Калейдоскоп Зимнего Блэка

Первое четкое и осознанное «папа» прозвучало уже в поезде. Чего мужчине стоило «исцеление» собственного ребенка, «Баки» понял много позже. Да, сущности с Гаити была выгодна сделка с будущим Солдатом, но и не взять плату Самди не мог. Дальнейшие годы можно назвать вполне счастливыми. Будущий Актив учился легко, даже слишком легко. Занимался боксом и не только. Ему было десять, когда «Баки» четко осознал, что ему нравится пыл схватки. Ему нравилось чувство победы, будь то драка или высокая оценка знаний. Ему нравилось молчать и наблюдать за людьми. Ему нравилось читать и узнавать новое. Иногда казалось, что мозг буквально млеет от получения новой информации. Он был красив, успешен и популярен, и не только у девочек. Мальчишки тоже тянулись к нему, как к лидеру. Сверстники летели к нему, как мотыльки к тому огню. Вот это уже не нравилось «Баки». Он не хотел быть на первых ролях. Не хотел вести за собой, даже в играх. Не хотел нести ответственность за чужие жизни, даже если эта ответственность заключалась в мелочах, вроде выбора ведущего в салки. Его отец работал, как и мать.  Да, до тех лет, когда люди будут выходить из окон, а женщины умирать от голода, как и убивать своих детей, чтобы те не страдали от болезней, еще было время, но легкое дыхание того, что позже патетично обзовут Великой Депрессией, уже чувствовалось в воздухе. Ему было одиннадцать, когда Волчонок впервые пошел на работу: красил заборы и оконные рамы. Ему было двенадцать, когда Волчонок впервые украл. Ему было тринадцать, когда Волчонок впервые выйдет на арену, чтобы драться на потеху толпе. И всегда рядом с ним был подарок могильной сущности. Самди не счел нужным оставить инструкцию к «подарку». Выяснять пришлось методом тыка и какой-то матери. Больше ни разу он не видел во снах гигантских зеркал. «Подарок» Самди изменил восприятие того места. Теперь там не было семи осколков. Их были сотни. Каждый орнамент, как и в настоящем калейдоскопе, был уникален и неповторим. На каждый орнамент можно было что-то записать, превращая память в бесконечную библиотеку. Если в орнаменте преобладали красные стеклышки, то открыв глаза, «Баки» становился крайне агрессивным и нечувствительным к боли.  Если преобладали желтые, то «Баки» накрывало невероятное спокойствие, когда разозлиться просто невозможно. Цвета можно было менять по желанию. Он мог написать свою личность так, как того требовали обстоятельства. Если нужно быть воспитанным и скромным, то лучше больше голубых стекол. Он знал, что где-то глубоко внутри осколков осталось семь, но благодаря зеркалам Самди их стало бесконечно много. И чем старше становился «Баки», тем больше знал о собственных способностях. Зеркала были не только хранилищем памяти или актерскими масками для окружающих, они же влияли и на физическое тело. Зеленые стекла научили останавливать кровь. Вывихи, ссадины и синяки сходили за дни, а не за недели. Не болели суставы, если переработать на стройке или угольной станции. Он больше не травился испорченным мясом или рыбой. У него не было бессонницы, как и того, что много позже назовут перевозбуждением, даже в состоянии бешенства, когда он был готов зубами вырывать глотки таких же волчат на арене в клубе, где-то внутри он оставался наблюдателем. И чем больше проходило времени, тем больше Барнс ощущал себя иным. Тогда о понятии «мутант» знали лишь на самом верху, но если бы мальчику кто-то рассказал, что такие есть, он бы сам выбрал резервацию. Да, у «Баки» тогда еще хватало воспитания и церковной веры, чтобы ясно осознавать, что он опасен, а люди перед ним...  Только все его способности были направлены на разум и лишь в меньшей степени на тело, потому и внешних проявлений мутации и не было. Он был просто чуть сильнее других злобных детей, был умнее их, чтобы скрывать собственные характер и желания. Сейчас, на дне озера, в двух шагах от маленького домика, напичканного жучками, как муравейник в голодном лесу, бывший Кулак Гидры мог честно признать, что всё пошло по пизде с момента знакомства с блондинистой истеричкой. "Баки" слышал самые разные версии своих отношений с Роджерсом. Сначала их называли друзьями, потом братьями, а позже и любовниками. Версий было слишком много. Все знали, что Роджерс "привязан" к "Баки", а уж подробности... Тут каждый думал в меру