Холодная Межмультиковая Война

      После того, как нас поприветствовал командир, он приказал выстроиться в шеренгу. Он представился: — Я сержант Джон Август, можно просто Джон, — затем он рассказывал что-то о лагере, но я мало что из этого запомнил, было просто неинетерсно.        Командир начал оценивать каждого из нас по уровню подготовки. Первым он прокомментировал Пчелёнка: — Артём Розенберг. Ну, как для пчелы в твоём возрасте, ты выглядишь довольно хило. В полёте какую скорость развиваешь? — Ну, я не мерил, где-то семнадцать километров в час. — Да это ж не быстрее моего бега! — Джон немного разочаровался. — Ничего, научишься.       Он махнул рукой и стал оценивать членов отряда дальше. Следующим был Кузя, мой лучший друг, и я не сомневался, что он не расстроит Джона. — Кузий Враждолюбов. Чем-нибудь занимаешься? — Гимнастикой, акробатикой, раньше в спортивных олимпиадах участвовал. — Оно и видно. Трюк какой-нибудь сможешь сделать прямо сейчас, фляк, например? — Без проблем! — Кузя, почти не прилагая усилий, сделал очень сложное сальто назад, а затем снова встал в строй. — Машина! Так держать.       Следующим был Генка: — О тебе я наслышан, Геннадий Барбоскин. Жира себе нажил, зато мозги — то, что надо, — он перегнул с грубостью. — Сколько отжиманий в день делаешь? — Ни одного. — Значит, есть чему учиться, — закончил Джон.       С Милой и стоящей после неё Лапочкой командир был ещё более груб: — Девочки, скажу прямо: в свободное время так пышно не одевайтесь. А то у нас в лагере придурков немало, могут вам устроить гешлехцферкер, — Джон усмехнулся. — Чего могут? — переспросила Мила, плохо разбирающаяся в сленге на немецком. — О-о, не доросла, видимо. Ну что ж, Мила Ромашкова. У тебя какая скорость полёта? — Где-то двадцать, — быстро ответила Мила, будто боясь критики. — А с такими-то крыльями могли бы быть все тридцать, может, и того больше. Сойдёт.       Затем он обратился к рядом стоящим Лапочке и Дружку: — О вас-то я слышал. Вчера теракт был, а вы, сладкая парочка, всех тех мудаков перебили. — Гена тоже там был, — не забыл о своём брате Дружок. — И вправду герои! Не припоминаю других таких случаев за последнее время. Так, что мы имеем: Лапочка Благородная. Выглядишь худовато, знаешь это? Зато президента Штатов грохнула. Это ты ему горло с глазами вырвала?       Лапочка кивнула. Я вспомнил увиденное по телевизору и мне стало немного не по себе. Неужели она действительно могла совершить настолько жестокое убийство? Она же выглядит такой доброй и безобидной. Я не знал, как к ней относиться после узнанного. — Жестокий у тебя нрав. Ты только с врагами так не делай, если на фронт отправишься, — я впал в небольшое замешательство от этих слов, так как нам явно сказали, что на войну нас не отправят, — а то на меня ещё ярлык повесят, что я зверьё воспитал. Военные преступления, все дела.       Джон перешёл к предпоследнему в шеренге: — Дружок Барбоскин. Имя первичное? — Угу. Так-то моё имя — Габриэль. Я его редко использую, можно просто Дружок. — Каким-нибудь спортом занимаешься? — Футбол, типа того. — Молодец. Твоему брату стоило бы с тебя брать пример. Даже технику спец. подготовка не помешает.       Последним был я. Мало кто в стране не знает внука императора, и Джон не был исключением: — Лунтик Хорниссе, тебя-то как не знать! Груда мышц, не иначе, одним ударом шершня угробишь. Что-ж, придётся тебе отучаться быть добряком, а то таких, как ты, в армии как марионеток используют, — такая перспектива меня вообще не устраивала, но возражать я не стал. — Боец из тебя выйдет отменный, если как следует потренироваться.       Мы какое-то время ещё стояли там, нам что-то рассказывали, но, думаю, вам это интересно не будет. Нас отпустили, и сказали, что скоро будет ужин. Мы пошли к себе в коттедж. Был он небольшой и разделён на два корпуса: в первом была часть отряда, состоявшая из тех, кто был в нём до прихода нас — к ним отправились в корпус Лапочка, Дружок и Генка; я же, вместе с Пчелёнком, Милой и Кузей, отправился во второй корпус. Расположившись, мы вышли прогуляться по лагерю.

