Несущая смерть

Холод, боль, пустота. Это первое, что почувствовала Митсуко, когда очутилась в этом каменном мешке. Несмотря на то, что тут было относительно просторно, стены из бетона будто давили на неё со всех сторон, и от этого ощущения невозможно было спрятаться, как и от навязчивой мысли, что за ней кто-то наблюдает. Девушка знала, что за ней постоянно следят и, наверняка, прослушивают. Иначе к чему это зеркало в пустой камере, где есть только голый матрас? Несмотря на то, что тут была всего лишь одна камера, за ней явно тщательно наблюдали, чтобы держать ситуацию под контролем. Митсуко не помнила, как её привезли сюда. Воспоминания были словно туманная дымка, состоящие из нечетких, расплывчатых фрагментов. После того, как Дазай упал на её глазах, девушка впала в прострацию. Тело застыло на месте, будто статуя, мозг отключился и перестал функционировать, зрение не воспринимало возникающую перед ним картинку, а окружающий её шум исчез, будто звуков в нем никогда и не существовало. Митсуко поняла, что чувствовал тогда её отец, когда мама умерла. Но было уже слишком поздно просить у него прощения за то, что она тогда не смогла его понять. Он умер и уже никогда не вернется к ней, чтобы спасти её и исправить очередную ошибку своей непутевой дочери, любившей встревать в неприятности. И пусть девушка забыла большую часть пути сюда, все же некоторые моменты отложились в её памяти, будто яркие вспышки фейерверков в ночном небе. Она помнила холодные и сильные прикосновения своей способности и ту боль, когда ей заламывали руки за спину, а так же пустоту в груди, когда Дазай, уверенный в том, что сумеет спасти её, рухнул на пол, как подкошенный, от ножа в спине. Митсуко помнила, как её двойник передала девушку в руки сообщников Достоевского и сильно толкнула напоследок, чтобы насладиться своим триумфом. Асакура никак не отреагировала на это, как и на то, что её затащили в грузовик и железная дверь захлопнулась за ней, отсекая её от прежнего привычного мира. Девушка помнила тихую качку машины на дороге. Её разморило от усталости и, кажется, она задремала. Митсуко очнулась от яркого света, ударившего ей прямо в глаза после темного нутра грузовика. Но даже тогда девушка не пыталась противостоять своим тюремщикам, пока её вели по коридору прямо в камеру, и когда бросились здесь, на полу. Охранники были удивлены тем, что она не оказывала ни малейшего сопротивления. Они много слышали о легендарной исполнительнице Портовой Мафии, что за одну ночь уничтожила вражескую организацию. Однако перед ними оказалась безвольная кукла, которая делала то, что ей велели. «Надо было попытаться сбежать отсюда, пока меня сюда везли», — посетовала на свою бесхарактерность Митсуко после того, как проснулась на следующий день. Однако девушка понимала, что её сопротивление ничего не дало. Она была слишком слаба в тот момент, и у неё хватило сил только на то, чтобы забраться на этот матрас и заснуть крепким сном без сновидений. Ноги не держали её, когда Митсуко шла по коридору к камере, так что вряд ли она бы пробежала и пару метров. Её бы схватили, связали и избили, после чего за шиворот приволокли бы сюда. Но упущенная возможность прожигала в её грудной клетке дыру и подпитывала злобу и отчаяние девушки. Прежние ошибки уже было не исправить. Нужно было выжить в текущей обстановке и по возможности сбежать отсюда или же дать знать о своем местоположении Портовой Мафии или Дазаю, если он еще жив. Митсуко осторожно осмотрела всю камеру, кончиками пальцев ощупав стены и пол. Поверхность бетона не была идеальной гладкой — здесь были выбоины и трещины, однако это не могло ей никак помочь в данной ситуации. Железная дверь была массивной и тяжелой, её не выбить голыми руками, да и таран вряд ли оставит на ней даже царапину. Сделали камеру явно на совесть. Кроме матраса здесь ничего не было, так что подручное оружие сделать не получится. Возможно ей дадут ведро для того, чтобы справить нужду, но скорее всего отведут в туалет и душевую, где она сможет привести себя в порядок. Да, это был дополнительный риск, но так было меньше шансов, что пленница смастерит что-то из подручных материалов и это поможет ей сбежать. Митсуко пыталась придумать план, но мысли в её голове путались и слипались в огромный ком. Девушка глубоко вздохнула и села на матрас, не сводя глаз с камеры. Не было смысла себя изводить. Единственное, что она могла сейчас сделать — копить силы и надеяться на то, что Дазай уцелел и сможет ее отыскать. «Он наверняка выжил. Его подставная смерть была частью его очередного безумного плана по спасению Йокогамы, и после того, как город будет в безопасности, Дазай придет за мной. Он обязательно вытащит меня отсюда. Он ведь обещал, что спасет меня несмотря ни на что», — успокаивала себя Митсуко, но из головы не выходило ошеломленное лицо Дазая, в тот момент, когда Шибусава вонзил нож ему в спину. Дазай был гением, но даже он не мог предугадать все возможные варианты развития событий. Его план вполне мог выйти из-под контроля, и в этот раз он мог погибнуть по настоящему. Такой риск всегда существовал. Чем опаснее был план Дазая, тем выше шанс, что в этот раз удача и расчет оставят его ним с чем и он проиграет. Было бы легче смириться с тем, что он погиб и не придет за ней, но надежда продолжала жить в сердце Митсуко. Надежда — опасная штука и весьма ненадежный союзник, учитывая, в какой ситуации она оказалась, но девушка не могла ничего с собой поделать. Мысль о том, что Дазай умер и что последнее, что она увидела было его рухнувшее на пол тело, до ужаса пугала девушку. От этого пустота в груди лишь разрасталась, подпитываемая её отчаянием. Митсуко не умела быть реалисткой. Только не тогда, когда это касалось близких ей людей. Надежда на то, что Дазай жив и вызволит её отсюда придавала ей сил, вселяло спокойствие, в охваченную бурей сомнений, душу девушки. Пока от этой надежды есть хоть какой-то стимул — она будет держаться за неё, как за мачту корабля в страшную бурю. Главное, чтобы в конечном итоге это не вышло ей боком. Надежда — это земля, которую находит уставший моряк, после кораблекрушения, измученный качкой на морских волнах. Она кажется прочной и надежной опорой, но в любой момент может уйти у тебя из-под ног, оставив без ничего. Бездна утащит тебя на глубину и ты утонешь в темных коварных водах, чувствуя как медленно угасает твоя жизнь.

