как нужно.

Ты сама себе воин, сама для себя семья,

Если спросят: «кто твоя половина», отвечай — «я»

.

      Она опустилась на одно колено, как предки на древних рисунках, поймала взглядом блик луны на полу, выдохнула и, прижав к груди стиснутый кулак, прохрипела:       — Ван Чисинь из народа красных волков приветствует младшего десницу Юй.       Голос даже не дрогнул, ударился о пол плетью и отскочил, хотя и так замерзшие руки стали, кажется, ледяными: что будет дальше, можно ли доверять златокрылым или она пришла на смерть?       Впрочем, без разницы.       ...да?              Неуверенное шарканье. Мужчина напротив, по-видимому, отзеркалил ее позу.       — Юй Сыфэн из народа златокрылых птиц приветствует барышню Ван.       Чисинь привычно повела носом, знакомясь с запахом младшего десницы Юй. Пахнуло выпивкой: и этого Лю Ихуань споил, проклятый пьяньчужка.       Чисинь сглотнула и резко подняла голову.       — Воителя, — твердо проговорила она. — Воителя Ван.       Младший десница оказался высоким молодым мужчиной в безобразной потрескавшейся маске: увидев ее, захотелось отбежать и закрыть глаза руками. От него веяло тоской, благовониями и вином — Чисинь вдохнула слишком глубоко и на миг вовсе перестала дышать.       Где-то в стороне прищелкнул языком Лю Ихуань.       — Осторожнее, Птенчик, в выражениях: воитель и крылышки отгрызть может! Я побаиваюсь!       Чисинь выдохнула, сцепив зубы: петух не дощипанный.       Взгляд из-под маски был хоть и мутным от вина, но тяжелым: Чисинь ощутила, как он прошелся по лицу и скользнул вниз, к торчащей из ножен рукояти ее меча. Пальцы привычно сомкнулись на металле, и младший десница опомнился:       — Прошу простить. — Он поднялся и указал рукой на подушки у стола: — Садитесь.       Его голос был сиплым, свистящим, как ветер в древесных кронах. От каждого звука внутри будто что-то трепетало.       Чисинь встала и, оглядевшись, выбрала подушку поодаль: от спиртного воротило. Одежда зашуршала. Чисинь села на колени перед столом с бумагами и кувшином вина — и поморщилась.       Даже не закусывают...       Тепло, исходящее от свеч, заставило немного расслабиться: развести озябшие от лютовавшего на улице ветра плечи, откинуть назад волосы, выдохнуть, — но пальцы так и остались напряженно стиснуты на рукояти меча. Ее такой родной холод придавал уверенности.       Младший десница Юй нетвердо подковылял к ней, тем не менее, ровно держа спину. Даже в выпившем, в нем отчетливо проглядывалась статность.       — Если воитель голодна, могу предложить только семена лотоса — будет подозрительно, если я среди ночи появлюсь на кухне.       Лю Ихуань грузно опустился на соседнюю подушку и сверкнул в сторону Чисинь хмельной улыбочкой:       — Воителю просто стоит составить нам компанию за распитием! — Он осушил очередную рюмку, скорчился и охнул. — Авось и смотреть перестанет так грозно! Все ж свои!       Чисинь раздраженно зыркнула на него и сильнее сжала меч.       — Если бы не малышка Юй’эр — я бы поужинала одним болтливым попугаем, — процедила она.       От упоминания дочери Лю Ихуань мгновенно стушевался — поджал губы, спрятал глаза, даже отставил рюмку. Да, неправильно было давить на больное, но Чисинь плохо контролировала себя в стрессе.       Совсем неправильно. Она закусила губу и провела языком по старым ранкам.       Младший десница посмотрел на Лю Ихуаня и махнул рукой, убирая кувшин и рюмки:       — На сегодня достаточно.       Чисинь бросила на него благодарный взгляд и вспомнила, что к ней обращались:       — Благодарю, господин младший десница, я не голодна. — Они встретились взглядами. По спине пробежал холод. Свободная рука легла на колено. — Не беспокойтесь.       Желудок несогласно выл, но его затыкали. Она не боялась отравления — давно была готова к смерти, осознавала риски общения с теми, с кем сейчас сидела. Просто... луна росла уже третью ночь.       Младший десница кивнул и сел напротив. Взгляд его снова скользнул по лицу Чисинь — и ей захотелось спрятаться. Еще и энергию проверять полез без спроса — почувствовала вмешательство.       — Как вы выжили? — тихо спросил младший десница.       Чисинь наклонилась вперед, поставила локти на колени и сомкнула руки в замок.       — В племени туманных черепах, где я выросла, говорят: меня спас златокрылый. — Она стала перебирать пальцами. Младший десница тоже наклонился. — Светлые убили мать, когда она пыталась унести меня из поселения, мне успели только повредить корень Лунного меридиана Молнией Третьего неба, когда он появился.       Младший десница вдруг встал и молча поставил на огонь небольшой чайник.       