Unspeakable

В библиотеке замка царили прохлада и полумрак. Мерад мог быть каким угодно ублюдком и тираном, но, стоило отдать ему должное, за время правления он собрал поистине впечатляющее количество книг, за которыми слуги тщательно следили до сих пор. То ли он действительно любил книги, то ли просто был неудержимым коллекционером, теперь уже никто не узнает. А может быть, книги собирал и вовсе не Мерад. Но как бы то ни было, факт оставался фактом: библиотека внушала. Редкие часы своего свободного времени Вингал предпочитал проводить именно там. Как правило, он брал книгу наугад и просто старался отвлечься за этим медитативным занятием. Не изменил он себе и на этот раз: выхватил с полки художественной литературы какой-то сборник коротких рассказов, принадлежащих перу малоизвестного писателя, и прошел к столам читального зала, с удивлением обнаружив за одним из них задремавшего Нильса. Он растолкал друга и мягко укорил: — Шел бы уж к себе тогда. Нильс с пару секунд смотрел на него расфокусированным взглядом, прежде чем потер глаза рукой и слегка покраснел. — Лин... Извини, — смущенно ответил он и встряхнул головой. Вингал присел рядом и оглядел набор книг, лежащих на столе перед Нильсом: все словари, учебники, монографии. — Самообразование? — осведомился он, кивнув на приличную стопку печатных изданий. Нильс снова «завис», видимо до конца так и не проснувшись, но потом, сообразив, что к чему, воодушевился: — Это... На самом деле я просто пришел проверить, есть ли здесь словарь лондау. Но нашел гораздо больше, ты не поверишь! — Больше, чем словарь? — Вингал не вполне понял причину восторга друга. — А сам словарь нашел? Нильс только развел руками: — Софи сказала, по каталогу числится, а по факту нет. Убивается теперь, что не уследила. Может, забрал кто-то? Блюстителем порядка в библиотеке служила тихая женщина, возраст которой не поддавался определению. Если подумать, Софи была вообще не от мира сего, но, тем не менее, исправно вела учет книг в каталогах, следила за ними и вообще любила эту работу. Компанию ей периодически составляли несколько слуг и пара скучающих стражников возле входа. — О, кажется, я даже знаю кто, — усмехнувшись, ответил Вингал, мысленно сделав себе пометку в очередной раз отчитать Гайуса за привычку утаскивать книги без ведома Софи, тем самым стабильно доводя преданную своему библиотечному делу женщину до нервных срывов. Хотя на самом деле последнее время Вингал, уже порядком устав говорить об этом, как правило, или просто возвращал книги сам, или хотя бы ставил Софи в известность о том, каким томикам посчастливилось ночевать в королевских покоях. Нильс понимающе кивнул и вернулся к своей находке: — Так вот! Там... — начав, он внезапно осекся и пристально посмотрел на друга. — Нет. Я лучше покажу, — подскочил он с места. Вингал нехотя встал следом, откладывая так и не раскрытый сборник: кажется, расслабиться сегодня не светило. Нильс схватил его за руку, совсем как в детстве; невзирая на недовольное ворчание, потянул за собой куда-то вглубь стеллажей и пестрящих разноцветными корешками полок. Вингал с удивлением понял, что за все это время он никогда не бывал в том крыле библиотеки, куда его неожиданно завели, потому запоминал дорогу, чтобы на досуге еще раз просмотреть те полки, которые привлекли его внимание. Нильс, в конце концов, остановился, словно нехотя отпуская его руку, и Вингал заозирался по сторонам. — Baiba[11], — непроизвольно вырвалось у него: восхититься действительно было чем. Лингвистические научные труды, сборники статей, словари, пособия в таком огромном количестве, будто бывший владелец библиотеки питал особую страсть к языкам. И Вингал бы охотно поверил, если бы этим владельцем не был Мерад. Впрочем, что они знали об увлечениях предыдущего короля. Но все же дело было далеко не в количестве книг. Сотни наименований, о которых Вингал даже не слышал: само существование стольких языков в Ризе Максии было поразительно. То, что их кто-то изучал, составлял словари, пытался донести до других — значило немало. Адж Ул и Рашугал, при всех своих различиях, при всей враждебности друг к другу, делили один язык, существовавший в двух вариантах. Этот язык принадлежал всей Ризе Максии. Его преподавали в школах, он был языком официальных документов, ученых и торговцев, дворян и наемников; он сиял красками территориальных диалектов и непрерывно развивался; в нем было так много, и все же он был один. Доминируя во всех сферах жизни, ризе-максианский держал в тени все, чему не посчастливилось сосуществовать вместе с ним. Вингалу эта ситуация всегда отчасти казалась несправедливой. Только, поди же, найди где такие редкости, как любая научная литература, касающаяся языков помимо основного. Но вот они были перед ним. Ровные ряды самых разнообразных книг, наглядно демонстрирующих богатства Ризе Максии. Настоящая кладезь. Все, что с монополией одного языка оставалось непризнанным, отброшенным за ненадобностью, забытым, задавленным на корню — все было здесь, на полках королевской библиотеки, только протяни руку. И Вингал протянул, выхватил с полки первый попавшийся словарь и пролистал его, жадно впитывая такую, казалось бы, бесполезную, но удивительную информацию. Нильс смотрел на него с пониманием и какой-то едва уловимой нежностью. — Знал, что ты оценишь, — улыбнулся он. — Еще бы не оценить, — фыркнул Вингал, возвращая словарь на полку. — Знать языки — замечательно, открывается столько возможностей для переговоров, — мечтательно вздохнул Нильс. — Как ни крути, ризе-максианский — это одно, а вот те же языки кланов... Ведь не у всех них такая же ситуация, как у Лондау, где язык — привилегия. А в большинстве случаев люди более благосклонны, когда кто-то говорит так же, как и они. Возможно, сумей мы склонить их на свою сторону, нам не пришлось бы сражаться. Вингал серьезно задумался насчет правдивости фразы про благосклонность, но отреагировал на другую: — Война — такой же язык. И, к сожалению, некоторые понимают лишь его. Поэтому — вот: приходится «говорить так, как они», — пояснил он. — Чтобы достучаться и научить языку мира. Нильс пожал плечами. Спорить с Лином в этих вопросах — точно было не его задачей. Да и вообще, он всего лишь хотел вновь увидеть в глазах друга ту искорку интереса, ту увлеченность, которая была с ним все детство и которая отчего-то стала исчезать, уступая место какой-то пугающей, маниакальной, нездоровой одержимости неясной природы. — И жизни не хватит, чтобы их все выучить, — все еще рассматривая названия на корешках задумчиво протянул Вингал, почти про себя, но Нильс зацепился за эту фразу, и быстрее, чем успел осознать, ответил: — Ты можешь выучить их все, но говорить правду способен только на одном. Вингал замер. Нильс, моментально замолкнув, мысленно укорил себя за болтливость, но реакция друга, к счастью, не представляла из себя ничего особенного. — Я могу сказать правду на любом языке, который знаю, для меня нет преград, — спокойно парировал он. Нильс не сомневался: это ложь. Ложь, в которую Вингал сам отчаянно верил.