More than friends

- Всё будет хорошо, Дазай. Мне нужно не больше двадцати четырёх часов, - сказал Одасаку и мягко похлопал его по плечу. - Я найду этого эспера и приведу к тебе. - А мне-то что делать? - прохныкал Дазай, повисая на руке лучшего друга и смотря на него глазами невинной лани, надеясь, что это разжалобит мужчину. - Просто будь собой, - улыбнулся Сакуноске и потрепал его по кудрям. - Уверен, ты справишься. Дазай не знает, что точно имел в виду Ода, но... Мысли, которые у него крутятся в голове при виде Чуи... Быть собой? Что ж, это не совсем законно. Если говорить прямо, это совершенно незаконно и чертовски грязно. Пойти на поводу у своих желаний означает пасть так низко, как Дазай никогда ещё не падал, и он точно не собирается поступать так, как... Хочется. Не то чтобы желать свою напарницу запрещено законом, особенно с учётом того, что они с Чуей вроде как ходят вокруг да около уже больше полугода, позволяя себе жадные влажные поцелуи, которые постоянно оправдывают алкоголем из-за непонятного страха шагнуть вперёд, в неизвестность, но... - Грррр... Протянутая рука зависает в воздухе. Дазай пристально смотрит в ярко-голубые глаза и замирает, не дыша. Сидящая на коленях возле дивана Чуя чуть отводит острые собачьи уши назад, вся сжимается и немного прогибается телом вниз, к полу. Шерсть на её хвосте почти встаёт дыбом. Острые клыки угрожающе поблёскивают в свете настольной лампы. Вместе с грудным рычанием получается тот ещё комплект. Именно поэтому Дазай медлит. У него нет никакого желания почувствовать укус. Однако не настолько вид подвергшейся атаке эспера Чуи пугает его, чтобы остановиться. К тому же, реакция его милой собаки - в настоящем времени, буквально - слишком сладка и приятна, чтобы от неё отказываться. - Всё хорошо, Чуя, - ласково зовёт Дазай. - Это всего лишь я. Ловко избежав клацнувших возле запястья зубов, он касается чужой щеки и мягко поглаживает. Чуя на мгновение замирает, явно удивлённая и сбитая столку этой мимолётной лаской, и Дазай пользуется этим, чтобы скользнуть рукой выше и зарыться пальцами в волосы между собачьих ушей, мягко поглаживая. И стоит только задеть большим пальцем основание мягкого звериного уха, как Чуя подаётся вперёд, сама подставляет голову по его пальцы и жмурит глаза. Собачьи уши встают торчком, хвост начинает мелко подёргиваться из стороны в сторону, и Дазай немного умирает внутри, когда Чуя издаёт пропитанный удовольствием тихий скулёж и пододвигается поближе к нему с медленно, но верно краснеющими щеками. - Незаконно, - бормочет Дазай себе под нос. Незаконно пытаться притянуть Чую к себе на колени и проверить, что будет, если погладить её по спине и по копчику, по основанию хвоста; что будет, если прикусить кончик мягкого собачьего уха. Разве это не будет домогательством? Дазай уверен, что именно так это и назвал бы Одасаку, если бы узнал, что Дазай распускал руки с находящейся в невменяемом состоянии Чуей. А как почувствует себя Чуя, если узнает, что Дазай воспользовался ситуацией? Не так страшны переломанные кости, пусть он и ненавидит боль, как сломанное доверие Чуи, которое он потеряет. Однако совсем отказать себе Дазай не может и поэтому сам стекает с дивана на пол и встаёт перед Чуей на колени, начиная мягко поглаживать её собачьи уши уже двумя руками, из-за чего Чуя под конец упирается лбом ему в грудь и довольно сопит. Дазай в который раз немного умирает внутри. Всё это началось накануне вечером, когда Дазай и Чуя возвращались домой после задания. Без слов было решено отправиться к Чуе, потому что её квартира ближе, но по дороге случился инцидент. Шайка головорезов из подворотни - явно безмозглая - решила, что сможет нажиться за их счёт. И всё бы ничего, если бы среди них не было эспера. Когда стало ясно, с кем они связались и что все полягут в переулке, он кинулся на «Двойной Чёрный», крича что-то о псах Порта. Дазай успел увернуться, а вот вымотанная «Порчей» после крупной зачисткой Чуя - нет. Эспер сумел удрать, и именно его пообещал найти Одасаку, когда Дазай проснулся утром от того, что его укусили за плечо и отнюдь не игриво. Способность эспера подействовала не сразу, проявившись лишь