***

Как и предполагала Митсуко — в здании был свой туалет и даже душевая, однако это знание ничем ей не помогло. Вход и выход был один, вытяжка была слишком маленькой, чтобы забраться туда и вылезти наружу. Можно было бы пролезть через канализацию, но нужно потратить много времени и усилий, чтобы сбежать таким способом. За ней пристально наблюдали, не ослабляя контроль. Если через пятнадцать минут девушка не выходила из комнаты, то охранник без предупреждения врывался в уборную или душевую. Так что от этих вариантов побега пришлось отказаться. Единственное, что получилось узнать у Митсуко во время таких прогулок — её тюрьма находились под землей. Она сумела это вычислить по отсутствию окон и системе вентиляции, откуда постоянно поступали потоки свежего воздуха. Этого не потребовалась бы, будь они не поверхности. Это открытие не обрадовало девушку, лишь огорчило и погасило её боевой дух. Как она выберется самостоятельно из этого подземного лабиринта? Как Дазай найдет её, если она похоронена под огромным пластом земли, простирающимся вглубь на несколько километров? Достоевский был предусмотрителен, этого у него не отнять. Три раза в день ей приносили поднос с едой. Посуда была пластмассовой, а поднос пластиковым, так что подручного оружия из этого не сделать. Голодать ей не давали, но и досыта не кормили, чтобы не было сил на возможный побег. Митсуко могла бы устроить забастовку, но понимала, что лучше этого не делать. Её либо заставят есть насильно, либо же примут её голодовку как должное и перестанут кормить какое-то время, пока она не сойдет с ума от голода. К тому же девушке все еще нужны были силы для дальнейшего пребывания здесь и будущего побега, так что игра не стоила свеч. Её требования никто выполнять не будет — она здесь пленница и её жизнь может оборваться в любой момент, как только потеряет свою значимость. Кроме матраса другой мебели не выделили, несмотря на то, что девушка просила охранников передать её просьбы начальству и говорила об этом перед камерой. Достоевский, видимо, решил лишний раз поиздеваться над ней или же считал, что не обязан потакать её прихотям. Единственное, что ей позволили — давали сменную одежду, когда она ходила в душ, а грязную забирали и приводили в порядок. Кроме того, ей выдавали прокладки и обезболивающее. Сначала Митсуко не хотела принимать таблетки из опасения, что её хотят отравить или же усыпить перед началом пыток, но потом ей надоело играть в крутую и сильную женщину и она начала их пить. Боль в животе во время месячных была сущей пыткой и Митсуко не собиралась её терпеть. Это мешало ей сосредоточиться на будущем плане побега, если он, конечно, состоится. Митсуко пыталась вести счет дней, с тех пор как попала сюда и для этого пыталась делать метки на полу, стене и подносе. Но бетон не поддавался ей, как она не старалась, а поднос каждый раз меняли. Девушка попробовала вести подсчет самостоятельно и быстро сбилась со счета. Уж слишком унылы и одинаковы были дни здесь и любые внезапные мысли сбивали её со счета. Не говоря уже о воспоминаниях о прошлом, которым Митсуко в последние дни предавалась все чаще и чаще, лишь бы не сойти с ума от безделья и скуки. Первое время она пыталась занять себя физическими нагрузками, но девушка быстро выбивалась из сил. Недостаток еды сказывался на её самочувствии, и урчащий от голода живот был её постоянным спутником. Лишь крепкий сон был для неё облегчением, но и он рано или поздно заканчивался, выталкивая её в этот унылый и серый мир. Митсуко казалось, что её страдания никогда не кончатся. Видимо её унылый вид вызывает у Достоевского величайшее в мире наслаждение, потому он и не торопился с расправой, однако выводы девушки оказались поспешны. Пытки начались спустя несколько недель после её прибытия сюда. Её вывели из камеры и повели по коридору, как было всегда. Митсуко думала, что её ведут в душевую или уборную, так как уже успела выучить маршрут по которому каждый раз ходила. Однако она почуяла неладное, когда охранники отклонились от намеченного маршрута и подтолкнули её к двери в конце коридора. Девушка развернулась к ним и уже готова была бежать, но мужчина схватил её за запястье и крепко сжал его. Если бы она начала сопротивляться, он сломал бы ей руку без колебаний. Митсуко испуганно посмотрела на охранника, проглотила слюну и повернулась к двери. Второй охранник легко толкнул её, и дверь