Любовь в доспехах.

— Я бы хотел познакомить тебя со своей семьей, воробушек, — Аякс вскинул голову и расплылся в солнечно-яркой улыбке, укладывая голову на бёдра сидящему на диване Капитано. — А не рановато ли? — лукаво вопросил мужчина, опуская широкую ладонь на рыжие пряди и ласково те ероша. Тарталья в шутку нахмурил брови, а его голубые очи уперлись взглядом в стальную маску на чужом лице: — А сам-то до старости ждать удумал? Второй в ответ хохочет, незаметно отводя взгляд куда-то в сторону. Он понимает. Они понимают. Оба - высокопоставленные воины, верные слуги твёрдой воли Царицы - предвестники фатуи, и каждый день для них как последний. Огонь битв и пламя сражений всегда может закончиться печальным апофеозом, и после смерти Синьоры пелена уверенности спала с глаз: они не боги, не бессмертны, не летают в небе, а ходят по земле. И им суждено однажды ярко вспыхнуть и тотчас погаснуть в пылу бесчисленных битв, если они продолжат службу Царице. Капитано поджал губы и бережно уложил вторую ладонь на грудь Тарталье, легко ее огладив, ведет к плечу, затем ниже и накрывает рукою ладонь юноши. Здесь в тихой идиллии прохлады просторного кабинета Второго - их не разлучит ни огонь битв в которые оба так страстно рвутся, ни старушка-смерть. — Мне кажется, это знакомство может доставить тебе хлопот, малец, — Второй склонил голову, чтобы четче разглядеть лёгкое удивление на лице Аякса: — Ты ведь скрываешь свой статус от кого-то из членов семьи? — Да, — краткая и глубоко чем-то опечаленная улыбка: — Мои младшие братья и сестры. Особенно Тевкр, — голос Тартальи почему-то дрогнул и стал чуть тише обычного. Чайльд заметно напрягся. — Что, если мое появление заставит их сомневаться в тебе? Мне бы не хотелось нарушать ваши... — мужчина вздрогнул и удивленно моргнул, когда его речь вдруг прервала прохладная ладонь, резко накрывшая его уста. — Они обязательно узнают однажды. Тевкр растёт, и он не глупый мальчик, пускай и простодушный. Но именно такими и должны быть дети. А я лишь хочу уберечь его от того мрака, что таит в себе Снежная, — на Капитано смотрят два пустых голубых глаза, пристально и неотрывно всматриваются в маску, ища в ее тени ответный взор. Чайльд узнал о тёмной стороне жизни слишком рано, и задался целью уберечь от той же участи тех, кто дороже ему всего на свете. — Тебе не стоит переживать об этом. Мы не расскажем. По крайней мере сейчас. Придется снять маску, оставить на работе форму и знамена, избавиться от побрякушек и временно стать самым обычным жителем Снежной. Не так уж и сложно, да? — звонко смеется Тарталья, но в этом смехе чётко читается грусть. Ладонь медленно теряет свой вес на губах мужчины, позволяя Второму предвестнику ответить, но он вновь не сразу находится в словах. Вместо этого он крепче сжимает в руке ладонь Аякса, склоняется и, приподняв маску, смазано целует Одиннадцатого в лоб. — С такой уверенностью тяжело спорить, — улыбнулся Капитано. Этого не видно, но слышно. — И правильно, нечего с будущим супругом спорить! — победно фыркнул Тарталья и потянул мужчину за высокий воротник, заставляя его прильнуть ближе, а следом нагло ворует для себя поцелуй, но уже в губы, долгий и протяжный, самый излюбленный, с лёгким оттенком горьковатого привкуса коньяка и полупрозрачной нотой шоколада. Этот самый поцелуй, во время которого суровый воин, двухметровое детище войны, мужчина, чье тело усеяно шрамами - трофеями выигранных битв - тихо и дрожаще выдыхает в губы Аякса. Этот поцелуй, когда Второй укладывает грубые ладони на талию юноши, сминая под касаниями ткань его алой рубашки. Тот, во время которого Чайльд так любит шептать «Хочу еще...». — Спасибо, что согласился, — в губы Капитано шепчет Одиннадцатый, не размыкая рыжих ресниц, гладит его по контуру подбородка: — Семья. Родители, братья и сестры. Дом. Все это так важно, без этого совсем никак. Наконец маменька перестанет твердить, что я пропащий блудный сын, увидит, что я в руках у надёжного мужчины, — влюблённо