Мошка, Картошка и Идиоты

Йосеф смотрел тихо и внимательно, как-то внезапно устав. Семи минут беззвучного ожидания хватило, чтобы он решился и начал плавно отходить от плавящегося корабля. Еще шаг — и Шпигель перехватил его за плечо пальцами жесткими, как плиты из адамантия, такой же тихий и серьезный.  Вокруг них полукругом собрались Хищники и яутжа, слабые, растерянные, почти безумные. Их было много, гораздо больше, чем могло уместиться на маленьком корабле-картошке. Они высоко запрокидывали головы, замирая взглядом на горящем своем собрате, и застывали, словно в трансе. Йосеф чувствовал, как они появляются, сквозь прожженные в одежде дыры: запульсировал бок — это два бледных Хищника появились из пустоты и скользнули мимо людей; зачесались ладони — это Khgreit, кем бы он ни был, шагнул сбоку, потянулся к своей жидкой гриве и выщелкнул из пазов матовую железную маску. Крепкие грязные клыки, так похожие на клыки Млакха, вытянулись вперед, и Khgreit затих. Незнакомый Хищник, поджегший их единственный путь назад, веселым взглядом встречал каждого. Когда, кажется, собрались все — десять, пятнадцать огромных теней с расслабленными плечами и шумным сбитым дыханием, — незнакомец тихо и смешливо зарокотал. Йосеф глубоко вздохнул и прикрыл глаза. Он не понимал ни слова, не мог даже сказать, действительно ли этот странный Хищник говорил хоть что-нибудь, и от этого страшное волнение постепенно охватывало сердце.  Рядом незаметно появился командир, широко расставивший ноги, задумчиво склонивший голову. Лицо его горело мягким зеленым цветом в блеске огня, а белесые глаза расслабленно щурились. За плечом офицера построились в идеальном боевом порядке Платон, Шпигель и безымянный спокойный андроид. Йосефа они запихнули в самый центр.  В добрых двухста метрах от них чужой Хищник заклекотал и на секунду прервался, чтобы странным взглядом покоситься на то, что осталось от марсианского взвода. Командир в ответ дрогнул ладонью раз, другой, на секунду напрягся спиной, всем телом, болезненно выдохнул — и тут же Йосеф услышал в своей голове наполовину бессмысленный перевод шутливого хищнического голоса. Голос вгрызся ему в уши неприятным больным зудом, но это было уже хоть что-то. -…срок объявлен законченным, дети, — весело щелкало создание оживленным низким голосом куда-то в гулкую черную пустоту. — Псы были нападены в этот t'chkror… и в Гнездо больше нет жизни. Tschif'ra, — ласково обратился он к одному из Хищников, не понижая голоса, — я дал твоему Гнезду миг, я дал тебе шанс будущего… tschif'ra, и твоя медленность отнял жизнь Гнезда псов. Khrougha'lo, созданное человеком, ест мой род, и ты не стань опора. Твое Гнездо и твоя глава Гнезда должно быть уничтожить во времени без… Но я долженствовать нести милость к детям. Даже к тебе, tschif'ra, гнилая грязь под ногой худшего kaezha lat. Чужой лениво повернул голову, оперся ладонями на колени и защелкал что-то совсем непереводимое. Хищники вокруг тихо-тихо замурлыкали, заблестели маленькие глаза сквозь железные маски, словно они все — Йосеф на секунду запнулся, неловко подбирая слова, — словно разум их был затуманен. Говорят, на Марсе бизонам вкалывают миорелаксанты с наркотическим эффектом: животные тогда становятся мягкими, послушными и с очень вкусным мясом.  Йосеф вздохнул и аккуратно, незаметно шагнул в сторону выхода.  На наморднике непонятного Хищника были аккуратно вырезаны человеческие зубы и человеческие скулы. Они глухо блестели в зеленом пламени, и Йосеф тряхнул головой, не желая больше видеть и слушать это создание. Он тихо оглянулся, заметил двоих яутжа, с которыми вместе плелся по подземкам Калипсо. Не заметил Млакха и облегченно выдохнул сквозь нос.  