Большой переполох в маленьком болоте

      Старая деревянная телега устало поскрипывала и больно отдавалась в спину, подпрыгивая на ухабах глухого бездорожья. Саша поморщилась, повозилась, безуспешно пытаясь устроиться поудобнее, и с тяжелым вздохом облокотилась на Бога. Тот вздрогнул, просыпаясь, осоловело похлопал глазами и снова заклевал носом.       Они выехали еще до рассвета, сейчас же солнце перевалило за зенит. Однообразная дорога, тянущаяся через болота, здорово усыпляла, и вожжи передавались по очереди каждому, кроме Саши, которая ничего не смыслила в управлении тягловым пауком. Фэнс пыталась было научить ее в свою смену, но быстро забросила это дело, поняв, что Саша, видящая гигантского паука первый раз в жизни, еще не готова к таким откровениям.       На месте возницы сидел Грайм. Он не насвистывал веселую мелодию, как Фэнс, не пытался развлечь себя и остальных светской беседой, как Бог, и совершенно точно не собирался ворковать что-то себе под нос, как Майр. Паук, почувствовав жесткую руку капитана, засеменил чуть быстрее, телега заскрипела жалобнее и чаще.       Кто-то коснулся сашиной ноги. Она приоткрыла один глаз. Майр, никогда не снимавший своего шлема, радостно булькал ей из открытого забрала и протягивал на ладони круглые разноцветные окатыши.  — Нет, Майр, — строго осадила его Саша и с легкой брезгливостью подобрала ногу под себя.       Тот отпрянул, захлопал бессмысленными глазами. Фэнс, извиняющеся улыбнувшись, потянула его за руку, переключая внимание на себя.  — Давай свои камушки, малыш, — грубовато проворковала она и вполголоса принялась пересчитывать их, перекладывая из одной майровой ладони в другую.       Майр довольно заулыбался. Саша отвернулась от них, прикрыв усталые глаза. Ей было немного стыдно, и она мысленно благодарила Фэнс за то, что та всегда приходила на помощь. Майр был…особенный. Жаб-солдат с разумом маленького ребенка, Сашу он чем-то безотчетно пугал. И, в порядке закона подлости, сам он Сашу полюбил с первого взгляда. Радовался, встретив в Башне, лез обниматься, гулил о чем-то своем, заглядывая в глаза, и просил поиграть. И даже камешки эти — главные его сокровища — совал под нос при каждом удобном случае, с детской непосредственностью делясь дорогими сердцу игрушками с объектом обожания. Саша не знала, как на него реагировать, и с удовольствием сплавляла другим жабам, привыкшим к особенностям своего товарища, чувствуя себя при этом погано, словно бы пнув щенка.  — Почти на месте, — коротко бросил Грайм и чуть подхлестнул паука.       Бог вскинулся, мгновенно проснувшись. Годами вырабатываемый рефлекс принимать самый энергичный и лихой вид в ответ на голос капитана никогда не подводил.  — Указатель проехали? — преувеличенно бодро спросил он, озираясь.       Впрочем, ответа уже не понадобилось. Телега, натужно взвизгнув колесной осью, въехала под тяжелую деревянную арку с потемневшей от времени резьбой и истертой надписью «добро пожаловать в Богшир». Ниже был мелко вырезан девиз, который Саша прочитать не успела.       Она потянулась, хрустнула позвонками и последовала примеру Бога, заинтересованно закрутив головой. Сидеть в Башне ей надоело, и она специально попросилась на эту миссию, чтобы посмотреть, как и чем живет Амфибия, помимо мрачных каменных укреплений.       А жила Амфибия весело.       Мимо телеги, смеясь и дробно топоча, пробежала разряженная стайка пучеглазых лягушат. Мелькнули яркие рубашечки и сарафаны-размахайки, паук недовольно встал на дыбы, подняв угрожающе передние лапы, и уже веселое наваждение сгинуло за красным амбаром с радостным улюлюканьем. Двое лягушек в латаных рабочих робах вкапывали в землю украшенный цветами и лентами шест; они проводили жаб тяжелыми недовольными взглядами, но ничего не сказали.       