Лучшее место для нахождения...

Мобэй-Цзюнь задумчиво восседает на троне, пока возле него копошится Шан Цинхуа, что-то усердно записывая в свитки, иногда неаккуратно пачкая каплями туши рукава. Но его это никак не трогает. Заклинатель привык, что все его вещи неизбежно оказываются в этой чёрной субстанции, которую крайне трудно вывести с одежды. Задумчиво хмыкнув, Король обводит слугу внимательным взглядом и понимает, что казалось ему не так в виде человека с самого начала. Верхний халат, который человек всегда плотно захлопывал до самого горла, открыт на распашку, открывая вид на рубаху, заправленную в штаны, которые, словно малы ему, облегают его ноги плотной обёрткой. Небольшие складки скользящей ткани то появляются, то исчезают, когда он преступает с ноги на ногу или поворачивается в сторону. Этого хватает, чтобы захватить его внимание, перестав следить за внешним развитием событий. Это чувство является странным, похожим на то, как он сидит с войсками в засаде, чтобы после разгромить противника, но здесь что-то другое. Что-то, что заставляет его думать о скором прекращении этого уже ненужного собрания. Внезапно он улавливает шум вокруг, а перед лицом мелькает обеспокоенное выражение Шан Цинхуа. Нахмурившись, Мобэй сосредотачивается на происходящем вокруг. — Мой Король, вы в порядке? — чуть наклонившись к нему, спрашивает Цинхуа. Соскользнув взглядом к теперь выделяющейся груди в рубахе, демон сглатывает и молча машет рукой. Все мигом выходят из тронного зала, и они остаются одни. Теперь, когда нет лишних глаз, он замечает, как Шан Цинхуа осматривает его более внимательно, на его ярком лице прослеживаются все эмоции: от беспокойства до замешательства. — Мобэй, что-то случилось? Демон задумчиво хмыкает и вновь внимательно осматривает его. Последовав его взгляду, Цинхуа непонимающе смотрит на расстёгнутый халат, а после вспыхивает смущением от понимания. И он в таком виде участвовал в собрании?! Мобэй усмехается и неожиданно притягивает его к себе, пододвигая его между своих ног. Демон смотрит на хмурость на чужом лице и кладёт ладонь на щёку, ласково оглаживая. — Всё в порядке, — тихо говорит он, прежде чем наклониться и поцеловать скривившиеся в негодовании губы. Спустя несколько десятков секунд Цинхуа отвечает ему, пытаясь этой заминкой показать своё недовольство, но Мобэй только усмехается в поцелуй, из-за чего Цинхуа отскакивает от него и возмущённо запахивает верхний халат. — Я пошёл оформлять оставшиеся документы, раз уж ты распустил собрание, — раздражённо говорит Шан Цинхуа, завязывая неаккуратный узел и поправляя ворот. — Чёртовы демоны с их странными чёртовыми замашками, — бубнит он под нос, подхватывая свежие записи и идя к выходу из зала. Всё мельтешение Мобэй сидел на троне, со скучающим лицом наблюдая за чужим смущением. Что ж, за этим было забавно наблюдать. Шан Цинхуа, вообще-то, заклинатель. Лорд, управляющий целым пиком снабжения. Оттого помимо базовой тренировки заклинателей в таких школах он был ещё и мальчиком на побегушках. С одного пика на другой ученик, если не имел меча, передвигался исключительно дорожками и мостами внизу, что значительно увеличивало расстояние. Да и сам титул ему не за просто так достался. Мобэй как бы знает об этом. Он видел жилистую фигуру, обычно скрытую под слоями одежд, видел жгучую выносливость, которая сдувается лишь на третью бессонную ночь, однако тёмный напиток в чужой чашке, не похожий по запаху даже на чай, даёт ему дополнительные силы. Но он не думал об этом никогда в таком ключе. В те разы их близости, что у них были, Шан Цинхуа был мягок, его человеческое тело под руками казалось неимоверно хрупким, распластанным на середине его кровати среди всех подушек, шкур и одеял. А взгляд, передёрнутый дымкой