Только Млакха здесь не хватало. Почти незаметное движение в сторону — и весь склад вдруг взорвался горловым звериным ревом. Рычание эхом вбилось Йосефу в сердце и уши так, что за шумом он даже не услышал перевода. Хищники вокруг снимали маски и пьяно смотрели на этого... этого... невесть откуда появившегося чужого. Марсиане не двинулись ни на сантиметр, переждали страшное оживление среди инопланетян, словно все это они видели уже не раз, и, кажется, следили одновременно за всеми. Йосеф задержал дыхание, чтобы даже вздохом не напомнить о себе, непонятным образом вновь оказался подле марсиан, словно просил у них защиты, и круглыми глазами вновь уставился на странного Хищника. Тот, черный, как углеволокно, медленно поднялся на ноги, и мягкого смеха больше не было видно в глазницах его маски. Он коротко щелкнул — и грохот прекратился в тот же миг. Муха-4.56 медленно и неслышно перелез на голенище ботинка, сжался там, как умное маленькое солнце. Йосеф переступил с ноги на ногу, примеряясь к дополнительной тяжести и тому, как она скажется, когда придется бежать по стылым и влажным тоннелям. Тома все еще не отзывалась. Тома была с Млакхом. Млакха не было тоже. Хищник мягко подошел к краю корабельной крыши, и остальные создания, все как один, опустились на колено. Йосеф едва смог это заметить за крепкими спинами марсиан, и у него перехватило дыхание. Десять, пятнадцать склоненных шей, опущенные головы и вздыбленные гривы. Из-под черных закрытых костюмов бледнели только haldzah — Хищники послушно открывали свое горло неизвестному мстителю. Млакх придушил Йосефа, когда подумал, что тот обратился к нему с недостаточным уважением, — к нему, плохой крови, почти бесправному существу в местной иерархии. Йосеф не хотел думать о том, кем должно быть создание, перед которым все Хищники, все яутжа так легко поступались собственной гордостью. В тишине горящего склада среди застывших инопланетных фигур остались стоять люди. Они — и Хищник, у которого с корнем была выдрана половина гривы, зеленошкурый яутжа, которого Млакх назвал tschif'ra Khgreit. Йосеф, даже сейчас не в силах сдержать опасное кохеновское любопытство, незаметно развернулся. Khgreit стоял с широко раскрытыми хелицерами и пьяным расфокусированным взглядом. Также замирал Платон, когда командир считал необходимым его отключить. Также отключались клубки на время починки. Также смотрели на Йосефа дуболомы, созданные неизвестными земными инженерами в красивых больших лабораториях. Tschif'ra Khgreit заторможенным, но уверенным движением потянулся к горловине своего костюма. Двумя когтями он выдернул из крепления наплечный лазер — треск органично слился с шипением горящего корабля — и, почти незаметно напрягшись, раздавил его между пальцев. Затем настала очередь широкого наруча с встроенным ИИ, блестящих кривых лезвий, множества комплектов чего-то мелкого и острого: их Хищник ломал уже без всякого волнения. Наконец, в руках у него остался только узкий тесак, уже, как и сам яутжа, потемневший от времени. — Оставь, — засмеялся вдруг неизвестный, за мгновение появившись подле несчастного Khgreit. — Я быть милость к детям.  Затем двое потянулись друг к другу каким-то ласковым, интимным движением, черные локти одного заслонили крепкие клыки другого; Йосеф не увидел, что произошло дальше, потому что вид тут же заслонил плечом высокий и собранный Платон. Замешкавшись на мгновение, андроид еще и силой запихнул мужчину себе за спину, чуть не сбив Йосефа с ног; Йосеф вздрогнул, когда под гулкими стенами склада раздался тихий, очень болезненный хищнический хрип и чужой радостный смех.  