Саша жадно впитывала. Все ей было в новинку: и маленькие деревенские домики с круглыми слюдяными окнами, и зеленые пастбища с ленивыми жирными гусеницами, позванивающими колокольчиками на ярких рожках, и сами лягушки — ярко окрашенные, более хрупкие и длинноногие, чем жабы. Они суетились вокруг с шестами и лентами, плетеными корзинками и пузатыми бутылками, фонариками и сачками для светлячков, и как будто совсем не замечали жабьей телеги.  — Не похожи они что-то на страдальцев, — хмыкнула Фэнс и перепрыгнула через тележный борт размять затекшие ноги.  — Сдается мне, капитан, зря в такую даль выперлись, — поддакнул Бог, скрещивая на груди руки.       Грайм не ответил, только подстегнул паука.       Дорога, ведшая от ворот, пересекала весь город насквозь и в центре расширялась, превращаясь в окруженную богатыми зданиями площадь. На пороге самого помпезного (насколько вообще можно быть помпезным в городе-деревне) уже стоял, терпеливо ожидая, городской мэр — тучный, лоснящийся жаб в бархатном красном костюме. Цвет костюма хорошо гармонировал с его розоватой кожей, придавая рыхлому немолодому уже лицу более свежий вид. Мэр, издалека увидев телегу, благодушно улыбнулся, раскрыл руки, как для объятий, и тяжело спустился со ступенек.  — Капитан Грайм! — громогласно возвестил он. — Какая честь, какая честь! Ваше личное присутствие — настоящий подарок нашему городу! Ах, вот и вышло солнце: сама природа этого места польщена Вашим визитом!       Его велеречивая грубоватая лесть выдавала прожженого политика. Саша усмехнулась, заметив, как Грайм помрачнел, не зная, что делать с неиссякающим фонтаном любезностей.       Мэр, видимо, тоже уловил настроение своего визитера, и резко сменил курс.  — Деньги готовы, пересчитаны и упакованы, только и дожидаются, когда достопочтенные солдаты Башни их заберут, — прорезавшийся деловой тон так разительно контрастировал с щебечущим приветствием, что Саше даже на секунду показалось, что мэра успел заменить кто-то другой. — Они в здании мэрии под надежным замком.  — Напомните мне: в чем была острая необходимость забирать их лично? — Спросил Грайм, жестом подзывая к себе остальных.  — Ах, пренеприятнейшая, премерзейшая история! — мэр драматично заломил руки. — Зверь! Чудовищный зверь объявился в этих болотах. Мои лягушки боятся выйти за пределы города, да что там города — по ночам двери подпирают изнутри, боясь стать добычей чудовища.  — Зверь, говорите? — Бог усмехнулся и деловито закинул на плечо боевой молот. — Что-то народ не выглядит сильно испуганным.  — А, это, — мэр отмахнулся. — В городе большой праздник: готовится свадьба. Как приятно видеть нежные ростки любви, пробивающиеся через камни первобытного ужаса. Я не мог запретить горожанам эту их скромную радость, и счастлив, что Вы выбрали именно этот день для визита.       Свадьба! Глаза Саши загорелись. Так вот для чего эти ленты и шесты, эта кутерьма и нарядные костюмчики на лягушатах. Унылая дорога себя полностью оправдала: они приехали на самый настоящий лягушачий праздник, и уж Саша не упустит ни единой секунды этой потрясающей вечеринки!       Мэр мялся. Предполагалось, что сейчас он поведет отряд Грайма за собой в денежное хранилище, но он отчего-то стоял, неловко переминаясь с ноги на ногу. Саша заметила, что он старательно, но безуспешно, отводит от нее взгляд, и вопросительно подняла бровь.  — Я прошу прощения за мою бестактность, — наконец, смог собраться он с духом. — Мы народ дикий, дальше своего болота выходим редко. Вы ведь не жаба и не лягушка?.. Саша уже открыла рот, чтобы честно рассказать, кто она и откуда, как ее перебили.  — Моя правая рука, лейтенант Саша, — многозначительно выделив «моя правая рука» сообщил Грайм. — Из Башни.       Мэр закивал, сделав вид, что удовлетворен таким ответом. Он жестом пригласил жаб и Сашу следовать за собой, с видимым трудом (сказывался лишний вес) поднялся по ступенькам и с какой-то франтоватой торжественностью распахнул тяжелую двойную дверь.       