Последняя принцесса Водоворота

      К тому времени, как мы покинули башню, чакра агентов Корня исчезла. Судя по довольным выражениям лиц Эя и Би, я догадалась, что произошло.       В конце концов мы все отправились на ужин. Формально мне нельзя было входить в то заведение, которое мы выбрали, ведь это оказался бар, но, когда ты находишься в компании Райкаге, тебе открыты все двери. Хотя он все равно не позволил мне выпить саке.       Я задержалась в Кумо еще на неделю, чтобы перестраховаться. Би проводил меня утром, когда солнце только начинало подниматься. Покидая деревню, я пообещала отправить назад Ичику, чтобы сообщить ему, что я уже вернулась на остров.       До пляжей Югакуре я добралась как раз к восходу солнца. С облегчением выдохнула. Путь обратно в Узушио оказался непростым, но, по крайней мере, на меня никто не нападал. По дороге через Кумо и Югакуре бушевали грозы, но такая погода была мне на руку. В этот раз я выбрала немного другой маршрут, и дождь помог замести следы.       К счастью, штормы, похоже, утихли, что облегчило мне путь обратно в Узушио. Наконец-то я научилась пользоваться печатью на корме лодки, чтобы та двигалась быстро без необходимости грести. На корме устанавливалась печать ветра, которую можно было контролировать, чтобы управлять лодкой и ее скоростью.       Лодка могла двигаться очень, очень быстро.       Я с нетерпением ждала возвращения домой.       Добравшись до причала, где я оставила лодку под вымышленным именем, я обнаружила, что там никого нет. Обычно кто-то из работников как минимум махал на прощание, но здесь не было ни души. Я попыталась уловить чакру, но ничего не почувствовала.       Это заставило меня насторожиться. Я вышла из небольшого сарая и сразу же огляделась. На пляже никого не было, и в зарослях вдоль побережья тоже не видно людей. Но это не значит, что здесь никого нет. Осторожно направляясь к докам, я решила поискать ловушки в песке, но ничего не нашла. Как только я начала чувствовать себя в безопасности, случилось это.       Мимо меня просвистел кунай, зацепив край моего уха, как в прошлый раз. Только на этот раз это было другое ухо.       — По крайней мере, теперь они будут симметричны, — пробормотала я себе под нос, принимая оборонительную стойку.       Я посмотрела в сторону, откуда прилетел кунай, но не заметила там никакого движения. Кто бы сомневался, что трус спрячется среди деревьев. Я вытащила пару сенбонов и прокрутила их в пальцах, выжидая. Если я чему-то и научилась за последние несколько недель, так это тому, что пока я недостаточно сильна, чтобы безрассудно ввязываться в бой.       Я чувствовала себя безоружной без ножен для мечей, к которым успела привыкнуть в Кумо. Но использовать их одной я все равно не рискнула бы. Я еще не успела объединить техники Узушио и хип-хоп в единый боевой стиль. А если я попробую использовать еще и стихию молнии, то, скорее всего, серьезно раню сама себя.       Я могла бы скрыться среди деревьев, но тогда есть риск, что враг окажется прямо надо мной. Возможно, если бы я отошла чуть дальше за деревья, смогла бы его заметить…       Еще один кунай прилетел сзади, и я с облегчением отбила его сенбоном. Было соблазнительно использовать цепи для побега, но это последнее, о чем должен знать Данзо.       На мгновение я уж подумала, что осталась одна на пляже, а в следующее мгновение передо мной появился кто-то, чья рука направлялась прямо к моему лицу. Я взмахнула рукой, чтобы отклонить удар, и вонзила сенбон в вену противника. Тот даже не издал крика боли. Он молча попытался ударить меня снова.       Сражаясь с ним, я вообще ни о чем не думала. После стольких часов занятий кикбоксингом мое тело действовало машинально. Моя коленка пошла вверх, а нога вперед, отбросив агента Корня вниз по пляжу. Тот снова бросился ко мне, и я приготовилась к встрече.       