Чёрный маг

      — Виктория Кузьминична, ну что вы там застряли? Несите же сюда эти фолианты! И прошу вас, бога ради, не споткнитесь на лестнице. Ее начистили перед самым нашим приходом. Клянусь, я могу видеть на ступеньках свое отражение, — шутил историк преклонного возраста.       — Иду, Серафим Иванович, — сдув непослушную прядь со лба, Виктория вцепилась в перила. — Я осторожно.       Остановившись на половине пути, девушка обернулась.        — Вы уверены, что моя помощь необходима? Я могла бы собрать книги в коробки. Или упаковать небольшие картины.       — Исключено, дорогая вы моя, — покачал головой историк. — Знаю, как сильно вы любите картины, но уверяю, у вас будет достаточно времени для их изучения. Они ведь поступают в наше распоряжение. Спускайтесь-спускайтесь! И не бойтесь. Вы нужны мне здесь.       Поджав губы, Виктория медленно спустилась на первый этаж, увидев на полу стопку книг, сложенных абы как.       — Я впервые вижу такое небрежное отношение к старым книгам. Хозяину музея должно быть стыдно.       — Прошу, не сейчас, — историк мягко взял Викторию под локоть. — Видите ли, они и так пошли нам навстречу. Мы их главные конкуренты, и убедить их оставить эти книги, вместо того, чтобы выбросить — задача не из легких. Мне пришлось предложить им крупную сумму.       — То есть их музей закрывают по их же вине, а вы еще и платите им деньги из своего кармана? Серафим Иванович, это неразумно, — перешла на шепот Виктория. — Этот директор — самый настоящий выжига и плут. Выслуживается перед сами знаете кем, так еще и честных людей обворовывает. Наш университет пошел им навстречу, а они недовольны. Сколько вы им заплатили?       — Тише вы! — шикнул историк. — Понимаю, ситуация не самая приятная. Но другого выхода у нас нет. Или вы хотите, чтобы эти книги отправились на свалку?       — Как вы можете так говорить? Я вообще не понимаю, зачем мы здесь. Мне больно смотреть на все это. Картины в ужасном состоянии. Они нуждаются в реставрации. Книги, по моим скромным подсчетам, бесценны. Судя по всему, выполнены из кожи. Это ведь ручная работа! Что же это за директор такой, раз позволяет своим работникам сваливать их на немытый пол!       — Знаете, кажется, вы правы. Поднимитесь на второй этаж и соберите все оставшиеся книги в коробки. Я улажу с директором, а потом мы вернемся в наш университет. У нас много работы на сегодня. Боюсь, придется тут задержаться.       — Все что угодно, только заберите эти книги.       Виктория отошла в сторону, чувствуя, как прохладный воздух касается оголенных плеч. Вопреки уходящему лету, жаркому и душному, ветер, проникающий сквозь открытые окна, оставался коварным и весьма прохладным даже для солнечного августовского утра.       — Ты еще здесь? — недоумевал историк. — Виктория, ты какая-то рассеянная. Неужели жара так сильно на тебя влияет?       «Если бы только жара, — пронеслось в ее голове.»       — Пожалуй, вы правы, Серафим Иванович. Лето в этом году адское. — почувствовав, как запылали ее щеки, Виктория отвела взгляд. — Я разберу книги, не волнуйтесь.       Виктория загадочно улыбнулась и поспешила удалиться. В голове ее роились беспокойные мысли: внутренний голос говорил, что то, что с ней происходило, было слишком своевольно и хаотично и оттого с трудом поддавалось контролю. Ей было не с кем поговорить об этом. И некому пожаловаться. Эти знания могли обернуться трагедией в первую очередь для нее, и тех, кто об этом узнает. Был велик шанс провести остаток дней в закрытой психиатрической больнице или сгнить на каторге где-нибудь на Дальнем Востоке страны. Виктории совершенно не хотелось подвергать опасности дорогих сердцу людей, которых можно было пересчитать по пальцам одной руки. Инстинкт самосохранения подсказывал ей, что стоит быть осторожной.       