Просто притворись мужчиной

Тревога, тревога!       В моей голове словно громко визжала полицейская сирена. Я бочком выскользнула из кладовой, чтобы спрятаться в своей комнате. Муха быстро бежал за мной, а Белобрысый замыкал ряд, прищуренным взглядом оглядывая коридор. До нас троих слишком поздно дошло, что ходить впереди именно мне слишком рискованно. Я свернула за угол, и врезалась лицом в чужую крепкую грудь. Потерев кончик носа, я медленно подняла голову. Ругательство, которое я так хотела яростно выплеснуть, застряло где-то в горле сухим и твёрдым комом.       Передо мной стоял седой мужчина в очках с толстыми линзами и роговой оправой. Его глаза, ясные, внимательные, прошлись по моему лицу и телу. В руках он держал маленький потёртый чемоданчик. Внутри гремело стекло. Муха смертельно побледнел. — Док! Это был врач. Нам конец. Мне конец. Я слегка отпрянула, ударившись спиной в грудь Белобрысого. Он схватил меня за локоть, и невозмутимо поинтересовался: — Так это вы? Тот самый врач из Оклахомы? Мужчина тихо засмеялся. — Смотрите на меня как детки, которые боятся укола. Да, он самый. Бен Лэндон, к вашим услугам, — он протянул нам руку. Муха тут же поймал его ладонь и слишком энергично затряс. Я подумала о том, не оторвёт ли он ему руку в порыве истерики. — Мы рады, сэр… Кхм, очень рады! Бен приподнял брови. — Какой тёплый приём... Гм, ну пройдёмте в восточное крыло. Все солдаты уже выстроились там в один ряд. Заждались. Я почувствовала себя дурно. Даже голова закружилась. Белобрысый кивнул, пропуская врача вперёд. И когда тот быстро зашагал по коридору, Мэттью низко склонился к моему уху. — Через поворот – лестница. Мы отвлечём врача. Сворачивай налево, два пролёта вниз. Выйдешь на задний двор пансиона. Посиди у нашего дерева. Позже я тебя заберу. Только тише. И как можно незаметнее. Поняла? Я живо закивала. Стук собственного сердца заглушил вой зимнего ветра за окном. Муха быстро заговорил о погоде, отвлекая Бена. — Чертовски замело, сэр. Видели, как территория кампуса сверкает? Это мы убрали весь снег. Что? Дороги скользкие? Что же вы тогда приехали? Лежали бы дома! И нам хорошо, и вам… Едва мы вышли к лестничному пролёту, и я собралась повернуть налево, как оттуда возник Бобби. Он заметил нас, и широко улыбнулся. — Вы тоже в лазарет?! Я с вами. На минуту я замерла, слишком потрясённая тем, что он возник из ниоткуда. Белобрысый тихо зарычал: — Ступай вперёд, ссыкло. Бобби оскорблённо нахмурился. — Вы ступайте. Я следом. Он наклонился, завязывая шнурки на ботинках. Медленно, как старый слизняк. Чёрт! Казалось, что всё идёт против меня. Слишком плохо. Я тревожно закусила губу. Бен, уже поднимающийся по лестнице, крикнул нам: — Солдаты! Чего застыли? Бобби приподнял голову. — Реально! Вы что, меня ждёте? Белобрысый стиснул зубы, и схватив меня за руку, потащил наверх. Его глаза горели чистой злобой. Он прошипел: — Весь план испоганил, сукин сын. Слушай меня, снайпер. Мы зайдём в этот гребаный лазарет. Там должна сидеть та медсестричка. Поговори с ней. Уговори её выйти с тобой в коридор. А дальше сама знаешь. — Убежать под странным предлогом? — шепнула я. Белобрысый тихо хмыкнул. Пожал плечами. — Вообще-то, вырубить её и унести ноги. Но тоже вариант. Мы обменялись заговорщическими кивками. Муха всё не затыкался, повествуя о чём угодно, лишь бы не молчать. В левом крыле действительно собрались солдаты. Не все, а именно наши. Всего двадцать, не более. Командир стоял у дверей, поджидая врача. Он добродушно протянул