со скрипом отворилась. В центре комнаты стоял стул с прикрепленными к нему ремнями для пыток. Неподалеку от него стоял металлический стол на колесиках, на котором под светом флуоресцентных ламп сверкали самые изощренные орудия пыток. Это напомнило Митсуко комнату для пыток в Портовой Мафии, и по её коже побежали мурашки. Девушка никогда не думала о том, что ей когда-то придется оказаться на месте тех, кого она пытала до полусмерти, ломая их тела и обнажая раненные души, пока они не сдавались, умоляя о пощаде, и рассказывали нужные сведения или же пока не становились пустыми оболочками, потерявшими рассудок. Митсуко всегда верила в то, что погибнет в бою и избежит позорной участи быть запытанной до смерти, но не всем её планам суждено осуществиться. Девушка проглотила слюну, чувствуя, как в горле пересыхает от страха, а тело пронзает судорога. Она не могла сдвинуться с места от ужаса и усталости. Охраннику пришлось силой притащить её к стулу и усадить на него. Митсуко попыталась поцарапать мужчину, но он влепил ей крепкую пощечину, и она тут же обмякла и перестала сопротивляться. Кожа на щеке горела огнем, в то время как руки, ноги, шею и голову сковывали холодные ремни. Охранники убедились в том, что Митсуко надежно привязана и вышли из комнаты. Давящая тишина обрушилась на девушку со всех сторон. Она понимала, что её вполне могут оставить здесь на всю оставшуюся жизнь и что в таком случае будет медленно будет сходить с ума, пока разум не покинет её. Митсуко не знала, что пугает её больше: предстоящие пытки, полные невыносимой боли и страданий, или же полная изоляция и тишина, от которой никак не избавиться, как бы не старался, и можно заглушить лишь на мгновение. Мучительные размышления девушки прервал скрип открывающейся двери. Девушка подняла голову и столкнулась взглядом с темно-фиолетовых глаз. Она почувствовала, как от этого мрачного любопытного взгляда у неё перехватило дыхание, словно её ударили прямо в солнечное сплетение, а душа в ужасе покинула тело. — Здравствуй, Митсуко. Приятно видеть тебя в добром здравии, — медленно произнес Достоевский, проговаривая каждую букву. С его лица не сходила довольная улыбка. Митсуко чувствовала себя голой перед ним. Как будто он обладал особым взглядом, позволяющем ему заглянуть прямо в душу человека и увидеть все его темные секреты. Такой же взгляд был у Дазая, когда он придумывал свой очередной план. — Надо же, сам Федор Достоевский решил наконец почтить меня своим присутствием, — рассмеялась прямо ему в лицо Митсуко, стараясь сохранять самообладание, хотя сердце готово было выскочить из груди от страха, а кожа стала гусиной. — Чем я, обычный рядовой сотрудник Портовой Мафии, удостоилась такой чести? — Для исполнителя Портовой Мафии ты слишком низкого мнения о себе, — усмехнулся Федор, обходя девушку со всех сторон, с интересом рассматривая её, пытаясь не упустить каких-то важных для себя деталей. Митсуко было не по себе от того, что её разглядывают словно букашку под микроскопом, но делала вид, будто ей нет никакого дела до этого. Достоевский схватился за спинку стула, едва не задев плечи девушки и прошептал прямо ей на ухо. — Не говоря уже о том, что ты являешься эспером с уникальной способностью. Ты особенная, Митсуко. Таких, как ты, в мире больше нет. Поверь, я искал, и довольно тщательно. Только ты можешь помочь мне очистить Йокогаму от скверны, пронзившей этот город до основания. — Понятия не имею, что ты задумал, но я не собираюсь тебе помогать, — прорычала Митсуко, дергаясь на стуле. Она хотела вцепиться руками в горло Достоевского и задушить его, но ремни удерживали девушку на месте. Ей оставалось только скалить зубы и наблюдать за тем, как Федор с извращенным удовольствием разглядывает и перебирает инструменты. — Знаешь, что такое стул ведьмы? Это приспособление инквизиции, орудие пыток. Стул, оснащенный шипами и ремнями для фиксации жертвы. У него было также железное сиденье, которое можно было раскалять с помощью огня. Конечно, со временем от него избавились, но на замену пришли электрические стулья и стулья с ремнями для фиксации, чтобы пытать психических больных и заключенных в тюрьме. Жертва ничего не могла сделать и просто наблюдала за тем, как надзиратель приносил ей невыносимую боль, — Федор с довольной улыбкой повернулся к девушке, а в его руках были клещи. — Давай же посмотрим, сколько боли ты сможешь выдержать.