Размышляя о жизни, она наслаждалась тихим шелестом страниц, которые перелистывала всякий раз, когда профессиональный интерес брал верх. Толстые тяжелые книги в грубых переплетах, выполненные из кожи животных, манили своим видом. От них веяло мудростью и знаниями, спрятанными на пожелтевших страницах.       «Lemegeton Clavicula Salomonis», — гласило название книги.       Против воли рука сама потянулась к древнему манускрипту. К ее удивлению, экземпляр был в отличном состоянии. Черный переплет, красные витиеватые буквы.       «Лаконично и со вкусом.» — подумала Виктория.       Не в первый раз она держит в руках свод магических знаний о демонах и злых духах, некогда населяющих землю. Не в первый раз обращается за помощью к дьяволу с просьбой растолковать тайный смысл писаний. Виктория знала: книги в том виде, в котором они сохранились до наших дней, были, по легенде, обнаружены в Иерусалиме еврейским раббии переведены им с халдейского и арамейского на греческий. Знания, заключенные на этих страницах, имели разрушительную силу. Именно поэтому несведущий человек не должен прикасаться к древнему писанию. Не имея представления о мире духов, человек мог навлечь беду и отдать душу божеству, явившемуся на зов.       — Огоньку не найдется?       Виктория обернулась, заметив мужскую фигуру. Незнакомец быстро сокращал расстояние, и звук, похожий на топот копыт, эхом отражался от стен. На незнакомце была шляпа, а поверх тучного, почти бесформенно тела — серое пальто.       Человек этот был одет не по погоде. Температура воздуха с самого утра доходила до двадцати семи градусов по Цельсию.       — Огоньку не найдется? — повторил незнакомец.       Топот усиливался, а человек все продолжал идти.       Выронив книгу из рук, Виктория бросилась к винтовой лестнице, не заботясь о том, как могла выглядеть со стороны. На сей раз она решила не рисковать, и не спрашивать у незнакомца о его намерениях, которые могли быть вполне понятны.       «Может, он просто работает здесь? — пронеслось в ее голове. — А может, чтение Лемегетона стало виной внезапно разыгравшейся паранойи?»       Встревоженная и напуганная, Виктория запнулась за небольшой выступ перед лестницей, однако цепкая хватка не позволила ей полететь вниз. Взвизгнув, она не успела сгруппироваться, а потому была отброшена на пол. Резкая волна боли, прокатившаяся по телу, заставила Викторию сдавленно заскулить. Распахнув глаза, она увидела перед собой черта. Черные коротенькие рожки выбивались из-под шляпы, как и черный длинный хвост, торчащий из-под пальто.       — Огоньку не найдется, — повторил черт.       — Нет! — выкрикнула Виктория. — Не обязательно при этом швырять людей, как вам вздумается.       Открыв провисший рот, черт собрался было что-то сказать, но тут вдруг согнулся пополам, будто гуттапе‌рчевая кукла. Неестественно изогнувшись, нечисть рассыпалась на сотни мелких жучков-паучков, мгновенно разбежавшихся по залу.       Виктория впала в оцепенение. Страх сковал ее дрожащее тело, а язык, приросший к небу, был неспособен пошевелиться.       — Где же ваши верные псы, когда они так нужны?       Вельзевул возвышался над ней, будто статуя, заключенная в тюрьме одной эмоции. Демон смотрел на нее изучающе и жадно, и Виктории показалось, что его изумрудный, совершенно потусторонний взгляд проходил сквозь нее, выворачивая душу наизнанку. Нарастающее чувство страха только усиливало мысль о том, что все это заранее спланированное представление. Она всматривалась в протянутую ужасную руку демона, заставляя себя протянуть свою, дрожащую в ответ. И на секунду, всего лишь на миг ей почудилось, будто эта самая рука смыкается на ее тоненькой шейке, ломая позвонки.       — Если вы думаете, что я развлекаюсь, пугая вас до потери сознания, вы глубоко ошибаетесь. Боюсь, если бы я не оказался поблизости, Воланду пришлось бы ждать не одну сотню лет, прежде чем на свет появился бы еще один двойник.       