ему руку. — Томас Гордон. Бен с радостью пожал предложенную руку и похлопал его по плечу. — А! Командир! Бывший лётчик, верный помощник генерала Шелдона. Наслышан, наслышан о вас. Ваши солдаты? Он обвёл любопытным взглядом собравшихся солдат. Командир кивнул, не без гордости оглядев всех мужчин. — Мои. Насколько продлится осмотр? Мне пришлось перенести урок стрельбы на завтра. Бен поспешно покачал головой. — Уверяю вас, я не отниму слишком много времени! У моей жены скоро начнутся роды, она в больнице, в Оклахоме. Признаться, я хотел попросить поехать сюда другого врача рентгенолога, но моя дочь настояла, чтобы именно я сюда приехал. Командир нахмурился. Как и мы все. — Ваша дочь? — Моя детка Руби. Она устроилась на работу в этот пансион совсем недавно. Ей хочется моей поддержки. Я тихо ахнула. Отец Руби! — А где она? — резко спросил Белобрысый, пристально глядя на дверь кабинета. Врач мягко улыбнулся. — Сейчас в своей комнате. Я попросил её отдохнуть. Совсем заработалась. Это значит, что Руби здесь нет и не будет. О Боже. Боже! Муха в панике зажмурился. — Пиздец какой… Бен засучил рукава, с интересом разговаривая с командиром. Он взглянул на нас и бросил: — Пройдите пока в кабинет. Сниму вас на рентген, а затем свободны. Затем отвернулся, полностью поглощённый беседой. Белобрысый и Муха подхватили меня под руки, и втащили в кабинет. Как только дверь за нами закрылась, я в ужасе запустила пальцы в свои волосы. — Что нам делать?! Что делать?! Муха поднёс ладонь ко рту. — Блядь! Мы в гребаной ловушке! Времени нет… Хочешь, я тебя вырублю? Белобрысый рывком оттолкнул его. — Не неси ерунды. Здесь… Мы судорожно оглядели просторный кабинет. Рентген-аппарат стоял в правом углу. В левом стол врача и кушетка. На стене висели картины в стиле минимализма. А у стены, прямо за дверью стоял длинный шкаф. Муха заворожённо ахнул. — Шкаф! Белобрысый прищурился, и тут же открыл двери. На длинной железной балке был выстроен ряд пластиковых вешалок. На одной из них висела меховая шубка. Остальные были пусты. Парни переглянулись. Резко затолкали меня в шкаф. Я прижалась спиной к шубе. Белобрысый поднёс палец к губам. — Дыши тихо, снайпер. — Или не дыши, крошка. Не чихай, не кашляй и не двигайся! — затараторил Муха. — Мы вернёмся за тобой. — Не бойся, снайпер. Ладонь Мэттью, холодная, жёсткая, прошлась по моему лицу, ласково гладя мне щеку. Я заморгала, словно испуганный ребёнок, обнимая колени. — Белобрысый… Он резко отдернул руку назад. Затем оттолкнул Муху подальше, и плотно закрыл дверцы шкафа. Парни зашептались. — Отвлеки его, как только войдёт. Забери его долбанную куртку, иначе он откроет шкаф. Муха тихо ответил: — Сделаю. Между дверцами оставалась лишь узкая щель. Но я боялась даже глядеть в неё, боясь, что старое дерево проскрипит в самый неподходящий момент. От пыли хотелось чихнуть. В носу было щекотно. Невыносимо чесался левый бок. Спокойно, спокойно… Дверь кабинета резко открылась. Раздались негромкие голоса. Врача и командира. —…и то на осмотр. — Вот как. Я замерла, изо всех сил напрягая слух. Раздался оживлённый голос Мухи: — Дайте мне свою куртку. Да нет, я… Дайте, я сказал! Послышался рваный звук, будто он силой вырвал из рук врача проклятую куртку. Бен неловко засмеялся. — Какие у вас услужливые солдаты… Командир хмыкнул. — Рядовой Чарли это нечто исключительное. Бен начал листать медицинские папки солдат. — Чарли, говоришь… Что ж… Дайте мне минутку. Сейчас начнём. Врач стал возиться с компьютером, щёлкая клавиатурой. Пол