Наши демоны нас берегут

Мама куда-то уходит. Ее нет день. Два. Сережа беспокоится, но при этом еще чувствует странное успокоение. И в особенно морозное утро, отказывается идти в школу. Воровато оглядываясь, стаскивает с материнской кровати теплое одеяло, укрывается им. — Чего не в школе? — хитро спрашивает голос из-под кровати. — А ты чего не спишь? — в тон ему отвечает Сережа. — Не хочется. - И мне не хочется. Зачем мне идти туда? Меня там не любят ни учителя, ни одноклассники. Еще и Катьку за компанию начали травить. Фе! Я лучше тут. С тобой! — Ха! Открой глаза и всегда будешь со мной! В моем желудке! — смеется Демон. — Обойдешься. Хитрый какой! Кровать прогибается под чужим весом. — Ой, а тебе не слишком светло? — взволнованно спрашивает Разумовский. — Все нормально. Не переживай. — Ты полежишь со мной? — Конечно. Двигайся, Птенец. — И почитаешь? — Почитаю! Когтистая рука прижимает его ближе к пушистой груди. Сережа обвивает демона всеми конечностями. — Басни Крылова пойдут? — Пойдут! — радостно соглашается Сережа. Птица звонко чмокает Разумовского в макушку. — Ну слушай, Птенец! Уж сколько раз твердили миру, что лесть гнусна, вредна; но только все не впрок, и в сердце льстец всегда отыщет уголек. Страницы тихо шелестят. Птица аккуратно, чтобы ненароком не оцарапать, почесывает Сереже спинку. — Вороне где-то бог послал кусочек сыру…Так стоп. Как сыр? Птицы сыр не едят. — непонимающе переспрашивает Птица. Сережа сдавленно прыскает. — Это же басня! Там все не по настоящему! — А…Кхм, ну ладно. На ель Ворона взгромоздясь, позавтракать было совсем уж собралась, да призадумалась, а сыр во рту держала. На ту беду Лиса близехонько бежала; Вдруг сырный дух Лису остановил: лисица видит сыр — лисицу сыр пленил. Птица вновь останавливается. — Слушай, у автора очень странные представления о рационе диких зверей. Сережа снова смеется. — Ну читай дальше! — Хорошо-хорошо! Плутовка к дереву на цыпочках подходит…. У Лис есть цыпочки? Вертит хвостом, с Вороны глаз не сводит, и говорит так сладко, чуть дыша: «Голубушка, как хороша! Ну что за шейка, что за глазки! Рассказывать, так, право, сказки!» Чет запахло межвидовыми отношениями… «Какие перышки! Какой носок! И верно ангельский быть должен голосок! Спой, Светик, не стыдись! Что ежели, сестрица, при красоте такой и петь ты мастерица, ведь ты б у нас была царь-птица!» Вещуньина с похвал вскружилась голова, от радости в зобу дыханье сперло, — и на приветливы Лисицыны слова ворон каркнула во всей воронье горло: сыр выпал — с ним была плутовка такова. Ну на лоха и зверь бежит! Сережа искренне хохочет с его умозаключений. — А что такого я сказал? — Ох, Птиц… ну ты даешь. Это же Ме-Та-Фо-Ра. Про людей и их качества. — По-моему ворона — эта ворона. А не твоя метахфора. Разумовский все еще смеется. — Эй! Не смешно. — обиженно тянет Птица. — Очень смешно. Лучше чем в цирке! — фыркает Сережа. — Вот же несносный птенец! Демон наваливается сверху беспощадно защекотав детские бока. Сережа взвизгивает, пускаясь наутек, но не может с ним справится. Пижамная кофточка задирается, оголяяя худенький животик и выпирающие ребра. Птица мстительно хихикает, не давая Разумовскому сбежать. — Ой! Ой! Сдаюсь-сдаюсь! Птичка, пощади! — Ни за что! Я тебя съем! Прямо сейчас! — Но я же не смотрю! — А я передумал! — хитрит Демон. Пару мгновений ничего не происходит, но потом в самую середину пупка выдувается