***

      «Ублюдочные пчёлы», — услышал Пчелёнок у себя за спиной, зайдя за угол одного из коттеджей. Он оглянулся и увидел, что три агрессивно настроенных жука-скарабея из его отряда преградили ему выход из угла. Среди них, как он и ожидал, выделялся главный. На лице у него была уверенная ухмылка. Пчелёнок промолчал в ответ на столь дерзкое заявление. — С рождения умеете летать, все вам лижут жопу, собираете свою никому не нужную пыльцу и ни хуя полезного не делаете. А нам, жукам, что? Только и остаётся говно разгребать, — говорил скарабей. — Что вы хотите? — Пчелёнок продолжал расспрашивать. Вопросами он пытался идти к мирному решению вопроса, испытывая серьёзный страх. — А тебе догадаться трудно? — Я вам ничего не сделал!       Пчелёнок попытался пройти между жуками, но его толкнули назад к стене. — Стоя-а-ть! За крылья его! — приказал Хайли своим дружками.       Жуки схватили Пчелёнка за крылья, когда тот стал ими беспорядочно дрыгать. — Твари, пустите! — крикнул Тёма в ярости, пытаясь вырваться из захвата. Держали его крепко, силы жукам было не занимать. — А если тебе их подрезать? — Хайли пытался нагнать страх на кадета.       Следом скарабей оттянул руку и ударил Пчелёнка в живот. Он согнулся, но звуков не издал. Ксенофобия была в Валдерском рейхе нередким явлением: комаров автоматически приравнивали к бандитам и маньякам, мухи и вовсе не могли претендовать на работу престижнее мусорщика, дворника или ассинезатора; однако бывало, что угнетённые касты давали отпор, и и бедняге не повезло с этим столкнуться. От избиения Пчелёнка спасла Мила, пришедшая на его крики. — Вали, пока пизды не получила! — предупредил её Хайли. — Отпустите его, а то я пожалуюсь командиру! — пригрозила Мила.       Хайли отстал от Пчелёнка и, сжав кулак, направился к божьей коровке. Мила хоть и хотела помочь своему спутнику, но в мордобой вступать не собиралась. Она отходила от Хайли по мере того, как он угрожающе приближался к ней. Она протяжно позвала: — Сержант Джо-он!       Скарабей не хотел быть наказанным за, по его мнению, простое развлечение, так как знал, что травля и начало разлада среди кадет в Валдрейхе карается если не отчислением, то минимум карцером, и приказал соратникам отпустить пчелу. Они побежали прочь от коттеджа в сторону зарослей, бросив на Милу оскорблённые взгляды. Пчелёнок после происшествия в остолбенении стоял возле стены. Наступило облегчение, но Тёма всё ещё боялся, что жуки захотят реванша. Мила поинтересовалась у Пчелёнка: — Ты как? Ничего не болит?       Пчелёнок обнял спасительницу и, с трудом вдыхая воздух ответил: — В живот ударили, болит до сих пор. Пройдёт. Не знаю, что эти придурки пристали. Они говорили, что не любят пчёл. — Да дебилы они! Что тут думать-то? Ищут, кого позадирать, нечего делать им.       На крики также пришли Лапочка, Дружок и Лунтик, и последний поинтересовался, что произошло. Мила пересказала произошедшее. — Мы видели, как они убегали, — сообщил Дружок. — Нам о них рассказали: это местные хулиганы, националисты. Не любят пчёл и муравьёв. — Сколько я ублюдков за два дня увидела, — высказалась Лапочка, — террористы, убийцы, расисты… — Сделаем с ними то же, что и с Кешей? — спросил Дружок. — Сделаем! — согласилась Лапочка, после чего единомышленники пожали друг другу лапы.