шепчет Тарталья и с особенной нежностью выводит кончиками пальцев незримые узоры по крепким плечам Второго. — Мужчина я самый обычный, таких в Тейвате пруд пруди, просто кое-кто влюблён по уши, — любовно вздыхает Капитано и снимает мешающуюся их ласкам маску, убирает ее прочь, оголяя смуглое лицо, украшенное шрамами и ожогами. Кто угодно сказал бы «изуродованное шрамами», но Аякс в жизни не подберет слова правильнее, чем «украшенное». Шрамы красят мужчин и женщин, это нечто прекрасное, бесконечно волшебное, аксессуар вояки и трофей победителя. Это то, к чему хочется прикоснуться. — Не делай из меня влюбленного ребенка, — Чайльд, пользуясь моментом, вскидывает вверх руку и принимается путать пальцы в длинных смоляных локонах. — Это чувство, Аякс, и отличает тебя от ребенка. Влюбленным можно быть хоть всю жизнь, почему бы и нет. — И ты тоже влюблен, получается? — с надеждой в голосе и без единого грамма сомнения. Только чтобы уточнить. Тарталья никогда не позволяет себе сомневаться в любви Второго. — И я тоже, Аякс, — медленный кивок и сощуренные в узкие щёлки глаза. — Не стыдно быть моей первой любовью? Точно хочешь знакомить семью с таким? У Чайльда сердце пропускает удар, так, словно юноша слышит это в первый раз. Действительно, быть первой любовью у холостяка, старшего на десяток с лишним лет - довольно неожиданно. Разумеется, любовники у Второго были, но Тарталья первым и единственным сотворил невозможное - пробился сквозь стальные доспехи и покорил ледяное сердце. Даже монстр в доспехах, кровавый воин и беспощадный противник способен любить. И всё же каким бы Капитано не был суровым воином, каким бы не был превосходным командиром и сильнейшим противником на всем континенте, место сомнению в его душе осталось. Чайльд так отчаянно жаждет знакомства с семьей, но здесь точно не будут играть роли ордена и заслуги, статус и ранжировка в рядах предвестников. Родители Аякса отдают сына в руки не вояке, а человеку. И от этой мысли сердце в крепкой груди словно застывает, стоит лишь задуматься об этом. Знакомство - не битва, казалось бы, все куда проще кровавого сражения не на жизнь, а на смерть, но это все равно заставляет дыхание стынуть в лёгких и опускаться на их низ свинцовой тяжестью. В противовес чужим словам Одиннадцатый косо ухмыльнуля: — Знаешь, в командировке Ли Юэ я встретил еще одного «старика», так что с того момента возраст и внешность для меня вовсе не вяжутся. А стыдно мне может быть только за то, что не затащил тебя в кровать еще в свои шестнадцать. — А вот это уже наглость, юноша. — Она самая. И тебе это нравится, — с предвкушением в голосе прошептал юноша, выгибаясь всем телом навстречу грубым касаниям, проходящим вдоль его торса куда-то к низу живота, где сразу же ответом протяжно и приятно свело. — Может быть, — с краткой, сдержанной улыбкой проговорил Капитано, останавливая свою ладонь на любопытном и манящем собою бугорке под серой тканью брюк Аякса, заставляя юношу инстинктивно свести ноги и звучно сглотнуть. Совсем недавно у них был секс. И вот опять руки тянутся к «запретному плоду», который они так рьяно скрывают от сослуживцев, да и всех прочих. Неужели возможно столь безумно сильно любить тела друг друга, чтоб неустанно отдаваться порывам страсти уже несколько лет подряд? Многие теряют интерес через месяцы, кому-то хватает года и следом обязательно нужна передышка, но эти двое не могут вдоволь друг другом насытиться. — А не слишком ли быстро мы перескочили от темы знакомств с семьей к тому, чем всегда кончаются наши встречи? — Ты тоже часть моей семьи, воробушек, — нахмурил рыжие брови Аякс и упер указательный палец в крепкую мужскую грудь напротив. — Будем считать, что мы продолжаем тему, развивая ее в сторону продолжения рода, — конопатый расплылся в довольной улыбке. Второй стиснул щёки юноши в грубой хватке и рывком потянул на себя, заставив подняться с дивана и завалиться ему на грудь, вместе с тем усаживаясь задницей на бёдра мужчине. — Удивляешься