Он посмотрел на лысый человеческий затылок и подумал, что потом скажет Платону спасибо. — Я не могу больше ждать, пока ты найдешь причину эпидемии и способы защиты, — нежно объяснял чужой, понизив голос ровно настолько, чтобы он еще мог считываться человеческим переводчиком. — На твоих плечах гибель тридцати кладок Псов, и нельзя медлить дольше. Но я милостив, и я дам возможность закончить задание. Ты потратил время на бег за людьми и khrougha'lo, не принесший тебе ни гордости, ни знаний, бывший tschif'ra, — веселый сип стал переводиться адекватнее, и это, наверное, значило, что Хищник перешел на более простое наречие. — Что ж. Теперь тебе не придется за ними бегать. В глубине помещения задрожал воздух. Йосеф заметил это, потому что как раз отвернулся от продолжившегося мучительного хрипа, едва держась на подгибающихся ногах. Все слишком быстро становилось серьезным, и сгущающиеся между контейнерам тени не могли добавить ни оптимизма, ни собранности. Люди — сейчас остро почувствовалось, что посреди вспыхнувшей инопланетной ссоры и марсиане, и андроиды были в первую очередь людьми, — стояли все также недвижимо. Йосеф не знал, почему, он не мог напрямую связаться с командиром и потому не знал, чего они добиваются и чего ждут. Он знал, что рядом не хватало двоих его существ, с этим нужно было что-то делать, но почему-то даже пошевелился. Наверное, Йосеф тоже чего-то ждал. В следующую секунду Платон больно двинул ему в плечо. В следующую секунду Шпигель оказался впереди, по правое плечо от командира, Платон — по левое, Йосефа отпихнули глубже за линию, и малочисленный боевой порядок сомкнулся. Йосеф оглянулся, чувствуя, что что-то произошло, и замер. Перед офицером стоял иссиня-смоляной Хищник, довольный и ласковый, как телята на дедушкином подворье — если бы шеи дедушкиных телят были в поперечнике шире торса Йосефа, конечно. Хищник был больше командира так же, как командир был больше восьмилетних детей, и от этого казался не совсем реальным.  Йосеф смотрел на него и думал, что разумное создание не может быть настолько огромным, потому что с большим размером приходит медленная реакция и слабость нервной ткани. Этот Хищник просто не должен был двигаться быстрее своих более мелких собратьев, он не должен был перемещаться мгновенно на сорок метров, и уж точно он при этом не должен был обладать сознанием, достаточным для руководства кем бы то ни было! Йосеф задумался об этом, когда увидел вблизи когти размером с мужскую ладонь каждый. Издали, рядом с другими Хищниками, стоящими на коленях, размер существа не так бросался в глаза. Пока он суматошно просчитывал количество энергии, которое необходимо поглощать ежедневно этой особи для поддержания своей работоспособности, в голове промелькнула мутная мысль: ограничения в пропускной способности нейронов, наверное, распространялись только на тех, у кого эта нервная ткань была  — а была ли у Хищников хотя бы периферическая нервная система? Йосеф абсолютно, совершенно очевидно паниковал. Ягве. Он зачем-то откинул голову вверх. Едва смог дотянуться взглядом до чужого намордника, и в тени от все еще горящего позади корабля ему показалось, что Хищник был весь покрыт ярко-зеленой кровью, весь, от блестящих глазниц до покатых плеч. Под гулкими стенами склада никто больше не шипел от боли. — Люди… люди, — смешливо заклекотал Хищник на чистом человеческом языке. Он сверху вниз оглядел двоих андроидов, псионика, командира и совсем мимолетно прошелся по Йосефу. У того похолодела спина. — Люди, виноватые в появлении khrougha'lo. Отвратительные беззащитные создания, приносящие так много проблем и не в силах решить ни одну из них самостоятельно… Люди любят быть в неодиночестве. Вас всего двое, и как же вам скучно, верно? — мягко прорычал он, легко присев на корточки перед командиром и все еще возвышаясь над ним на добрых три головы. Замерев, чужой все же пошевелил дредами и добродушно просипел: — Не бойся, человек, я милостив. Я передам тебе столько компании, сколько