страсти, излучал смущение и некоторую покорность. Конечно, ему нравится эта податливость и доверие, выраженное в скрытом взгляде, эта власть, которую он направляет только для чужого удовольствия и удовлетворения. Но только мысль о том, чтобы Цинхуа показал свою силу в постели, чтобы заявил свои права, как это делают остальные демонические пары, заставляет что-то тёмное в животе сладко шевелиться. Вторя чужой покорности и мягкости, он старался быть нежным, втягивая когти и контролируя клыки. Ласково оглаживал каждую частичку тела и позволял лишь кусачие поцелуи. Но представив только, что можно схватиться за чужие ляшки и сжать, почувствовать, как напрягаются и трепещат под рукой крепкие мышцы, развести с силой бёдра, открывая взгляду истекающий болюче-красный член и уже подрагивающую дырочку, схватиться за чужую талию, с силой вбиваясь в тело, чтобы Цинхуа ещё несколько дней помнил об этом, вспоминал при каждом шаге. Собственичество, уже немного удовлетворённое тем, что человек принадлежит ему, вновь радосто заворочалось внутри, посылая импульсы удовольствия в мозг только от одной мысли об этом. Но что же думает об этом сам Цинхуа? Взглянув на соседний стол, в котором Цинхуа полностью зарылся в бумаги, Мобэй даже не знает, как начать эту тему. Не то чтобы он имеет проблемы с разговорами или их начинанием, но их опыт прошлого грубого отношения оставил… Если уж совсем по-простому — неприятный осадок, лежащий илом на дне их отношений. То, что было и что нельзя отрицать. Поэтому он тормозит себя, свои действия, что совсем несвойственно его импульсивной натуре, несмотря на застывшее выражение лица. Ещё пару мгновений раздумывает и решает выбрать тактику наблюдения, чтобы точно не прогадать. Из-за каких-то мимолётных желаний он не собирается терять своего человека снова. Но наблюдать, почему-то, оказывается тяжело. Тяжело смотреть, наблюдать, подмечать, тянуть руки, но не делать ничего из того, что представляется внутри. Кусать чуть сильнее, чем обычно, заставляя пятна гореть ярко-красным; прижиматься с силой, словно воплощая желание поглотить; сжимать сильнее, чем обычно, талию и манящие бёдра; но каждый раз отстраняться из-за чужой дрожи, отходить в сторону из-за дискомфорта и недовольного мычания. Столько времени прошло, прежде чем они пришли хоть к какой-то близости с проникновением. Мобэй даже был удивлён, как легко он вошёл, но это оказалось лишь благодаря хорошей подготовке самого Цинхуа, которого не прельщала участь быть разорванным пополам его членом. И с самого первого раза человек сам занимался этим, чтобы принять нечеловеческий размер возлюбленного. Но теперь Мобэю хочется самому это сделать. Растянуть горячее нутро пальцами, проскользнуть юрким языком, смазывая все слюной, хотя без масла всё равно никак, да сжать покрепче бёдра в руках, мять упругую кожу в руках и чувствовать прыгающие в напряжении мышцы. Или, только в теории, он мог бы позволить человеку сжать бёдра вместе, пока его голова находилась бы между ними. Это давление с двух сторон, пока он подготавливает дырочку к себе. Иногда казалось, что его фантазия и сознание играют против него. Однако, спустя несколько дней, он понимает, насколько его стратегия оказалась проигрышной, в отличие от простого разговора ещё неделю назад. В середине дня, когда в кабинет внезапно приходит Цинхуа со странным выражением лица, Мобэй-Цзюнь хмурится и сразу откладывает документы. «Что-то не так», — сразу понимает он, смотря на грустный залом бровей пары. — Цинхуа… — начинает он, когда молчание слегка затягивается, но его сразу же прерывает тяжёлый вопрос: — Ты расстаёшься со мной? — хриплым голосом спрашивает Шан Цинхуа, прижимая к груди какую-то стопку документов. Вопрос обескураживает, и в голове сразу проносится вся прошедшая