Ужасно неприятные слова демона больно резали слух.       — Думаю, мне стоит сказать спасибо, — ее голос прозвучал нерешительно и тихо. Сглотнув скопившуюся от волнения и страха слюну, Виктория ощутила, как к горлу подступает неприятный давящий ком.        Вельзевул разглядывал ее с выражением полнейшего спокойствия и равнодушия, будто перед ним стояла букашка, которую хотелось прихлопнуть.       — А вы хотите сказать спасибо? — ухмыльнулся демон. — Что за времена настали: человек благодарит демона за спасение.       — Что вы здесь делаете? Неужто наверстываете упущенное время и приобщаетесь к культуре? — Викторией вдруг овладела злость от осознания собственной беспомощности.       — Осторожнее! — выставив указательный палец, Вельзевул поддался вперед, — не то верну черта к жизни и позволю закончить начатое.       — Значит, это ваших рук дело! — в сердцах выкрикнула девушка. — Вас позабавила эта ситуация?       — О да! Я только и жду момента, как бы остаться с вами наедине, донна.       «Донна» из его сухих уст, нетронутых поцелуем, звучало оскорбительно.       — Кто это был? — переведя тему, Виктория подошла к большому стеллажу с книгами. К ее удивлению, Лемегетон лежал на полу корешком вверх. Присев на корточки, Виктория подняла книгу. На развороте она увидела сигил архидемона, изображенного в образе Ангела-Губителя, верхом на адском Звере, подобном Дракону, с гадюкой в правой руке.       — Символично, не так ли? — тлетворное дыхание демона обожгло щеку. Вздрогнув, Виктория перевела взгляд на изображение.       — Эта паника в ваших прелестных глазах, услада для меня. Кто бы мог подумать, что истинная дьявола — ни на что не способный сосуд.       — Я уже это слышала.       — Потому я единственный говорю то, о чем все думают.       Его голос звучал отстраненно и спокойно, будто он не находил ничего удивительного и странного в сложившейся ситуации. Напротив, случившееся его позабавило.        — Я всего лишь человек, — прошептала Виктория. Она не могла отделаться от мысли, что попала в липкий ночной кошмар, из которого не может выбраться.       Вельзевул не ответил ей. Вместо этого демон принялся изучать антикварную мебель и картины, составленные в ряд вдоль голых стен, простирающихся от края до края всего этажа. Его внимание привлекла картина, выполненная в мрачных цветах.       — Как это печально, — голос демона множил в Виктории страхи и сомнения. — Вы согласны со мной?       Прижав книгу к своей груди, Виктория подошла к демону, остановившись за его спиной.       «Демон и Тамара, — пронеслось в ее голове. — Ну конечно. Другого я и не ожидала.»       — Какие чувства вызывает у вас эта картина? — подначивал демон. — Ну же!       Не дожидаясь ответа демон продолжил:       — Так уж и быть, освежу воспоминания, — вытянув руку, Вельзевул сорвал белоснежный полог, обнажая сюжет. — Демон, влюбленный в земную женщину, хитростью лишает ее жениха жизни. Он утешает Тамару, шепчет ей сладкие речи и обещает неведомые миры. Но его поцелуй сулит ей гибель. Демон клянется, что не лукавит — небом, адом и святыней, которой у него нет. Посмотрите, тело девушки будто еще пытается отстраниться от соблазнителя, но лицо уже тянется за роковым поцелуем, желая почувствовать вкус волнительных губ. Тамара поддается порыву чувств, и первый поцелуй, ставший роковым, заканчивается ее предсмертным криком. Бездыханное тело покоится на груди демона, а душа Тамары возносится в рай. Демон же остается один, обреченный на вечные скитания без любви....       Обернувшись, Вельзевул увидел застывшие слезы в глазах Виктории. И сама она застыла, будто статуя.        Закрыв глаза, Виктория осела на пол, чувствуя, как силы покидают ее. А когда она снова открыла их, Вельзевула уже не было рядом. И только удушающий тошнотворный запах серы, забивающий ее легкие, говорил о том, что Князь Ада действительно был здесь.