***

Надо отдать Федору должное — он был настоящим мастером в области пыток. Он делал ей больно, но не заходил слишком далеко, чтобы она оставалась жива. Достоевский мог вырывать ей зубы, однако предпочитал обходится ногтями и оставлял такие раны, которые могли зажить за весьма недолгий период времени при должном уходе. Больше всего на свете Митсуко хотелось отключить свое сознание от реальности, чтобы перестать чувствовать боль и погрузиться в воспоминания, но Достоевский не давал ей этого сделать. Он постоянно держал её на грани между сном и реальностью, и это выводило девушку из себя, но она ничего не могла с этим сделать. Во время пыток Федор все время разговаривал с ней. Несмотря на то, что Митсуко уходила в такие моменты в себя, пытаясь отвлечься от боли, она неохотно включалась в диалог. Девушка понимала, что эти беседы были необходимы для того, чтобы проверить её психическое состояние. Таким способом её подольше удерживали в здравом уме. Достоевский еще не закончил проводить на ней свои эксперименты, и если жертва быстро сойдет с ума, то он не сможет добиться своей цели. Митсуко действительно хотела потерять рассудок. Ведь тогда бы её мучения здесь закончились и Достоевский убил бы её за ненадобностью. Но назло самой себе девушка продолжала жить и ненавидела себя за это. Она зверски устала, но тело и душа продолжали жить, через череду невыносимой боли и страданий. Митсуко ненадолго прикрыла глаза, чтобы передохнуть от мелькающего перед глазами Федора с его инструментами. Когда вновь открыла веки, то увидела перед собой Дазая. Он ухмыляясь, смотрел на неё сверху вниз, протягивая ей руку. — Дазай? Что ты здесь делаешь? — прошептала девушка, едва пошевелив губами. У неё почти не осталось сил, чтобы двигаться и говорить. Пытки ослабили её гораздо сильнее, чем недостаток еды. — Пришел за тобой, конечно. Как и обещал тебе, — ехидно произнес он этот вполне очевидный факт. Митсуко смутилась, понимая, что его колкость была направлена в её сторону, и тут же подняла глаза на него, выпучив их от ужаса. — Достоевский! Он… — Он нас не побеспокоит, не волнуйся, — поспешил успокоить её Дазай, кивком головы показывая в дальний угол комнаты. Федор лежал на полу и не двигался, а под ним растекалась лужа крови. — Я от него избавился, как и от других людей в этом здании. Никто не помешает нам сбежать вместе. Идем. Митсуко, колебаясь, посмотрела на Дазая, а затем на тело Достоевского размышляя о чем-то. Затем она перевела взгляд на руки. Они были свободны, как впрочем и все остальное тело. Ремни больше не впивались в её кожу. Лишь красноватые следы и зуд напоминали о прежних оковах. Митсуко решительно схватила Дазая за руку. Парень усмехнулся, притянул девушку к себе, и, насладившись видом её красных от смущения щек, вывел её из комнаты. Они бежали по коридору, не разбирая дороги. Митсуко старалась не обращать внимание на лежащие тут и там трупы и крепко вцепилась в руку Дазая, опасаясь, что из-за быстрого темпа побега может выпустить его ладонь и тогда он убежит вперед и оставит её позади. Самостоятельно девушке ни за что отсюда не выбраться. Однако больше всего на свете она боялась, что снова потеряет его. Девушка не могла себе этого позволить. Не после того, как он пришел за ней в ад, когда она снова обрела его и он вернулся к ней, несмотря на то, что ему пришлось пройти, чтобы найти её. Какая бы беда не случилась, Дазай всегда возвращался за ней. В этот раз он сдержал свое слово, как и обещал. Когда Митсуко уже начала думать, что упадет от усталости, перед ними выросла железная дверь. Дазай выпустил её руку и приблизился к выходу из тюрьмы. Девушка с замиранием сердца наблюдала, как он осторожно вводит пароль. Скоро весь этот кошмар закончиться и она вернется к обычной жизни в Портовой Мафии, увидит Чую и Исаму и… Однако что-то не давало девушке