тихо проскрипел. Командир вплотную подошёл к шкафу. Я затаила дыхание, перестав даже дышать. Каждая клеточка моего тела сжалась. Каждый мускул вздрогнул. Почему Томас здесь, в кабинете? Хочет понаблюдать? — Чарли, снимай рубашку и подойди сюда, — приказал врач, громко шелестя бумагой. Раздался звук шагов. Муха вошёл в маленькую кабинку. — Я должен прижаться к этой хреновине грудью, да? — Верно. Когда скажу не дышать – не дыши. Понял? — Чего тут не понять то. Раздался глухой звук закрываемой двери. Словно лифт. А затем тихий звон. — Не дыши, Чарли. Всего пару секунд. А затем врач крикнул. — Всё! Выходи! Муха застонал. — Пиздец! Эта штуковина такая холодная! Блядь, да я все соски себе отморозил… Командир отрезал: — Рядовой Чарли. Муха тут же замолк. — А это у нас… — Мэттью, — злобно проскрежетал Белобрысый. Столько ненависти в этом голосе… Столько слепой ярости… — Ну, Мэттью, проделай то же самое. Чарли, можешь идти. Дверь открылась и вновь закрылась. Муха вышел из кабинета. Вскоре вновь послышались те самые приказы. Отличие было лишь в том, что врач несколько раз приказал Белобрысому снять серебряную цепочку с шеи. Тот вдруг заупрямился: — Делай своё дело, старик, чего к железке прицепился? — Рядовой, выполняй, — отчеканил командир, стуча пальцем по ремню. — Живо. Я не видела его лицо, но прекрасно могла представить прищуренный взгляд и гневно поджатые губы Мэттью. Как он со скрежетом зубов выполняет приказ. Точно волк в цирке. Стало совсем тихо. Мне пришлось слегка податься вперёд, чтобы увидеть происходящее. Белобрысый снимал с шеи цепочку, надменно вскинув голову. Его глаза потемнели от раздражения. Мой взгляд блуждал по его рельефному прессу, мышцам рук. Горяч как чёрт. К несчастью, я слишком засмотрелась на тело Мэттью, и наклонилась вперёд, так что чуть не выпала наружу. Дверь едва слышно проскрипела. Командир резко повернулся назад. Идиотка, Вивиан! Идиотка! Я в ужасе застыла, сидя на корточках. Зажала рукой рот. Врач приказывал Мэттью не дышать. Но и моё сердцебиение остановилось. Командир рывком открыл дверцу шкафа. Его глаза невероятно расширились от удивления. Брови сошлись на переносице. Я остолбенела всем телом, слишком шокированная вспышкой яркого страха. Затем прижала пальцы к лицу и одними губами прошептала: — Пожалуйста… Томас задумчиво нахмурился. Я скорчила лицо в умоляющем выражении. Молитвенно сложила ладони. Командир странно глядел на меня с секунду. Казалось, что напряжение в воздухе можно смело резать ножом. Затем он молча закрыл дверцу, и тяжело прислонился к ней спиной. Его высокая фигура заслонила щель, и наступила сплошная тьма. Я облизывала сухие губы, судорожно вдыхая сжатый воздух. Неужели пронесло? — Ага… Курить любишь, солдат? — медленно протянул врач. Белобрысый не ответил. Если судить по резкому звуку застегиваемой молнии, то он одевался. — И давно куришь? — Двенадцать лет. — последовал холодный ответ. — А в день? Сколько штучек? Отвечай, Мэттью, это важно. — Три пачки, иногда чуть больше, — неохотно и раздражённо ответил Белобрысый. — К чему этот чёртов интерес? Врач неодобрительно щёлкнул языком. — Вижу уплотнение тканей лёгких. А ведь такой молодой... Бросай курить, парень. Ну или не выкуривай так много пачек в день. Жить совсем не хочешь? Белобрысый открыто проигнорировал вопрос. — Позови следующего, Мэттью, — холодно скомандовал командир. Между ними всё ещё висела стенка враждебности. Белобрысый остановился у двери кабинета. Я слышала его тяжёлое хриплое дыхание. Волнуется