так, словно в первый раз, юнец. — Если каждый раз, как первый - то всё становится интереснее, — мычит Чайльд, не пытаясь высвободиться из чужих стальных объятий. С этим и не поспоришь. Аякс тот единственный, кто подобным мышлением может разжечь неугасаемое пламя жаркой страсти в груди Второго. Чайльд всегда стонет громко, так, словно впервые, молит двигаться быстрее, будто бы все тело не ломит от ежедневного секса. Но сегодня и Капитано решил внести свою лепту в разнообразие отношений и рывком стягивает с бёдер Аякса брюки едва ли не до треска ткани, но Чайльду плевать - рваная одежда часто становится итогом удовольствия. Костюм всегда можно подшить или, если всё уж очень плачевно, то купить новый, а вот эмоции и ощущения, чувства и незабываемые мгновения их близости ни за какие богатства не выменяешь ни у одного торговца во всем Тейвате. Расправившись с особо ненужным - сапогами, брюками, ремнем и боксерами, - остается лишь приняться за долгожданные ласки. Чайльд, роняя с подрагивающего от возбуждения члена капли горячей смазки на темную форму Второго, сладостно стонет в поцелуй, привставая над бёдрами мужчины и вновь опускаясь на них, чтобы с предвкушением о них потереться. — Ты задумал что-то особенное? — Аякс вдруг отстранился, разрывая их долгий поцелуй одним легким движением и, в ожидании ответа, обводит языком влажные губы, намеренно чуть ими причмокивая перед самым лицом своего любовника. Дразнится. — Неужели так заметно? — слегка удивленно мужчина рассматривает острые черты лица напротив. — Твои глаза. Они смотрят на меня иначе, — легкий толчок бёдрами навстречу паху Капитано, Чайльд уперся членом сюртук, безо всякого стыда размазывая по ткани предэякулят. Сегодня его чересчур много. — Страшно? — опасный прищур и крепко сжатые ладони на бёдрах Аякса. — Ну уж нет. Это, знаешь ли, разве что стр-р-рашно заводит, — гортанно рычит Чайльд, загадочно улыбаясь. Когда-нибудь этот юноша сведет Капитано с ума. Хотя, точнее будет сказать, сводит каждый раз. Заставляет, словно бешеного пса срываться с цепи, наслаждаясь разницей их телосложений, вбивая толчками в диван, кровать, стол, да в принципе в любую поверхность, на которой они окажутся в порыве страсти. — Раздвинь ноги шире, — смочив несколько пальцев в слюне, Второй упирается ими меж ягодиц Аякса и проталкивает те в горячее нутро, соблюдая очередность, но Аякс старается насадиться на все и сразу, вертит, крутит бёдрами по кругу, изредка подаваясь то вверх, то вниз. Эта его особая страсть не отдавать себе отчета ни в каких действиях, когда доходит до близости. Чайльд позволяет себе абсолютно все, не пропуская через призму здравого смысла ни одну из своих просьб, никакое действие или вздох, он хочет быть искренне чистым со своими желаниями перед любовником, перед желанным мужчиной и будущим мужем, не скрывая абсолютно ничего. Цепляется пальцами за одежду Второго, извиваясь и вздыхая, жмется к нему крепче, стараясь хотя бы изредка глушить собственные стоны в их развязных поцелуях. Всё-таки сейчас Чайльд находится здесь официально по работе, должен читать доклад, отчитаться по поводу миссий и уйти прочь, но вместо этого они заняты друг другом, вовсе не работой. Дверь закрыта на замок, но от нежданных гостей, заинтересовавшихся в странных возгласах, доносящихся из кабинета это вряд ли спасет. — Тише, Аякс, — свободной рукой Второй сжал рыжие волосы и оттянул их назад, заставляя юношу прилично выгнуться назад. — Не могу, — на его глазах капельки слезинки отнюдь не от боли - от удовольствия. — Придется занять тебе чем-нибудь рот. Чайльд мелко задрожал от предвкушения. Быть столь зависимым от члена своего любовника - и награда и наказание. Они быстро изменили позицию: Капитано лёг и вытянулся вдоль дивана, с трудом на него умещаясь в горизонтальном положении, а Аякс навис сверху, оказавшись лицом напротив паха Второго, а любовнику лишь с крохой смущения предоставляя вид на собственную задницу. — И не заставляй меня