ты не сможешь сдержать под контролем. Йосеф смотрел на расслабленную спину командира, на замыленный от пота воротничок униформы. Командир не шевелился несколько долгих секунд, а потом мягко наклонился к огромной страшной голове и коротко ответил на хищническом. Перевод незамедлительно отразился где-то во внутреннем ухе, а Йосефа передернуло от бесстыдно грубого замечания о чужой болтливости — зачем вообще в переводчик нужно было загружать настолько бранную лексику? Хищник лишь довольно засмеялся — и исчез. Дрожащий воздух в наиболее темном углу, рядом с выходом на поверхность Калипсо, наконец оформился. Хищники вокруг медленно вставали, покачиваясь от слабости, и их головы с фигурными металлическими масками заблестели со всех сторон. Марсиане синхронно потянулись к карманам, доставая награбленное оружие — винтовка у командира, резак у Шпигеля, веселый оскал у Платона, — а Йосеф все смотрел и смотрел в дальний угол. И если он еще не совсем сошел с ума, там, между двумя грузовыми контейнерами, подранными по углам и примятыми сверху, кокетливо выглядывало крыло земного катера. Йосеф летал в таких от станции до Земли, он помнил, как страшно мутило в узких переходах тогда еще маленького биомеханика. Потом, с кружащейся от происходящего головой, Йосеф увидел, что пульсация эфира так и не прекратилась. Под самым боком у картофельного корабля, и в зоне выгрузки, и рядом с огромным заводским манипулятором — везде воздух незаметно и очень, очень быстро уплотнялся. Появился нос маленькой хищнической капсулы, встал на шасси раскаленный от жара марсианский истребитель (корабль тут же зашипел, остывая горячими алыми боками, и в нем, подумал Йосеф, после такой передряги едва ли мог остаться хоть кто-то живой). И он услышал шорох. Шорох маленьких человеческих лапок по грязному складскому полу, появившийся словно из ниоткуда. И он увидел, как с грозным покореженным звуком вываливается трап из нутра хищнической картошки, увидел, как изнутри ломается люк марсианского истребителя, выпускает огромный столп белого, красивого дыма.  Йосеф сначала услышал писк нагревающихся лазеров, одинокий треск из чьего-то оружия и короткий рык командира, кажется, отдавшего команду дезориентированным Хищникам, — и только после Йосеф увидел первое пугало, вынырнувшее из-за дальнего угла. «Да ты ведь только вылупилось, родное, куда тебе», — растерянно подумал он, одними губами что-то шепча. За маленьким пугалом: четыре человеческих руки, растущие из бесформенного корпуса, а корпус — влажное смешение трубок — показалось второе. Сверху зашипело третье, четвертое, пятое вспрыгнуло на контейнер, выгибая шею… Йосеф сделал шаг, второй, третий, развернулся — и побежал. Ему и этого хватило за глаза, гелойбт гат. Муха-4.56 сидел на ботинке плотно и не болтался. Йосеф услышал позади горячее шипение огнемета — ничего меньшего он от марсиан и не ждал — и только ускорился. На входе запнулся о спеленутых пугал, которых Картошка — или во что их там спеленали, в аналог хищнического желе? — уже начала понемножку переваривать, заметил чьи-то мутные глаза, раскрытую в приглашении глотку; Йосеф фыркнул, зачем-то глотке кивнул, здороваясь, и завернул в полуразрушенный тоннель, из которого они вышли каких-то полчаса назад. *** Сзади было удивительно тихо. По крайней мере, обошлось без человеческих криков, и потому растерянный Йосеф подумал, что у них все хорошо. И слава Ягве, чем бы он мог им там помочь, он даже ножи передавал ручкой вперед, аккуратно, по технике безопасности, никто же не думал, что какой-то бесправный уборщик сможет встать поперек пугал и пугающего Хищника… Несмотря на тот туман, что застил ему голову, телом Йосеф владел превосходно. Тут же, на бегу, он перещелкнул браслет, соединил третье и восьмое