За дверью обнаружился длинный зал, выложенный светлым камнем. По периметру на высоких постаментах располагались бюсты, не меньше десятка, и при более детальном рассмотрении Саша обнаружила, что все они изображали одну и ту же жабу — самого мэра. Он явно от излишней скромности не страдал.       Мэр шел медленно, видимо, надеясь, что посетители оценят его высокий вкус, но они оставались сдержанно-холодны к художественному искусству. Грайм смотрел только вперед, Майр и Фэнс обменивались дружескими игривыми тычками, а Бог, хоть и разглядывал убранство, не изменялся в лице. Кажется, мэр был немного разочарован, но не подал виду. Он хлопнул в ладоши, и из-за какой-то неприметной двери важно выплыла строгая сухощавая лягушка в деловом костюме. Она протянула мэру связку ключей, тот позвенел несколько секунд для вида и, наконец, отпер дверь в хранилище.       Саша, ожидавшая увидеть там горы золота, как в сказочных сокровищницах, разочарованно поджала губы. Небольшое помещение, больше похожее на кладовую, чем на сейф, почти полностью пустовало, только несколько скромных мешочков и деревянный сундук были свалены у противоположной от двери стены.  — Подсчитано и учтено, — гордо заявил мэр, пропуская жаб вперед.  — Бог, пересчитай, — бросил Грайм, и Бог с видимым неудовольствием поставил молот на пол клювом вниз.  — Ну что Вы, капитан, — мэр выглядел оскорбленным в лучших чувствах. — Разве же можно пойти на обман…       Грайм махнул рукой, приказывая ему замолчать.  — Второй раз возвращаться не хочется, — пояснил он.       Бог развязал мешок и запустил в деньги руки. Монеты зазвенели, просыпаясь на пол.  — Это надолго, — сообщила Фэнс и скучая оперлась спиной о дверной косяк. Ей явно было не привыкать.  — Угх, — Саша недовольно поджала губы. — Может, хотя бы подождем снаружи?       Мэр, впервые услышавший ее голос, вздрогнул и бросил на Сашу заинтересованный взгляд. Он что, думал, она немая?       Грайм кивнул и вышел первый. Подсчетам Бога он доверял — тот просто не сообразил бы подсчитать неверно и упрятать разницу в карман. Да и на что тратить украденное? В родной деревне во время увольнения его кормили-поили бесплатно, а остальное давала Башня.       Мэр его уверенности не разделял. Неуверенно озирался, сверлил Бога недовольным взглядом, но так и не посмел ничего сказать поперек.       Праздничная кутерьма ни на секунду не сбавляла оборотов. Пока жабы были в мэрии, по периметру площади уже успели установить длинные столы и лавки, укрытые от солнца белыми тканевыми тентами. Юркий тритончик, хвостатый, длинномордый далекий лягушачий родич, сновал между рабочими, прижимая к груди охапку цветов, и что-то повелительно кричал, взмахивая четырехпалой лапкой. Полупрозрачное жучиное крылышко, украшающее фантазийный беретик на его голове на манер пера, возбужденно подрагивало в такт бурной тритоньей жестикуляции. Лягушки послушно накрывали столы скатертями и расставляли звонкие тонкостенные вазы, которые тритон тут же засаживал цветами, со вкусом подобранными в букет. Увидев мэра, он радостно всплеснул руками, рассыпал всю свою ценную ношу и испуганно ойкнул, бросившись собирать.  — Мэр Милдью! — воскликнул тритон, сгребая в охапку помятые цветы. — У нас почти все готово!       Мэр благодушно улыбнулся и сложил руки на объемистом животе.  — Славно, Флоати, славно! Молодожены надежно отвлечены?  — Мад выбирает подходящее болото с Тремпером, а Марша заплетает волосы у Аманиты-младшей!       Саша с интересом разглядывала вертлявого жителя Богшира. Одет небрежно, франтовато: к фантазийному беретику прилагался потрепанный распахнутый камзол и мягкие туфли с экзотично загнутыми носами — сразу видно представителя местной богемы. Флоати скользнул взглядом по жабам, остановился на Саше, распахнул глаза и удивленно вскрикнул:  — Ой!       