покоя. Эта картина была слишком идеальной, чтобы быть правдой. Эта мысль, словно гвоздь, засела у неё в голове. Как Митсуко не старалась её прогнать и убедить себя в том, что все хорошо — её подозрение лишь росло с каждой секундой. — Готово, — с довольным видом произнес Дазай и железная дверь со скрипом отворилась. — Скоро мы покинем это ужасное место и вернемся в Йокогаму, — парень с улыбкой повернулся в сторону девушки, надеясь, что она так же рада этому, как и он. Но на лице Митсуко не было и капли радости. Она была чем-то смущена и озадачена, а так же осунулась и помрачнела. Когда он вытащил её из камеры пыток, Митсуко выглядела гораздо счастливее, чем сейчас. Дазай подошел к ней и взял за руки. — Эй, что с тобой? Все в порядке? — Хотелось бы в это верить, но это все не реально, — произнесла Митсуко со слезами на глазах, едва сдерживая всхлипы. Не хватало ей еще разрыдаться в такой ситуации. Ей нужно было держать себя в руках, но события последних дней настолько вымотали её, что она не могла обуздать чувства, рвущиеся на свободу. — Ты не настоящий Дазай. Ты лишь моя фантазия. Иллюзия. Галлюцинация. Что угодно. Но это не ты, не настоящий ты. Это все не может быть правдой. Это бред моего измученного пытками разума. Да, это все объясняет. — Эй, посмотри на меня, — велел Дазай, но девушка отвернулась, чтобы он не видел её слез. Тогда парень обхватил её лицо ладонями и повернул к себе, так чтобы она смотрела прямо в её глаза. Митсуко попыталась отвернуться, но Дазай не позволил ей, крепко сжав её лицо в своих руках. — Я не галлюцинация, Митсуко. Я настоящий. Ты мне веришь? Митсуко не смогла произнести ни слова и чувствовала, что еще пожалеет о своих наивных мечтах, но все же кивнула. Ей действительно хотелось верить в то, что все происходящее — реально, а не плод воображения. Дазай улыбнулся и отпустил её лицо. — Хорошо, а теперь давай выбираться отсюда. Он протянул ей руку, и Митсуко робко протянула свою в ответ, но тут из-за спины Дазая вырос Шибусава. С ехидной улыбкой на лице, Тацухико воткнул нож прямо в спину Дазая. Он пошатнулся и тут же рухнул на пол, прямо как в тот раз, в зале со способностями. — Нет! — воскликнула девушка и уже хотела подбежать к нему, но тут все погрузилось во тьму. Митсуко резко открыла глаза и подскочила с матраса. Во рту остался мерзкое послевкусие, оставшееся после разбитых надежд. Сон, с самого начала это был всего лишь сон, как она и думала. Митсуко не выдержала осознания того, что все, что она считала за реальность оказалось фальшивкой и горько разрыдалась. Последний раз так сильно девушка плакала лишь тогда, когда ей собственными руками пришлось убить человека, который был ей дорог больше всего на свете. После этого что-то в её душе сломалось и девушка больше не могла проронить ни слезинки. В её груди появилась пустота. Ей стало наплевать на то, что происходит в жизни даже самых близких людей. С каждым днем эта черная дыра становилась все больше, пожирая все на своем пути. Митсуко пыталась остановить неизбежное, но чувства притуплялись, а краски становились тусклыми. Она начала терять вкус к жизни. И вот когда девушка уже начала думать, что больше не способна испытывать боль, она испытала её в десятикратном размере, и это было невыносимо. — ЗАЧЕМ?! — воскликнула Митсуко, подскакивая с места. Она не знала, к кому обращалась, когда кричала в пустоту, но девушка не могла держать эту злость и боль в себе. — ЗАЧЕМ ТЫ ДЕЛАЕШЬ ЭТО СО МНОЙ? — Потому что ты особенная, Митсуко. И ты нужна нам, — ответил ей из динамика голос Достоевского. Она не могла понять, откуда доноситься голос, он раздавался отовсюду. Митсуко села на матрас, схватилась за голову и начала раскачиваться из стороны в сторону, а из её глаз катились слезы. Никто не придет за ней. Она обречена провести тут остаток жизни, пока не сойдет с ума.