Чисинь проследила за рваными движениями, скользнула взглядом по изгибам темно-синей ткани на мужской спине и продолжила:       — Он сказал моей наставнице, что мать отмщена им, завещал избегать битв с небесными и возродить стаю, как единственной выжившей.       Как бы Чисинь не прятала, в голосе прослеживалась насмешка: возродит, как же, два раза…       Пресное и холодное «мать», всегда использовавшееся для обозначения умершей больше тысячи лет назад незнакомой волчицы и разграничения ее с «матушкой» — той, кто растил и любил, не прячась от клыкастого детеныша в панцирь, — с недавних пор больно било по губам.       Чисинь сглотнула.       — Он знал, что только в черепашьем племени я смогу выжить с этим ранением, потому что во всем мире только туманные черепахи умеют настраивать разум, а из-за разрушения Лунного меридиана мой уже не будет подчиняться мне сам по себе.       При упоминании проблем с контролем разума у Чисинь вспотели ладони. Она нервно заозиралась, проверяя реакцию присутствующих. Но даже Лю Ихуань промолчал — лишь повернулся и подпер голову рукой.       — Как только луна начинает расти, а движение ци в теле ускоряется, я начинаю чувствовать себя хуже. — Чисинь провела ногтем по гравюре в виде волчьей головы на ножнах. — Сначала тошнота не позволяет есть, потом — медленно приходят бессилие и животный страх.       Изнутри поднимался жар: даже говорить об этом было сложно, не то что жить.       Она говорила, будто сама себе, оглядывая покои: темные серые стены, небольшая кровать, шкафы с книгами, пучки трав на полу, очаг...       Неуютно, но… спокойно? Как в пещере.       — К полнолунию я обычно готова убить себя, если не принимать мер.       Младший десница вздохнул и подошел к одному из шкафов:       — Как вы с этим справлялись?       Чисинь посмотрела на него и усмехнулась: да, странно слышать про «убить себя» от той, кому больше тысячи лет.       — Обычно — погружением в сон до новолуния.       Младший десница достал небольшой мешочек и взвесил его на ладони.       — Да, это не решение. — Он кивнул своим мыслям. Следы опьянения исчезли с лица: оно стало задумчивым. — Тут нужно регулярное переливание энергии и задействование другого меридиана в качестве замены.       Чисинь кивнула: знала от наставницы. За тем и пришла.       Лю Ихуань вдруг хлопнул в ладоши, привлекая внимание. Чисинь вздрогнула и, пристыдившись этого, сложила руки на груди.       — Господа-умники, а теперь по-человечески: что у Чисинь с крышей, и как мы можем предотвратить ее отъезд ради памяти побратимов.       Младший десница положил мешочек на стол и вернулся к чайнику.       — Брат Лю, не пугай гостью: ей тяжело сейчас переносить громкие звуки.       Чисинь разжала влажные от пота ладони, опустила руки и изумленно вытянула шею: откуда он знает о симптомах?       — Жизненный цикл волчьих народов очень сильно зависит от фаз луны, — пояснил младший десница, доставая с полки над огнем небольшие чарки. — К полнолунию организм начинает работать быстрее и потреблять в несколько раз больше энергии.       Он поставил чарки, отошел, взял с пола в углу комнаты пучок травы…       — Должна проявляться огромная сила. — Младший десница сосредоточенно понюхал пучок. — Но, так как Лунный меридиан, который отвечает за работу мозга и нервной системы, поврежден, туда всегда поступает меньше энергии.       Чисинь слушала и поражалась: мало кто вообще изучал особенности и различия демонических народов, кроме даосов, а уж настолько глубоко…       Опасный молодой господин, однако. Нужно держать ухо востро.       — В общие приливы это особенно заметно. Если обычно энергии просто мало, то в этот период ее критически не хватает.       Младший десница подошел к очагу, развязал пучок и бросил траву в одну из чарок.       — Корень можно восстановить, укрепить магией, но, скорее всего, это займет не сотню лет. Быстрее — перенастроить один из родственных меридианов на подачу энергии в мозг.       Он залил траву кипятком и отнес чарку Чисинь. Протянул руку, глядя в лицо.       Бр-р-р... Сколько можно так смотреть?       — От тошноты. Возьмите.       Чисинь царапнула взглядом силуэт растущей луны в окне и приняла чарку.       — Спасибо вам.       Она поджала губы, понюхала жидкость и принялась пить. Острый волчий нюх не выявил ничего странного — Трава Внутреннего света, наставница Цзи, глава черепашьего клана, однажды смогла добыть для Чисинь такую. Было действительно легче.       — Хоть утром поешь, — заметил Лю Ихуань — и сел вполоборота к младшему деснице. — А Птенчик мой, смотрю, не забыл, как о других хлопотать. Хороший знак, ох, хороший...       