деление, третье и одиннадцатое, сжал в кулак ладонь, обхватывая невидимую цепь — точь-в-точь как бездушный командир, Йосеф, в кого ты превращаешься, — и буквально насилу притянул к себе из темноты Мошку-19.2. Мошка упирался, сучил мохнатыми ногами и растерянно рычал. Йосеф не мог остановиться, чтобы спокойно объяснить клубочку, почему им нужно уходить прямо, к хековой матери, сейчас. Если быть совсем откровенным, мужчина не был уверен в своей способности говорить так, чтобы горло производило членораздельную речь, а не животный скулеж, и потому молчал. Муха не мог объяснить тоже, потому что он, как маленькое послушное солнце, вцепился всеми клычками в отворот командирских ботинок и старался не мешаться при беге. Все бы такими были. В конечном итоге из-под полуразрушенной арки Йосефу на холку попыталось запрыгнуть спасенное им же пугало — и не то чтобы он этого не ожидал. Йосеф с силой, данной ему всплеском адреналина в крови — а у него осталась вообще гормональная система или ее тоже вырезал подчистую «третий контакт»? — одной рукой подтянул Мошку к самому бедру, заставил его вскочить себе на спину, к обхватившему горло пугалу, и почти не пошатнулся от лишних сорока килограмм на хребте. Параллельно он второй рукой вновь соединил третье и восьмое деление, третье, одиннадцатое, выгнул локоть назад — и одним слепым движением посадил пугало на поводок вместе с Мошкой. После этого земля под ногами у Йосефа затряслась, и затряслась очень нехорошо: не землетрясение, но субатомное оружие в руках у дураков. Он вынырнул на широком перекрестке — кажется, здесь когда-то было депо, — и кожа внезапно зачесалась, как проклятая. Это тоже было нехорошо. Больше не церемонясь, Йосеф спихнул со спины и Мошку-19.2, и безномерное пугало, сделал невидимый поводок чуть длиннее, так, чтобы солнышки могли прыгнуть на потолок в случае угрозы. Чуть только он услышал приближающийся хищнический рев — совершенно, абсолютно безумный, — Йосеф тихо и непритязательно слинял в тоннель напротив. И да простит его бабушка Това за сниженную лексику. Йосеф когда-нибудь обязательно перед ней извинится. — Тихо, — рявкнул он на вырывающихся Мошку и пугало, вконец забывая о человечности, когда ему показалось, что отбежали они достаточно. — Если не хотели, чтобы я мог вами управлять, не нужно было создавать себя по подобию моих клубков, хековы mhroirn, — сбитым голосом выругался он на почти правильном хищническом, испуганный и злой. После этого Йосеф попытался себя успокоить, глубоко задышал и оглянулся. Темно. Темно, сухо — наверное, они сейчас уже далеко-далеко от поверхности Калипсо — и почти чисто. Йосеф остановил их компанию в каком-то уютном и совершенно незнакомом тупике, без осточертевших рельс, зато с небольшой чугунной лестницей, оборванной на половине. О вторую половину Йосеф споткнулся минуту назад — сто пятьдесят метров от подранного угла, если перелезть через насыпь, удивительно похожую на неловко построенную баррикаду.  Он не собирался об этом думать. Муха, почувствовав, что гонки закончились, тут же спрыгнул на пол и дружелюбно защелкал. И пугало, и Мошка, связанные вместе простенькой кодировкой, которую Йосеф вписывал в каждого своего клубочка, смотрели на мелкого Муху скептически, а на мужчину — с явной обидой, даром что у пугала даже не было глаз. Йосеф вздохнул еще раз, отметил, что пугало за это время успело обрасти какой-никакой шерсткой —  зачем тебе мех, дурачок? — и опустился перед ними на колени. — Прошу менять простить, — сказал он, совсем не чувствуя себя виноватым. — Пугало, ты само решило на треть стать моим клубочком, теперь не жалуйся. Муха, это был крайний случай, я стараюсь своей властью не злоупотреблять, эрликхе врерте, честное слово. Там, — мужчина кивнул куда-то в сторону