***

*Настоящее время* Федор вышел изо стола с довольным видом, а на его лице сияла улыбка. Все прошло так, как он планировал. Митсуко окончательно сломалась под его давлением и больше не могла сопротивляться. В какой-то мере Достоевскому было даже жаль её, но он успокаивал себя тем, что скоро все закончиться и она наконец освободиться, как всегда и желала. В конце концов её жертва не будет напрасна. — Она готова, — сообщил Федор, повернувшись к Гончарову, который все это время стоял в дверях и ждал указаний босса. — Подготовьте её к погрузке. Пора везти её в Йокогаму и привести в действие наш план.

***

Дазай ждал этот звонок с тех пор, как Чуя рассказал ему о захвате Достоевского Портовой Мафией. Наконец на его мобильном телефоне зазвучала знакомая мелодия, а на экране высветилось «Пес». — Приветик, Чуя. Давненько мы с тобой не болтали. Что нового? Достоевский уже все вам рассказал или понадобилась моя помощь, чтобы вытянуть из него нужные сведения? — изобразил удивление Дазай, хотя с его лица не сходила довольная улыбка. Он, разумеется, знал, зачем Чуя ему позвонил, и уже догадывался, какой будет его просьба. — Нет, я звоню по другому поводу, — тяжело вздохнул Чуя, уже через трубку чувствуя ликование Дазая. Желание придушить этого проклятого суицидника в такие моменты было невероятно сильным, но Чуя, пусть и с трудом, признавал, что совершил ошибку и без помощи Дазая ему не справиться. — Я прибыл на корабль так быстро, как только смог, но было уже слишком поздно. Эйс и все его ребята были мертвы, а важные сведения пропали. Я вызвал бригаду наших криминалистов и теперь они как следует исследуют это место. Поверить не могу, что говорю это после всего что было, но ты в очередной раз оказался прав, чертов маньяк суицидальный. — Прости, я не расслышал, что ты там сказал? — притворился глухим Дазай, желая снова услышать раскаяние друга. Чуя накричал на него прямо в трубку. — Я не буду повторять! Ты и в первый раз все прекрасно услышал! — Будем считать, что ты признал свое поражение и извинился передо мной за свое поведение, — довольно усмехнулся Дазай и готов был поклясться, что Чуя раздраженно фыркнул и закатил глаза в ответ на его слова. — Что за документы украл Достоевский? — Ребята еще выясняют. Через часа два узнаем. Что нам теперь делать, Дазай? — взволнованно произнес Чуя, а перед его лицом стояло лицо Митсуко. Он ощущал, как взгляд её грустных глаз прожигает дыру в его сердце. Чуя чувствовал виноватым по отношению к ней. Они так и не приблизились к её местоположению, как бы не старались это сделать. — Достоевский сбежал, оставив за собой кучу трупов, которые вряд ли поведают нам что-то полезное. Она вновь ускользнула от нас. Теперь нам придется начинать все сначала, а ведь у нас никаких зацепок нет. — Ошибаешься. Появление Достоевского дало нам понять одну вещь — скоро все изменится. Его план начинает приходить в действие, а это значит, что Митсуко появится в Йокогаме совсем скоро, — заверил его Дазай, чувствуя кожей, что этот внезапный момент может произойти в любую секунду. И тут как бы в подтверждение его слов, земля под его ногами загудела и затряслась. Дазай попытался схватиться за стол, чтобы удержаться на ногах, но в итоге плюхнулся на пол. Парень осторожно встал, прислушался к обстановке, но толчок не повторился. Это точно было не землетрясение, и он прекрасно знал что. «Началось», — удрученно подумал Дазай, жалея о том, что это не просто землетрясение. Хотелось бы верить в то, что это лишь природный катаклизм, но Дазай слишком хорошо знал, что происходит на самом деле. Достоевский начал осуществлять первый этап плана и ради этого задействовал способность Митсуко. — Чуя, ты еще здесь? Ты тоже почувствовал? — вернулся к разговору Дазай. Сердце готово было выпрыгнуть у него из груди от страха, и Осаму силой воли заставил его замолчать. — Да. Эта хрень и сюда дошла. Тряхнуло знатно. Думаешь, это она? — обеспокоенно произнес Чуя, чувствуя, как дрожит его голос. — Не просто землетрясение? — Нет никаких сомнений. Это она. Когда ты будешь в Йокогаме? — Через пятнадцать минут — Встречаемся на центральной площади. Надеюсь, в этот раз, разрушительных последствий удастся избежать. — Понял, буду ждать на месте. Будь осторожен. Как только Чуя сбросил трубку, Дазай небрежно кинул телефон в карман. Он подскочил с рабочего места и направился уже было к выходу из Агентства, но тут его поймал за руку Куникида. — Дазай, что, черт возьми, происходит? Я думал, что это обычное землетрясение, но мне только что позвонили из Специального Отдела Одаренных и просили дать трубку шефу. Но так как он уехал по делам, я представился его заместителем. Они сказали, что дело не терпит отлагательств и Йокогама в опасности. Сказали, что ты в курсе происшествия и… — Куникида, я бы хотел тебе все объяснить, но с каждой минутой растет вероятность, что жители всей Йокогамы погибнут. И мы в том числе. Мне нужно идти. Я единственный, кто может предотвратить эту катастрофу, если еще не слишком поздно. — Ты уверен, что справишься и тебе не нужна подстраховка? — уточнил Куникида на всякий случай. Как бы не были безупречный планы Дазая, все могло пойти наперекосяк. И тогда они все могли умереть от рук неизвестного врага, ведь запасных вариантов действий у них не было. — У меня уже есть напарник, — покачал головой Дазай и, несмотря на вопросительный взгляд Куникиды, адресованный ему, проигнорировал просьбу Доппо. Пускай он и временный заместитель шефа, Дазай не обязан был ему отчитываться. И все-таки, необходимо было принять меры предосторожности, на случай если что-то пойдет не по плану. — Спрячьтесь в подвале и отведите туда столько людей, сколько сможете. Если через два часа я не вернусь в Агентство, тогда звони в Отдел и пусть они разбираются с этим. Уверен, у них уже есть запасной план на случай моего провала. — Дазай! — окликнул его Куникида, стоило Осаму коснуться пальцами дверной ручки. Дазай повернулся в сторону коллеги и недоуменно посмотрел на него. Куникида стушевался, глубоко вздохнул, пробормотав что-то невразумительное себе под нос, после чего наконец произнес. — Удачи. Дазай на секунду опешил, после чего кивнул и вышел из офиса Агентства. Куникида вздохнул с облегчением, поправил очки и повернулся к ребятам, которые озадаченно наблюдали за напряженным диалогом своих коллег. — Вы слышали, что он сказал. Офисные работники спускаются в подвал. Танизаки, проводи их. Остальные должны пробежаться по этажам и оповестить соседей об эвакуации. Скажите, что началось землетрясение и им лучше укрыться с нами в безопасном месте. Сбор на первом этаже. За работу. Дазай с довольным видом прикрыл дверь за собой и рванул в сторону лестницы. Как бы не старался Куникида выглядеть хладнокровным, он все равно переживал за его жизнь, несмотря на все выходки Дазая и его попытки вывести Доппо из себя. И хоть Осаму понимал, что мог себе все это придумать, и что сейчас Куникида явно больше беспокоился о выполнении поставленной задачи, чем за его никчемную жизнь, на лице Дазая играла улыбка. Все-таки как бы он не старался отгородиться от коллег, они все равно переживали за его жизнь, и эта мысль грела его холодное сердце.