Мэр Милдью, готовясь предупредить возможный скандал, поспешно вставил:  — Флоати, это наши гости из Башни. Капитан Грайм, — демонстративно-почтительный кивок, — лично решил навестить наш скромный городок в это неспокойное время. Распорядись выделить самые лучшие места для него и его спутников!       Тритончик с готовностью кивнул и обернулся к рабочим, готовясь давать указания.  — Мы не остаемся, — твердо осадил его Грайм. — Забираем деньги и уезжаем. Мы должны вернуться в Башню до заката.       Саша вскинулась.  — Ты хочешь сказать, что мы тащились в такую даль, чтобы потоптаться на пороге и тут же уехать?! — она скрестила на груди руки и гневно поджала губы. — Я отбила себе всю задницу!       Грайм бросил на нее предупреждающий взгляд.  — Лейтенант, это не обсуждается.       Саша с достоинством ответила, не отведя глаз, и нахмурилась. Эту битву она не проиграет! Еще полдня трястись в скрипучей телеге, помирая от скуки — нет уж, увольте!  — Капитан! — нарочито громко, старательно привлекая внимание окрикнула она. — Рядом с городом бродит опасное чудовище! Неужели мы бросим несчастных горожан без защиты?       Расчет идеальный. Лягушки, привлеченные ее голосом, останавливались, поворачивали головы и, глядя на жаб, согласно кивали. Бродит, бродит, а то как же! Наверняка придет из леса, привлеченное праздником, и всех тут пожреть. Неужто господари жабы, все железом обвешанные, что твой кузнечный цех, оставят их, бедных-несчастных, самим отбиваться от монстра вилами?       Грайм быстро оказался в меньшинстве, пойманный в капкан сашиного экспромта. Саша смотрела на него сверху вниз со смешливым вызовом: ну как? Станешь в глазах горожан распоследней сволочью или сделаешь так, как я хочу?       Тот незаметно усмехнулся и развел руками, признавая свое поражение.  — Большой праздник действительно может привлечь зверя. Останемся до утра, после возвращения я пошлю сюда отряд охотников, чтобы изловить тварь.       Лягушки одобрительно загудели, закивали удовлетворенно большими головами. Мэр широко улыбнулся, Флоати побежал отдавать новые распоряжения по поводу рассадки гостей. Саша, сполна насладившись победой, примирительно положила ладонь Грайму на плечо. Тот быстро сжал ее пальцами — он не в обиде.  — Я так рад, капитан, так рад, что вы почтите наш скромный праздник! — тараторил мэр, благодарно прижав к груди пухлые руки. — Обещаю: примем по высшему разряду, и отряд Ваш не обидим — всех разместим в моем доме.       Фэнс довольно потянулась.  — Наконец-то на нормальной кровати посплю! — встретив взгляд капитана, она смущенно осекалась. — То есть, не то, чтобы в казарме мне не нравилась кровать, просто, ну…  — Не расслабляться, — тихо приказал он, когда мэр отошел передавать прислуге распоряжения. — Если здесь действительно бродит опасный зверь, вы мне понадобитесь боеспособными.       Фэнс пожала плечами. Она не верила, что россказни про зверя — правда. Скорее всего, ленивые лягушки решили организовать себе бесплатную доставку денег до Башни. Саша ее мысленно поддерживала, но свое мнение на всякий случай держала при себе.       Бог, подслеповато щурясь на солнце, вышел из мэрии и устало хрустнул шеей. Пересчет нарушений не выявил, Грайм равнодушно кивнул и, повинуясь отчаянной жестикуляции Саши, сухо его похвалил. Фэнс быстро ввела друга в курс дела, и тот отпустил ровно такой же комментарий про кровать. Видимо, койки в казармах были общим больным местом у солдат.       Мэр на поверку оказался не таким радушным хозяином, каким хотел показаться. Отдельную спальню он выделил только Грайму — остальным в полном составе предлагалось занять вторую. Пока Фэнс и Бог бурно делили единственную кровать, Саша выскользнула за дверь, воровато оглянулась и без стука вошла в выделенную капитану комнату. Уж он с ней за койкоместо не подерется.       