оставленного склада, — прямо сейчас происходит какая-то кровавая ссора, в которую я никому из вас не пожелаю влезть. Да, пугало, даже возможность наесться не стоит твоей жизни, — серьезно добавил он недовольно сжавшемуся созданию. На секунду прижмурился, больно переступая коленями по острой гальке и, не сдержавшись, пожаловался: — А еще я Млакха потерял. И Тому. И я очень не хочу этого говорить, но вы можете остаться единственными, кто у меня есть, поэтому, родные, потерпите немного, хорошо? Как только я найду безопасное место, я вас там тут же отпущу на вольные хлеба. Только сейчас не уходите. И, вздохнув, Йосеф перещелкнул звенья органического браслета — одиннадцатое к третьему, восьмое к семнадцатому, — спуская недовольных существ с невидимого поводка. Про гибель Млакха он сказал для красного словца, на самом деле не веря, что тот может действительно умереть — он ведь не совсем идиот, Ягве милостивый. Но теперь, когда слова вырвались из его рта, Йосеф поневоле задумался, и эта задумчивость ему не понравилась. Мошка, казалось, человеческой искренностью проникся. Вздыбив густой подшерсток, клубок щелкнул в сторону нервного пугала, помешкал, но все-таки остался на месте. Пугало еще дернулось пару раз, из красивого бугристого торса (или того, что заменяло ему торс) на секунду выглянули глупые круглые глаза, зашипело андроидской кровью, и они оба уставились на мужчину с заинтересованным видом. Йосеф кивнул им, благодарный, и тяжело поднялся с колен. Осторожно прислушался к происходящему, пытаясь услышать странное и страшное, а не заметив ничего, вздохнул. Он устало прикрыл глаза, провел грязной ладонью по липкому от пота лицу, скорчился от отвращения и подумал: хватит. Хватит же, верно? — Муха, Тому чувствуешь? — тихо спросил он, когда смог слегка собраться. Клубок притих, разбираясь в самом себе, и Йосеф его не стал дергать, раздумывая, стоит ли пытаться взобраться наверх.  Если они выберутся на поверхность, Йосеф задохнется от нехватки воздуха тогда же, когда забьется пылью респиратор, — от двух до семи часов, зависит от степени разрушений и остаточной атмосферы Калипсо. Военные разрушения любили, а пугала едва ли беспокоились о том, чтобы поддерживать генераторы Оста в надлежащем состоянии — разрушенного будет много.  Подниматься наверх смысла не было, как не было смысла во всем происходящем. Развлечения ради он еще раз попытался вызвать маленькую Тому по пейджеру, бездумно щелкнул браслетом — пугало недовольно заворчало — и в итоге просто прислонился боком к стене. Йосеф не знал, куда ему идти. Йосеф хотел к Млакху. Перед глазами на секунду поплыло. Словно наяву, он вновь увидел радостный оскал Платона, который разглядел первое пугало в углу огромного склада, заметил, как дрянной Шпигель настороженно переступил с ноги на ногу при виде чадящего корабля, — и отряхнулся вновь. Ничем он им помочь не мог, не стоит об этом и думать. Муха забрался на плечо, царапая и без того подранную спину, и грустно укусил за ухо. Йосеф кивнул, погладил солнышко между маленькими глазами. В тупике было все так же тихо, сухо и пустынно, и оставаться здесь, наверное, нерационально. Нужно было куда-то идти, где-то прятаться и как-то искать потерявшихся. Уже выглянув из безопасного тупика, Йосеф с привычным неудовольствием вспомнил, что теперь, после нескольких проведенных без его согласия операций, он больше не может забыть неприятные вещи. И тут марсиане отметились, хековы, дурные они создания. Пугало привычно испарилось в темноте коридора, только осмиевые когти шуршали вверху, из-под свода коридора. Мошка-19.2 тихо цокал чуть позади, как когда-то цокал и его предшественник, несчастный Мошка-19.1. Муха, отчего-то развеселившийся, спрыгнул, выбежал вперед в поисках чего-нибудь блестящего и съедобного, пока сам Йосеф медленно плелся следом, между делом пытаясь понять, где он очутился в результате своего краткого, но очень суматошного побега.  