I found...

I'm drawn to the unknown, where shadows hide. There's something inside of me, I can't fight. Forces of gravity taking me. - Svrcina (Astronomical).

Чуя просыпается медленно, нехотя. Лежащий рядом с футоном телефон разрывает тишину мелодией входящего звонка. Стоящие рядом часы показывают начало четвёртого. Мученически вздохнув, Чуя тянется за мобильником. Чёрт возьми, он вернулся с зачистки после полуночи и заслужил спокойную ночь сна после всей проделанной работы. Почему вселенная так жестока к нему? Разве он не заслужил хоть немного отдыха и тихого сна? - Чего тебе? - хрипит он в трубку, пряча лицо в подушке. - Просто хотел узнать, не мучает ли тебя бессонница, - интересуются по ту сторону. Дазай. Ну разумеется это он. Даже если бы на него не стояла самая ненавистная Чуе мелодия, кто ещё мог разбудить его посреди ночи? Возможно, Мори-доно, но лишь при самой крайней необходимости. Босс Порта заботится о своих подчинённых, и ему ни к чему, чтобы люди вокруг постоянно клевали носом - не та у них работа, чтобы ослаблять бдительность. Но Дазай со своими выходками может объявиться в любое время суток, и это определённо одна из них. Даже если его действительно интересует ответ на заданный вопрос, мог бы спросить завтра, когда увиделись бы в штабе, но нет, бинтованная сволочь ни за что не упустит возможность потрепать Чуе нервы. - И ради этого ты меня разбудил, прекрасно зная, что я только с зачистки? - вздыхает Чуя, растирая ноющие глаза, в которые как песка насыпали. - Просто у меня бессонница, - беспечно отвечает Дазай. - Уже как несколько дней. И мне очень скучно, а заняться совсем нечем - Мори-сан отобрал моё пособие по суициду. А сегодня я вдруг подумал, что, если и у тебя тоже бессонница? Мы могли бы не спать вместе. Разве не здорово было бы? Чуя уже хочет припечатать раздражённое «нет, не здорово» и сбросить звонок, но в последнюю секунду останавливает себя. Мозги немного отходят ото сна, снова принимаются за работу, и он вспоминает, что однажды подобное уже было. Он тогда уехал по делам Порта в Тояму на целый месяц, и Дазай остался без его присмотра. В итоге он начал мучиться от бессонницы, из-за чего его внимание рассеялось, в теле поселилась вялость, заторможенность, и всё кончилось тем, что во время очередной операции Дазай не только сломал ногу, но и словил пулю в плечо из-за какой-то сущей мелочи. Кто знает, что случится на этот раз? Ещё навернётся на лестнице и свернёт себе шею, придурок. - Эй, Дазай, - бросает Чуя, обрывая бессмысленную болтовню на какую-то отвлечённую тему, которую даже не собирался слушать. - Ты знаешь, где я живу? - Можно подумать, мне нужна эта информация, - фыркает Дазай; и, помедлив, продолжает: - Знаю. - Ну так тащи уже сюда свою задницу, - вздыхает Чуя и сбрасывает звонок, чтобы не выслушивать очередные раздражающие колкости. Отложив телефон, он кое-как соскребает себя с футона и поднимается на ноги, поддёргивая пижамные штаны; заглянув сначала в ванную, чтобы смыть сонливость прохладной водой, направляется на кухню и ставит чайник - чего только не сделаешь, лишь бы избавить себя любимого от потенциальных проблем. Квартира, которую снимает Чуя, крошечная: одна комната, маленькая кухня и ещё меньший в размере санузел. Когда Чуя заработает достаточно денег, обязательно купит себе роскошную квартиру, в которой при желании можно будет потеряться, но пока что она ему без надобности - Чуя не на том положении в Порту, чтобы задумываться о чём-то кроме работы, так какая разница, куда приходить ночевать? Поэтому он и выбрал себе однушку поближе к штабу Портовой мафии. Ему, шестнадцатилетнему подростку, многого и не надо для того, чтобы чувствовать себя комфортно. Свой угол есть - уже хорошо. - У тебя... Уютно. Это первое, что говорит Дазай, когда появляется на пороге. Чуя сначала думает, над ним в очередной раз издеваются, но нет. Разувшись, Дазай сбрасывает плащ на вешалку закутка прихожей и проходит в главную комнату, не скрывая