Дом Милдью являл собой ровно такое же сосредоточение варварской роскоши и безвкусицы, как и мэрия. Светло-серый, почти белый холодный камень пола и стен, густо увешанных гобеленами, тяжелая красная ткань портьер, массивная кровать на резных деревянных ножках, способных, кажется, выдержать всю граймову армию — все это неприятно давило, заставляло чувствовать себя неуютно, как в музее.       Грайм стоял к ней спиной, глядя в высокое стрельчатое окно. Он наверняка слышал, как она вошла, но никак не отреагировал на это вторжение.  — Боже, посмотри на это, — Саша попыталась разрядить обстановку, указывая на два каменных бюста по сторонам дверного проема, — давай себе такие же сделаем? Представь: твоя голова и моя — и можно сразу в пыточную, для особого эффекта.       Грайм не ответил, но напряженно поднятые плечи немного опустились. Саша подошла сзади, положила подбородок на широкую жабью голову, удобно устроив его между каких-то двух особо выдающихся костных бугров, и тоже посмотрела в окно, пытаясь проследить за направлением взгляда капитана. Ничего. Предпраздничная суета — и все.  — Твое дневное выступление, — наконец, подал голос Грайм, — хорошо сыграно.       Саша усмехнулась.  — Понравилось? Учись, пока я жива.  — Я надеялся, что ты не будешь использовать свои… способности против меня.  — О, нет, эту птичку не удержишь в клетке! Я всегда получаю то, что хочу. И помогаю добыть что-нибудь для тебя, когда настроение есть.       Грайм искривил уголок зубастого рта в подобии улыбки. Саша оплела его руками, обнимая бочкообразную закованную в железо грудь, и прижалась к макушке щекой.       Кожаные ремешки, стягивающие кирасу сбоку, не поддавались ее ногтям. Саша шикнула, рванула на себя узел, но Грайм остановил ее, накрыв руку своей.  — Фэнс права, — неожиданно сказал он, все еще глядя в окно. — Они не выглядят испуганными.       Саша закатила глаза. Грайм не мог не понять ее толстенных намеков, и отказывал ей сознательно.  — Граймси, ты знаешь, что такое праздник? — недовольно осведомилась она, убрав руку. — Они рады, что сегодня вечером напьются и будут танцевать, никаких скрытых смыслов. Что же им, запереться и сидеть дрожать?       Грайм хмурился, жевал губами, отказываясь соглашаться с сашиными доводами.       Саша вздохнула, потерлась о его голову щекой, коротко коснулась губами и снова потянулась к ремешкам кирасы. Он не возражал.  — Оставь ты свою паранойю. Я сегодня собираюсь хорошенько оторваться, с тобой или без тебя, но если ты мне помешаешь, я очень и очень рассержусь.  — И что ты тогда сделаешь? — верхняя губа приподнялась смешливом оскале.       Саша пожала плечами. Один узел поддался, заскорузлый ремешок безвольно скрючился высохшим на солнце червяком.  — Моя броня тоже мешает тебе отрываться?  — Это акт доброй воли, — наставительно сообщила Саша. — Я лично после долгой дороги ужасно хочу вымыться, и тебе стоило бы.       На самом деле она лукавила. Жабы потели, точнее, истекали какой-то похожей жидкостью, обильно, но не пахли. Она сама не отличала Грайма после тренировки от него же, только что вышедшего из купальни, но немного ерничала от усталости.       Грайм хмыкнул и мягко отвел ее руку. Он снимал с себя броню быстро, методично, бережно отставляя боевое железо в удобном для вздевания порядке.  — Поддоспешник тоже? — спросил он с легкой насмешкой в голосе.       Саша на провокации не поддалась и безапелляционно кивнула. Длинную полотняную рубашку, влажную от пота, Грайм стянул с себя через голову и отбросил на низкий затянутый красным бархатом топчан.       