***

Дазай прибыл к месту как раз вовремя. Стоило ему остановиться, чтобы немного перевести дух после быстрого бега, как рядом с ним приземлился Чуя. Под его ногами тут же образовалась небольшая воронка, а само тело Накахары окутало красное сияние. — Ты использовал свою способность, чтобы добраться сюда? — удивленно произнес Дазай. Он знал насколько Чуя боялся использовать свою способность, потому что мог потерять контроль даже при небольшом использовании силы. — Это был единственный быстрый способ оказаться здесь, учитывая, что я был на середине Йокогамского залива, — парировал Чуя, надеясь, что Дазай не заметит его дрожь и панику. После звонка бывшего напарника Накахара тут же сорвался с места и использовал гравитацию, чтобы прибыть на городскую площадь во время. Конечно, безопаснее было бы использовать катер или вертолет Портовой Мафии, но на тот момент Чуя не мог размышлять трезво. Митсуко была в опасности, и он должен был ей помочь. Каждый раз, когда Чуя применял свою способность, существовал огромный риск, что он мог слететь с катушек. Арахабаки уже захватывал его тело и лишь способность Дазая могла остановить его от разрушения всего вокруг и самого себя. Но если использование силы было необходимо для спасения близкого ему человека — он был готов рискнуть своей жизнью и рассудком, чтобы предотвратить это. — Что мы будем де..... Договорить Чуя не успел. Тишину утреннего города разорвал крик нечеловеческой боли. Вибрация сотрясла воздух, здания качнулись под силой звуковой волны. Земля затряслась с огромной силой, а жителей Йокогамы в ужасе упали на асфальт, не понимая, что происходит. — Началось, — с ужасом и удивлением произнес Дазай. Он все еще не хотел верить в то, что это действительно происходит, но эта звуковая волна и новый сильный толчок подтвердила его самые худшие опасения. — Идем, нужно найти эпицентр этого хаоса, — протянул руку упавшему Дазаю Чуя. Осаму с радостью принял руку помощи, и они направились в ту сторону, откуда по их мнению пришла звуковая волна. Им удалось не заплутать лишь потому, что колебания воздуха повторялись все чаще и становились все сильнее с каждым метром. Чем ближе к эпицентру находились люди, тем хуже была ситуация в этой части города. Некоторые люди лежали на земле, зажав уши руками, стараясь отползти как можно дальше от источника звука. Другие лежали на земле, оглушенные этим криком, растерянно оглядываясь по сторонам и пытаясь понять, куда надо двигаться, чтобы выбраться отсюда. От третьих остались лишь трупы с черными дырами вместо глазниц и кровью, вытекающей из ушей, не говоря уже об остатках мозгов, растекающихся по мостовой. — Да уж, я и забыл, насколько ужасно это выглядит, — покачал головой Чуя, когда обходил труп несчастной женщины, погибшей в этой мясорубке. Он надеялся, что её смерть наступила мгновенно и безболезненно, но вполне вероятно, что её задавила топа, пытающаяся сбежать от этого кошмара. — Дальше все будет гораздо хуже, — мрачно напомнил ему Дазай, отводя взгляд от мертвых тел. Он уже привык к трупам за время своей работы в Портовой Мафии, и все же было в этих телах что-то жуткое, точнее в том, как они погибли. Казалось с каждой секундой, пока ты смотришь на их лица, мертвые старались заглянуть тебе в душу и кричали о своей боли. Ближе к эпицентру выросло количество жертв, которых приходилось обходить, и смотреть, чтобы случайно не наступить на расколотый череп или раздробленные внутренние органы, валяющиеся на мостовой. Звуковые волны были настолько сильными, что каждый шаг давался все тяжелее. Дазай с усилием шел вперед и видел, как нелегко приходилось Чуе. Из носа Накахары текла струйка крови, как и из ушей, но он продолжал упрямо идти вперед, несмотря на то, что любой шаг мог стать последним. Дазай знал, что он выглядел бы так же, если бы не его способность. Она защищала его от воздействия способности Митсуко, но не от косвенных её последствий, таких как землетрясение и обрушение зданий. — Чуя, хватит. Остановись! — велел ему Дазай. Чуя хотел возразить и продолжить идти вперед, но замер, услышав отчаяние в его просьбе. Дазай переживал за его самочувствие. И хоть Накахара и хотел отмахнуться, что все в порядке, его тело уже было порядком измотано. Кровоизлияния пока не было, но любая следующая звуковая волна могла просто взорвать его череп как яйцо. Однако Чуя не хотел оставаться на месте, зная, что там впереди — Митсуко и она очень сильно страдает, не в силах остановить эти разрушения, вызванные её способностью. — Я понимаю, но Митсуко не хотела бы этого, — произнес Дазай, положив руку на плечо своего напарника. Чуя хотел возразить ему, но понимал, что Осаму прав. Митсуко не хотела бы, чтобы Накахара погиб, спасая её. Она никогда бы себе этого не простила. К тому же его способность была бесполезна. Чуя бы не смог остановить Митсуко, как бы страстно он этого не желал. — Хорошо, я останусь здесь, но пообещай мне, что вернешься сюда с ней. Спасешь её любой ценой. Поставишь в этот раз её жизнь превыше спасения города и его жителей, включая мою жизнь, — нахмурившись, со всей серьезностью своих намерений заявил Чуя. Дазай замялся, понимая, что не может дать такого обещания, но иначе Чуя не отпустит его одного дальше и погибнет зря. В конце концов, шанс, что он может отключить способность Митсуко еще был, хоть и небольшой. — Я обещаю, — кивнул Дазай, и Чуя отпустил его руку, опускаясь на землю. Ноги уже не держали его, а голове звенело так сильно, будто там без перерыва звонил огромный колокол Йокогамского порта. — Передохни, дружище. Дазай повернулся к Чуе спиной, кинул последний взгляд на уставшего товарища и направился вперед, чувствуя как нелегко дается ему каждый шаг. «Митсуко не простит мне этого общения. А Чуя не простит мне, если я не спасу её. Что ж, в любом случае, я разочарую кого-то из них, придется с этим смириться», — раздумывал Дазай и заранее мысленно просил прощения у своих друзей.