неделя, но Мобэй всё равно ничего не может понять. — Нет. Цинхуа задумчиво прикусывает губу, взволнованно мечется глазами по его лицу, ища ложь, но не находит её. Тогда у него поступает на лице растерянное выражение, из-за которого Мобэй не может не нахмуриться. — Цинхуа? — Но почему?.. — Что почему? Мобэй правда не понимает, что взбрело его суетливому человеку опять в голову, но, слушая его сбивчивые и неуверенные объяснения, он понимает свою ошибку. Возможно, отстраняться каждый раз было не лучшей идеей. К концу своего рассказа Цинхуа стихает, всё также прижимая к своей груди папку с документами, и слегка тревожно поглядывает на демона, но не показывая в полную меру. Он может подозревать, насколько большой океан сомнений человек носит внутри. — Сейчас… Сейчас же всё в порядке? Мобэй снова хмурит брови, но заставляет себя расслабить лицо, видя, как это сильнее нервирует пару. — Всё в порядке, Цинхуа, просто… Мысли. Такой ответ звучит крайне не убедительно; он видит это по вздёрнутым в удивлении бровям, потерявшимся под чёлкой. — Мысли? — подозрительно тянет Шан Цинхуа, любопытный огонёк загорается в его глазах. Он подходит ближе, откладывая документы на стол. Мобэй поднимает бровь в ответ на его действия, но притягивает ближе, понимая, насколько соскучился по этому человеку. — Просто мысли. Шан Цинхуа первый тянется к его губам, быстро перемещая руки на шею и зарываясь пятёрней в волосы. Мобэй сжимает его талию, притягивая ближе, практически вгрызаясь в него. Но внезапно чужой язык напористо врывается в его, отчего из него вырывается невольное мычание, а у корней он чувствует приятное натяжение. Они отстраняются, тяжело дыша, и Цинхуа шкодливо улыбается, скользя пальцами по чужой щеке. Мобэй смотрит в ответ тёмными глазами и снова тянется за поцелуем, но внезапно встречает сопротивление — Цинхуа крепко держит его за волосы, вплетясь в корни. — Я угадал твои мысли? — ухмыляется он, и Мобэй-Цзюнь не может сдержать ответную ухмылку, вызывающе приподняв одну бровь. — Справишься? — Ну, раз просит сам Король… Шан Цинхуа практически врезается в его губы, задевая то ли нечаянно, то ли специально зубами чужие губы, с остервенением прижимаясь к нему. Это новое, странное чувство клубится в животе Мобэя, посылая странные мурашки по всему телу. — М-мой Король, — запыхавшись зовёт его Цинхуа, отодвинувшись достаточно, чтобы они не смогли вновь слипнуться. — Мой Король, мне нужно идти. — Куда? — практически рычит Мобэй, распалившись от поцелуев и действий. — Мне идти надо, работа, мой Король. Но я освобожу нам три-четыре дня, так что ждите ночи, мой Король. Цинхуа наклоняется, оставляя лёгкий поцелуй в щёку, и выворачивается из стальных объятий, забыв про подписи документов, которые он использовал как предлог подойти. Разочарованно вздыхая, Мобэй откидывается на спинку стула и ещё пару минут пялится в дверь, через которую ушёл человек. Оказывается, дожидаться ночи, мыслями уже витая там, в спальне, очень сложно. Попытки разобрать документы свершаются с переменным успехом, отчего Мобэй-Цзюнь недовольно хмурится, а взгляд снова и снова соскальзывает к двери. Но днём Цинхуа так не разу и не зашёл к нему. Чем больше проходит времени, тем сильнее и глубже разгорается огонь ожидания от сегодняшней ночи. Мысли скачут в самые разные стороны, но Мобэй пытается их успокоить, подходя к дверям их спальни. От туда слышится тихое дыхание, что означает, что Цинхуа уже внутри. Чувствуя непривычное волнение, Мобэй открывает дверь и натыкается на человека, лежащего посередине кровати в одном нательном халате, читающего какой-то свиток. Конечно же он не мог просто стоять там и смотреть на такую провокацию. — Мобэй? — успевает выдохнуть Цинхуа, как чувствует большие и прохладные руки у себя на ягодицах