своего интереса. Позволив ему пошариться по всем углам, Чуя возвращается на кухню и достаёт кружки. Дазай добирался до него ровно полчаса. Чай уже заварился. В прозрачном чайнике, подаренном ему Коё, над лежащими на дне разбухшими зёрнами кардамона плавают листья чёрного чая и засушенные лимонные корки. Разлив чай по таким же прозрачным чашкам из толстого стекла, Чуя уже хочет отнести их в комнату, когда Дазай появляется на пороге и проходит к круглому столу, усаживаясь на угловой диван возле окна. - Вкусно пахнет, - замечает он и подтаскивает кружку с чаем поближе к себе. - Специально для тебя добавил самый душистый яд из моего домашнего арсенала, - фыркает Чуя и прислоняется спиной к стене, грея ладони о свою чашку. - Как заботливо с твоей стороны, - почти искренне улыбается Дазай. - Умереть сейчас было бы просто чудесно. - Вот уж нет, - закатывает глаза Чуя. - Ты помрёшь, а мне с твоим трупом возиться? У тебя совесть есть вообще? Дазай хлопает ресницами, а после негромко смеётся и делает пробный глоток; блаженно жмурится и склоняется над чашкой, вдыхая терпкий насыщенный аромат. Густая чёлка скрывает тусклые карие глаза, и Чуя пользуется этим, чтобы рассмотреть его получше. Выглядит Дазай неважно. Весь помятый и всклокоченный. Пальцы едва заметно подёргиваются, и белизна кожи почти болезненная. Ещё в прихожей Чуя заметил тёмные тени от недосыпа под глазами и покрасневшие белки самих глаз. Кажется, впервые в жизни Дазай не обманул его, сказал чистую правду: бессонница. И не так-то просто от неё избавиться. - Ты сам-то где живёшь? - спрашивает Чуя, когда тишина затягивается, а чашка наполовину пустеет. - То здесь, то там, - неопределённо пожимает плечами Дазай. - Не люблю сидеть на одном месте - не чувствую себя комфортно. А вот у тебя здорово. - Опять твои насмешки? - Нет. Мне, правда, нравится. Так чисто и прибрано. Всё на своих местах. Как будто это и вправду твой дом. - Это он и есть. - Разве дом не должен дарить ощущение покоя и безопасности? - О чём ты? - У тебя пули ссыпаны под подушкой. Цыкнув, Чуя залпом допивает чай и принимается мыть кружку. Тут не поспоришь. Эта квартира пусть и нравится ему, устраивает по всем параметрам, но паранойя - издержки профессии. С пистолетом под подушкой было бы слишком жёстко, как и с ножом, поэтому Чуя насыпал пуль, которые в любой момент сможет пустить в расход, если кто-то вдруг решит вломиться к нему - мало ли идиотов среди врагов Порта. Но обсуждать это с Дазаем нет никакого желания. О чём может быть разговор, если у того даже нет своего постоянного угла? Вряд ли он поймёт картину, даже увидев её целом. - Я налью ещё? - спрашивает Дазай, уже, впрочем, наливая себе ещё одну порцию чая. - Делай, что хочешь, - устало вздыхает Чуя и возвращается к любимому мягкому футону. Упав лицом в подушку, он вслушивается в шорохи на кухне и позвякивание чайной ложки о бортики кружки. Воображение рисует усталое лицо Дазая, его поникшие плечи и помятый галстук; его раздражающие своим запахом дурацкие бинты, поджатые губы и чуть пухловатые щёки. Если задуматься, Дазай милый. Не красивый, а именно милый. Есть в нём какая-то детскость; что-то такое, что порой заставляет Чую задумываться о том, что Дазай выглядит ребёнком в папином костюме, хотя ему, как и Чуе, уже шестнадцать и костюм вполне по размеру. А ещё из-за всего этого Дазай порой кажется уязвимым, и в Чуе просыпается желание позаботиться о нём. Не то чтобы он добросердечный или заботливый в принципе, но это же Дазай. Да, раздражающий и бесящий на постоянной основе, но верный напарник, нечужой человек. - Эй, Дазай, - зовёт Чуя, бросая взгляд на узкую книжную полку. - У меня есть сборник поэзии, от стихов в котором порой появляется желание залезть в петлю и покончить со своим существованием. От хозяйки квартиры остался. Хочешь, почитаю тебе вслух? - Шутишь? - тут же появляется в проходе Дазай, выключая свет на кухне. - А верёвка у тебя есть, если что? - И верёвка, и мыло, и табурет, - закатывает