***

      Перед самым обедом состоялась масштабная линейка. Нам выдали военную форму, хотя в остальное время разрешалось ходить в том, в чём хотим. Все отряды кадетов лагеря собрались на центральной площади. С высоты пчелиного полёта все выстроившиеся кадеты напоминали полумесяц или магнит. Наш отряд стоял в самом центре вместе с сержантом Джоном. Линейку вёл тогда нам неизвестный полковник Даниэль Высоцкий. В отличие от большинства кадетов и командиров, он был человеком, а не насекомым, членистоногим или кем-то ещё. Одет он был в тёмно-синюю форму с фуражкой на голове. Лицо у него было, скажу честно, уродливое: голова вытянута и чем-то напоминала пилюлю. Лицо его не имело эмоций, он держал губы и подбородок вытянутыми, а спину иногда сильно выдвигал вперёд, чтобы казаться серьёзнее. Он рассказывал что-то про грядущую войну, и что мы все должны быть к ней готовы; тут я впервые услышал о таком термине, как «Первая Холодная война». Я так и не понял, почему война холодная, но припоминаю, что речь шла о холодном отношении кого-то к чему-то. И, внезапно, полковник Даниэль сказал: — Кадетский лагерь столь успешно себя показывает, что на обучение сюда поступил внук императора, Лунтик Хорниссе! Прошу его выйти сюда вместе с его командиром.       Я сильно нервничал, но, после того, как Кузя толкнул меня и сказал: «Иди!» — я направился к полковнику, вместе со мной пошёл и сержант Джон. Я улыбался и старался выглядеть как можно более приветливо. Ещё ни разу в жизни мне не отдавали столько чести. Другие кадеты аплодировали мне, а когда мы дошли до полковника, тот продолжал нахваливать меня и сержанта: — Хоть персона он и важная, но учиться он будет наравне с другими кадетами. Доверить его обучение я решил выдающемуся сержанту Джону Августу. Отдайте ему честь!       Пока кадеты салютовали сержанта, Хайли стоял в строю и негодовал: — Внук императора, отдайте ему честь, бу-бу-бу. Напыщенный долбоёб.       Кузя, мягко говоря, был не в восторге: он сильно ударил Хайли в плечо, а он в ответ вытолкнул Кузю из ряда. Джон это заметил, вырвал из рук полковника микрофон и приказал: — Кадет Кузий Враждолюбов, веди себя нормально!       Кузя быстро встал обратно в строй. Я удивился, что Джон осмелился на такой поступок, но сбитый с толку полковник неловко продолжил речь как ни в чём не бывало.       Во время ужина тоже не обошлось без происшествий. Нам дали крапивный суп, и, скажу честно, его переварили, да и с солью перебрали. Но, пока мы ели, к Пчелёнку сзади подошёл Хайли и сильно ударил Пчелёнка в затылок. От этого он чуть не окунулся в тарелку с супом. Пчелёнок сдачи давать не хотел, вернее, не мог. Кузя, отпив малинового компота, сказал ему в поддержку: — Я б врезал этому дауну. Ты за?       Пчелёнок кивнул. Когда он доел ужин, он нашёл Хайли в столовой и попытался плюнуть ему в суп, но попал лишь ему в руку. Пчелёнок быстро удалился, а скарабей взбесился и, закончив трапезу, стал активно искать Пчелёнка на улице. Я захотел разрядить обстановку и сказал: — Хайли, может, уладим всё мирным путём? — Засунь свой мирный путь в своё жирное очко, — Хайли будто меня и не заметил. — Слышь ты, придурок! — Кузя, намеренный разобраться с жуком, вмешался в разговор. — Тебе бы за языком следить!       Я попросил Кузю успокоиться, но он не слушал. Намечалась драка, остальная часть отряда тоже следила за происходящим. — Довольно! — в дело ворвался сержант Джон. — А ну отставить, кадеты! Кузя, это твой первый день, а ты уже два раза нарушил устав. — Простите, — Кузя не чувствовал себя виновным, но решил не продолжать тему. — Чтобы такого больше не повторялось, вам ясно? А то я уже говорил, что нарушителям место в карцере.       Меня разрывало от чувства несправедливости. После происшествия мы поспешили лечь спать. Кровати были жёсткими, но от этого не мене удобными. Мы сняли военную форму, Лапочка и Мила вновь, вопреки предостережениям Джона, одели свои платья, а я сразу же лёг спать.

***

      «Меня выбешивает этот Хайли, — Лапочка обсуждала с Дружком события того дня, — так бы и перегрызла ему глотку». — Я бы тоже хотел, вместе с Кузей, но устав всё же. — Дружок, в отличие от лунной пчелы и кузнечика, слушал Джона более внимательно. — Мне папа говорил: «Последнее, что нужно от дебилов, — нажиться от них проблем». Пускай бесится, сколько влезет, лишь бы самому к нему не лезть. — Ага, — возразила Мила, — он сам к кому хочешь полезет. Выкинуть бы его пинком под зад отсюда — и живи, не зная бед. Узнали бы, сколько он уставов сегодня нарушил — мигом бы отправили либо в карцер, либо к себе на помойку. — Хочешь настучать? Это ничем не лучше, — отказался Дружок. — Это крайняя мера, — Лапочка помотала головой. — А так я бы с большим-пребольшим удовольствием начистила его тупую рожу. — Ты его видела? Он же кабан весом с меня и тебя вместе взятых. Ну, может быть, я бы справился, а ты то? — Я давно когти не стригла. Взмахну, как следует, — могу без глаза оставить. Ты это прекрасно видел на Кеше. — Если бы не эта тварь, — вздохнул Дружок, — сейчас бы этого всего не было. Без этой войны нас бы сюда даже не отправили. — Мы сами на это согласились, если забыл.       Всю ночь Пчелёнок не мог нормально уснуть, так как боялся, что задира наведается к нему во время сна и попытается отомстить за попытку харкнуть ему в суп. Заснуть удалось только с канцелярским ножом в руках.