Но вдруг я заметила танто. Мои глаза расширились, и я поспешно вытащила кунай из печати. В последний момент мне удалось отбить танто, но сила удара выбила плечо из сустава. Я почувствовала жгучую боль всего на секунду, после чего сразу же сосредоточилась. И когда я это сделала, меня охватила паника.       Противник снова пошел на меня с танто. Все происходило точно так же, как с Минору. И, как тогда, я не могла пошевелиться.       Почему я не могу двигаться в такие моменты? На тренировках я так не замираю. Это случается только с агентами Корня. Только тогда, когда двигаться особенно необходимо.       Я услышала крик, эхом раздавшийся по пляжу.       Я задыхалась.       Я почувствовала, как сантиметр за сантиметром танто выходит из моего тела, хотя момента, когда он вошел, я не ощутила.       Когда я рухнула на землю, песок соприкоснулся с моими ладоням, а тело дернулось в отчаянной попытке сделать глоток воздуха. Почему он ударил в легкое, а не в сердце, если хотел убить меня?       Агент Корня снова шагнул вперед с танто. На этот раз я едва успела поднять руку, чтобы заблокировать его кунаем. Я почувствовала укол в затылок, и мое тело замерло.       Нет.       Я планировала, что, когда вернусь в Узушио, поработаю над устойчивостью к ядам.       Но не сейчас. Я чувствовала, что только прикоснулась к тому, чего могла бы достичь благодаря фууиндзюцу.       Мое тело завалилось вперед. Я стояла на коленях, уткнувшись лицом в песок, а мой кунай оставил на моей щеке аккуратный порез, который будет сильно кровоточить. Но, по крайней мере, за сегодняшний день меня не пырнули дважды.       В нескольких шагах от меня раздались тихие голоса, и вдруг я снова почувствовала их чакру. Среди них был человек, подавлявший чакру во всем районе. Проклятые ублюдки.       Я попыталась придумать, что делать, но ничего не приходило в голову. Я не могла призвать Ичику, а Би явно не ожидает вестей в ближайшие пару часов. Я была слишком далеко, чтобы подать чакровый сигнал, и поблизости не было ни одного шиноби — я проверила.       Пока агенты Корня перешептывались, я отступила в свое ментальное пространство. Это была небольшая комнатка для всех накопленных мною травм. Если я когда-нибудь вернусь в Коноху, Яманаке будет чем заняться. Я торопливо просматривала воображаемые файлы в поисках хоть чего-то — возможно, даже случайной реплики из академии, которая могла бы помочь.       Но ничего.       Только я, стоящая в маленьком темном кабинете своего сознания.       Я должна выжить. Я должна помочь Наруто. Я должна остановить Данзо.       Слезы потекли по моим щекам, пока я смотрела в угол комнатки. Там вихрилась тьма, словно водоворот. Если я сделаю это, Кайри убьет меня. Если я нарушу ее слова. Если я нарушу свое обещание.       Я не хочу возвращать воспоминания о прошлой жизни. Я просто хочу вспомнить тот период, когда была ребенком в этой жизни. У меня есть пробелы в памяти, которые мне очень нужно заполнить, чтобы выжить. Я уже отказалась от мечты иметь собственную семью. Я бы не позволила, чтобы моих детей использовали так, как нас с Наруто.       Но что придется отдать за эти воспоминания?       Я принялась направлять чакру так же, как делаю это с четками. Но вместо того чтобы передавать ее в четки, я пропускала ее через свою систему. Пыталась подумать, что могла бы предложить взамен, очищая разум. Умение владеть мечом? Это было бы худшим исходом. Использовать меч для меня все равно что дышать. Так же, как и работать с печатями…       У меня дернулись руки.       И я сразу же вышла из своего сознания. Мне удалось шевельнуть руками настолько, что кунай тихо упал в песок. Руки начали трястись, словно их протыкали миллионы сенбонов одновременно. Изо всех сил я стиснула сенбон в правой руке.       