело было за малым – произвести впечатление на Его всё более усталое Величество. И прибыль будет у него в кармане!       Празднуя несомненный грядущий успех, Граф налил дорогого коньяка из графина. Он мог поспорить, что державшие позиции простолюдины-пикинёры про такой даже не слышали. И уж тем более не могли оценить этот прекрасный букет, какой могли дать лишь виноградники южных провинций. Увы, провинции были утрачены, а виноградники сожжены, что делало данный напиток дорогим вдвойне, но оказия оправдывала траты.       Приободрившись, дворянин мантии подошёл к ростовому зеркалу в углу рабочего кабинета. Он обожал стоять перед ним, не стесняясь любоваться собой даже перед гостями – кроме, конечно, самых высоких. Вот и теперь предавался своей привычке, улыбаясь отражению.       Из зеркала смотрел немолодой мужчина с пышными ухоженными усами, волосы которого были густо выбелены сединой – только местами остались тёмные прядки. Внешности он был не слишком благородной, чего стеснялся, хоть и не подавал виду – особенно выделились мелковатые тёмные глазки с вечными мешками под ними. Глубокая посадка накрывала их вечной тенью, придававшей его облику неприятные черты.       Из-за такой внешности злые языки за глаза называли его Хряком. То была в равной степени и насмешка над незнатным происхождением, и над обликом, и над его жадностью, которую вечно сопровождала нездоровая лихорадочная активность. Трудно было не увидеть в том сходства с рвущейся к кормушке свиньёй.       Граф окинул взглядом свой наряд. Остроносые туфли, шитый золотом сюртук – так, а тут можно чуть-чуть одёрнуть… - широкое пышное жабо. Всё по последней моде, ничего лишнего, ничего дешёвого.       Он был великолепен. Таким же будет его успех на сегодняшнем мероприятии.       С этими мыслями, он взял пергамент со своей речью и повернулся к дверям. И замер, обливаясь холодным потом под звук аплодисментов. На смену которым пришли голоса, гладкие как шёлк и властные, как кандалы.       - Браво, ваше сиятельство!..       - …Потрясающая речь!..       - ...Даже в рядах Легиона редко встретишь такую кровожадную откровенность!       Они стояли между ним и выходом. Три по-сестрински одинаковых дамочки с острыми изящными лицам и точёными фигурками, прелесть которых подчёркивали откровенные наряды из тугой обтягивающей кожи. Под стать нарядам были шипованные плётки в их руках – от одного вида таких инструментов мурашки шли по коже. Представить только, как такое по спине пройдётся, обдирая кожу вместе с мясом!..       Увы, наряды с плётками были далеко не самыми странными деталями в облике незваных гостий. Длинные ножки оканчивались копытцами, упругие попки украшали хвосты, надо лбом к потолку поднимались рога, а за спиной нетерпеливо махали перепончатые крылья. Да и бархатная кожа под откровенными нарядами у каждой была своего цвета – и ни один из них не был человеческим. У той, что стояла слева, кожа была оранжевой, у центральной переходила в желтизну, а у правой имела какой-то зеленоватый оттенок бронзовой окиси.       Демоны… Демоны! Свет святой, демоны! А он-то, дурак старый, списывал доклады об этих созданиях на фронтовые байки суеверных крестьян! Свет, что же теперь будет?..       Граф сделал шаг назад, роняя пергамент. Дыхание стало прерывистым и неглубоким, как у загнанного зайца – страх не давал ему ни бежать, ни кричать. Он только и мог, что смотреть на своих нежданных визитёрш, ныне обходивших его по кругу, точно кошки добычу.       - Мы должны поблагодарить вас, ваше сиятельство… - Игриво промурлыкала оранжевая.       - …Вы и вам подобные немало нам помогли. - Добавила жёлтая, с тем же тоном.       - …Эти твои «усилия по поддержанию боевого духа» куда как более эффективное оружие против Штормграда, чем тот кровожадный бред, который Чернорук выдаёт за военные планы. – Подытожила бронзовая, её тон под стать сёстрам. – Поэтому мы решили...       - Наградить вас! – Хором сказали демонические тройняшки.       Рогатые разом прекратили кружить по комнате, начав медленно сближаться с чинушей. Тот наконец-то вышел из ступора и попятился, пока не повалил спиной кресло – под оглушительный звон стекла, он рухнул навзничь, порезав руку об осколок. Боль вымела из него достаточно страха, чтобы ему вернулся дар речи.       