Искупление

      Эвтида шагала по узким улицам Кингсвилля, чувствуя, как холодный ветер впивается в её щёки. Небо, серое и угрожающее, будто накрытое тяжёлым покрывалом, давило своей хмуростью.       Она впервые за долгое время вернулась в город, который хранил столько горьких воспоминаний.       Здесь, среди облупленных фасадов домов и скрипящих вывесок, осталась её юность — смешная, нелепая, полная обид и разочарований.       Когда-то эти улицы казались ей лабиринтом, из которого не выбраться...       Воспоминания накрыли её, как холодная волна, о которую невозможно устоять.

***

      Запах дешёвого мела, прелой влажности школьных коридоров и старого лака на деревянных скамьях вернулся так ярко, что Эвтида словно снова оказалась там — девочка с опущенными плечами, старающаяся слиться со стеной.       Она стояла у раздевалки, быстро зашнуровывая ботинки, надеясь, что успеет уйти, пока другие ещё заняты.       Но это была наивная надежда. Голоса за спиной стали ближе, звонче, смех резал воздух, как нож.       — Эй, Пончик! — раздался голос Эммы, звонкий, почти певучий, но пропитанный ядом.       Эвтида замерла.       Тело её будто окаменело, а пальцы, пытающиеся завязать шнурок, вдруг стали чужими, непослушными.       Она молилась, чтобы Эмма прошла мимо, чтобы в этот раз обошлось.       Но, конечно, этого не произошло.       — Что это ты такая тихая? Решила не привлекать внимания? — Эмма склонилась над ней, её духи с резким запахом дешёвой ванили и сладкого сиропа ударили в нос. — Или просто стесняешься своего нового рекорда по поглощению булочек?       Смех девчонок из её окружения взорвался, заполнив коридор.       Эвтида почувствовала, как жар позора заливает лицо, горло сдавило так сильно, что дышать стало трудно.       Она сжалась ещё сильнее, как улитка, которую вот-вот раздавят.       — Ой, а это что? — Эмма выдернула из её рук сумку. Ремешок больно царапнул кожу запястья, но Эвтида даже не осмелилась протестовать. — О, смотрите, что у нас тут! Ещё бутерброды! Наверное, с двойной порцией масла, чтобы точно влезло, — Эмма демонстративно открыла контейнер, как бы показывая его подругам.       Круг девчонок сжался вокруг неё, словно хищники вокруг загнанной добычи.       — Может, поделишься? — продолжала Эмма, кривя губы в издевательской улыбке. — Хотя зачем? Всё равно никто из нас столько не съест.       Смех стал громче, обжигая, как раскалённый воздух. Эвтида уже не слышала отдельных слов, лишь гул унижения, который накатывал волнами.       Она опустила голову и притворилась, что собирает вещи с пола, лишь бы не видеть их лица. Лишь бы не смотреть в глаза, полные презрения и насмешки.       Но хуже всего был он.       Амен.       Он стоял чуть в стороне, не смеялся, не издевался, но и не защитил её. Его глаза смотрели куда-то мимо, будто он ничего не замечал. Будто её не существовало.       Это молчание ранило сильнее всех слов.       Она знала, что он боится, злилась, что он слаб.       Но тогда, в тот момент, это не имело значения. Всё, что она чувствовала, — это предательство. Словно на её груди только что оставили очередной шрам, который будет ныть долгие годы.       Всё обрушилось на неё, как ледяная вода, захлестнув до головокружения...

***

      Но теперь она шла с гордо поднятой головой, в облегающем пальто, которое подчёркивало её стройную фигуру, и каблуки уверенно отбивали ритм её шагов. Эвтида больше не была той тихой, пухлой девочкой, которую все звали «пончиком».       Она была женщиной, которая научилась побеждать — прежде всего себя.