***

Эпицентр звуковых волн напоминал смерч. В отличие от него, он не двигался с места, однако был не менее опасен. Воронка постепенно расширялась и захватывала территорию по кускам. «Нужно остановить это, пока сила Митсуко не добралась до Чуи и не разрушила всю Йокогаму», — сжав зубы, размышлял Дазай. Он не хотел бросать Чую одного, но другого выбора не было. Только он может прорваться к Митсуко и остановить её. Если же уже слишком поздно, то Дазай быстро и безболезненно избавит её от лишних забот и сожалений. Чуя будет вне в себя от ярости и никогда не простит ему этого, но Дазай уже привык разочаровывать людей. Хоть Осаму и не хотел терять последнего близкого ему человека, уж лучше он будет жив и злиться на него всю оставшуюся жизнь, чем захлебнется в собственной крови, как и остальные жители Йокогамы. Дазай протянул руку в сторону стены, отделяющей Митсуко от города и почувствовал гудение. Барьер явно не хотел, чтобы посторонние его пересекали, потому и предупреждал об опасности, говорил уходить отсюда прочь, пока не произошло непоправимое. Дазай лишь усмехнулся и коснулся преграды кончиками пальцев. Стена снова загудела и звуковая волна направилась в сторону парня, пытаясь нейтрализовать угрозу. Вибрация коснулась его и тут же развеялась. Барьер неохотно расступился перед чужаком, пропуская его внутрь, однако гудеть не перестал. Дазай довольно хмыкнул, когда проход закрылся за ним и направился к источнику всех проблем. Митсуко находилась прямо в центре урагана, обрушившегося на Йокогаму. Из её открытого во всю ширину рта звучал крик нечеловеческой боли, предсмертной агонии. Дазай сделал шаг и звуковая волна тут же повалила его на землю. Парень с трудом приподнялся на локтях и посмотрел на девушку. Она не обратила на него ни малейшего внимания, но с её глаз текли слезы. Митсуко не выдерживала мощи собственной способности, взявшей контроль над ней. Дазай осторожно, миллиметр за миллиметром, подполз к девушке, после чего цепляясь за её одежду, поднялся на ноги и коснулся её оголенного запястья. — Хватит, Митсуко. Ты уже устала. Пора это прекратить. Леденящий душу крик прекратился в мгновение ока. Митсуко закрыла рот и повернулась к Дазаю. На её лице застыла печальная улыбка. Дазай почувствовал ещё один подземный толчок. Хоть звуковые волны и прекратили, словно гонг, бить по его ушам, сила Митсуко продолжала действовать на Йокогаму. Еще немного и город погрязнет в природных катаклизмах, а за ним и весь земной шар. — Слишком поздно, Дазай. Точка невозврата пройдена. Теперь это можно остановить лишь одним способом. Дазай не смог произнести ни слова. Его язык присох к горлу и отказывался ему повиноваться. Он не мог прервать это тяготившее их обоих молчание. Единственное, что сейчас связывало их вместе — рука Дазая на запястье Митсуко. Осаму в растерянности перевел взгляд на её лицо и увидел кровавые дорожки на щеках девушки. «Кровавые слезы», — сразу же догадался он, рассердившись на себя, что не углядел эту деталь раньше. И что это значило? Митсуко находилась все это время под влиянием чужой способности? Или же Федор воздействовал на неё с помощью своих препаратов? Почему её способность продолжала действовать, несмотря на то, что способность Дазая должна была выключить её? И как остановить этот катаклизм и спасти Митсуко? Столько вопросов крутилось в его голове, но ни на один он не знал ответа, а время уходило с космической скоростью. Пора было принимать решение, но Дазай впервые не знал, что ему делать. — Достоевский связал мою способность с моей жизнью, — ответила на один из волнующих его вопросов Митсуко, чтобы хоть как-то побудить его действовать. Из её глаз снова потекли слезы, но на этот раз это была вода, а не кровь. — Прошу тебя, останови это, Дазай. Ты обещал мне, помнишь? Эти слова, будто нож прошлись по душе Дазая, оставив в, и так растерзанном на клочки сердце парня, глубокую незаживающую рану. Тогда она была в отчаянии и он дал это обещание, надеясь успокоить девушку, и даже подумать не мог, что однажды его придется исполнить. Дазай надеялся, что этот момент никогда не наступит, но судьба сыграла с ним жестокую шутку. Он не мог отказать ей в последней просьбе. Осаму отпустил её руку и вытащил пистолет. — Жаль, что все так для нас закончилось, но, видимо, для таких как мы, не предназначен счастливый конец, — всхлипывая, сказала Митсуко и тепло улыбнулась ему, пытаясь приободрить его. — Не вини себя в моей гибели, Дазай. Это необходимо, чтобы спасти других людей. Я бы не простила себя, если бы ты и Чуя пострадали из-за меня. Надеюсь, что у тебя все будет хорошо. Прощай. Дазай поднял пистолет вверх, прицелившись прямо в лоб. Одна пуля — и её жизнь, полная боли и страданий, наконец закончится. Дазай уже собирался нажать на курок, но его, словно молотком по голове, ударили слова Чуи. «Пообещай мне, что вернешься сюда с ней. Что спасешь её любой ценой. Поставишь в этот раз её жизнь превыше спасения города и его жителей, включая мою жизнь». Пистолет в его руке дрогнул. Дазай помотал головой, пытаясь избавиться от слов друга, звучавших в его подсознании. Они были настолько отчетливыми и громкими, что он испугался этого. Эти слова преследовали Дазая, несмотря на его попытки сбежать от них. Осаму недовольно скрипнул зубами и опустил пистолет. — Я… Я не могу, — заговорил наконец Дазай, чувствуя свою вину перед Митсуко. Он не смог сдержать обещание и поступил как эгоист, но Осаму больше не мог позволить умереть дорогому ему человеку. — Прости меня, Митсуко. Парень подошел к ней вплотную, не зная, сработает ли его наспех придуманный план. Возможно, Федор соврал ей, после того, как окончательно сломал Митсуко. Зная, как она хотела покончить с собой, он мог умело манипулировать этим и внушил ей, что только так можно спасти Йокогаму. Или же Дазай ошибался и смерть Митсуко — единственный способ спасти город. И все же Осаму решил рискнуть, понимая, насколько безрассудный его план и как сильно он сейчас рискует. Дазай повернул пистолет тупой стороной и ударил им по затылку девушки. Она тут же потеряла сознание. Осаму успел поймать её в нескольких миллиметрах от земли. Барьер, отделявший их от Йокогамы, тут же рухнул. Дазай зажмурился, пытаясь привыкнуть к яркому солнечному свету. Прошла одна минута, две, пять, но подземных толчков больше не было. Дазай вздохнул с облегчением, радуясь, что все наконец закончилось, и посмотрел на Митсуко. Она крепко и безмятежно спала, возможно, впервые за все время, которое девушка провела в заточении. — Не беспокойся, я позабочусь о тебе, — улыбнулся Дазай, зная, что его искреннюю счастливую улыбку никто не увидит, и осторожно убрал волосы, закрывавшие её лицо. Девушка вздрогнула от легких прикосновений его пальцев и, не открывая глаз, улыбнулась в ответ.