под утро, и именно поэтому пробуждение Дазая не было таким уж приятным. Обычно Чуя позволяла спать рядом, и Дазай с радостью пользовался этим, обвиваясь вокруг неё всем собой, потому что им обоим нравилось просыпаться одним клубком, как бы Чуя это ни отрицала, ругаясь и отчаянно краснея лицом, шеей и верхней частью плеч. Но Чуе, разум которой сменился на разум собаки - иронично, Дазай никогда не забудет это происшествие и будет до конца жизни подкалывать Чую на эту тему - удушающая хватка не понравилась, и поэтому она отреагировала так, как велели инстинкты - укусила. Разумеется, Дазай уже отвёл душу в мелочной отместке. Он приказал Акутагаве отправиться в зоомагазин и накупить там игрушек для собак и ошейник. Именно поэтому в настоящем всё ещё одетая в спальные чёрные шорты и чёрную безразмерную футболку Чуя сидит перед ним в красном собачьем ошейнике. У Дазая сотни новых фотографий и видео, на которых она гоняет мяч, кусает резиновые кости, рычит от недовольства и повизгивает от восторга. Дазай даже думал, что таки умер и попал в Рай, когда нашёл себе подобное развлечение и попутно создал уйму компромата и материала для шантажа, но в настоящем... В настоящем это больше похоже на Ад, потому что день подходит к концу, и Чуя устала играть и носиться по всей квартире, как малый неразумный щенок. Она стала медленнее и менее агрессивной, всё чаще нарезает круги вокруг самого Дазая, и... Дазай просто скучает по Чуе. Ему не хватает стычек, перепалок и простых разговоров. Он хочет услышать голос Чуи, но получает только низкое рычание. К тому же, с сознанием собаки Чуя куда более агрессивна. Обычно она делает вид, что не хочет иметь с Дазаем ничего общего, но позволяет обнимать себя и прижимать к себе, заботится о нём и опекает, краснея, когда Дазай указывает на это, но сейчас... Сейчас Чуя воспринимает его вторженцем на своей территории или что-то вроде того, и поэтому Дазай никак не может заполучить её в свои руки. А хочется. Чертовски хочется затащить Чую на диван и прижать спиной или боком к своей груди. Хочется обнимать её и перебирать медные пряди мягких волос, накручивая их кольцами на пальцы, и поглаживать её по спине и плечам, дышать её запахом и чувствовать её тепло. Если бы Чуя согласилась на дурацкую романтическую комедию, этим выходным днём Дазай осмелился бы поцеловать её без всякого алкоголя и лишних оправданий. Чуя наверняка разворчалась бы и для вида попыталась бы его отпихнуть, но Дазай знает - если бы Чуя на самом деле хотела оттолкнуть его, она бы сделала это, потому что их разница в физической силе заоблачна. Вот только всё это невозможно, потому что пока Дазай поглаживает Чую между собачьих ушей и сами уши, она плавится от ласки, расслабляется и даже льнёт ближе, но это лишь считанные минуты. Стоит убрать руки, и снова настороженно сверкнут потемневшие до синевы глаза, и снова раздастся это дурацкое грудное рычание. Дазай и в самом деле ненавидит собак. - Может, мне просто стоит пойти лечь спать. Одасаку всё равно позвонит, как только найдёт этого идиота, - вздыхает Дазай и наклоняется вперёд, мягко прижимаясь губами к тёплому основанию собачьего уха, где короткая каштановая шёрстка переходит в чувствительную кожу головы. - Эй, Чуя... Надеюсь, ты не загрызёшь меня во сне, хм? Чуя ничего не отвечает, как и всегда. Только её уши дёргаются на голос, ловят интонации, а после Дазай отстраняется, поднимаясь на ноги, и Чуя снова вся подбирается и недобро щурится, глядя на него снизу вверх. Наверное, такая позиция кажется ей угрожающей из-за чужого преимущества в росте, поэтому Дазай спешно отходит спиной назад, а после улыбается напоследок и уходит в спальню. Вот только уснуть у него так и не получается. Слишком много мыслей, и лезет всякая чушь в голову о том, что животные хорошо чувствуют плохих и хороших людей, их намерения, и Чуя с сознанием собаки только и делала, что отталкивала его весь день. Может ли это быть показателем того, что на самом деле Чуя не так уж и доверяет Дазаю? Дазай знает, что не самый надёжный и не самый мягкосердечный и не самый терпеливый или отзывчивый, но Чуя однажды сказала - пусть и под градусом - что очень рада, что