глаза Чуя и стаскивает с нижней полки сборник. - С чего начнём? - С чего сам захочешь. Наплевав на свою уличную одежду, Дазай бессовестно укладывается рядом с Чуей, предварительно переключив свет с верхнего на настольную лампу. Кажется, впервые они находятся так близко, что чувствуют тепло друг друга, по своему желанию. Это... Приятно. Но не настолько, чтобы проигнорировать чужую наглость. Недовольно цыкнув и чувствительно пихнув Дазая под рёбра, Чуя только после этого потирает слипающиеся глаза, устраивается на животе, опираясь на локти, и начинает читать. Про северное море; про ущелье «Нагато»; о возвращении в родные места и цирке; о костях и сумерках мая. К тому времени, как он доходит до середины сборника, голос начинает сипеть, а Дазай под боком - негромко сопеть. Его глаза совсем слипаются, когда Чуя отрывается от книги. Придвинувшись, Дазай трётся лбом о локоть Чуи и тычется в него прохладным носом, будто щенок. Его волосы, мягкие и вьющиеся, щекочут кожу. Чуя ловит себя на мысли, что Дазай напоминает ему барашка, потерявшегося и одинокого. Вслед за этой мыслью в голове проскальзывает и другая: совсем с ума сошёл от усталости, пора ложиться спать. Это Дазай-то одинокий и потерянный? Как бы ни так. Волк в овечьей шкуре, вот он кто, и вестись на его пухлые щёки точно не стоит. - У тебя хорошо, Чуя, - шепчет Дазай и льнёт ближе. - У тебя хочется спать. Так спокойно и тепло... Ты почитаешь мне ещё? - Может быть, - помолчав, бормочет Чуя и убирает книгу, заодно выключая и лампу. - Но в другой раз. А сейчас мы ляжем спать, потому что я чертовски устал. - В другой раз, - эхом повторяет Дазай, и его губы растягиваются в улыбке. - Хорошо. Я запомнил. Цыкнув, Чуя забирается под одеяло и уже даже не реагирует на то, что бессовестный Дазай напрашивается на то, чтобы укрыли и его, потому что... Потому. Слишком честным и уставшим, искренним и открытым он выглядит, чтобы просто отмахнуться. В глубине души Чуя всегда хотел, мечтал, чтобы дверца души Дазая хоть немного приоткрылась для него, и вот, пожалуйста - мечты сбываются. Пусть и пришлось прождать целый год, но лучше поздно, чем никогда, верно? Пододвинувшись ближе, Чуя обнимает Дазая поверх одеяла и даже не удивляется, когда разомлевший Дазай сползает вниз, укладываясь «малой ложкой». Пристроив подбородок поверх его лохматой макушки, Чуя перебирает вьющиеся вокруг его пальцев кольцами кудри и вслушивается в размеренное дыхание, оседающее в вороте его футболки эфемерным теплом. Странно всё это, дурная какая-то ночь, но... От Дазая пахнет его идиотскими бинтами и кардамоном, запахом которого пропиталась вся кухня, а ещё чем-то приятным, сладковатым - от лохматой макушки. Этот запах побуждает зарыться носом в мягкие волосы и стиснуть Дазая в своей хватке крепче. Ну а что? Чуя не виноват, что когда Дазай молчит и не раздражает, когда выглядит так уязвимо, желание позаботиться о нём ломает все установленные внутренние границы. Он всё-таки не железный. У него тоже есть сердце. - Точно ведь почитаешь? - едва слышно спрашивает Дазай, когда Чуя уже начинает задрёмывать. - М-м, - утвердительно отзывается он и пихает подбородком чужую макушку. - Спи. И Дазай действительно засыпает. Чуя чувствует, как постепенно расслабляется, обмякает его тело; как выравнивается сердцебиение в прижатой к нему грудной клетке, и становится едва слышным ровное спокойное дыхание. А ещё он успел почувствовать, как прижавшиеся на долю секунды к его не скрытой съехавшим воротом футболки ключице сухие губы прошептали беззвучное «спасибо». «Не за что», - мысленно отвечает Чуя. И, проваливаясь в сон, делает мысленную заметку как-нибудь ненавязчиво и очень хорошо завуалировано - чтобы бинтованный засранец не возгордился и не начал раскидываться очередной порцией шпилек - намекнуть Дазаю утром на то, что если того вдруг вновь начнёт мучить бессонница или продолжит терзать нынешняя, двери квартиры Чуи для него открыты. В любое время дня и ночи. Всегда.

|...|