В его голосе Чисинь отчетливо расслышала горечь — и посмотрела на младшего десницу. Тот вздохнул и вернулся к огню — разлил по оставшимся чаркам чай.       — Это мой долг, как златокрылой птицы.       Интересно...       Лю Ихуань усмехнулся и покачал головой.       — Интересно: те, на кого ты теперь равняешься, подумали бы об этом долге или высосали ее... — Кивок в сторону Чисинь. — ...выжрали до капли и спали спокойно, крылышки сложив?       Он кипел, этого невозможно было не увидеть: желваки играли, лицо потемнело, на кулаках вздулись вены.       Чисинь ничего не понимала, но менее всего мечтала наблюдать разборки двух пьяных мужчин. Она поставила чарку на стол, сжалась в ком, собирая силы в кучу, и сдавила указательными пальцами виски.       — Наставник бы... — начал младший десница, взяв чарки и повернувшись к сидящим лицом. Его пальцы были плотно сжаты.       Лю Ихуань махнул рукой:       — Не начинай, Птенчик! Я здесь жил, я сам знаю!       Младшему деснице разговор очень не нравился, и Чисинь тоже захотелось его прекратить: уже успела понять, какой длинный и юркий у Лю Ихуаня нос.       — Господа! — резко бросила она.       Младший десница выдохнул и, подав Лю Ихуаню чарку с чаем, сел.       — Воитель Ван, я изучу делегирование между меридианами, сделаю, что смогу, чтобы помочь вам.       Лицо — не прочесть: пустое.       Младший десница сделал несколько небольших глотков — и, соединив два тонких, словно девичьи шпильки, пальца, стрельнул потоком энергии во входную дверь. Проявилась некая магическая печать. Комбинация выверенных движений пальцами-шпильками — и она вспыхнула, усиливаясь.       Чисинь сглотнула: наблюдать за этими движениями было, точно согласиться на гипноз одной из сестер-черепах и наполовину уйти в забытие.        — И магию тоже помогу развить, — проговорил младший десница, помогая очнуться.       Как же он опасен в своей осведомленности: понял, что, из-за нестабильности энергии, она слаба в колдовстве...       Печать была, видимо, той, что ставят, чтобы вовне не услышали и звука. Она уже стояла — усилил.       Чтобы доверяла?       Чисинь сжала губу зубами: даже скрыть слабость не в силах...       Выступила капля крови. Чисинь слизнула ее и шумно выдохнула, а затем — поднялась и снова опустилась на одно колено:       — Я отплачу, как только это станет возможным. — И — снова ударила кулаком в грудь.       Младший десница провел подушечкой пальца по столешнице — и повторил за ней, встал напротив:       — Я, Юй Сыфэн, клянусь обучить Ван Чисинь всему, что знаю сам.       Он сложил вместе указательный и средний пальцы — и выстрелил ярко-оранжевым лучом в потолок.       — Ван Чисинь клянется внимать учению и повиноваться наставнику.       Ровно тот же жест — и бордовый луч соединился с оранжевым, смешался в единую полосу цвета кораллов.       Чисинь задержала взгляд на месте соединения. Руке стало тепло, из головы выветрились все лишние мысли...       Раздался стук и неразборчивые ругательства. Чисинь и младший десница синхронно завершили ритуал и обернулись на звук.       ...Лю Ихуань хотел опереться на шкаф, но промазал и осел на пол.       Чисинь проглотила усмешку, рвущуюся наружу:       — Похоже, господину Лю пора спать.       Тот, приложив максимум усилий, все же поднялся — и хмыкнул в пустоту.       — Всем пора, но сначала нужно обсудить план действий, — заметил младший десница. — Брат Лю, пей чай.       Лю Ихуань послушно вернулся за стол и отхлебнул из чарки. Чисинь тоже села и внимательно посмотрела на младшего десницу.       Когда они с новоиспеченным наставником закончили обсуждение, Лю Ихуань дремал.       — Он сообразит, что делать? — уточнила Чисинь.       — Сообразит. — Наставник, глядя вниз, собрал чарки. — Он не так прост, как хочет казаться.       Длинные пальцы забегали по воздуху, чертя заклинание. Над чарками появилась небольшая туча — и окатила их водой.       Чисинь снова огляделась: да-а, уборку ей придется брать на себя...       Наставник убрал чарки в шкаф — и резко повернулся к Чисинь:       — Постельные принадлежности получится взять только днем. — Чисинь показалось: он не решается продолжить. — У меня есть только шкура... волчья.       Чисинь поперхнулась воздухом. Захотелось съязвить о любви к птичьим ножкам, но что-то заставило сдержаться.       — Я посплю на полу.       И она прошла в конец покоев. Сняла ножны, вытащила меч, положила так, чтоб легко было нащупать рукоять спросонья — и легла.

...Говори ему: «посмеешь обидеть — я тебя укушу.

Мне палец в рот не клади, сердце не разбивай,

Я та самая девочка, рожденная танцевать».