***

      Кафе на углу, где она любила прятаться с книгой, оказалось на удивление неизменным. Тот же запах свежемолотого кофе, тот же уютный полумрак.       Эвтида заказала латте и уже собиралась сесть за дальний столик, когда взгляд её остановился.       Он сидел у окна.       Его профиль был резким, скульптурным, с чётко очерченной линией подбородка и чуть нахмуренными бровями. Волосы, когда-то взъерошенные и торчащие в разные стороны, теперь были аккуратно уложены.       Амен.       Её дыхание замерло.       Когда-то он был её самым близким другом, тонким, угловатым мальчиком с застенчивой улыбкой. Она могла рассказывать ему всё: как боится насмешек, как мечтает однажды сбежать из этого города. Но именно он, её Амен, предал её.

***

      Она помнила этот день так отчётливо, будто он был вчера. Круг старшеклассников, смех, подколки, и его глаза, полные смущения. А потом его смех. Тот самый звук, который резанул её сердце острее ножа.

***

      — Эвтида?       Его голос вывел её из воспоминаний.       Он узнал её.       Она с трудом заставила себя улыбнуться, но эта улыбка была отточена годами самоконтроля.       — Привет, Амен.       Он растерялся, потом встал, неуклюже отодвинул стул и указал на место напротив себя. Она, слегка колеблясь, села.       — Ты так изменилась, – сказал он, разглядывая её. Его взгляд был одновременно изумлённым и тёплым.       — Время меняет всех, – она пожала плечами, пытаясь выглядеть безразличной, но её сердце билось так, будто пыталось вырваться из груди.       Разговор начался неловко. Они вспоминали школу, но каждое упоминание прошлого было словно осторожное прикосновение к старой ране.

***

      — Знаешь, я всё ещё чувствую себя виноватым за то, как повёл себя тогда, – внезапно сказал он, опустив глаза.       Эвтида не ожидала этого. Она изучала его лицо, пытаясь понять, говорит ли он искренне.       — Почему ты тогда это сделал? – её голос прозвучал твёрдо, но в нём дрогнула нотка обиды.       Он вздохнул, провёл рукой по волосам.       — Я был слабым, Эва. Хотел, чтобы меня приняли. Они смеялись надо мной, и я решил, что если буду смеяться вместе с ними, это сделает меня сильнее. Но это была ошибка. Самая большая в моей жизни.       Эти слова задели её. Она молчала, чувствуя, как внутри всё сжимается.       — Эвтида, ты была для меня… всем. Ты была единственным человеком, который видел меня таким, какой я есть. Я предал не только тебя, но и себя.       Его голос дрожал, и она впервые увидела в его глазах такую боль.       — Я не знаю, можешь ли ты простить меня, но мне важно, чтобы ты знала. Я изменился. Я хочу всё исправить.       Она смотрела на него, чувствуя, как её тщательно выстроенная броня начинает трескаться. Её обида, которая так долго грызла её изнутри, начала ослабевать.       — Амен… – она вздохнула, её голос был едва слышен. — Ты причинил мне боль. Очень большую.       Он кивнул, принимая её слова.       — Но я… я больше не хочу жить прошлым.       Её слова стали для него глотком воздуха. Он улыбнулся, но его улыбка была мягкой, почти робкой, как в те школьные годы, когда они были просто друзьями.

***

      С того дня они начали встречаться чаще.       Прогулки по знакомым улочкам, разговоры о том, что с ними происходило за эти годы. Амен рассказывал о своей работе архитектором, о том, как строил себя, преодолевал комплексы. Эвтида делилась своими победами, рассказывала, как каждый день боролась за то, чтобы стать сильнее — физически и морально.       И каждый раз, глядя на него, она замечала: он стал другим. Его слова больше не были пустыми. Его действия подтверждали, что он искренен.

***

      Однажды они гуляли по парку, где листья лежали золотым ковром, а воздух пах мокрой землёй и свежестью. Амен внезапно остановился, взял её за руку.       — Я хочу быть рядом с тобой, Эва, – его голос был тихим, но полным силы. — Ты для меня… всё.       Её глаза наполнились слезами. Не от боли, не от обиды, а от того, что она снова чувствовала себя увиденной. Настоящей.       — Возможно, мы оба заслуживаем второй шанс, – тихо сказала она, сжимая его ладонь.       Он улыбнулся, и его улыбка согрела её больше, чем любые слова.