за меня. Не надо. Только выдашь себя. Прошу, уходи. Ну же… К моему огромному облегчению, он быстро вышел. Следом ввалились ещё несколько солдат. Командир не отходил от двери шкафа. Даже когда Бен дружелюбно попросил его: — Командир, я вас не держу. Как только закончу – позову вас. Томас коротко возразил: — Я останусь здесь. Казалось, прошёл целый час. Солдаты всё входили и выходили, громко хлопая дверью. Меня клонило в сон. От темноты и пыли в воздухе голова слегка кружилась, но теплота висящей на вешалке шубы потихоньку убаюкивала. Я вздремнула, скрестив руки на груди и поджавшись в самый угол шкафа. Может быть, прошло лишь пять минут. А может и полчаса. Я проснулась от скрипа открываемой двери шкафа. Мой сонный взгляд бегал по кабинету. На затем встретился с пронзительными голубыми глазами. Я резко вздрогнула, пытаясь встать. Командир остановил меня одним лишь командным жестом. Он сидел на корточках передо мной. Его глаза настойчиво сверлили моё лицо. Я заметила, что в кабинете выключен свет. Солнце давно исчезло, так что было почти темно. И пусто. Врач уже ушёл? Давно? А Белобрысый и Муха… Они… Командир поднёс пальцы к своему подбородку, гладя лёгкий налёт щетины. — Вуди? Ты ничего не хочешь мне сказать? Я глухо закашлялась. — Командир, я… Он слегка улыбнулся. — Только не говори, что врачей боишься. — Нет, я… — я покачала головой. — Это так глупо, не хочу вам врать. Командир изумлённо приподнял брови. — Но и говорить правду не желаешь? — Нет. Поверьте мне, так надо. Он тяжело вздохнул. — До тебя дошёл этот слух, Вуди. Вас всех нужно хорошенько осмотреть, но я согласился лишь на рентген. Что ты и пропустил. Я требую логичных объяснений и доводов. Он говорил вполне разумные вещи. Но никакая ложь не могла быть правдоподобной. Никакая. Его глаза… Командира было сложно обмануть, но что ещё хуже: мне не хотелось его обманывать. Я торопливо поднялась на ноги, но из-за того, что я сидела в жутко неудобной позе, ноги затекли и не хотели меня держать. Я ухватилась за скрипящую дверцу шкафа. Рука командира надёжно обхватила меня за талию. — Вуди? — Извините. Его массивная фигура возвышалась надо мной словно могучая гора. Я подняла голову и встретилась с его взглядом. Ситуация была неловкой, учитывая, что для него я юный и неуверенный в себе парень. Но мы зачарованно глядели друг на друга. Его взгляд остановился на моих губах. Щеках. На дрожащих ресницах. Внезапно я подумала о том, что он даже догадывается о том, что я девушка. Ведь так чувственно глядеть на простого солдата было бы просто невозможно… По изгибу его челюсти можно было заметить действительную перемену. — Почему вы помогли мне, коман… Томас? — тихо спросила я, желая коснуться его лица, словно высеченного из мрамора. Командир приоткрыл рот, чтобы ответить. Но словно не нашёл подходящих слов. Затем его таинственный взгляд угас. Он тряхнул головой, словно отгоняя прочь нелепые мысли. Затем отпустил меня. След от его ладони на моей талии словно горел. Я кашлянула. Ноги задрожали. — Командир, я… Он по привычному сдержанно кивнул на дверь. — Отправляйся на ужин. — Я ведь наказан. Вы запретили нам ужинать. Командир забавно растерялся, словно вспомнив про свой указ. Затем нахмурился. — Тогда ступай к себе. В коридоре мы разошлись в противоположные стороны. Я устало потёрла пальцами лоб. Когда-нибудь вся эта грязная ложь всплывёт на поверхность, и тогда я утону в её бескрайних глубинах. Как только мои ноги коснулись ступенек лестницы, на меня резко накинулись