своей испорченности, включая самого Роджерса. Чтобы там ни писали разные агенты и аналитики, но никаким Альфой Роджерс никогда для Барнса не был. Они познакомились, когда после очередной воскресной службы отец Билл вручил ему бумажные пакеты. В одном было две копченые рыбы. В другом — чуть стоптанные ботинки. Это он попросил отнести их в дом одинокой прихожанки с больным ребенком. Стиви больше всего напоминал злобную дворнягу с помойки около станции. Такой же мелкий, худой до прозрачности, невзрачный и крайне агрессивный. Детская версия Стивена Роджерса была так же далека от Капитана Америки, как сам "Баки" был далек от, скажем, какого-нибудь старичка-историка, что тяжелее собственных очков ничего не держал. Стиви ненавидел всех и вся, включая себя. Он не мог спуститься даже по лестнице, чтобы не схлопотать приступ удушья. Его преследовали проблемы с кишечником из-за лекарств. А когда не поносило, то его рвало. Постоянные, как он сам говорил, головные боли варьировались лишь по степени остроты.  Он не мог позволить себе буквально ничего: ни игр, ни нормальной учебы, ни нормальной еды до полного насыщения без риска следующие два дня провести в туалете с потерей сознания от рези в кишках, ни нормального сна. Любое неловкое движение гарантировало синяк на недели. И от всего этого букета Стиви получился крайне агрессивным, просто потому что все они, люди и дети, так не страдали, как он. Честно говоря, и это тоже стоило признать, теперь уж точно, что тогда, еще не полностью осознавая собственные особенности, "Баки" его просто... пожалел. Да, пожалел, потому что понял. Очень сложно быть "хорошим человеком", когда каждый день — борьба без особого смысла, без шанса на победу. Именно из-за него, Стиви, Барнс и лез на арену, потому что тех сумм, что были нужны этому щенку, никогда бы не получилось получить от родителей или на "законных" работах. Именно там, на арене, точнее среди тех, кто там бывал, "Баки" впервые взял в руки револьвер. И начал стрелять. Именно оттуда, с арены, пошли и другие делишки Барнса, не совсем законные и совсем незаконные.  Окончательно "Баки" понял, что влип в этого больного задохлика, как та муха, когда увидел, как злобный Стиви скалился окровавленными зубами на трех парней, чуть его крупнее. Когда Барнс застал драку, у Стиви уже была рассечена бровь и губа. Именно тогда, заталкивая щенка себе за спину, Волчонок сообразил, что не сможет пройти и забыть, если его убьют. А то, что убьют — факт. Такие психи никогда до тридцатника не доживали и своей смертью не помирали. "Баки" знал, чуял, как та гончая, что без него щенок не жилец. Его либо доконают болячки, что плодились, как грибы после дождя, либо он сам нарвется, как та псина. Мысль о псине и натолкнула на... приручение. Да, Роджерса он именно приручал к себе, к своей помощи, к тому, что рядом. Что бы там кто ни говорил и на что бы ни намекал, но никаких романтических чувств ни у одного из них не было никогда. Из Роджерса просто не мог вырасти психически здоровый человек, ни с его анамнезом, ни с его средой. И да, сейчас "Баки" мог это признать. Мелкий относился к той породе собак, что ревнуют хозяина, уничтожая любого, кто претендует на внимание того. Он, будущий Актив, стал собственностью Роджерса.  Самого "Баки" такое заякорение не напрягало, как и мнение Стиви о нем, как о вещи. Не напрягало по одной простой причине: ему было плевать на людей. Он не видел в них равных себе и в их обществе не нуждался. Родись "Баки" на век позже, и со стопроцентной вероятностью стал бы одним из тех, кто месяцами не выходит из квартиры.  "Баки" любил тишину и чтобы ему не лезли в душу. Эгоист Роджерс никогда не интересовался его внутренним миром, как и не стремился развивать ум. Их интересы просто не пересекались. Никак, а потому они составляли прекрасный дуэт, не мешая друг другу. Иногда "Баки" пытался донести до щенка необходимость знаний, но получал лишь отмахивания, а то и злобное шипение. Они росли. Великая Депрессия все больше превращала людей в тот скот, каким они и были, демонстрируя всю гниль душ. Барнса заметили. Забавно то, что он не запомнил имени и лица того, кто обеспечил ему первую учебу на снайпера. Просто после очередного боя, когда он забирал свои деньги и уже прикидывал, что нужно купить в дом родителям, а что щенку, к нему подошел человек. Обычный и неприметный. Такой, с каких позже вылепят образ Бонда и прочих разведчиков. Может, он рассмотрел в поджаром молокососе хороший материал, а может, и почуял его необычность. Сейчас "Баки" не мог быть уверенным, что тогда умело скрывался. Уж пластика у него была, как у зверя или хорошего танцора. Ему предложили уроки. Он согласился. Однако окончательное решение "Баки" принял в тридцать шестом, когда застал мать щенка харкающей кровью в старую раковину.  