***

      Виктория шла по тротуару, безмолвно наблюдая за ночной жизнью Москвы. Нежный свет луны смягчал очертания деревьев и узких арок, покрывая их бархатным мраком. Скромная красота природы впечатляла; с каждым новым вздохом Виктория как бы вбирала умиротворение и покой, в которых так нуждалась. Тот инцидент, произошедший утром в музее, только укрепил в сознании девушки чувство собственной беспомощности. Она даже не злилась на Воланда за то, что никто из его свиты не пришел ей на помощь.       Да и как она могла злиться на него?       Ведь никто из них не обязан являться по первому зову только потому, что ей этого хочется.       Но откуда это ноющее чувство в груди?       Отчего вдруг мир потерял краски?       Ведь, если подумать, ничего ужасного не произошло.       Не произошло же, верно?        Ей стоило бы привыкнуть к тому, что с появлением Воланда ее жизнь круто изменилась. Но как можно привыкнуть к этому? Как свыкнуться с этой мыслью и жить дальше? Делать вид, будто ничего не произошло?       А может, стоило бы разорвать порочный круг?       Разорвать эту ядовитую связь.       Раствориться.        Исчезнуть.       Мотнув головой, Виктория сжала в руке плетеную сумочку. Идти в квартиру под номером 50 совсем хотелось. Во всяком случае, не сегодня. Сегодня Виктория не в состоянии улыбаться. Как и не в состоянии обсуждать то, что произошло. Она и так оттягивала этот момент. И, как и обещала Серафиму Ивановичу — задержалась в музее дольше, чем следовало бы.       Остановившись у подъезда, Виктория обхватила дверную ручку, не решаясь войти внутрь. К ее удивлению, во дворе было тихо. Ни ругани, ни смеха, ни пьяных криков. Ничего.       — Не могу же я ночевать в подъезде, — прошептала Виктория.       Потянув дверь на себя, она быстро шмыгнула в подъезд. Как и всегда, здесь стояла непроглядная темнота. Единственная лампочка у двери была разбита соседскими мальчишками два месяца назад. А на замену новой, как пояснял Никанор Иванович, уже бывший председатель, средств не было.       Минуя спящего сотрудника НКВД в штатском, Виктория тихо поднялась на пятый этаж. Раскрыв сумочку, она достала длинный железный ключ, почувствовав, как участился пульс. Привычно обернувшись на шорохи, доносившиеся на лестнице, она осторожно вставила ключ в дверной замок, повернув его по часовой стрелке ровно два раза.       Квартира встретила ее привычным молчанием. Бросив сумочку на трюмо, стоящее у стены, Виктория впервые за этот день облегченно выдохнула. Разувшись, она сунула ноги в домашние тапочки, шаркая ими в направлении ванной. Таинственное предостережение Вельзевула заняло все ее мысли. Оно волновало ее. И когда Виктория снова об этом думала, пугалась еще больше.       Вымыв руки, она коснулась заржавевшего крана над ванной, желая смыть с себя этот день. Вода в трубе из-за сильного напора привычно загудела, а затем полилась на дно чугунной емкости, брызгая горячими каплями во все стороны.        Присев на бортик, Виктория наблюдала за тем, как вода с каждой минутой поднимается выше и выше, смешиваясь с каплей мыльной воды, вспенивая ее.       Раздевшись до гола, она погрузилась в воду, чувствуя приятное покалывание на кончиках пальцев. Смочив волосы, Виктория наскоро вымыла их шампунем, смывая густую пену со лба. Вдохнув полной грудью воздух, пропитанный сладким медовым ароматом, сразу же заполнившим ее легкие, даровав невесомое ощущение свободы и умиротворения, Виктория невольно улыбнулась. Выдавив немного геля на влажную ладонь, она быстро распределила его по всему телу, надеясь на то, что сегодня останется незамеченной для Воланда и его свиты.       Раздетая до гола, она стояла в ванной комнате, смотря на свое отражение в зеркале. Тело, покрытое мурашками, кажется чужим. Оно будто ей не принадлежит. Виктория проводит рукой по запотевшей поверхности стекла, а затем толкает дверь, впуская прохладный ночной воздух. Собственная нагота ее не заботит, потому она идет в комнату, раскрывая высокий платяной шкаф. Надевает трусики на влажное тело, накидывает халат, перевязывая его скользким шелковым поясом. Гребнем расчесывает мокрые волосы, улавливая движение сзади.       Ей не нужно оборачиваться, чтобы понять — он здесь.       