Сборник драбблов по ивантиллам

- Он ведь… он ведь до последнего не считал меня своим другом, да? – спросил Тилл, нарушая молчание. Его голос был тихим, как осенний дождь, который только начинается, но уже приносит ощущение неизбежного конца. Мизи обернулась, её взгляд наткнулся на огни лагеря повстанцев, отражающие её пустоту и тревогу. Вздохнув, она сжала ладонь в кулак, чтобы не дать своим чувствам зайти слишком далеко. - Оглядываясь назад, я вообще сомневаюсь, что он кого-то из нас таким видел, но ты был ближе всех к нему. Не думаю, что Иван и части настоящего себя мне показывал, я просто хочу верить, что ему хотя бы отчасти было искренне весело. – Несмотря на серьёзный тон, она не выглядела обиженной такими мыслями, скорее печальной. Тилл молча взглянул на неё, как будто пытаясь понять, насколько она серьёзна. Он мог бы ответить, что это всего лишь эмоции, иллюзии ночи, но какая-то его отчаянная и голодная часть цеплялась за эти слова. Цеплялась за признание их с Иваном связи. Тилл вскрикнул. - Помнишь наши сообщения друг другу по окончанию сада? Я так разозлился на то, что написал тот придурок. Типа, что ты имеешь в виду: «Мы могли бы стать»? Мы ими и были! Ему вспоминается этот момент с увядшим цветком. Мудак ведь так и не понял, за что его ударили в тот раз? Если бы каким-то чудом прямо перед Тиллом сейчас возник бы Иван, он не знает, что бы сделал первым. Ударил его? Или бросился бы с крепкими объятиями? Одна вещь была бы универсальна во всех случаях – Тилл разразился бы слезами облегчения. Мизи рядом неожиданно подавилась сдавленным всхлипом. Её лицо было бледным, а глаза полны тоски. - Тяжело, когда не у кого уточнить, да? – она приглушённо рассмеялась. – Я до сих пор… я до сих пор хочу узнать, о чём она думала. Я знаю, что она любила меня, я это чувствовала, но… Разве так поступают, когда любят? – Из глаз Мизи покатились маленькие капельки слёз. – Может быть, часть её ненавидела меня за невежество. Может быть, это месть, и я… - она запнулась, переводя дыхание. – Прости. В её глазах отражалась луна, и в них светилась такая печаль, что Тилл почувствовал, как его собственное сердце сжимается. Он не спешил отвечать, ища слова, которые не утонули бы в бездне её боли, но всё было слишком сложным, Тилл едва ли не тонул в своей. Он обернулся. - Всё в порядке. Знаешь, я думаю, он тоже в какой-то мере меня ненавидел. За то, что вернулся. – произнёс он с трудом, как будто каждое слово давалось ему с болью. – Очевидно, теперь я знаю, что он и позитивные чувства ко мне испытывал, даже… любовь? Но… Что это всё значило? Изначально он отказывается признать, что мы друзья, а потом умирает за меня? Какой реакции он вообще ожидал?! Его негодование промелькнуло так же быстро и мимолётно, как вспышка, исчезнув в омуте накатившейся тоски. На мгновение они так и остались сидеть в густой тишине, пока Мизи не произнесла фразу, так ярко отпечатанную в их головах. - Я по ним скучаю… – слова Мизи прозвучали хрупким шепотом. - Я тоже. – так же тихо ответил Тилл. И он действительно скучал. По вечно хмурящейся на него Суа и вечно заученно улыбающемуся Ивану. - Знаешь, кажется, я никогда не нравился Суа. Я никогда не понимал точно почему, но сейчас… наверно, она не хотела, чтобы я тебе рассказал. Прости за это. - Ты не обязан, Тилл. Догадаться было не так сложно, просто я не хотела этого видеть. Вся наша учёба была пропитана религиозностью: «Не стоит бояться смерти, все души вернутся в Великий Анакт!» Я так не хочу верить в это сейчас. Потому что, чтобы это значило для тех, кто ушёл? Теперь они в ловушке в другом месте? Эта мысль так сильно и неожиданно его напугала, что Тилл решил не развивать её дальше, ведь если это правда, настоящего покоя нет нигде. Вместо этого он воспользовался неожиданно взявшейся из ниоткуда смелостью. - Знаешь, я думаю, у неё была ещё одна причина недолюбливать меня. На самом деле, ты мне тогда нравилась. Нравилась, ха. Он настолько был ослеплён своим идеалом, что не видел за ним саму Мизи. С его стороны было ужасно эгоистично использовать её выдуманный образ как утешение. Знал ли он её тогда? - Правда? Я не… я не знала. Это кажется таким смешным, я думала, что совсем тебе не нравлюсь. Ты всегда краснел и избегал меня. Ах, ты ведь… то есть… я не смогу ответить на твои чувства и… - Нет, нет, всё в порядке. Я… да, прости за это, но кажется, я искал в тебе другого человека. И прости, что был действительно неловким тогда. В его воспоминаниях мелькает окровавленная улыбка Ивана, перекрываемая улыбающимся лицом женщины, похожей на него. Мама, да? Так жестоко, что их лишили даже определений этих слов. Он искал похожего тепла, даже не понимая его значения. Мизи усмехнулась, но смех её звучал горько и тихо. - Мы были просто детьми. Тилл ответил не сразу. Он так часто молчал в последнее время, что, казалось, его молчание стало частью самой его сущности, как туман, который окутывал каждый уголок его мира. Анонимность ночи в некотором роде раскрепостила его, а может, всё дело в знакомом присутствии единственного оставшегося у него человека. Мизи рада, что он поговорил с ней. Даже если не ради него самого, то хотя бы ради её здравомыслия. В последнее время она чувствовала себя раненым животным, готовым накинуться на любого. - Ты права, Мизи. Мы были просто детьми. – повторил Тилл, не пытаясь скрыть печаль в своём голосе. Его меланхолия была подхвачена порывом лёгкого ветра. Мизи слегка улыбнулась. Это была не настоящая улыбка, а скорее попытка найти хоть какое-то утешение среди множества разрушенных надежд. Время замедляло свой ход, и они продолжали сидеть на траве, поглощённые ночным туманом, с чувством, что им так ужасно не хватает двух конкретных людей. Будь их мир добрее, их истории сложились бы иначе, но мир не добр, и они собираются ему возразить.