и бёдрах. Сминая и пощипывая, Мобэй с восторгом смотрит, как мышцы слегка напрягаются под его руками, как покрывается мурашками кожа, а сам Цинхуа откладывает записи и укладывает голову на руки, тихонько охая. Первый укус приходится на правую ягодицу совершенно неожиданно, поэтому Цинхуа не сдерживает короткого вскрика. Он быстро переворачивается на спину и приподнимается на локтях, видя довольное лицо демона между ног. Теперь он думает, что, возможно, надо было надеть хотя бы штаны. Чужие руки сразу же оглаживают внешнюю сторону бедра и ползут выше к бокам, задирая накидку. — Эй, стоп-стоп-стоп, Мобэй! Подожди! Цинхуа хватает наглые ладони и отодвигает их от себя, не обращая внимание на чужую хмурость. Эти действия ни капли не устраивают Мобэй-Цзюня, но он послушно ждёт, что же его пара скажет. — Мне нужно подготовиться, понимаешь? Я пришёл чуть раньше тебя, успел лишь сполоснуться после всей беготни. Так что тебе надо будет ещё немного подождать. Мобэй задумчиво хмыкает и снова кладёт ладони на бёдра. — Я мог бы сам растянуть тебя. Цинхуа давится воздухом и краснеет, отводя взгляд. — Я… Наверное? — Это вопрос? — он приподнимает бровь и слегка поглаживает бёдра. — Я не знаю. Ты никогда такого не предлагал. — А теперь предлагаю. Мобэй скользит пальцами по тазовым косточкам, оглаживает область паха, видя сквозь полупрозрачную ткань уже наполовину твёрдый член, но решает пока не прикасаться к нему. Наклонившись ближе, он оставляет поцелуй на внутренней стороне бедра и широко лижет языком, как вдруг бёдра сильно сжимаются, буквально захватывая его в ловушку. Это давление… Он чувствует, как собственный член начинает наливаться кровью только от этого движения и фантазий, которые оно порождает. Однако это чувство сразу же пропадает, а Цинхуа взволнованно подскакивает. — Прости-прости. Ты так неожиданно сделал это, что я не успел сдержать этот порыв. Ты в порядке? Мобэй чувствует, как на щёку ложится рука, подтягивая его выше, однако он чувствует всё словно через какую-ту завесу, сквозь странный шум в ушах. — Всё в порядке, — собственный голос звучит внезапно хрипло, и он сглатывает вязкую слюну. — Хм, ты выглядишь… странно? Ты уверен? — Цинхуа обхватывает его лицо уже двумя руками, внимательно рассматривая, а после широко распахивает глаза и жутко краснеет. — Тебе… Понравилось? Цинхуа выглядит так, будто это ошеломляющее событие сбило его с ног, и Мобэй не может не улыбнуться этому смущению. Приподнимаясь на руках, он легко скользит губами по румяной щеке к его уху и шепчет: — Мне нравится, Цинхуа. Ты мог бы сжать меня бёдрами сильнее. Быть в твоей власти — лучшее чувство, что мне доводилось испытывать. Цинхуа хватается за его плечи и крепко сжимает их, пытаясь унять разгорающийся пожар от чужих слов и собственной фантазии, но, кажется, демон не собирается останавливаться. — Или ты мог бы сесть мне на лицо, как думаешь? Я между твоими бёдрами, в твоей лёгкой доступности, зависящий от твоих решений. Разве тебе бы этого не хотелось? Демон двигается ближе, садясь на колени, скользит и распахивает полы халата руками, с нажимом проводя по открывшейся коже. Шан Цинхуа жарко выдыхает в ответ и внезапно кусает его за шею, отодвигая мешающие волосы. К его неудовольствию он понимает, что Мобэй до сих пор сидит в одежде. — Почему ты до сих пор в одежде? — глухо спрашивает Цинхуа, и Мобэй в ответ весело хмыкает, но отстраняется, слезая с кровати, и быстро скидывает одежду. — Лучше? — риторически спрашивает Мобэй, но Цинхуа быстро и мелко кивает пару раз, жадно всматриваясь в чужое тело. От тёмного взгляда, от того, как человек стискивает одеяло и жадно облизывается, внутри демона снова клубится то странное чувство, чтобы было днём, и он позволяет ему захватить все его чувства. Мобэй