Саша никогда бы себе не призналась, но ей нравилось на него смотреть. Было что-то по-своему эстетичное в уродливом, крепко сбитом жабьем теле. Формы плавно перетекали одна в другую, как оплывающая свеча — крупная шишковатая голова переходила в мощные плечи одной слитной линией без намека на шею; под подбородком болтался, то надуваясь, то спадая, тонкокожий мешок певчего горла; широкая грудь раздавалась в объемистый мягкий живот, но ткни посильнее, и за кажущейся мягкостью выстроится железо брюшных укрепленных тренировками мышц. Кожа жабья сухая, бородавчатая, по спинке болотно-зеленого цвета, уходящего на позвоночнике в черноту и грязноватую травянистую полупрозрачность на брюхе, и вся иссечена, изрезана желтоватыми буграми старых шрамов. Саша знала их все, водила пальцем, повторяя линию каждого, прижималась к ним губами в моменты какой-то щемяще-острой нежности, накатывающие редко и оставляющие стыдливое послевкусие. Один — самый заметный и самый страшный — пересекает слепой правый глаз, затянутый молочным бельмом. Еще один — рваный, кусаный — оставил кратер вырванного мяса под левой лопаткой. Один у самого сердца, россыпь на животе, бессчетное множество — на длинных четырехпалых руках.       Грайм заметил, что она разглядывает его, но понял это по-своему, и как-то угрюмо сжался. Однажды она позволила себе отпустить пару едких комментариев по поводу его тела, и это задело его неожиданно глубоко. Извиниться так и не получилось, но Саша старалась, и каждый раз в моменты близости по возможности искупала свою вину. Она наклонилась и легко, невесомо поцеловала слепой глаз. В его молочной глубине расширилось темное пятно невидящего зрачка. Грайм отвернулся.  — Поможешь мне? — Саша вопросительно постучала себя кулачком по кирасе.       Собственные доспехи она пока так и не научилась вздевать и снимать самостоятельно. Грайм распустил скрепляющие ремни — более новая модель ее брони не предполагала допотопных завязок, — и отвел ее руки, когда она попыталась снять железо сама. Саша усмехнулась уголками губ, но поддалась, позволив себя раздеть.       Кираса раскрылась, как раковина моллюска, освобождая грудь и расслабляя плечи. Саша сладко потянулась, звякнув сочленениями рукавов и наконец почувствовав, как она устала за день.  — Я это сегодня больше не надену, и не мечтай, — предупредила она Грайма.  — Пойдешь в нижнем белье? — хмыкнул он, расстегивая наплечные ремни.  — Здесь же должен быть какой-нибудь магазин, — она задумалась, вспомнив, что находится в мире разумных лягушек, не предусмотревших человеческих лекал. — Ателье?  — Мы охраняем свадьбу, Саша. Отдохни до вечера, но потом, уж прости, тебе придется одоспешиться, — он замолчал на секунду, задумавшись, и продолжил, лукаво прищурив глаз. — Или жизнь воина оказалась слишком трудна для тебя?       Несвойственная его голосу хитреца развеселила Сашу. Она прыснула и игриво пихнула его кулаком в плечо.  — Неплохо, капитан, неплохо, продолжай в том же духе. Но этому тебя я научила, так что не сработало.       Грайм пожал плечами. Саша осталась в длинной некрашеной рубашке, брезгливо оттянула прилипшую ткань с груди и чуть помахала ею, остужая разгоряченное тело.  — Спина, кажется, сейчас отвалится, — простонала она, натужно выгнувшись и громко хрустнув позвонками. — Ты не помнешь?..       Она сделала большие жалобные глаза, игриво похлопала ресницами и приглашающе повернулась к Грайму спиной. Тот скрестил на груди руки.  — У меня тут не массажный салон, — беззлобно буркнул он.  — Ну Гра-а-аймси! — Саша манерно растягивала гласные. — С больной спиной я становлюсь крайне неэффективным бойцом.       Он хмыкнул и с деланной неохотой отправил ее лечь на кровать. Саша сделала вид, что поверила его маленькой пантомиме, и с радостным гиканьем, раскинув руки ласточкой, плюхнулась на матрас, но тут же болезненно застонала — плотно набитый пушистыми семенами рогоза тюфяк, прикрытый сверху простыней, был не лучшим снарядом для прыжков животом.       Грайм сел рядом. Он потянул подол рубашки вверх, Саша с готовностью приподнялась, пропуская ткань под собой. Ее голова удобно склонилась набок на сложенных руках, так, чтобы из-под золотистой челки можно было краешком глаза лениво наблюдать за жабом. Саша знала, что ему нравится ее касаться, а ворчание — так, для порядка.       