воздух. Сережа умилительно пищит, слабо отбиваясь от Птицы, но тому явно не стоит никаких усилий, чтобы сдерживать его. — Ты сладкий, вкусный ребенок! Ням-ням-ням. Во время веселой возни они скидывают и подушку, и одеяло. Спать уже совсем не хочется. — Так нечестно! Я же тебя не вижу! И ты сильнее! — хохочет Сережа. — Жизнь несправедлива, Птенец! — хмыкает Птица. Птица все же останавливается, видя как тяжело дышит мальчик. Внутри щемит странное легкое чувство, от которого хочется улыбаться вместе с ним. Никогда еще Демон не ощущал подобного. Он ласково гладит мальчика по плечу. Такой маленький в сравнении с ним. Хорошенький. Да видно и впрямь от одиночества готов проводить время с плотоядным монстром. Несчастный. Жаль его. Никого раньше не было жаль. А вот его очень. — Птенчик, ты мой рыженький. — вздыхает он. — Даже как-то жалко есть. — Так не ешь! - Не могу. Не положено. — Птица целует его в румяную щеку. Сережа ловит его за шею и слепо тыкается губами ему в лоб. — Можно я скажу глупость? — робко спрашивает он. — Тебе можно все. — Я люблю тебя. — шепчет Сережа. — Спасибо, что ты есть. Мне никогда не было так уютно и хорошо, как с тобой. Птицу сжимает изнутри. Если бы он только мог забрать птенца с собой… Спрятать за пазуху и никому не отдавать. — Как можно-то? Я вообще-то тебя съесть должен. — Все равно. Так даже лучше будет. Других я раздражаю. А ты со мной добрый. Обнимаешь меня, греешь, не злишься. Сережа жмется к нему ближе. Как котенок к кошке. Птица смахивает с глаз что-то мокрое и с удивлением обнаруживает слезы. Свои слезы. — Люблю тебя. — шепчет мальчик. И Птица верит. Птица прижимает ребенка к себе изо всех сил, утыкаясь носом ему куда-то между шеей и плечом. Вдыхает запах и не стесняясь плачет. Возможно впервые за все свое существование. Демон не умел этого. Его пытали каленным железом горе-сектанты, неумелые батюшки и экзорцисты раз за разом пробывали изгнать его из квартиры, но он терпел, яростно борясь за право существовать. А теперь плакал словно младенец. Не о своей боли. О чужой. — Птичка, ты чего? Почему ты плачешь. Это я виноват? Не плачь! Пожалуйста! — испуганно лепечет Сережа. — Хочешь…хочешь я глаза открою? Демон прикрывает ладонью едва не распахнувшиеся веки. — Не стоит. Время еще не пришло. — осевшим голосом объясняет он. — Ты еще слишком мал и худ. Мне ж на один зубок. Подрасти чуть-чуть. Потом поговорим об этом. — А ты не будешь плакать? — Больше не буду. Прости. — Демон целует мальчика в шею. — И ты не плачь. Все будет хорошо. Вот увидишь! Сережа улыбается. - А поцелуй меня еще. Мне нравится… — смущенно просит он. Демон гладит его крохотную ладошку. Прижимает ее к губам. — Мой ласковый птенчик. Мой замечательный. Самый лучший! — воркует Птица. — Самый хорошенький! Мальчик довольно жмурится, подставлять под ласку. Птица фырчит ему в самое ушко. Сережа хихикает от щекотки, едва не мурча как котенок. — И ты обязательно станешь самым вкусным! Я буду всем хвастаться, что именно мне выпала честь съесть такого лапочку. Разумовский трется головой о когтистую руку. «А может и не съем. До этого же как-то жил, питаясь только взрослыми. Тут как раз есть кандидаты на место в мой желудок.» — думает Монстр. Сережа начинает тихо сопеть. Птица укрывает его коконом из крыльев. Надо бы прикрыть проклятую штору, но мальчишка так сладко спит. Демон решает, что неприятность с солнцем, он все-таки переживет.