залезает на кровать, и Цинхуа практически прыгает на него, врезаясь в чужие губы, сжимая одной рукой чужое предплечье, а другой зарываясь в чужую копну волос, оттягивая именно так, как он понял, ему нравится. Он давит, наваливаясь сверху, и Мобэю ничего не остаётся, кроме как отползти к изголовью кровати, откидываясь на подушки. В итоге Цинхуа гордо восседает на его коленях, запыхано дыша, но его глаза светятся почти ядовитым блеском, когда он почти оценивающе осматривает демона и кладёт руки ему на плечи. — Твоё предложение ещё в силе? — спрашивает он, ведя пальцами выше по шее и останавливаясь на щеке. — Какое? — Мобэй крепко сжимает его талию, прижимая к себе, но это не сдерживающее движение, наоборот, это немое побуждение к последующим действиям. — Оседлать твоё лицо, — хрипло говорит Цинхуа, снова целуя его, и Мобэй согласно мычит, сталкиваясь с чужим языком, но почти не сопротивляясь, когда человек резко входит в его рот словно захватчик. Отстранившись, Цинхуа облизывает опухшие губы, и Мобэй не может сопротивляться желанию снова вцепиться в них, однако рука на плече давит, заставляя прервать ещё даже не начавшееся движение. Он замер, однако рука так и не перестала давить, вынуждая его сползти ниже. Зная, куда всё ведёт, он скользит руками от талии к плечам, отбрасывая висящий ненужной тряпкой халат. Мобэй не следит за моментом, когда Цинхуа переворачивается, но теперь он видит его голую спину и задницу, которой он уселся ему на грудь, а покрасневшие уши словно маячки выглядывают из-под волос. Он оглаживает чужие колени, скользя выше к бёдрам, и слегка пощипывает голую кожу, отчего Цинхуа вздрагивает и покрывается мурашками. — Ближе, — хрипит демон, и Цинхуа нерешительно движется назад, но всё равно слишком далеко. Мобэй снова щипает его нежную кожу, и тот наконец двигает ближе, замирая лишь в пару сантиметрах от лица из-за чужого дыхания возле нежной кожи. Схватившись за полукружье ягодиц, он раскрывает поджавшуюся от прохладного воздуха дырочку и широко лижет поперёк, решая не церемониться, а в ответ ему звучит задушенный стон. Пододвигая чужой таз ближе, он лижет и мнёт тугие мышцы, постепенно расслабляя их и подготавливая к вторжению. Когда внутрь ползёт язык, Цинхуа зажимается от неожиданности и сводит колени, однако, как бы ему не хотелось снова почувствовать это давление, это только мешает, поэтому он хлопает по чужому бедру в немой просьбе. Через пару глубоких выдохов, Цинхуа снова расслабляется, но Мобэй чувствует как дрожат его руки, которыми он упирается ему в пресс, и давит ему на бёдра, убеждая опуститься ниже, полностью расслабиться. Цинхуа тихо стонет, когда Мобэй присасывается к его дырочке, обводит край языком, обильно смачивая слюной, и проникает на одну фалангу пальцем, слегка поражённый тугостью и жаром. Обычно Цинхуа запирался в купальне на добрые полчаса, выходя уже с потяжелевшем дыханием и красными щеками в одном одеянии. Обычно он ложился на живот, ведь так намного легче входить в него. Обычно расслабленные и смазанные мышцы принимали его с лёгким сопротивлением, и он входил аккуратно, давая привыкнуть к своему члену. Но то, насколько туги и зажаты мышцы сейчас, приводит его в восторг. Мазнув ещё раз по плотно обхватившим его палец мышцам, он начинает покрывать лёгкими поцелуями кожу вокруг, иногда засасывая нежную кожу и оставляя красные пятна. Через несколько мгновений палец входит глубже, проникая почти по костяшку, и он засасывает в рот одно яичко, тычась носом в покрасневшую кожу. Руки Цинхуа не выдерживают, подкашиваясь, и он падает на предплечья, почти касаясь грудью чужого живота. Однако вместе с тем к нему приходит мучительное понимание, насколько раскрытым он оставил себя для демона. Резкий укус и рык только подтверждают это. В