повторять дважды. Займи рот и не ставь раньше времени под сомнения наш профессионализм таким образом, — рычит Капитано, впиваясь пальцами в упругую задницу Одиннадцатого и раздвигая ягодицы в разные стороны, любуется видом. Ему, бесспорно, нравится то, сколь порою может быть громок Чайльд, но это не отменяет факта - в рабочее время заниматься таким сулит дрянными последствиями, и лучше оставить возгласы на секс вне работы, или же хотя бы в местах, не близких к кабинету Пьеро. Тарталья послушно кивнул и потерся щекою о пах Второго, даже сквозь одежду ощущая его жар. Горячо. И запах заставляет Чайльда ронять слюну, с нетерпением расстегивая чужую ширинку и вынимая из-под ткани желанный член, тотчас слизывая с его размеров смазку. Как всегда, слишком большой, и в рот-то толком не влезет, если в задницу едва пропихивается, но это совсем не мешает Аяксу послушно излизывать его по всей длине, тереться кончиком острого носа и щеками, прощупывать пальцами каждую пульсирующую венку, играясь с кровотоком, оттягивая губами крайнюю плоть и обводя языком головку члена. Но мысль не покидает навязчивое желание взять целиком, пихнуть во всю длину в собственную глотку. В глазах темнеет от удовольствия и Чайльд едва не вскрикивает, когда длинный язык Капитано широко скользнул меж ягодиц Аякса, обильно смачивая слюной и заставляя юношу глубоко и быстро задышать до самого головокружения. И стоит лишь Аяксу подумать о том, как хочется горячий язык любовника в свою нутро, он тотчас это получает, глуша собственные всхлипы и стоны в облюбовывании члена мужчины, он закатывает глаза, когда длинный массивный язык легко проскальзывает внутрь, почти сразу упираясь в пучок нервов. Одну руку Аякс заводит назад и хватается за запястье Второго, крепко его сжимая. Ладонью свободной руки Капитано обхватывает член Тартальи, водя по нему с некоторой нежностью и осторожностью, тянет за бедро и полностью усаживает любовника к себе на лицо, заставляя Чайльда стыдливо скулить и ерзать, давясь соленой смазкой Второго. — Здесь, да, еще немного глубже... — глухо в бреду скулит Чайльд, в руке сжимает ткань чужих брюк. Чувство от чего-то гибкого, влажного и горячего внутри слишком разнятся от ощущения члена. Язык внутри извивается, касаясь и растягивая стенки. Тарталья хочет застонать от удовольствия так громко, как только может, и этому особенно способствует взгляд вниз, под себя, вид того, как увлечен Капитано. и то, как забависто то появляется то исчезает заметный бугорок внизу живота Тартальи. Он может видеть Второго внутри себя. И совсем скоро, связав свои жизни супружеством, им можно будет перестать скрываться ото всех подряд. И это приводит Одиннадцатого в чувство бесконечной эйфории. Безустанно помогая себе руками, Чайльд все же решается взять пульсирующий от возбуждения орган в рот, до тянущей боли в челюсти погрузить внутрь себя хотя бы головку. Не так больно, когда все тело приятно изнывает, покалывают кончики пальцев, а член уже до боли сводит возбуждение. Капитано не отстраняется, с хлюпающим тягучим звуком наслаждается аппетитной задницей любовника, всецело отдавая себя и свой язык процессу, лишь изредка издавая причмокивающие звуки удовольствия и ломаные грубые вздохи. Как же Тарталья любит этот голос. До потери себя, души в нем не чает, и когда Капитано начинает вздыхать, или даже сдержанно постанывать - значит, что он тоже близко. Это заставляет Чайльда выгнуть спину и легко двинуть бёдрами навстречу языку и почти сразу, с протяжным громким стоном изливаясь горячим семенем в кулак Второму. Он всё же не удержался, но Капитано ни за что на него не обозлится, ведь не будь занят его рот, он бы и сам выдохнул слишком громко, оканчивая вздох полустоном от ощущения мягких губ Тартальи на своем члене, он едва заметно сгибает колени и обильно кончает юноше в рот и на лицо, на руки и собственную одежду, слишком много семени, которое Аякс не успевает проглотить, чуть давится им и кашляет в себя, закатывая глаза и