После того как адреналиновая волна сошла, забирая вместе с собой стучащее сердце и хлынувшую через край энергию, навалилась усталость. Глаза закрывались сами по себе, но Йосеф упрямо тащился вперед, растерянный, как выпавший из гнезда галчонок. Маленькая их компания вновь дошла до перекрестка, в котором им встретился обезумевший Хищник, и послушно повернула вслед за любопытным Мухой. Тот сворачивал в темные коридоры, возмущенно щелкал брюшком, когда натыкался на заваренные изнутри двери, царапал закрытые проходы, требуя открыть, и в целом ориентировался весьма неплохо. Йосеф пытался вспомнить, создал он линейку Мух на Калипсо, когда еще получал здесь четвертый разряд, или после, уже на «Цикаде». Первую Тому учащийся Йосеф точно отправлял по ночам за водой из автомата; безномерного Жука Йосеф, технолог-контролер АРС, сваял уже в должности уборщика, чтобы через него координировать работу остальных своих солнышек. А первого Муху, вот, не помнил. Минут через десять ленивой ходьбы стало понятно, что клубок постепенно тянет их обратно. Туда, в сторону подземного склада и военных действий между двумя биологическими видами и одним — технологическим. До Йосефа это дошло тогда же, когда обиженное пугало больно хлестнуло его по горлу, ухватилось за плечи, снова — снова! — прожигая пушистую кофту кислотным касанием, и помешало  пройти дальше. — Пугало, я уже тебе объяснял, как с людьми обращаться нужно, — вымотанно пробормотал он тогда куда-то в потолок.  Мошка позади легко вытянул шею на добрый метр вверх, укусил пугало за выпущенные провода и заодно прихватил кусок человеческой кожи. Пугало зашипело и убрало лишние конечности, Мошка коротко залаял, а пожеванный всеми Йосеф все-таки выглянул, морщась в темноту тоннеля. Между рельсами, удобно устроившись головой на балке из углеродистой стали, расслабленно лежало чье-то тело. Учитывая то, что оно не пошевелилось даже от возмущенного человеческого шепота, от шипения и клекота не слишком человеческих существ, у Йосефа были сомнения в его дееспособности, но присматриваться ближе он не решился. Муха проскользнул вперед, даже не обернувшись на неизвестного, и Йосеф, вздохнув, пошел следом. Оставляя этого кого-то позади, он старался не думать ни о чем — ни о собственной трусости, ни о чужой боли, ни о маленькой части Картошки, которая обладала удивительной регенеративной способностью и которая, хек бы ее побрал, жгла бедро даже сквозь грани пластиковой емкости в подсумке. Три сотни метров, два обвалившихся поворота и одно невнятное «а голова-то у него лысая, как у Платона» спустя Йосеф зло цокнул, прищурился устало и развернулся на тяжелых каблуках. — Я проверю, — сказал он оскалившемуся Мошке и аккуратно пушистое свое чудо перешагнул. — Можете остаться здесь, я быстро. Клубки защелкали между собой, послушно задержались перед очередной закрытой дверью, но пугало все же поползло следом, раздраженно шипя над головой. Йосеф быстрым шагом возвращался к телу, оставленному беззащитным посередь сложной военной обстановки, и точно так же раздраженно шипел сам на себя. Может, Платон. Может, и не он. Может, просто кусок ветоши валяется, или труп кого-то еще с прошлого расстрела, кого-то из беззащитных гражданских, случайно вставших между Марсом и реализацией Марсом своей политической воли. Может, Йосеф вскоре ляжет рядышком с несчастным, не успев даже передать клубков в добрые руки, и кому от этого станет лучше? От далекого, нечувствительного взрыва пол под ногами пошел ленивой рябью, и тут же поднялась густая каменная пыль. Йосеф только переступил удобнее, удержав равновесие, и подошел