следующее мгновение Мобэй вталкивает внутрь уже два пальца. Действуя поначалу аккуратно, он всё сильнее и сильнее вгоняет пальцы вовнутрь, осыпая ягодицы поцелуями и укусами вперемешку. Цинхуа на каждое действие отзывается всхлипом и стоном, скребя короткими ногтями по чужой коже в приступе наслаждения, когда длинные пальцы ненароком задевают комок нервов внутри, но не находя в себе сил доставить ответное удовольствие, лишь прикипев взглядом к твёрдому, почти чудовищно огромному члену, лежащему на сгибе бедра. Внезапно Цинхуа взвизгивает, однако тяжёлая, лежащая на бедре рука не даёт вскочить и уйти от этого. Мобэй разводит два пальца ножницами, втискиваясь в открывшееся место языком. Под аккомпанемент коротких хныков внутри всё неприлично хлюпает от слюны, да и на самих ягодицах в свете кристаллов блестят её остатки после укусов и поцелуев. Третий палец входит также тяжело, но мышцы, привыкшие к напору, быстро привыкают к вторжению. Цинхуа привстаёт на руках, двигаясь ближе к ласкающему языку, к твёрдым быстрым пальцам и бесконечным касаниям. Кажется, всё его внимание сконцентрировалось в одном месте, и пару движений на члене вытолкнет его за край, однако даже сама мысль не успевает оформиться, как его крепко хватают за бока и тянут вверх, пока он неловко машет руками в воздухе. — Что?.. — голос ломается, и он пару раз сглатывает, чтобы вспомнить как произносить слова. Вместе с этим взгляд более осмысленно оглядывается вокруг и вдруг опускается вниз, и картина, открывшаяся ему, перекрывает воздух. Мобэй чувствует чужой горящий взгляд, почти немигающе смотрящий на него, и слизывает с губ остатки слюны. Он знает, что растрёпан, губы по-любому опухли от бесконечных движений, а половина лица во всяких выделениях, и почти дикий взгляд напротив подтверждает это. Однако вместо долгих переглядов, он любуется членом, висящим перед ним, ярко-красного цвета от прилива возбуждения. Он сочится эякулятом почти всё время, весь мокрый и возбуждённый он манит, и Мобэй не отказывает себе, заглатывая почти половину, вытягивая щёки и всасывая его с громких хлюпом. Цинхуа почти воет от этого обжигающего движения, непроизвольно двигает бёдрами, лишь бы почувствовать ещё одну волну горячего прилива, заставляющего забыть обо всём вокруг. Однако вместе с этим внутрь втискиваются уже четыре скользких пальца, преодолевая сопротивление мышц, сразу же тыкаясь в простату. Вскрикнув, он сильнее двигает тазом и сжимает бёдра, буквально фиксируя чужую голову между своих ног. Однако Мобэй не высказывает недовольства, сильнее врезая пальцы в чужую дырочку, толкая их прямо в уплотнение, с наслаждением вслушиваясь в чужие вскрики. Каждое движение пальцев и губ толкает Цинхуа за грань и даже дальше, затягивая в сумасшедший водоворот. Он не знает, когда успел схватиться за чужие пряди, но теперь он с остервенением сжимает их у корней, всё сильнее, быстрее двигаясь то вперёд, то назад, насаживаясь на чужие пальцы и толкаясь дальше в глубину рта. Перед глазами белая дымка, а в ушах стоит лишь звон, когда внутри лопается невидимая струна. Кажется, его кто-то подхватывает, когда он начинает терять равновесие, и укладывает рядом на подушки, прикрывая подмерзающее тело. Возвращая себе сознание, первое, что он чувствует — это губы на загривке, оставляющие мокрые следы, и пальцы, ласкающие бёдра, лишь иногда протискиваясь в пульсирующую дырочку. Цинхуа тихо мычит, сильнее утыкаясь в подушку лицом, но вместе с усталостью в теле всё больше растекается ленивое возбуждение, опаляя низ живота. — Мобэ-эй, — скулит Цинхуа, слабо дёргаясь в чужой хватке, но не имея достаточно сил к настоящему сопротивлению. — Цинхуа, — шепчет Мобэй ему куда-то в волосы, толкаяся твёрдым членом в бёдра. — Я не смогу, — тихо воет