Появление дьявола всегда можно ощутить физически. Густая тёмная энергия наполняет комнату, отравляя воздух, а вместе с тем ее волю и самообладание. Воланд не выносит электрического света, потому комната, погруженная во мрак, скрывает лукавую улыбку холодных тонких губ, вкус которых ей вдруг хочется ощутить.       — Почему ты здесь — в его голосе она улавливает стальные нотки. Дьявол зол. Его энергия слишком плотная и тяжелая.       — Может, потому, что я живу в этой квартире, — собственный голос ее удивляет. Он звучит на удивление ровно.       — Предпочитаю видеть твои глаза. — Воланд подходит ближе. — В чем дело?       — Просто устала.       Откладывает расческу, прижимаясь к его груди. Вдыхает ставший родным запах, целуя венку на его шее. Мысль о том, что он позволяет ей это — добавляет уверенности.       Виктория ведет себя так, будто ничего особенного не произошло. Ей сложно контролировать мысли, скачущие в голове, но она пытается скрыть их. Хотя и очень хочет ему рассказать. Правда хочет. Но продолжает упорно молчать, кусая губы.       — Тогда позволь вдохнуть в тебя немного сил.       Воланд кладет руку на ее затылок, рывком притягивает к себе и целует. Настойчиво, требовательно, страстно, будто охваченный порывом безумия. Прижимает к разгоряченному телу, стаскивая халат с худых плеч.Виктория жарко выдыхает в его губы, прижимаясь теснее. Прикосновения дьявола — горячий металл, воспламеняющий кровь. Воланд ведет языком по шее, зубами цепляет кожу, а после проходится языком в качестве извинения.       — М-мм... — Виктория вздрагивает, когда пальцы выкручивают затвердевший сосок. Цепляется за его плечи, утягивая в новый поцелуй. Ей вдруг становится мало. Его поцелуи-прикосновения сейчас жизненно-необходимы.       — Моя.       Дьявол заводит руку между ее ног, вынуждая расставить их шире. Рукой сдвигает мокрые трусики, погружая пальцы в скользкую смазку. Давит пальцами на клитор, обводит по кругу, разнося импульсы удовольствия по телу. Его пальцы проникают в нее резко, оказываясь внутри целиком. Она готова для него. В этом он не сомневался. Ее страсть, пропитанная отчаянием и безысходностью, была слишком ощутима, чтобы Воланд ее не почувствовал.       — Воланд.        Сердце колотится в груди, а между ног становится горячо и почти ноюще больно. Его пальцы — грубые, но одновременно такие ласковые, терзают ее плоть, проникая глубокими жадными рывками, от которых внизу живота скручивается тугой узел. Она стекает на его пальцы, цепляясь за него, чтобы не упасть. Судорожно расстегивает несколько пуговиц на рубашке дрожащими пальцами, но стоит ему надавить на чувствительную точку, как комната перед ее глазами растворяется обжигающей дымкой. Виктория сдавленно скулит, двигая бедрами навстречу. В исступлении ищет его губы своими, кусая до металлического привкуса на языке.       — Не поделишься переживаниями, сердце мое?       От его голоса покалывает кончики пальцев. Виктория сглатывает вязкую слюну, чувствуя жажду.       Глупо было думать, что он не почувствует ее вранье.       — Ничего серьезного.       Тихий смешок срывается с губ дьявола. Рывком Воланд отрывает ее от стены, и влечет в сторону кровати. Его руки путаются в мокрых волосах, языки сплетаются в каком-то безумно танце страсти. Он целует ее распухшие от поцелуев-укусов губы, срывая халат. Белье, ставшее кусочком бесформенной ткани, летит на пол, когда дьявол давит на плечи, заставляя опуститься на колени.       — Тогда объясни, почему я чувствую на тебе энергию Вельзевула?       Виктория подскакивает в остывшей воде. В ужасе распахивает глаза, надеясь встретиться глазами с дьяволом. Но вместо этого натыкается на раскрытую дверь ванной комнаты. Синюшные губы дрожат от страха, а глаза застилает дымка подступающих слез. Разум отказывается принимать случившееся за сон.       «Он не мог так поступить. Он никогда не принуждал. Никогда не заставлял.»       Викторию потряхивает, пока она вылезает из ванны, ступая босыми ногами на мокрый кафель. Быстро вытирает тело большим полотенцем, оборачивая его вокруг себя. Зачесывает назад влажные волосы, направляясь в гостиную. Включает свет во всех комнатах, запирает входную дверь на все замки, набрасывает на большое зеркало посреди гостиной бесформенную тряпку, в надежде, что никто не проникнет в ее квартиру.       — Что со мной происходит...