Калейдоскоп Зимнего Блэка

«Баки» многое мог понять, и к идиотизму окружающих привык. Да, он был молод и потому обладал высокой пластичностью мышления, как полюбят говорить в эпоху психологов-консультантов, но… Ревущие коммандос… Или Воющие, опять же, коммандос. Таким пафосным названием обозвали кучку недобитков сто седьмого полка. Ни роту, в которую можно было набрать действительно подготовленных бойцов с разными специальностями. Ни взвод, чьего числа хватило бы как на штурмы зданий, так и на прикрытие эвакуации после операций. Ни даже, прости господи, отделение. Их было всего семеро, с Роджерсом, что числился седьмым. Вот это был настоящий вызов спокойствию будущего Актива. Даже ментальные установки маски «Баки» трещали, когда приходилось играть в наивного, ничего не понимающего спортсмена при всем происходящем. Собственно, у Барнса никто особо и не спрашивал мнения. Просто в какой-то момент из «друга Капитана», который восстанавливается после пыток плена, он стал снайпером Ревущей команды. Кто именно ими всеми руководил — тайна великая есть, ибо приказы отдавались в форме беседы либо вездесущей Картер, либо «Дум-Думом», либо Старком. Да, самый выдающийся ученый и бизнесмен современности, по мнению американской прессы, нарисовался в Европе и тоже как-то влез в командование. Ясно, что без армейского начальства никуда, но на виду, лицом к лицу генералов и прочих лиц Ревущим никто не представлял. Как и почему ими руководят в формате «демократического брифинга», когда все галдят, как стая голодных чаек, Барнс так и не понял. Все это настолько отдавало каким-то обезьяньим цирком, что даже матерных слов у Барнса не было. Точнее, не осталось после пары моментов, когда сам Барнс пытался понять, что вообще происходит. Далее только молчание и спасало как психику самого «Баки», так и жизни окружающих, а убивать хотелось. Иногда даже просто голыми руками. Только Волк умел ждать и наблюдать. И то, что он видел, заставляло волосы на затылке вставать дыбом. Стивен перетягивал все внимание на себя. Вот Капитан Америка всех интересовал: и военных, и ученых, и прессу, и союзников, и… В общем, на его фоне остальные просто терялись. Именно его большая тень спасала самого «Баки» от пристального внимания. Приказы, точнее, решения о проведении той или иной операции, отдавала Картер или Дуган в ее отсутствие. Картер была вездесуща, как и Дуган, которого с чего-то числили таким же огрызком почившего сто седьмого. Все были уверены, что он, как и «Баки», был в плену, но Волк знал, что «бывшего циркача» (как гласила его официальная биография) в бараках для пленных не было. Да, Барнс был не в себе и далеко не все время плена был адекватен, но морду того, кого хотелось удавить, он бы узнал и под веществами. Дугана там не было, как и частью сто седьмого тот не был, но почему-то именно эту версию скармливали всем: от журналистов до высокого начальства. Никто этого не озвучивал, но «Дум-Дум» стал заместителем Картер. Ну а про то, что никто так внятно и не объяснил, с чего вдруг ими всеми руководит непонятная дамочка с еще более непонятными полномочиями, даже упоминать не стоило. У «Баки» сложилось впечатление, что все всё знают, только он не в курсе дел, хоть это было и не так. Для Стиви Картер была всего лишь куратором над Капитаном Америкой, но кто она и откуда вылезла, не знал даже он. Волк учуял ее изменения первым. Чуть позже и маска «Баки» стала замечать, что все они, кроме уже усовершенствованного Стиви, выглядели, как и могут выглядеть солдаты, а вот Пегги вдруг после очередной отлучки приехала свежей, как английская чайная роза. В том смысле, что особых изменений в ней не было, она не стала моложе или выше. Она стала просто здоровее. Исчезли вечные синяки под глазами, исчезла сухость на руках. А еще она стала выносливее. И чуть сильнее физически. Затем таким стал и «Дум-Дум». Тимоти тоже отлучался куда-то в сторону Британии (по официальной версии) и тоже приехал чуть другим, чуть лучше почти спившегося того быдла, каким он виделся «Баки». Этот стал лучше видеть по ночам, что заметил Волк. Стал быстрее и опять же выносливее. Именно от осознания, что в его окружении слишком много «суперов на минималках», опасные маски Барнса и ощетинивались, готовые к атаке в любой момент. Это официальных суперсолдат было мало: сам Зимний, Капитан Америка, Капитан Британия и еще несколько имен, но вот мелкокалиберных сверхов ЩИТ, да и правительство, клепало только в путь. Ведь побочным продуктом таких сывороток были и другие составы. Из сыворотки Эрскина достаточно быстро вывели несколько десятков элексиров от болезней, как и составы для продления жизни. А вот за это готовы были платить всегда, и тогда, и сейчас, уже в новом веке. А абы какой состав денежным мешкам не вколешь. Нужны испытания, и много. Где-то там уже другие ученые, в уже других бункерах, работали над составом