Цинхуа, ощущая, как пальцы снова раздвигают раздражённые стеночки. — Я не смогу, Мобэй. Там всё… Чувствительное… С его губ срывается всхлип, когда Мобэй прикусывает кожу, вместе с тем вынимая пальцы из нутра. Сжав чужие бёдра, он вновь толкается между ягодиц, задевая отверстие, но не входя. Он испускает рычащий вздох и тянется за бутылочкой масла, валяющейся где-то на кровати. Внезапно он сдавленно мычит и хватает чужие бёдра, с силой прижимающиеся к нему. — Цинхуа, не дразни, — шипит он, прижимая таз к кровати, однако Цинхуа всё равно продолжает извиваться в хватке. — Остановись. — Мобэй, — выдыхает человек, всё равно умудряясь крепко прижаться к телу позади. — Давай между бёдер? — Между бёдер? — Мобэй-Цзюнь хмурится, но послушно выливает немного на руку и смазывает внутреннюю часть бедра, игнорируя тихо шипение Цинхуа и специально проходясь по слегка вялому члену и опустевшим яичкам. Но Цинхуа это никак не комментирует, сильнее зарываясь лицом в подушку. Мобэй хмыкает и, оставив на чужом плече ещё один лёгкий укус, толкается в предоставленное место. Ощущения оказываются намного лучше, чем он предполагал. — Сожми бёдра сильнее, — хрипло говорит он, чувствуя, как Цинхуа вздрагивает от его голоса и послушно скрещивает ноги, создавая идеальное давление. Тихо выдохнув, Мобэй привстаёт на одной руке и начинает медленно качать бёдрами, постепенно увеличивая скорость. Сквозь своё наслаждение он слышит тихие мычания в подушку и самодовольно ухмыляется. Другая рука сначала ласково оглаживает шею, убирая растрёпанный волос, движется ниже к груди, слегка пощипывая соски, отчего мычания превращаются в тихие похныкивания и тонкие стоны, которые обычный человек или демон не услышал бы. Дальше он пальцами спускается ниже, обводит тазовые косточки, слегка царапает бёдра, запуская рой мурашек по коже, и, наконец, обхватывает полувставший член. Цинхуа сразу дёргается в его руках. — Нет-нет, стой, Мобэй, я вряд ли снова смогу… — Разве? — Мобэй наклоняется сильнее к нему и шепчет прямо в ухо. — Но ты уже возбудился. Разве это кое о чём не говорит? — Мобэй, я… Я не знаю. — Я знаю, ты можешь. Помнишь тот вечер, да? Я заставил тебя кончить два раза на моём члене. Почему ты думаешь, что сейчас не сможешь? Цинхуа в ответ стонет что-то неразборчивое, вцепляясь пальцами в простыню, но не отвечает. Мобэй сильнее прижимается к его спине, врезаясь в чужие бёдра до громкого шлепка, вместе с тем увеличивая движения руки, задевая пальцами каждый раз головку. Внезапно сдвинувшись чуть ниже, демон теперь проезжается по поджавшимся яичкам, заставляя Цинхуа каждый раз вздрагивать и ещё сильнее напрягаться. Однако когда тело под ним охватывает полноценная дрожь, он понимает, что до второй кульминации осталось совсем немного, и ещё сильнее увеличивает амплитуду, почти до боли в напряжённых мышцах двигая бёдрами. Низкий стон непроизвольно вырывается из него, а следом и более высокий от Цинхуа, разводя беспорядок между бёдер. Затихнув, в комнате раздаются лишь звуки тяжёлого дыхания. Уснуть Цинхуа не даёт лишь ощущение липкости на коже да тяжёлая туша на нём. — Мобэй, — зовёт он его, еле волоча язык. Вот и вправду бы просто уснуть, а так сейчас надо будет идти в купальню, мыться, одеваться… Зевнув, Цинхуа пихает демона куда-то в бок, и это наконец приводит к каким-то движениям. Только он не ожидал, что там скоро начнут двигать его самого. — Ну Мобэ-эй, я не хочу вставать. — Не вставай, — просто говорит Мобэй-Цзюнь, перекатывая своего человека как колбаску ближе к краю. — А купальня? — Спи, я сам тебя отнесу. Оставив на спутанной макушке поцелуй, он несёт свою ношу в купальню, приказывая слугам поменять бельё, надеясь, что Цинхуа к тому времени уже заснёт, иначе смущение и стыд точно не дадут ему заснуть ещё долго.