В Кумо по вечерам, перед сном, я всегда работала над техниками фууиндзюцу: то изучала новую книгу, то экспериментировала с печатями. Я знала, что могла бы использовать печать ветра, которая применяется на узушийских лодках, и даже сделала свою собственную печать ветра, чтобы устроить розыгрыш вместе с учениками академии из Кумо. К тому же я умею делать печати воды.       Я читала, как применять печати молнии, огня и земли, но никогда не пробовала использовать их на практике. Не хотела рисковать, пока не почувствую себя увереннее. Печать огня я собиралась опробовать в Конохе, когда узнаю о ней побольше.       Я шиноби, родом из Узушио и Конохи, двух деревень, которые никогда особо не ладили с Ивой.       И пока я на пляже, вода сможет ненадолго задержать агентов.       Я пыталась дышать ровно, перемещая сенбон в руке. Если бы я могла двигаться, то наверняка закричала. Я начала вырезать печать у себя на ладони. Все стихийные печати начинаются с определенного символа в центре. Я изобразила камень, вокруг которого всегда должен быть круг — он символизирует поток чакры. Внутри круга я добавила стабилизатор — спираль. За камнем я нарисовала горы, символизировавшие мою связь с этой стихией. Горы Узушиогакуре, где я тренировалась и заключила контракт призыва со львами.       Все действительно мощные печати имеют уникальный элемент.       Уникальный элемент, который идентифицирует создателя печати. Это огромный риск, потому что он становится ключом к раскрытию личности мастера. Я никогда не делала таких печатей. Даже не думала об этом, пока не закончила изучать книги уровня джоунина.       Но сейчас у меня не было выбора.       И если я больше никогда не смогу избавиться от этой печати, этого напоминания о том, насколько бессильной я была в этот момент, я решила оставить себе напоминание о том, какой сильной я могу быть.       Я с трудом соединила руки, наполняя печать своей чакрой, прежде чем ударить ладонями по земле. Я почувствовала вибрацию печати, распространяющуюся подо мной.       И земля задрожала.       Я представила огромный кулак, вырывающийся из-под земли, и услышала, как он рушится. Вложив еще больше чакры, я заставила землю дрожать снова, представляя, как кулак хватает агентов Корня.       Воцарилась тишина.       Я больше не чувствовала их чакры.       В ушах звенело.       Из океана раздался всплеск. Я не могла повернуть голову, чтобы посмотреть на обладателя чакры, появившегося на пляже. У меня не хватало чакры, чтобы двигаться.       — Итак, — раздался новый голос. Каждый его слог сквозил угрозой. — Кто из вас, идиотов, собирается вручить мне антидот?       Никто не ответил.       Я услышала шорох ткани. Звук, с которым клинок покидает ножны. А затем крики.       И снова тишина.       Единственные чакры, которые я теперь ощущала, принадлежали мне и тому, кто вышел из океана.       — Можешь отпустить дзюцу, принцесса. Они мертвы.       — Еще бы, — прохрипела я. Меня удивило, что я вообще смогла говорить.       — Перестань направлять чакру, ее у тебя почти не осталось, — строго произнес голос.       Я попыталась завершить действие печати, но бесполезно: я и так была слишком близка к тому, чтобы потерять сознание от кровопотери.       — З-задело легкое, — выдавила я из себя.       — Я отведу тебя к медику, просто сосредоточься на дыхании, — сказал он, склоняясь надо мной. Его тело казалось огромным. Я бы отшатнулась, если бы могла.       Я почувствовала новый укол в шею, но ничего не изменилось.       Пока я вдруг не начала ощущать всё.       — Знаю, знаю. Они использовали паралитик, который блокировал часть боли…       Дальше я уже ничего не слышала, провалившись в темноту.       