Эрскина, а то, что наблюдал Барнс в сорок четвертом, — лишь один из вариантов состава. Ощущать себя мышью в огромном вольере, размером чуть ли не с планету, было, мягко говоря, некомфортно. В отличие от Роджерса, «Баки» иллюзий не питал, после плена особенно. Исследования Шмидта и Золы были нужны всем. Потому что все правительства хотят лучших солдат. Потому что все дельцы (миллионеры и миллиардеры) больше всего хотят здоровья, и на пути к этому здоровью их вряд ли остановят такие мифические вещи, как чужие жизни. И поэтому же, когда было решено, что Ревущие будут уничтожать базы именно Шмидта и Золы, «Баки» не слишком удивился. Все было ровно так, как шептала интуиция. Во всем этом театре абсурда были и плюсы. Барнс сбрасывал напряжение от собственных рассуждений и наблюдений. Благо в числе его дичи не было невинных даже на очень придирчивый взгляд. И чем больше лабораторий Гидры посещали Ревущие, тем крепче становилась фобия Волка к врачам. А к концу сорок четвертого года «Баки» был уже глубоко убежден, что нормальные, здоровые люди профессию медика не могут выбрать по определению. Туда идут только те, кто готов относиться к людям исключительно как к материалу. И каждый врач по определению убийца. Вся лишь разница в том, что «Баки» не лжет ни себе, ни окружающим, убивая. А вот врачи лгут, когда один материал вылечивают, чтобы убить потом. Так что, отстреливая тварей, что лишь прикидывались людьми, «Баки» получал истинное удовольствие. Ну прямо как хороший фермер, что убирал со своей земли вредителей.  За год баз Гидры накопилось с избытком. Их мотало по Западной Европе такими зигзагами, что получился бы причудливый рисунок на карте. За это время с ними случилось то, что очень редко происходит на войне: количество перешло в качество, и шесть придурков действительно стали командой. Правда, ни к одному из них, кроме щенка, Барнс не повернулся бы спиной, но со стороны, на неопытный взгляд, они все стали друзьями.  Не уточняя, что их «коммандос» слюной исходили от зависти к Капитану. Барнс это практически кожей чувствовал. Они завидовали, и от этого злились. Скорее всего, не случись дальнейшего, Джеймсу пришлось бы их всех зачищать, чтобы обезопасить Стиви. Роджерс, что удивительно, но тоже эволюционировал. Как там говорили? "Сложное время порождает сильных людей". Вот и щенок сподобился повзрослеть. Пусть и не так, как хотелось бы «Баки». Сложно не возмужать, когда лично наблюдаешь результаты некоторых опытов, зачищая подземные и прочие лабиринты Гидры. Одни опыты по устойчивости живой плоти к холоду чего стоили. Человеческие замороженные тела никого не оставили равнодушными. И таких примеров людской жестокости щенок насмотрелся, как и они все. Казалось бы, Джеймс был почти ровесником Капитана, но с чего-то его не рассматривали как молодь. Наоборот, его считали очень ответственным и зрелым, что неоднократно подчеркивалось. То ли щенок увлекся игрой, то ли многочисленные убийства нелюдей его тронули чуть больше, чем тот показывал, то ли настолько заигрался в ангела во плоти, что сам себя загипнотизировал, но в какой-то момент Стивен стал верить в тот бред, что нес с огнем в голубых глазах.  Это было бы смешно, если бы не было так грустно, но Стивен Роджерс заигрался в собственную непогрешимость. Уверился, что ничего плохого не совершает. «Баки» даже сначала не сообразил, с какого чувствует эмоции окружающих, но эмпатия оказалась одной из побочек сыворотки, только в отличие от слуха активировалась медленно и незаметно. Позже он узнает, что эмпатией обладали все суперы, в той или иной степени, но все. Умение же Зимнего Солдата «читать» других людей, будь то суперы, простые люди или модификанты, было просто вне градаций. Барнс действительно на каком-то подсознательном уровне ощущал чужие эмоции, мотивы. Иногда казалось, что и мысли будто слышит. И не было у этой способности языкового или любого иного барьера. Джеймсу к концу сорок четвертого нужно было лишь немного поговорить с кем-то на любую тему, чтобы понять всю подноготную собеседника на каком-то очень далеком интуитивном уровне, что был много глубже обычной интуиции. А иногда, особенно по ночам, когда из-за адреналина не удавалось уснуть, ему грезилось, что... он должен чувствовать и понимать много больше, чем сейчас. Для него чтение чужих разумов, чувств, душ и даже... судеб — норма. Было ощущение, что он с этим родился. И именно это, знание чужой гнили, его и... сломало. Это не было сознательными мыслями, а скорее невнятными ощущениями. И именно благодаря способности «чтения» Джеймс знал, что щенок в буквальном смысле нырнул с головой в им же и придуманный образ. Знание это печалило, потому что было в чем-то сравнимо не с ростом личности, а со смертью. Роджерс оказался не готов к той плате, что выставила сама жизнь за новое тело и возможности. Бруклинский задира не был готов к работе цепного зверя, хотя роль цирковой собачки его устраивала.  «Баки» этого не понимал. Для него то, как тебя видят окружающие и как хотят использовать, — это не он, а желания и мотивы других. Для щенка же выбранное другими амплуа «Капитана Америки» и был он сам, будто ему нужно им стать. А стать бесплатным убийцей, пусть и под лоском «чести Америки», он не желал. Очень странно, по мнению Барнса, ибо снайпер коммандос дичь людьми не считал даже мысленно и угрызениями совести не страдал. Как, впрочем, и радости особой не испытывал, потому как четко понимал, что не убирает проблему, что и породила его дичь. Люди всегда будут хотеть наживы, а люди, что много имеют, всегда будут желать еще большей наживы. Для него зачистки баз, бункеров и прочих схронов Гидры были лишь работой, ну и совсем капельку личной вендеттой, раз непосредственно с теми лаборантами из первой лаборатории уже справился Роджерс. Тогда у него не было тех знаний, что подарили лекторы Левиафана, кураторы и Альфы. Тогда он сам только разбирался с новыми возможностями, вплетая их в маски, поэтому и остановить щенка от изменений в личности не мог, хоть и пытался. Попытки сделать из плакатного героя, который в упор не видит собственных рук по локоть в крови, нормального человека быстро заметила Картер. И несколько раз пресекала задушевные разговоры с блондином. Тем же занялись и коммандос, не оставляя их без своего пригляда. Ну а еще чуть позже «Баки» Роджерс продемонстрировал еще одну новую черту своего нового характера. И опять же, все это происходило не сразу и не вдруг. После очередной операции, на этот раз на территории Франции, когда ждали самолет, щенок решил показать клыки. А если точнее, то начал распекать всех, особенно «Баки», за нерасторопность, за медлительность. И в этом бы не было ничего страшного. В конце концов, работа у них была сложная, и жизнь каждого зависела от работы остальных, поэтому и разнос мог бы иметь место, если бы не эмпатия. Новообретенные чувства шептали Джеймсу, а заодно и всем остальным маскам, что Стиви... зажрался. Он винил их не в ошибках, а в том, что они... люди. И да, сам Барнс грешил этим, тоже ставил себя выше людей, но... дьявол в деталях, Барнс не считал себя человеком, потому что всю сознательную, а может и до нее, жизнь ощущал себя иным. И львиная доля его сил, нервов и времени уходили на мимикрию под людей. Ради этой мимикрии умер и его отец. Он слишком много отдал, чтобы его принимали за человека. А тут человек, которому дали чуть сил, уже считает всех людей... вторым сортом. От новых ощущений-убеждений Роджерса, что так легко легли на его эгоистичный характер, тянуло чем-то гнилостным. Чем-то одновременно ожидаемым и чем-то пугающим. Сам Роджерс, уставший и вымотанный, отчитывающий их с видом праведника на казни грешников, казался живой иллюстрацией того, почему мутанты рано или поздно решились бы пойти на геноцид простых людей. Новая версия звездной болезни Стивена была вполне ожидаема. Он пообвыкся с новыми способностями, приелся силой и сексом. Логично, что стал мнить себя богом. Пусть пока это были лишь слова. Пусть пока даже сам Роджерс четко не прочувствовал, каким становится, но, как говорится, начало положено.  И ответил «Баки», как тот, кто никогда не считал себя человеком, но очень хотел им казаться.  Они сцепились. Сначала словесно, а затем и физически. И если сначала маска «Баки» еще держалась, то стоило его кулаку столкнуться со стальным торсом щенка, а по нервам прокатиться слабой боли, как калейдоскоп сам прокрутился, меняя маску. Его последний Альфа, Рамлоу, любил говорить: «Что, отморозок, берсы славил? Фу, снежинка, успокойся, я сказал! Всё уже тихо, принцесса...» Позже этим маскам гидровцы присвоят коды, и общим пакетом обзовут "модусами". Тогда это был не модус Актива и, упаси боже, не модус Зимнего, и даже не просто боевой модус с каким-то порядковым номером, но... Роджерсу хватило. Потому как остановился Барнс, уже ощущая, как рвутся собственные связки в попытке сломать щенку шею. Тело суперсолдата никак не хотело поддаваться, но и Барнс не привык отступать. И откуда-то тело выискивало резервы, чтобы всё-таки прокрутить голову Капитана на все триста шестьдесят. И остановило Барнса отнюдь не человеколюбие или дружба, а четкое понимание, что за смерть суперсолдата ему лучше самому застрелиться. А ему хотелось еще пожить.  Как позже выяснилось, Барнс не просто мудохал Роджерса, но еще и словами вбивал в блондина, что стоило бы сделать с его, Роджерса, самомнением. Итогом той воспитательной «беседы» стали два сломанных ребра, сломанные кости левой руки и трещины в позвонках.  И всё это зажило за месяц. Та драка что-то исправила в текущих мозгах Капитана... Наверное, потому что тот пришел виниться и каяться. Искренне, кстати. Ну а еще чуть позже наступил сорок пятый, а вместе с ним и новость про поезд в Альпах.