чуть привставая над Вторым, позволяя ему вынуть язык и отдышаться в унисон с Тартальей. — Что ж, это было неожиданно, — юноша обессиленно ложится на бедро мужчине и довольно улыбается, ласково оглаживает пах кончиками пальцев. — Чайльд, ты спать на мне удумал? Работы непочатый край. — И что? — страдальчески скулит. — Я хочу еще. — Вставай, — Второй непреклонен. — Вставай-вставай, — обиженно передразнивает его Чайльд и лениво сползает с тела любимого, вслепую нащупывая рукою по полу свои брюки. Ноги все еще предательски дрожат, не давая юноше полноценно подняться с пола. — Разумеется, третий раз за сегодня лишним не будет, но ловить себя на мысли и том, как преподнести себя на встрече с твоей семьей, в то время, пока мой язык в твоей заднице - не особо радует, знаешь ли, — мужчина деловито поправляет свою форму и застегивает ширинку, натягивает на лицо маску и шумно вздыхает под аккомпанемент звонкого смеха Аякса. — Рассла-а-абься, все будет хорошо. Ты им понравишься, это я гарантирую! Главное не увлечься друг другом во время встречи, не хотелось бы производить такое впечатление на мою семью... — Даже не надейся, специально смотреть в твою сторону буду поменьше. Стояк в штанах не красит мужчину перед семьей его супруга. — Ну почему же? Такой размер очень даже многое говорит об... — Аякс, — сурово. — Бу-бу-бу, — закатил глаза и сел уже на свободный, еще теплый от их тел диван, притянув к себе высокие сапоги. — Я побуду у тебя до конца рабочего дня, ладно? Пойдем домой вместе, воробушек? — Хорошо. Если не будешь меня отвлекать и посидишь тихо, управлюсь к девяти, — Второй достает из-под стола коньяк - после оргазма работать всегда тяжело, поэтому он часто приводит себя в чувства несколькими глотками качественного спиртного. — Воробуше-е-ек. Ровно секунда твоего внимания. — М-м? — не отрывая взгляда от бумаг, подносит к ним кончик пера. — Беспорядок на лице, мне срочно нужны салфетки, — протяжно, едва ли не страдальчески тянет Аякс. Руки и щёки, сколько не три, все еще измазанны в семени, которое стало остывать и ощущается не так приятно, как раньше. Он ожидает, что Второй сурово ответит ему, но вдруг слушит тихий приглушенный смех, поднимает взгляд и видит, как Капитано манит его к себе пальцем. И Чайльд подходит, переклоняется через стол навстречу к любимому, и тот, бубня под нос о том, что Аякс словно дитё малое замурзался, достает откуда-то из нижнего ящика бумажные полотенца и ласково вытирает лицо Тартальи. Вроде бы обычный жест заботы, но Чайльд уже «на мокром месте», стоит и хлюпает носом, цепляясь пальцами за запястья Второго. — Я тебя люблю. — И я тебя, Аякс. Надеюсь, это все? Быстрый кивок. — Тогда свободен. Кабинет в твоем распоряжении, не шуми только. «Скорее бы домой» — мечтательно думает Чайльд и возвращается к дивану, заваливается на него, предварительно выхватив какую-то книженцию с полки ближайшего шкафа. Что он вообще взял? «Секреты Тейвата - жить, а не выживать». Ну и дуристика: скукота, зато с картинками. Сойдет. С недавних пор они живут вместе и ходить домой бок о бок все еще слегка непривычно, зато с работы теперь они идут вместе, вместе покупают продукты, готовят ужин, едят, умываются и ложатся спать. Делать это вместе не так одиноко, даже весело. Наверное, впервые за много лет Чайльд может смело сказать, что он по-настоящему счастлив. Счастлив оказаться в рядах предвестников, счастлив, что теперь у него не одна, а целых две семьи - кровная и та, которую он, вместе с Капитано, кропотливо и совместным трудом возводят своими руками. Их главная гордость, величайшее творение и самое хрупкое, что оба когда-либо держали в изрезанных шрамами битв руках - сердца друг друга. Тарталья готов отлынивать от работы и даже порою отказываться от командировок, лишь бы только после очередного совещания проскользнуть незаметно в кабинет Второго и провести здесь остаток дня, молча (иногда с комментариями) наблюдая с места на диване за усердной работой своего будущего супруга.