***

      Из темноты я выбиралась медленно. Очень медленно. Это пробуждение оказалось самым трудным в моей жизни. Когда я открыла глаза, все вокруг было размытым, но я поняла, что темно и что меня куда-то несут. Я снова закрыла глаза.       Когда я открыла их вновь, движение прекратилось. Я была в теплой, уютной кровати. В своей кровати. Я поняла это по чакре призывных существ, которые находились рядом. Один из жуков сидел на подоконнике. Кайри устроилась на моем столе рядом с Сомой и Ицуки. Ичика расположилась возле моей левой руки. Я попыталась пошевелить рукой, чтобы прикоснуться к ее гладкой шерсти, но та не слушалась. Я почувствовала, как Рен и Аи подходят ближе.       Подождите-ка.       Здесь есть еще одна чакра?       Воспоминания нахлынули на меня лавиной.       В Узушиогакуре появился кто-то еще. Кто-то, кому призывные существа смогли довериться настолько, что пропустили его через барьер. Кто-то, кто знал, кто я такая. Кто вышел прямо из океана.       Я продолжала моргать, пока наконец четко не разглядела потолок своей комнаты, после чего выдохнула.       — Узумаки Кикуко, если ты еще раз сделаешь что-то настолько безрассудное… — начала Ичика.       Звуки, доносившиеся до моих ушей, были приглушенными, словно я находилась под водой, включая мой хриплый смех, который прервал ее тираду. Когда львица наклонилась ко мне поближе, я заметила беспокойство в ее глазах и попыталась ободряюще улыбнуться.       — Я… я не была бе… безрассудной сначала, — выдавила я и закашлялась. — Зву… звучу, как Хаяте…       — Замолчи, — отрезала Кайри, приземляясь на кровать рядом со мной. — Ты пробыла в больнице несколько дней, прежде чем тебя доставили сюда. Тебя подлечили, насколько могли, но тебе нужно отдыхать, чтобы окончательно восстановиться.       — Где? — хрипло спросила я, не слушая ее.       Она встряхнула перьями и проигнорировала меня.       — В Иве, — ответила Ичика, когда я попыталась повернуть голову, чтобы посмотреть на нее. Я вздохнула и снова уставилась в потолок.       — Чертова Ива, — закрывая глаза, простонала я. Прямо как Шикаку.       Я услышала смешок и резко открыла глаза. С трудом повернув голову на звук, я увидела высокого мужчину с синим оттенком кожи и жабрами на щеках. Он напоминал собой акулу.       Значит, это Хошигаки Кисаме.       Последние несколько месяцев акулы все ближе подходили к острову во время моих тренировок. Надо было сразу понять, что за этим стоял он. Раньше они держались у окраин океана, все еще находясь внутри барьера.       — Я должна была…       — Кику, — мягко сказала Аи, выходя из-за спины нукенина и ложась рядом с моей кроватью.       — Должна была понять, что акулья морда за мной следит…       В комнате повисла тишина. А затем раздался громкий смех, заполнивший небольшое пространство. Я увидела, что Кисаме запрокинул голову и смеялся, обнажая свои острые зубы.       — Это что-то новенькое, принцесса, — сказал он, наклоняясь.       Я заметила свою любимую чашку с изображением акул. Конечно, он выбрал именно ее. Я попыталась поднять руку, но она оказалась слишком тяжелой.       — Се… серьезно? — прохрипела я, вновь пытаясь пошевелить рукой. В этот раз она поднялась на пару сантиметров над кроватью, но тут же упала обратно.       — Что? — спросил он, ставя чашку на пол рядом со мной.       — Чертова Ива? — повторила я, пока он устраивал подушки, чтобы приподнять меня.       Кисаме пожал плечами:       — Чертова Ива, но Цучикаге был мне должен, а целитель из Югакуре ни хрена не сделал.       — Ага, — безучастно пробормотала я, когда он потянулся за чашкой.       — Замолчи и пей.       — Там есть саке?       Он смерил меня взглядом. Я лишь улыбнулась ему.       