ближе. Картофельная панацея, яркая, как полузабытое солнце, оказалась в ладони практически против его воли. Мужчина сильно сжимал в руках горлышко и, громко сопя носом, сердился. Месяц, три, две недели назад Йосеф даже и не подумал бы о том, чтобы помочь кому-то чужому. Что чужие? Чужие убьют, они запытают или просто глядеть на него станут с пустым этим, тошным любопытством, как на что-то бесполезное, но в целом безобидное. Никогда от чужих Йосеф не требовал помощи и сам никому плечо не подставлял. Он, клубки, вся огромная семья Кохенов, оставшаяся на далекой Земле, а с недавних пор и Млакх — у Йосефа и без того было о ком заботиться. Между перекладин расслабленно раскинулся Хищник: четыре разноразмерных клыка, налобная панцирная пластина и плечи шириной в дверной проход. Череп у него и впрямь был лысым, стесанным и издали даже напоминал человеческий. С одной стороны затылка что-то блестело. Йосеф не боясь провел пальцами под влажным, словно опять чинил подранного марсианскими ботинками клубочка, почувствовал, что рана неглубокая и поверхностная (кожа от касания не прогибалась, и влага не хлестала, а намокала изнутри, как вода из пресыщенной губки) и выщелкнул заглушку из флакона. Крахмальный раствор тяжело клубился в бутыльке. Йосеф сжал пластик между пальцев, воссоздал в памяти Картошку, как он ее помнил — бесформенный шар с лезущими по всей поверхности ложноножками, — и медленно вылил жидкость на ладонь. Когда на фалангах что-то нетерпеливо запульсировало, он приоткрыл веки, с глухим расстройством встречая знакомое подергивание инопланетного помощника. — Хищника подлатай, пожалуйста, — вежливо попросил Йосеф, присаживаясь на корточки подле бессознательного тела. — Я не знаю, каким он должен быть, так что с меня информацию не считывай. От второго Мошки размером под три метра никто сейчас в восторге не будет. Он не знал, поняла ли его Картошка, но она, это маленькое крахмалистое создание, послушно пролилась сквозь пальцы на чужую лобастую голову и тут же обхватила Хищника плотной прозрачной пленкой. Йосеф посмотрел на нее пустым взглядом. Отчего-то вспомнилось, как Картошка расползлась по Млакху, когда тот отключился прямо на кровати и перепугал этим Йосефа до полусмерти. Эта Картошка пульсировала точно так же.  — Я словно уже и не тот Йосеф, — пробормотал он скорее себе под нос. — И не тот, что уборщик на «Цикаде», и не тот, который третий контакт, и не тот, который был утром. Вообще уже не Йосеф… Пугало, поможешь несчастного оттащить? Пугало не ответило, и мужчина, подумав, развернулся. Увидел то, что увидел, и подумал еще. Потом медленно потянулся, собрал волосы в хвост и тихо сказал: — О. Пугало, похожее на спутанное резиновое спагетти, распласталось по невидимому щиту. Оно оплело барьер бессчисленными проводами, беззвучно плевалось кровью — жидкость стелилась в воздухе, как раствор для санобработки в военных душевых, — и пыталось прогрызть мешающуюся заслонку. Из-под пугала едва виднелись когтистые ступни, знакомые полосатые предплечья, красивые, как лесная земля в полдень, и дырка размером в две ладони там, где должен был быть живот. Отсутствие куска плоти на бедре и злые движения пальцев видны были тоже.  Под чужими ногами быстро натекала лужа яркой зеленой жидкости — и, между тем, инопланетная кровь не спешила испаряться на Калипсо. Это как-то связано с разреженной атмосферой? Йосеф смотрел снизу вверх и не спешил вставать. Щелкнул пейджером, подзывая к себе солнышек. Через секунду на его зов отозвались Муха, Мошка и одна мятно-розовая Тома. — О, — сказал он и с ужасом проследил расширенными, как у токсикомана, зрачками, как тонкая струйка крови стекла по крепкой груди. — Я тебя искал. Пугало не убивай, оно хорошее. И после этого в глазах наконец потемнело.