встретила его, что они работают вместе, что являются напарниками. Она сказала, что ценит Дазая и доверяет ему, так что... Наверное, все эти мысли - надуманное и пустое? Именно об этом думает Дазай, когда дверь спальни приоткрывается. Лёжа на боку, он сквозь ресницы наблюдает за заглянувшей в комнату Чуей. Ему становится интересно, что она будет делать на этот раз, и поэтому он никак не выдаёт того, что не спит. И что ж, это того стоит, потому что Чуя бесшумно пробирается к постели и какое-то время смотрит на него, а после со стоящими торчком ушами осторожно забирается на кровать и медленно, осторожно подползает к нему. И в тот момент, когда она вытягивается всем телом вперёд, опираясь ладонями о постель на уровне своей груди, и осторожно тычется носом в щёку Дазая, все тяжёлые мысли из его головы выбивает огромным тяжёлым молотом, и он просто... Просто... «Увааа, Чуя, ты убиваешь меня!» - театрально заныл бы он в другой ситуации и сгрёб её в охапку. Но в настоящем Дазай может только с замиранием сердца чувствовать, как Чуя легко трётся носом о его щёку, вдыхая запах его кожи, а после осторожно подтягивает к себе колени и каким-то образом одним перекатом, извернувшись, подныривает под его вытянутую руку и прижимается клубком к его груди. Уткнувшись лбом в его ключицу, она тихо фыркает, ёрзает, невзначай притираясь тёплыми мягкими собачьими ушами к его подбородку, и затихает. Она не спит, Дазай знает это наверняка, но постепенно проваливается в дрёму, как и он сам, и Дазай сам не улавливает того момента, когда медленно выпрямляет вторую руку, до этого подложенную себе под голову, и в итоге заключает Чую в кольцо своих рук, поглаживая по спине и затылку. Чуя от этого напрягается, а после... Не рычит, нет. И не скалит клыки. Просто льнёт ещё ближе, вжимается под самый бок и трётся носом о его спальную футболку. - Чиби, - ласково зовёт Дазай и снова вжимается губами в основание собачьего уха. - Моя Чиби... Моя Чуя... Чуя только что-то невнятно урчит, а после совсем притихает в его руках, превращаясь в бесформенную массу от поглаживаний, тепла и приятного родного запаха. Она запомнит всё, что делала, будучи с сознанием собаки, и Дазай будет это подозревать, но Чуя никогда не признается в том, как было приятно чувствовать запах Дазая, как было приятно чувствовать даже эфемерный запах его тепла; как было приятно слушать его счастливый громкий смех из-за того, что она играла с этими идиотскими пищащими жёлтыми утками, и как было приятно из-за того, что Дазай раз за разом пытался притянуть её поближе к себе и потискать, хотя ненавидел собак всю свою жизнь; как приятно было ощущать себя особенной. Да, Чуя ни за что не признается в этом, потому что всё это глупо и стыдно, и она скорее умрёт от смущения, чем скажет хоть слово на эту тему. А Дазай никогда не признается в своих мимолётных тяжёлых мыслях, потому что... Потому что всё это потеряло значение ещё в тот момент, когда Чуя в итоге подкатилась к нему под бок и уснула, пристроив пушистый собачий хвост вокруг его бедра, будто приобнимая. С нормальным человеческим разумом или с сознанием собаки Чуя всегда останется Чуей. Она всегда будет рычать на него и пытаться «укусить», а потом сама же будет жаться под бок и с величественным видом позволять обнимать себя, будто снизошла до простого смертного. Чуя очень дорожит своей свободой и никому не позволит посягать на неё, и в то же время Дазай знает, что ему бы Чуя позволила. Вот только брать напором в этом отношении ему совсем не хочется. Нет, он дождётся того времени, когда Чуя сама откроется ему, целиком и полностью. Быть может, это произойдёт в тот же миг, когда и он доверится, позволит ей до конца изучить свою тёмную душу. Но это будет потом. А пока что часы показывают начало восьмого вечера, где-то в гостиной на беззвучном режиме звонит телефон, потому что Ода наконец-то отловил нужного эспера, а Дазай валяется в кровати, обнимая прижавшуюся к нему под бок Чую, и они оба дрейфуют на волнах сладкой дрёмы, по-разному, но в то же время абсолютно одинаково счастливые и расслабленные из-за того, что есть друг у друга и находятся рядом, могут почувствовать взаимное тепло.

|...|