Теперь ему нужны были не только деньги, но и дело, что обеспечит будущее щенку, ибо он скоро останется один. Да, Стив учился, но через задницу. Сложно учиться, когда тебя затапливает бешенство, это "Баки" понимал, ибо и на себе прочувствовал не раз. Много бы он смог выучить или записать, если бы все его стекла были красными?  Сара Роджерс сгорела буквально за несколько месяцев. Похоронами занимались его, "Баки", родители. Оставлять щенка одного в квартире будущий Солдат даже не думал. Щенка нужно было держать под присмотром. Ну а ему нужны были деньги. Такие, чтобы хватило и родителям, и этому недоразумению на учебу. С возрастом щенок стал еще более гордым, чем в детстве, поэтому озвучивать свои мысли Барнс не стал. А организовать прием этого двоечника в художественный колледж оказалось проще, чем сдать зачет по праву. Всего две победы, три сломанных ребра и один разговор с одним посетителем уже более закрытой арены. Щенок получил свое место, а "Баки" мог выдохнуть и приходить на могилу Сары без угрызений совести. Щенок все так же ревновал его. А "Баки" все так же было плевать на то, что "друг" держит его за вещь. К ним, пусть и по разным причинам, нельзя было примерять общепринятые мерки.  Много позже, уже после плена, когда он рассмотрит блондинистого бугая, "Баки" сообразит, что поддерживал "дружбу", потому как знал, что ему нужно напоминание о людях. Обычных людях. Их хрупкости и слабости. Щенок стал для него и напоминанием, и учебным пособием об "обычности". А внутренний то ли кодекс, то ли черт знает что решил отплатить мелкому защитой.  Только понял бы это Агент много позже, когда знания социологии станут куда более обширны, чем курс коротких лекций. А тогда он просто думал, что не хочет как-нибудь найти труп щенка. Это настолько поломает личность "Баки", что придется создавать новую маску.  Проще было сочетать учебу, работу и арену. А затем...пришла война. Нет, все кому надо знали, что она грядет. С прибылью именно для старушки Америки, ибо не может так быстро наладиться жизнь там, где десять лет царила разруха, страх, болезни и голод. Да и резкая, буквально по щелчку, постройка заводов, куда уезжали работать даже из Нью-Йорка, как бы намекала, да. Только эти намеки, похоже, видел только он. Для всего его окружения, за малым исключением, война стала неожиданностью. Сороковой год "Баки" еще думал, что как-то удастся соскочить с крючка арены и тех, кто ее представлял. Да, тогда у него еще были наивные представления о жизни. Но сорок первый расставил все по своим местам. Армия была отличным выходом. Позволяла улизнуть от пристального внимания фальшивомонетчиков и наркоторговцев. И да, "Баки" действительно планировал попытки обеление своей уже вполне замаранной репутации. Раз уж само государство решило сделать оружие основным экспортом, то почему бы и не перейти к законникам. В те годы что ЦРУ, что ФБР были весьма аморфны. "Баки" всерьез выбрал именно стезю офицера.  И когда его однозначно определили в сто седьмой пехотный, "Баки" почти радовался. Все-таки связывать свою судьбу с теневой стороной ему претила гордость.  Не учел он только щенка. И его шиложопость. * Автор тут ничего не преувеличивает. Резкий скачок строительства военных заводов в США можно найти даже в вики со 150 тыс. дол. до 10–11 миллионов на 45-й год (хотя по разным источникам, разные данные, очень большой разброс цифр). Под конец тридцатых это было обусловлено поддержкой Германии (заводы «Форд», например, но там были десятки компаний). Ну а позже, с 41-го, уже ленд-лиз СССР и прочих, точнее, первые ручейки денег, драгметаллов и прочего дали ошеломительный пинок экономике США. И да, миграция «на стройки» была не только в СССР, но и в США (штат Техас, например, хотя стройки и запуски заводов были почти по всем штатам). Вторая мировая обеспечила миллионы рабочих мест в США.