две тени. Одна ладонь зажала мне рот. Другая подхватила за бёдра. Я глухо закричала в мужскую ладонь. Но затем почувствовала знакомый запах, и тут же успокоилась. Белобрысый быстро понёс меня по узкому коридору, прямиком в свою комнату. Муха догонял нас, быстро шепча: — Умираю от любопытства! Я плюхнулась на нижнюю койку, шумно переводя дыхание. — Вы чего так внезапно? У меня едва сердце из груди не вылетело! Муха сел на корточки перед кроватью. Сжал мои ладони. — Мы тут с ума чуть не сошли! Белобрысый едва не задушил меня за то, что я не пускал его в тот гребаный кабинет. Командир там остался! Ты знала?! — Я… Если я скажу им, что командир знал обо мне, так ещё и укрыл меня, то они мне не поверят. Точно нет. Мне пришлось лишь согласно кивнуть. — Я подождала, пока он выйдет. И вышла сама. Не попалась. Белобрысый тихо выдохнул. Муха облегчённо откинулся спиной на стену. Его рука всё ещё крепко держала меня за запястье, не желая разрывать эту связь. — Блядь… Как же мне было паршиво… Я улыбнулась, глядя на Мэттью. Он одними лишь своими зелёными глазами успокоил меня. Привёл в чувство. И вновь пробудил душевную боль. Я и сама не знала, что к нему чувствую. Но чтобы это ни было, мне не хотелось с ним расставаться. В коридоре послышался шум. Смех и весёлая ругань. А затем в комнату ввалились Косой и Рик. — О, я знал, что вы тут! — воскликнул Косой. — Вы постоянно втроём ходите. Смотрите, что нам эта медсестричка подарила! Он бросил на пол огромную хрустящую упаковку, напоминающую что-то смутно знакомое. Сладкие кукурузные палочки. — Просила тебе передать! — со смешком добавил Рик. Муха неохотно отпустил мою руку. Парни расселись полукругом прямо на полу. Я также сползла вниз, опираясь спиной на кровать. Белобрысый лишь презрительно посмотрел на кукурузу, и вынул из кармана сигарету. Я замерла, уже готовая съесть хрустящую палочку. Тихо произнесла: — Врач сказал, чтобы ты бросил курить. Косой несдержанно заржал. — Он?! И бросил курить?! Скорее ты перестанешь ныть, Щуплый. Муха встревоженно нахмурился. — Почему это он сказал, чтобы Белобрысый бросил курить? Я с тревогой закусила губу. — Врач заметил кое какие изменения на рентгеновском снимке. Вместо ответа Белобрысый хмыкнул. Взглянул на потолок. — Меня не колышет, что он там сказал. — Курение убивает. — холодно сказала я. Он внимательно посмотрел на меня. — Как и старость. Рик громко засмеялся. Начертил в воздухе кривую чёрточку. — Один–ноль в пользу Белобрысого. Мэттью пустил изо рта струю густого дыма прямо в его лицо. Рик закашлялся и поморщился, помахав рукой перед лицом, отгоняя туман дыма. — Тебя даже похвалить нельзя! — возмутился он, сжигая взглядом Белобрысого. — Ну что ты, на твоих комплиментах и держится весь мой мир, — язвительно ответил тот. Косой щёлкнул зажигалкой. Взглянул на дрожащее пламя. Впервые так серьёзно, словно осознав нечто важное. — Вам не кажется, что близится конец? Муха усмехнулся. — Конец чего? — Ну… Жизни. Парни разом засмеялись. Но затем смех умолк. Тишина стала пугающей, гнетущей. Даже Муха не шутил, глядя в окно, за которым уже стемнело. Вновь шёл пушистый снег. — Может быть… Здесь, в пансионе, время словно замерло. Так странно. Белобрысый качнул головой. — Скоро Новый год. Поедете по домам, а вернётесь уже другими. Один хрен тут сидеть и сопли распускать. Вы солдаты, так? Вот и оставайтесь ими. Даже вне военной зоны. Я задумалась. — Страх — это не слабость. Он ухмыльнулся. — Тогда что по-твоему слабость? Рик влез в наш разговор: — Предавать. Втыкать гребаный нож в спину, пока другой отвернулся. Косой не остался в стороне: — Бежать. Бежать от всего, что тебя пугает. Бежать туда, где спрячешься от того, кто применяет насилие по отношению к тебе. Это и есть слабость. Белобрысый скривился, словно от острой физической боли. Потушил окурок о пол, и резко встал с места. — Куда ты? — крикнул Муха. Он даже не обернулся. — Отлить. Дверь захлопнулась так громко, что даже пол мелко задрожал. Я вздрогнула. Как только эхо исчезло, Муха яростно накинулся на Косого. — Какого хрена ты напомнил ему об этом?! Сукин сын! — Да пошёл ты нахуй! Пусть вспомнит о том, что здесь он не гребаный папочка. Я непонимающе уставилась на Муху. Тот гневно ударил кулаком по ножке кровати. Его лицо покраснело. — Муха? О чём ты? Он повернулся ко мне. Быстро взглянул на закрытую дверь. Затем заговорил: — Мэттью приехал сюда, чтобы сбежать из дома. Мы росли вместе, в Айдахо, близ Йеллоустоуна. Были почти соседями. Я с детства хотел поступить на военный, а вот у Белобрысого такого выбора не было. Я недоуменно нахмурилась. — Почему? — На самом деле, он должен был остаться там, на своей ферме. До самой старости горбатиться на своего отца, который ежедневно любил его колотить. И он бы это действительно сделал. Остался бы там... Это так чертовски странно. Белобрысый всегда любил его. Любил так же сильно, как и боялся. Как и ненавидел. Нездоровые у них, конечно, были отношения. Косой хмыкнул, но уже не так саркастично. — Знаем. — Его отца зовут Мэттью. Он воспитывал своего сына в одиночку, так что назвал его Мэттью младшим. Вот почему Белобрысый и ненавидит своё имя. Я громко ахнула. Опустила голову. — Он… — Даже когда нам стукнуло по двадцать, его старик ясно дал понять, что не собирается прекращать избивать своего сына. Ремнём с металлической пряжкой. Загонял Белобрысого в амбар, раздевал догола, и хлестал его до тех пор, пока не увидит кровь. Самое хреновое в этом лишь то, что Мэттью никогда не отбивался, не просил его прекратить. Для него это был обычный еженедельный ритуал. Привычный, словно купание в ванной. Он молча одевался и косил сено дальше, игнорируя мои возмущённые крики. Я вырос в обычной семье, такой же хреновой, как и у всех. Моим предкам было всё равно, жив ли я. Но они, по крайней мере, не колотили меня как проклятого раба. Я подолгу сидел у их амбара, слушая как свистит в воздухе кожаный ремень от очередного удара. Его отец так кайфовал, когда колотил его... Казалось, что вот вот, и в штаны даже кончит. Моё сердце обливалось кровью. Я заморгала, пытаясь отогнать жгучие слёзы. — Позже, когда боль стала совсем невыносимой, Белобрысый сделал первую попытку остановить его. Не смог. Он намного сильнее своего отца, и моложе. Но его разум боится. Тело способно на отпор. А вот сознание нет. Словно в его психике что-то щёлкнуло. Так что, когда я уезжал из дома, сюда, в этот райский пансион, то захватил с собой и Белобрысого. Он, в буквальном смысле слова, сбежал из дома. Его радует мысль поехать в Иран. Домой он не хочет возвращаться. Никогда. Косой громко плюнул в пустую упаковку из-под кукурузы. — Мне должно быть стыдно за свои слова? Рик печально усмехнулся. — Должно. — Тогда поздравляйте. Мне охуеть как стыдно. Я незаметно вытерла слёзы с уголков глаз. — Такое чувство, что здесь у каждого своя боль... Косой помолчал, затем поднял руку. — Сирота. Рик хмыкнул. Затем неловко приподнял в воздух свою ладонь. — Неблагополучная семья. Муха улыбнулся. Тоже поднял руку. — Предки