Вместе с вросшей в подкорку привычкой объясняться-оправдываться в любых угрожающих ситуациях:       - Я… Я не знаю, о чём вы говорите! Мои речи основаны на тщательной оценке текущей ситуации! Наше положение критическое, если не будут!..       Бронзовая заткнула его, щёлкнув плетью прямо над головой.       - …«Приняты меры», ваше сиятельство? Интересно, какие же меры вы предлагаете принять?..       - …Может, очередные меры по усилению работы Рекрутской Службы?..       - …Из-за которых многие из подданных Штормграда уже сейчас готовы скорее покалечить себя, чем встретиться с рекрутёрами. Иные же напуганы настолько, что добровольно стали передавать нам важные сведения, дабы война как можно скорее закончилась. – Губы бронзовой растянулись в острозубой улыбке. – Твоя помощь просто неоценима для Легиона!       В тени надвигающихся рогатых фигур, граф пополз назад прямо по осколкам зеркала. Рваные шелка и многочисленные порезы не смутили его, ведомого страхом, бесцельным и густым, как ярость толпы.       - Я не знаю ни о каких Легионах! Кто бы ни послал вас, я уверяю – у меня найдутся деньги! Я могу предложить услуги – информацию, я могу предложить информацию! Я вхож в совет короля, я!..       Нарочитая твёрдость, с которой одна из демониц опустила копыто на битое стекло, вызвала оглушительный хруст. Чиновник поневоле заткнулся, но ползти не перестал.       - Интересно, поэтому ли ты недавно приобрёл имение далеко на западе?..       - …Да-да, мы узнали про тебя всё!..       - …От нас не укрылся твой «план Б» на островах Кул-Тираса. Дом с видом на гавань, где можно спокойно дожить до старости! Обидно, что вчера его кто-то сжёг. И яхту твою в гавани утопили – случайно и неожиданно.       В спину графа упёрлась стена. Даже плотная одежда не могла спасти его от пронизывающего холода, который, как ему казалось, исходил от каменной кладки.       Что вы от меня хотите?       Это не было словами. С его губ сорвалось что-то, что могло быть лепетом, перестуком деревянных плошек, бурлением пузырьков, странным эхом – или вовсе обманом слуха. Чем-то слишком зыбким, чтобы быть уверенным, что ты действительно услышал это.       - Справедливости. – Улыбаясь, изрекли тройняшки.       Справедливости…       - Ха. Ха-ха-ха! ХА-ХА-ХА-ХА-ХА! Нечисть пришла ко мне и требует справедливости! Когда я найду ублюдка, который подсыпал мне в коньяк!..       Глаза графа расширились. Рука, которой он размахался, отгоняя прочь то, что из-за одного слова перешло в разряд галлюцинаций, лишилась половины пальцев. Он начал кричать от страха раньше, чем гром хлыста обжёг его уши. Даже раньше, чем боль добежала до его мозга.       - ААААААААА!!!! Мммммм!..       Его рот просто закрылся – сам по себе, без видимых для него причин.       - Довольно, ваше сиятельство! Поберегите дыхание!..       - ...Видите ли, в это трудно поверить…       - …Но даже нас задел цинизм твоих речей! Я понимаю, сколь невероятно это звучит, но мы собираемся спасти твоих подопечных от твоего никчёмного руководства! – Бронзовая говорила с такой гадливостью, будто аристократка при виде сельского нужника. – Мы привыкли, что наши враги не вызывают у нас рвотных позывов! И предпочтём, чтобы ты остался для нас неприятным исключением – в далёком прошлом!       Она кивнула, и её сёстры приступили к работе ударами кнута по мычащему мужчине обнажив его дряблое тело. Одежда слетела вместе с кусками кожи, а когда, ухватив жертву кнутами за лодыжки до рваных ран, его волокли по полу, битое стекло набивалось прямо в раны. Затем, главная демоница жестом заставила предметы освободить рабочий стол графа.       На столешнице осталось лишь перо и лист пергамента – более ничего. Мужчину, что стараниями бичевательниц лишился ахилловых сухожилий и возможности ходить, грубо бросили на стул. Пара пассов руками – и вот он сидит в кандалах ядовитой зелени.       Незримая сила покинула его челюсти.       - Деньги… Информацию… Что-угодно!.. ААА!!!       Бронзовая рванула хлыст обратно – тот принёс ей срезанное ухо графа.       - Что-угодно? Начнём с извинений. Обмакни перо.       Она сжала чужую плоть точно спелый лимон, выдавливая на стол лужицу «сока». Истерзанный чиновник повиновался её командам, и на пергамент с зависшего пера сорвались первые красные капли. Повернув к ней непонимающие напуганные глаза, он принялся ждать команд.       - Пиши. «Я, граф Козлинский, пишу эти строки, находясь в здравом уме и трезвой памяти. Моё сегодняшнее решение стало результатом тщательной оценки моего вклада в жизнь моей родины. Поэтому я прошу никого не винить себя в случившемся»…       Граф поднял на неё глаза, которые обычно поднимали приговорённые на своих палачей. Будучи мерзким, но неглупым человеком, он прекрасно понимал, куда она клонит.       - Продолжай, а то пожалеешь! «…До меня дошли ужасные сведения о том, к каким последствиям привели мои инициативы. Тысячи молодых мужчин, сыновей, отцов, братьев, лишились из-за меня жизни. Их голоса преследуют меня каждую ночь – я потерял сон. И я потерял силы продолжать. Простите меня, что я не сумел посмотреть в лицо тем, кто лишился своих близких или кормильцев. Я просто старый слабый дурак, которому не хватило смелости самому сделать то, к чему я призывал других. Прошу направить все мои сбережения на заботу о тех, кто пострадал от войны. Прощайте – и простите меня. Меня не надо искать».       Перо – которое понуканиями демониц ему пришлось обмакивать уже в собственные раны – выпало из его рук. Звук этого падения, едва слышимый в своей мягкости, показался чиновнику ударом топора о плаху. Следом пришёл другой звук, более громкий – и страшный.       Стул, к которому его привязали, стоял на месте просителя, напротив его обычного рабочего места, спинкой к отворившейся двери. Но ему не пришлось гадать о природе новых гостей – их неживая шаркающая походка и нечленораздельные, до одури страшные голоса выдавали их. Булькая трупной гнилью в мёртвых лёгких, они повторяли с упрямством, превзойти которое могли лишь големы, односложные фразы: - …Мама… Не надо!.. Ноги… Помогите… Где все?.. Больно… Холодно… Еды нет… Где еда?.. Хочу есть!..       Лязг доспехов он тоже опознал. Скрипучий, тронутый ржёй металл провёл месяцы в грязи под дождями. Забытый и брошенный, как и его мёртвые хозяева.       Голодные хозяева       По сидению под дрожащим осиной графом журчала тёплая струя. Едва слышная за немёртвым гомоном, она вызвала широкие улыбки у тройняшек.       - Перенести их сюда была той ещё задачкой – но мы справились. Выбрали тех, кто умирал скверно и долго. Сейчас они очень хотят отыграться на том, кто помогал их туда отправить.       Объяснила бронзовая чинуше, чьи последние тёмные пряди стремительно седели. Он посмотрел на неё своими запавшими тёмными глазками – хряк, увидевший недра скотобойни. Демоница проигнорировала мольбу в них – подойдя к своей жертве, она толкнула копытом стул навстречу толпе. Проскрежетав по полу, он остановился в шаге от гомона, шарканья, скрежета и голодных ртов.       - Ах да, ещё кое-что… - Вдруг сказала бронзовая, заставив толпу замереть. – Сёстры! На счёт три!       Их руки взметнулись, кнуты размотались и лязгнули об пол шипами.       - Два!       Кнуты взмыли в воздух, отлетая назад. Шипованные оголовья охватило ядовито-зелёное пламя Скверны.       - Один!       Грозные инструменты боли рванули вперёд, увлекаемые стремительными руками тройняшек. Покрытые шипами и пламенем концы устремились к своей цели, и…       Яйца завопившего графа распылило в щелчках ударов и вспышках злого колдовства.       Затем, толпа мёртвых людей, которых он помогал обречь на страшную гибель, сомкнулась вокруг его скованного тела. Столь велик был их голод справедливости, что за триумфальным чавканьем смолкали любые крики. А укрытые пологом невидимости демоницы уже планировали прочь от усадьбы графа на окраине столицы в темноту и покой лесной чащи. Очарованная прислуга позаботится об уборке, а после обо всём забудет – даже мертвецам достанется безымянная братская могила на опушке.

***

      Пропажа чиновника, допущенного в совет короля, не могла не вызвать множества пересудов. И не могла не стать поводом для расследования.       Но сколько ни старались королевские ищейки и сколько ни гудел народ, перебирая один слух безумнее другого, графа так никто и не нашёл. Мужчина просто растворился в безвестности, в которую канул вскоре после своего исчезновения, оставив лишь недобрую память о своих ещё более недобрых словах. И хоть столичные нотариусы и были озадачены внезапной щедростью не славившегося ничем подобным чиновника, его последняя воля была исполнена. Немалое состояние, скопленное падким на взятки казнокрадом, легло в фундамент нового госпиталя для ветеранов войны.       И только три суккубы знали, где упокоились двадцать тел, в желудках которых мелкими частями пребывало двадцать первое.       Знали – и не делились ни с кем.