Кисаме заставил меня выпить чаю. Помогло. Почти сразу. Все тело наполнилось теплом, и я расслабилась, откинувшись на подушки. Моя голова опустилась вперед и коснулась его плеча. Я почувствовала, как его рука провела по моим волосам, и тихо вздохнула.       — Почему? — спросила я, сделав глоток.       — Что? — переспросил он.       — Спас меня? Следил за мной? Носишь этот глупый плащ? Красные облака? Ты же буквально связан с океаном через акул, даттэбанэ!       — Обезболивающие еще не выветрились, — сказал он, и я уловила насмешку в его голосе.       — Отвечай или я надеру тебе задницу.       — Кикуко, — предупредительно сказала Кайри.       Я больше ничего не говорила. После всего, что я пережила, мне просто хотелось насладиться чувством безопасности. Даже если за мной ухаживает нукенин.       — Самехада была создана в Узушиогакуре, — наконец ответил Кисаме.       — Что?       — Мой меч, — вздохнул он. — Его подарили Киригакуре в знак мира между деревнями.       — Да уж, отличное вышло примирение, — фыркнула я.       Он снова откинул меня на подушки и встал.       — Владелец Самехады был обычным стражем Узукаге и ее семьи, — сказал Кисаме.       — О.       — Есть причина, по которой связь с миром призыва акул находится в Узушиогакуре, — усмехнулся он.       — А я думала, это просто потому, что они любят хаос.       Он покачал головой, направляясь к сумке у двери моей комнаты. Порывшись в ней, он снова вернулся ко мне.       — Красные облака — это отличительный знак Акацуки, — сказал Кисаме, садясь на кровать рядом со мной. Он взял мою левую руку и начал разматывать бинты, покрывавшие ее.       Я смутно помнила, что такое Акацуки, вроде бы она упоминалось на встрече глав кланов. Кажется, еще говорили, что Орочимару был одним из ее членов. Тогда совет заявил, что Джиджи не может голосовать, потому что он предвзят.       — Почему ты с этими неудачниками?       — Ты только что назвала организацию, состоящую из нукенинов ранга S, неудачниками?       — Ага! — сказала я как раз в тот момент, когда он снял последний слой бинтов. Я зашипела от боли: бинт прилип к ране. — Значит, технически ты работал с Орочимару, да? Это же неудачник номер один.       — Не могу понять, ты накачана обезболивающими или просто сумасшедшая, — пробормотал он, открывая маленькую баночку.       — Por qué no los dos?       Кисаме ничего не ответил. Обмакнув пальцы в баночку, он начал осторожно наносить прохладную мазь на мою ладонь.       — Но почему ты к ним присоединился?       — Я устал от лжи, — ответил он, обрабатывая символ камня в центре моей ладони. Я чувствовала, как рука подрагивает сама по себе, и старалась не обращать на это внимания. — Мой предшественник из «Семи мечников» торговал секретами деревни с другими деревнями.       — Полагаю, как только ты ушел из Киригакуре, они пришли к тебе и сказали, что хотят избавиться от всех лжецов?       — Что-то вроде того, — сказал он, снова опуская пальцы в баночку.       — Уверена, они пообещали Орочимару помочь с поставками для его экспериментов, как только он ушел.       — Я не знаю, что они ему говорили…       — Ты доверяешь этой организации? Уверен, что среди них нет предателей? — Кисаме на секунду задумался, а затем кивнул. — Орочимару работает с Шимурой Данзо. Скорее всего, он работал с ним все это время.       Рука Кисаме замерла, но потом он продолжил наносить мазь.       — И откуда тебе это известно, малявка?       — Потому что Данзо — единственный, кто, кроме Орочимару, достаточно безумен, чтобы попытаться напасть на Джиджи.       — Не знаю, что Орочимару и коноховский советник имеют против твоего дедули, но он не может быть настолько хорош, если уже стар, да еще и твой дед.       — Его не просто так называют Богом Шиноби, знаешь ли, — вздохнула я, пока он вытирал руки о тряпку. — А его «старческое» поведение — это маскировка. Данзо это тоже знает, поэтому он и хочет работать с Орочимару.       — Почему ты думаешь, что они работают вместе? — наконец спросил Кисаме, закрывая баночку. — Да, они оба хотят смерти Хокаге, но нет доказательств их сотрудничества.       — Кто еще мог бы создать столь мощную комбинацию из печати молчания и контроля, кроме Орочимару и Джирайи? А Джирайя вряд ли это сделал бы — он слишком занят и ненавидит старейшин так же, как и я.       — Нам действительно нужно поработать над твоими фильтрами, когда ты под медикаментами, — вздохнула Ичика.       Я почувствовала, как ее голова легла мне на бедро, и сразу же попыталась положить на нее руку, но Кисаме меня остановил. Я недовольно надулась, пока он доставал свежие бинты.       — Причем тут эта печать? — наконец спросил он.       — Потому что Данзо использует такие печати на агентах Корня. А Джиджи следит за Корнем, потому что они пытаются убить меня… — Кисаме издал странный сдавленный звук. — И Джиджи сказал, что почти уверен: Орочимару собирается напасть на него. Единственный способ получить эту информацию — проследить за Корнем. Джирайя пытался выследить Орочимару, но сказал, что Орочимару атакует всех жаб, которые к нему приближаются. Мне стоило догадаться раньше. Джиджи говорил, что Орочимару больше всего хотел стать Хокаге, а Данзо хочет контролировать все. Эй, подожди, а Орочимару когда-нибудь вел себя странно? Ну, например, замолкал на полуслове или не отвечал, где он был?       — Какого хрена? — спросил Кисаме. — Ты вообще дышишь?       — Отвечай! — Я хлопнула его по руке, и его глаза расширились.       — Все как в академии, — раздался голос Харуто из окна.       — Ты тоже за мной шпионил?! — закричала я.       — Кику, ты действительно начинаешь тараторить, когда очень заинтересована чем-то, — вмешался Ицуки.       — Не переживай, — сказала Аи, заметив, что я надула губы. — Это мило.       — Да, этот ребенок всегда делал такое мечтательное лицо, когда начинала…       Я почувствовала, что у меня вспыхнули щеки.       — Не знаю, о чем ты там говоришь, — пробормотала я, отворачиваясь.       — Хм-м-м, конечно, ты ничего не знаешь, особенно как заливалась краской, когда один ананасоголовый парнишка появлялся на горизонте во время игры в сёги, — поддразнил Харуто.       Я уставилась на него с такой яростью, что Ицуки тут же расхохотался, а за ним последовали еще несколько призванных.       — Отвечай! — я снова повернулась к Кисаме, который только переводил взгляд с Харуто на меня.       — Какого хрена?.. — прошептал он. Он потряс головой, а потом принялся накладывать новые бинты. Перевернув мою руку, он отметил, что рана уже начала заживать. Сколько времени мы провели в Иве? Сколько я пролежала без сознания?       — Иногда он был уклончив, когда речь заходила о том, где он был, — наконец сказал Кисаме.       — А он когда-нибудь резко замолкал?       — Один раз. Хотя, возможно, это просто Тоби его взбесил.       — Тоби?       — Не спрашивай, — вздохнул Кисаме.       — Думаю, Данзо поставил печать и на Орочимару. Ты знаешь, где он?       — Нет. И даже если бы знал, то не сказал бы тебе! Ты чокнутая!       — Я Узумаки, — напомнила я.       — Это одно и то же!       — Как они собираются избавиться от лжецов? — спросила я, приподняв бровь. Он смотрел на меня с пустым выражением лица. Может, я слишком много времени провожу с Ичикой. Или, может, лекарства действительно бьют мне в голову сильнее, чем я думала. — Мы люди, а люди всегда будут лгать. И с чего ты взял, что они не врут тебе?       — Они ушли из своих деревень не просто так, — возразил Кисаме.       — А я, по-твоему, почему ушла? — Я скрестила руки на груди, когда он закончил бинтовать мою ладонь. — Акацуки такие же, как скрытые деревни. Они используют людей как инструменты для достижения своих целей. Для деревень это вопрос выживания и процветания. А для Акацуки?