Его ладони были холодными и резко контрастировали с жарко разогретой человеческой кожей. Саша вздрогнула, мурашки щекотно пробежали от затылка до бедер, приподнимая короткий светлый пушок. Грайм замер, приложив ладони к ее спине — они медленно нагревались, сравниваясь с ней по температуре. Большие пальцы испытующе надавливали на мышцы, болезненно и вместе с тем расслабляюще-приятно, следуя от впадины позвоночного столба к талии, от нее обратно и вниз, к трогательным поясничным ямкам.  — Забились, — пробормотал он себе под нос и надавил сильнее, заставив Сашу охнуть и тут же умиротворенно сомлеть.       Неэротизированная, несексуальная нежность. Что-то на стыке друзей и любовников с привкусом отношений командира и солдата. Извращенных, конечно, но по-своему правильных. Саша таяла, довольно жмурила чуть раскосые глаза с нарисованными татуажем стрелками, и — полуобнаженная, закрытая в одной комнате с огромным самцом жабы — чувствовала себя в большей безопасности, чем где-либо еще. Он не тронет, пока она не разрешит. А она разрешит?       Поясница прогнулась чуть больше, чем следовало бы. Саша оперлась на колени, вытягиваясь и сжимаясь в такт поглаживающим движениям, как кошка, принимающая ласку. Длинная золотистая челка мешала обзору, но Саше не нужно было смотреть, чтобы точно знать, что широкий жабий рот сейчас расплывается в довольной ухмылке, горло чуть раздувается, погребая под собой и без того отсутствующую короткую жирную шею, а глаза утрачивают лихорадочный фосфоресцентный блеск, затягиваясь маслянистой пленкой вожделения.       Одна ладонь скользнула по спине ниже, огладила округлые холмики ягодиц и слегка сжала промежность. Саша ободряюще выгнулась, чуть развела колени, позволяя скользнуть дальше, глубже, ниже…       Громкий стук в дверь заставил ее испуганно подскочить. Не дожидаясь ответа, в комнату вошел важный лягушонок в алом костюмчике под цвет портьер, неся на вытянутых руках тазик с водой. Ноша полностью закрывала ему обзор, и любопытный ребенок, стоило ему переступить порог, тут же опустил ее на пол со звонким стуком, расплескав немного на скользкий каменный пол. Лягушонок, справившись со своей первоочередной задачей, завертел головой, жадно выискивая глазами страшного легендарного капитана. Что он, интересно, делает в спальне? Может, злобно хохоча, обгладывает кости своих врагов? Или молится у алтаря кровавым болотным божествам?       Правда лягушонка заставила примерзнуть к месту, неприлично выпучив глаза.       Капитан Жабьей Башни сражался с чудовищем из другого мира прямо на своей кровати!       Грайм поднял на ребенка испепеляющий взгляд и злобно оскалился.  — Какого?!..  — Тшш, Граймси, — Саша приподнялась на локтях и с интересом рассмотрела лягушонка. — Эй, малявка, тебе что-то нужно?       Лягушонок сглотнул и сделал шаг назад. Чудовище разговаривало!  — Я-я-я, — от волнения он начал заикаться. — В-воды принес. Д-для омовения.  — Вот это — и все? — Саша недовольно приподняла бровь. — Так не пойдет. Грей и тащи сюда ведрами горячую! И еще кого-нибудь позови, а то до утра провозишься.       Лягушонок пискнул и скрылся за дверью. Саша вздохнула и, выпутавшись из жабьих объятий, перевернулась на спину, уставившись в расписной потолок.  — Расхотелось, — коротко бросила она в ответ на вопросительный взгляд. — Но если малявка действительно принесет мне горячей воды, то я еще подумаю.       Грайм остался сидеть на краю, сгорбленной спиной выражая свой молчаливый протест такому издевательству. Женевскую конвенцию в этом мире еще не изобрели, а то он непременно сослался бы на ее пункт о запрете пыток пленных.       Саша вытянулась, удовлетворенно отметив, что ее спине стало лучше, и рывком поднялась, усевшись с ним рядом.  — Пойдем, посмотрим на купальню, — она примирительно потянула Грайма за собой. — Если влезем в бассейн вдвоем, разрешу тебе потереть мне спинку. Не смотри на меня так, я шучу! Мы найдем, чем заняться.