пофигисты. Трое парней разом уставились на меня. Я с горьким смехом повторила их действия. — Сирота, но есть брат. Они засмеялись. — А было так трагично, что даже красиво… Брат алкоголик или наркоман? — Да нет, обычный хороший парень. Косой хмыкнул. — Тогда ты самый счастливый из нас, Щуплый. Самый везучий. Нашу душевную беседу прервал Белобрысый, который неожиданно ввалился в комнату. Он подошёл к нам, и демонстративно широко зевнул. Затем ухмыльнулся. — Валите по своим комнатам, девочки. Рик и Косой тяжело вздохнули, поднимаясь с мест. Муха поднял с пола разбросанную кукурузу. Затем слегка кивнул мне, незаметно указывая на Мэттью. Словно прося меня успокоить его. Я не знала, как мне это сделать. Но всё же согласно кивнула. Парни шумно вышли из комнаты. Воцарилась жуткая тишина. Белобрысый стянул куртку. На его лице играли желваки. Было видно, что ему точно не до сна. Может, ему хочется остаться в одиночестве? Я слегка растерянно замерла, глядя в его мускулистую спину. Белобрысый повернулся через плечо. — Ты всё ещё здесь? Меня охватило отчаяние. — Я уже ухожу. Он быстро схватил меня за плечо, легко удержав на месте. — Нет! Нет… Не уходи. Мои губы сами собой растянулись в радостной улыбке. Я потянулась и обняла его, прижавшись лицом к его тёплой шее. Белобрысый взглянул на дверь, но затем рассерженно качнул головой, и с жаром приник к моим губам в долгом поцелуе. Я издала стон, следуя за ним. Весь ум улетучивался, холод и ясность отступали. Я изнывала от пламени его возбуждения, его необузданной страсти. Он был прав во всём. Сколько бы я ни молчала, моё тело лучше всех показывало, что я его хочу. Невыносимо сильно хочу. Я торопливо стянула с него футболку. Белобрысый отстранился от моих губ, чтобы снять её. Затем вновь прижался ко мне. Его горячая мускулистая грудь обжигала мою шею и ключицы. Я провела дорожку пылающих поцелуев по его скуле. Коснулась пальцами плавного изгиба его спины. Он тихо застонал, желая меня. Но всё же прохрипел: — Не здесь… Слишком рискованно. Слишком опасно. На двери нет замка. Я лишь кивнула, целуя его в шею, кусая за выпирающий кадык. — Не здесь… — Хочу тебя на широкой кровати, в тёплом месте, чтобы ты не мёрзла. Чтобы твои волосы разметались по подушке, а стоны наполняли комнату. Из моей груди слетело тихое мурлыканье. — Снайпер, ты с ума меня сводишь. Я прижалась щекой к его груди. Там, где билось его сердце. Моё тело дрожало от сильного желания. Он затрясся от смеха. — Никогда в жизни не хотел так сильно на ночную смену. Как же страстно у него хрипел голос в эту секунду. Я подняла голову. Влюблённо сморщила нос. — Я тоже. Очень. Белобрысый укусил меня за кончик носа. Провёл рукой по моей шее. — Не могу забыть ту ночь, снайпер. — Это… Он схватил меня за плечи. Прижался своим лбом к моему. — Муха волнуется за тебя. — А для этого есть повод? — спросила я, дыша в его губы. Белобрысый слегка кивнул. — Есть. Но ты должна знать, что ты мне небезразлична. — Нет? — Нет. Он стиснул зубы. — Беги к себе. Не сдержусь ведь… Перед тобой не устоять. Я крепко обняла его за шею. Так, что даже дышать стало сложно. — И не надо. В дверь тихо постучали. А затем вошёл Муха. Он остановился на пороге, отворачиваясь к стене. — Я не вовремя? Мэттью легонько сжал мои волосы. Затем качнул головой. — Иди спать, снайпер. Поговорим завтра. Отдохни. И хотя я и послушно вышла из их комнаты, хотя и легла в свою кровать, чтобы поскорее заснуть, меня не переставала мучить лишь одна мысль: Конец действительно близится.